мещении их с места  на  место.  Система  охраны  в  Центре  такова,  что
практически исключает любую возможность неконтролируемого вывоза  оружия  за
его пределы.
   Он не стал говорить  Президенту  про  двух  погибших  ученых,  подозрения
прокуратуры, найденные подтверждения их умышленной смерти, арест  начальника
службы охраны полковника Сырцова. Все это были уже частности: главное -  что
исчезли ЯЗОРДы, которые, по всей логике, никак не могли исчезнуть.
   -  Нужно  дать  указание  пограничникам,  чтобы  усилили  наблюдение   за
государственной границей, - - предложил директор ФСБ, - на тот случай,  если
заряды все-таки покинули территорию Центра.
   - Покинули или нет? - повысил голос Президент.
   - Пока у нас не будет полной гарантии, мы должны предусмотреть все  меры,
- твердо сказал директор.
   - Почему не вызвали руководителя пограничной службы? - спросил Президент,
обращаясь к своему помощнику по вопросам обороны.
   - Он не входит в список лиц, имеющих доступ к этой информации, -  пояснил
тот, - мы согласовывали список с ФСБ.
   - А министр иностранных дел? - вспомнил Президент. - Он тоже не входит?
   - Он еще не вернулся из Страсбурга, - напомнил премьер.
   - Такой шум в газетах поднимется, - поморщился Президент.
   - О случившемся в Центре не знает никто, - твердо возразил директор  ФСБ.
- Мы принимаем особые меры к абсолютному пресечению всех  возможных  слухов.
Центр полностью блокирован и объявлен  на  особом  карантине.  Все  связи  с
внешним миром идут только через нашу службу.
   - Это правильно, - согласился Президент, - а то  опять  журналисты  будут
всякие гадости писать. И получится такой скандал на весь мир.
   - Это их главная задача, - поддакнул ему  премьер.  -  Обеспечить  полную
секретность.
   - Сколько вам нужно времени, чтобы разобраться в случившемся?  -  спросил
Президент.
   - Две недели, - чуть подумав, ответил директор ФСБ.
   - Вы с ума сошли, - вмешался вдруг премьер, лучше  многих  представлявший
себе опасность ситуации. - Две недели бомба будет неизвестно где,  может,  в
руках у террористов. Это очень много.
   - Неделя, - кивнул Президент, - и через неделю вы мне доложите,  что  там
все в порядке. Если они не могли пропасть, значит, их нужно  найти.  А  если
пропали, - он нахмурился, - тогда найдите преступников, которые их похитили.
- Он помолчал и вдруг спросил:
   - В Москве их могут применить?
   Оказывается, он видел проблему не хуже остальных.  Просто  привычно  умел
держать себя  в  руках.  В  кабинете  наступила  тишина,  все  боялись  даже
пошевелиться в своих креслах.  Директор  ФСБ  тяжело  вздохнул.  Нужно  было
говорить правду.
   - Если их сумели вынести из Центра, если сумели привезти в Москву, то они
могут быть применены где угодно, - честно ответил он.
   - Значит, их могли переправить и в Москву, - подвел  неутешительный  итог
Президент.
   Он сказал это тише обычного, словно  приглашая  других  осознать  размеры
катастрофы, грозившей всем в случае применения подобного оружия в Москве.
   - Что будем делать, если заряды все-таки вывезли  из  Центра?  -  спросил
Президент.
   - Мы пока не рассматриваем эту возможность. Наши  эксперты  считают,  что
заряды все еще на месте.
   - А если их уже там нет?
   - Нужно вводить чрезвычайное положение не только  в  Москве.  -  Директор
говорил словно смертник перед казнью. - Нужно  вводить  такое  положение  на
всей  территории   страны.   Придется   на   официальном   уровне   признать
существование у нашей страны подобного оружия.
   -  Это  невозможно,  -  возразил  помощник  Президента  по  международным
вопросам.
   - Найдите министра иностранных дел, пусть срочно возвращается, - приказал
Президент, обращаясь к  премьеру.  -  Неделя  это  много,  -  добавил  он  в
заключение, - три дня. Через  три  дня  вы  должны  доложить  мне,  что  там
случилось. Или найти исчезнувшее оружие. Вы меня поняли?
   - Да. - Директор понял, что это намек на его  отставку  в  случае  любого
отрицательного исхода.
   - И  пока  о  случившемся  должны  знать  только  мы,  -  строго  объявил
Президент, оглядывая присутствующих. "Только этого нам не хватало, - подумал
он, - только этого не хватало".

Санкт-Петербург. 5 августа

   Он докурил сигарету до конца, как обычно докуривают  бывшие  заключенные,
стараясь выжать из нее максимум возможного, бросил окурок и  тщательно  втер
его в мокрый асфальт. Было довольно прохладно,  но  он  неподвижно  стоял  в
своей темной  рубашке,  не  обращая  внимания  на  моросивший  дождь.  Когда
подъехал автомобиль, он сразу сел на заднее сиденье.
   -  Здорово,  Сухой,  -  кивнул  сидевший  сзади  Сириец.  Водитель  молча
развернул машину. Рядом с ним сидел еще и телохранитель, даже не повернувший
головы. "БМВ" последнего выпуска. Пока Сухарев не может себе позволить такой
машины, какая есть у Сирийца.  Тот  известный  в  Северной  Пальмире  вор  в
законе, человек, которого уважают даже в Смольном.
   Сириец сумел сделать себе имя в те  годы,  когда  шпана  пыталась  делить
участки владений и стреляла друг в друга на  каждом  углу.  Ованесов  Михаил
Аршакович, имевший пять судимостей и еще больше недоказанных дел,  названный
Сирийцем по месту своего рождения,  был  опытным  и  умелым  человеком.  Его
родители приехали из Сирии, вот  почему  у  него  такая  странная  кличка  и
немного африканская внешность - курчавая голова и полные, немного  припухшие
губы.
   Он правильно рассудил, что  на  заре  кооперативного  движения  не  стоит
ввязываться в мелкие стычки. Его больше интересовали  акционерные  общества,
лесоматериалы, бумажная промышленность. Казалось,  он  вкладывает  деньги  в
самые нерентабельные  дела.  Все  открывали  кооперативы,  рестораны,  бары,
держали девочек и занимались  рэкетом,  а  он  объезжал  районы,  уговаривал
директоров создавать совместное  производство,  подписывал  тысячу  бумаг  и
готовил другую тысячу. Директора  оказывались  на  удивление  понятливыми  и
сговорчивыми. Правда, один из них внезапно заартачился,  но,  когда  у  него
неожиданно сгорела дача, он согласился на все условия и подписал все  нужные
документы.  В  городе  шепотом  рассказывали,  что  Сириец  построил   потом
директору новую дачу, еще лучше прежней.
   Едва  началась  обвальная  инфляция,  Сириец  начал  скупать  по  дешевке
коммунальные квартиры в центре города, выселяя  жильцов  из  разваливающихся
домов.  Этот  бизнес  оказался  самым  удачным.  Квартиры   ремонтировались,
отстраивались, модернизировались. К середине девяностых в  Санкт-Петербурге,
как и по всей России, появились не просто богатые, а очень богатые люди, они
с удовольствием покупали за баснословные деньги престижные квартиры в лучших
местах Санкт-Петербурга, нимало не смущаясь тем обстоятельством, что нигде в
мире не было подобных цен.
   Сириец  сделался  не  просто  миллионером.  Он  стал  по-своему  символом
перемен. Удачливым, изворотливым, умным  дельцом,  сумевшим  поставить  свои
дела должным образом. Появляющиеся конкуренты  довольно  быстро  сворачивали
свои дела. Кроме всех других заслуг, у Ованесова были прекрасные отношения с
правоохранительными органами, и он всегда имел  гораздо  больше  информации,
чем все его конкуренты, вместе взятые.  Это  очень  помогало  выжить  в  той
невероятно сложной ситуации, складывающейся по всей стране к концу века.
   Сухарев, или Сухой, знал сидевшего в машине давно.  Они  вместе  отбывали
срок в колонии в последнюю "ходку" Сирийца. Тот вышел в восемьдесят шестом и
с тех пор уже не попадал за решетку. Теперь ему было  около  пятидесяти,  он
сильно  располнел,  черты  лица  расплылись.  В  его   поведении   появились
уверенность и вальяжность очень богатого человека.
   - У меня к тебе дело, Сухой, - негромко сказал Сириец.
   - Ты же знаешь, я  для  тебя  готов  кому  угодно  глотку  перегрызть,  -
проникновенно сказал Сухарев. - Если бы не ты, я бы сейчас на нарах чалился.
Что нужно сделать?
   - Сначала поедем в ресторан.  Немного  посидим,  поговорим,  -  улыбнулся
Сириец. - В "Изумрудный храм", - приказал он водителю.
   Этот ресторан находился за городом. Его негласным владельцем  и  хозяином
уже давно стал сам Сириец. Разорившийся хозяин согласился передать ему  свое
детище,  перед  тем  как  уехал  из  города.  Сириец  не  любил   заниматься
ресторанным бизнесом, считая это ниже своего достоинства. Рестораном владела
его родная сестра, вызванная из Минска.
   Сухарев понял, что разговор предстоит важный. Во-первых, Сириец  не  стал
говорить в присутствии посторонних, даже своего  водителя  и  телохранителя.
Во-вторых, в "Храм" он ездил только по очень важным делам, зная, что там его
подслушать не могут. Всю дорогу он молчал, глядя  в  окно.  И  только  когда
машина уже подъезжала к ресторану, лениво спросил:
   - Один живешь или с Надей?
   - С Надей, - улыбнулся Сухарев. - Хотим вот ребеночка завести.  Пора  уже
мне. Сорок лет, почитай, скоро исполнится. Нужно остепеняться.
   - Правильно, - кивнул Сириец, - семья - дело хорошее. У тебя какой сейчас
доход в месяц?
   - Да тысячи две-три заколачиваю, - осторожно признался Сухарев.
   Он работал в акционерном обществе, которое тоже принадлежало Сирийцу. Они
занимались  поставкой  финской  бумаги  на  рынки  России.  Сухарев  работал
начальником службы безопасности и фактически просто  выколачивал  деньги  из
должников, получая неплохой процент.
   - А мне говорили, что ты  семь-восемь  получаешь,  -  добродушно  заметил
Сириец.
   - Да откуда такие бабки? - возмутился Сухарев. - Ну,  может,  пять-шесть,
но не больше.
   - Ладно, ладно. Я тебе не налоговая полиция. Ты мне не трепись, -  махнул
рукой Сириец.
   Приехав  в  ресторан,  они   сразу   прошли   в   отдельный,   специально
приготовленный для них кабинет. И там Сириец строго сказал Сухареву:
   - Есть дело, Сухой. Надежное дело. И человек мне  нужен  очень  надежный.
Такой, как ты.
   - Конечно, - согласился Сухарев.
   - Груз будет у нас небольшой, - продолжал Сириец. - Его нужно переправить
туда, к нашим, в Финляндию. А потом погрузить на пароход. Ну, в  общем,  все
как обычно.
   - Сделаем, - улыбнулся Сухарев. -  У  меня  на  границе  все  куплено.  И
пограничники, и  таможенники.  Когда  одну  неделю  не  появляюсь,  они  уже
скучают. Привыкли к моим "подарочкам".
   - Груз очень важный, - строго сказал Сириец, - головой за него отвечаешь.
Если что-нибудь случится, я с тебя лично спрошу.
   - Как полагается, - согласился Сухарев, - порядки знаем.
   - И про груз никому ни слова, - жестко сказал Сириец, - даже своей  Наде.
Никому, ты понял?
   - Конечно. Когда нужно ехать?
   - Я тебе скажу. Может, завтра. А может, послезавтра. Ты точно уверен, что
сумеешь пройти границу без осложнений?
   - Да, конечно. Меня же там  все  знают.  Сколько  контейнеров  перевез  в
разные стороны. Там одна женщина есть, начальник смены в таможне, она вообще
в меня влюблена. Бросай, говорит, свою Надю и переходи жить ко мне.
   - Вот в ее смену и переедешь. Все документы  оформим  как  полагается.  И
запомни, Сухой, - пока груз  на  пароход  не  будет  погружен,  за  него  ты
отвечаешь. Только ты.
   - Я один поеду?
   - Нет, поедут наши ребята. Федор встретит тебя в Хельсинки. А с тобой еще
один типчик поедет. Но это так, для страховки.
   - Какой типчик?
   - Иностранец. Владелец груза.
   - Все ясно. Доставлю в лучшем виде, - кивнул Сухарев. Он  уже  предвкушал
роскошный обед и клюквенную настойку, которую подавали  в  "Храме".  Но  был
разочарован.
   - Ладно, - закончил разговор Сириец, -  можешь  ехать.  Моя  машина  тебя
отвезет. И запомни - никому о нашем разговоре ни слова.
   Обратно  Сухарев  ехал  с  понятным  чувством  легкой  обиды.  Мог  бы  и
пригласить пообедать,  разочарованно  думал  он.  Деньги  изменили  Сирийца.
Впрочем, такие деньги испортят кого угодно. Нужно будет заехать по дороге  в
какой-нибудь ресторан. Он только сейчас почувствовал, что проголодался.

Москва. 5 августа

   После совещания у него нашлось еще много всяких дел. Он закончил работу в
половине девятого вечера,  когда  другие  сотрудники  уже  ушли.  По  натуре
Манюков был  человек  демократичный,  он  старался  не  мучить  своих  людей
излишним рвением. Виктор Федорович Манюков не работал раньше  не  только  на
какой-нибудь ответственной работе, но и вообще не мог себе представить,  что
будет сидеть в кабинете бывшего заведующего Международным отделом ЦК КПСС  и
помогать самому Президенту определять внешнюю политику страны.
   Манюков был из того набора демократов, что участвовали в  демократическом
движении в первой волне конца восьмидесятых.  Он  работал  тогда  заведующим
кафедрой истории  в  Тульском  университете  и  даже  не  предполагал,  куда
вознесет его эта волна. Сначала с триумфом победил  на  выборах  в  народные
депутаты СССР, когда противостоявший ему секретарь райкома был неожиданно  и
серьезно скомпрометирован появившимися в центральной печати статьями  о  его
махинациях.  Скандал  замять  не  удалось,  дело  расследовала   специальная
комиссия.  Правда,  она  ничего  не  нашла,  а  секретарь  райкома,  получив
сердечный приступ, отправился в больницу, но  тем  не  менее  на  волне  тех
разоблачений, которые сотрясали страну в конце восьмидесятых, успех Манюкова
был весьма симптоматичен.
   Конечно,  он  сразу  примкнул   к   межрегиональной   группе   депутатов,
выдвинувших своим лидером будущего Президента. Манюков уже  тогда  выделялся
основательностью  и  здравостью  суждений.  Он  не  старался  раньше  других
высказать свои мысли, не навязывал  свое  мнение  другим.  Скорее  наоборот,
умение выслушивать людей, умение слушать было привито ему еще в годы  работы
на кафедре, когда приходилось принимать бредовые ответы студентов.
   После  развала  страны  Манюкову  предложили  высокий  пост   заместителя
помощника Президента по международным вопросам. И он сразу же согласился.  К
тому времени работавшая в Москве дочь уже успела выйти замуж. Вместе с женой
и сыном бывший завкафедрой перебрался в столицу и получил небывалый для себя
подарок в три комнаты в престижном, бывшем цековском, доме.  Казалось,  сама
судьба благосклонна к Виктору Федоровичу.
   Буквально через полтора года помощник Президента провинился, уличенный  в
отношениях с опальными чиновниками, которых Хозяин удалил от  двора.  Его  с
треском сняли, а на его  место  был  рекомендован  Манюков,  исполнительный,
дисциплинированный, выдержанный человек. Президент был  вполне  доволен  его
работой.
   Сегодняшнее совещание повергло Манюкова в шок. Он  никогда  раньше  и  не
представлял себе, что подобное оружие возможно. С ненавистью  подумал  он  о
прежней системе: значит, они готовы были пойти даже на такие меры для победы
в атомном противостоянии. Манюков никогда не был  членом  партии,  и  его  с
огромным  трудом  утвердили  заведующим  кафедрой  истории.  Считалось,  что
историки обязательно должны быть коммунистами. Но в восемьдесят седьмом году
это оказалось уже не столь обязательно.
   Он приехал домой в подавленном настроении, отказался от ужина и заперся в
своем кабинете, где улегся на диван и  довольно  долго  пробыл  в  состоянии
оцепенения, пока жена не сообщила ему, что приехали дочь с  зятем.  Пришлось
подниматься с дивана. В отличие от оболтуса сына, которого с трудом  удалось
освободить от армии, устроив на  работу  во  вневедомственную  охрану,  дочь
радовала  отца.  Она  с  отличием  закончила  институт  иностранных  языков,
работала в Институте США и Канады, где и познакомилась с Сашей.  Он  к  тому
времени был одним из ведущих сотрудников  института,  после  возвращения  из
двухлетней командировки в США, где  работал  в  ООН.  Молодые  люди  сначала
встречались, а потом поженились с  одобрения  родителей.  Сашин  отец  умер,
когда сын заканчивал институт. Он был военный, генерал, и  Манюков  гордился
таким родством. Они были женаты уже восемь лет, и у них было двое детей.
   Зять всегда помогал ему советами в особо  трудных  ситуациях.  Именно  он
настоял в восемьдесят девятом, чтобы  Манюков  согласился  на  выдвижение  в
депутаты. Именно он посоветовал тестю идти работать в аппарат Президента.  К
тому же Саша организовал  солидное  дело,  совместное  предприятие,  которым
занимался его брат и которое приносило солидную прибыль.
   Манюков вышел к родным с опухшим лицом. Сына, как всегда, не  было  дома.
Дочь привезла внуков, семилетнего мальчика, похожего на Сашу,  и  пятилетнюю
девочку, почему-то тоже похожую на Сашу. Тем не менее Манюков  любил  внуков
больше всего на свете. Он обрадовался и впервые за вечер улыбнулся.
   - Почему так поздно? - спросил он у зятя. - Уже десять часов вечера.
   - Света только недавно приехала, - пояснил зять, - мы с семи ее ждали.  У
нее какие-то дела с мамой, вот она и решила приехать.  Вы  не  беспокойтесь,
Виктор Федорович, мы скоро уедем.
   - Вот еще глупости, - вздохнул Манюков, - я не из-за этого беспокоюсь.  А
из-за вас, из-за детей. Им же спать нужно, мальчику в школу рано вставать.
   - Сейчас же каникулы, - засмеялся зять, - какая школа. Вы, видимо, совсем
заработались у себя на Старой площади.
   - Да, - сконфуженно признался Манюков, - действительно каникулы. Я совсем
забыл.
   - Мы поэтому и приехали, - пояснил зять, заговорщицки подмигивая. - Хотим
малыша с собой взять на Бермуды. Будем там отдыхать в этом году. А девочку у
вас оставим, она маленькая еще.
   - Конечно, конечно, оставьте, - заволновался Манюков. - Какой может  быть
разговор?
   - Идите к столу, - пригласила жена, - я  уже  чай  приготовила.  Почитай,
весь вечер вас ждали.
   - Ничего страшного, - улыбнулся зять, -  чай  не  убежит.  А  вы,  Виктор
Федорович, сегодня какой-то странный, больны, что ли?
   - Нет, - мрачно ответил тесть. Воспоминание о совещании снова  отозвалось
в сердце непривычной болью. - Неприятности на работе.
   -  Какие  неприятности?  -  удивился  зять.  -  Президент  вас   уважает,
журналисты не трогают, даже оппозиция считает вас порядочным  человеком.  Вы
почитайте,  как  они  других  помощников  кроют.  Разве  у  вас  могут  быть
неприятности?
   - Могут, - махнул рукой Манюков, - я же говорю - по работе. Не личные.
   - Случилось что-нибудь? - шепотом спросил зять.
   Манюков колебался. Вообще-то он всегда советовался с зятем. Тот был не по
годам умен и  мог  дать  толковый  совет.  С  другой  стороны,  нельзя  было
рассказывать о том, что случилось на заседании у Президента.
   - Пойдемте в кабинет, - вдруг  предложил  Саша,  видя  его  колебания.  -
По-моему, вы мне хотите что-то рассказать.
   Он оставил сына и прошел вслед за тестем в кабинет. Манюков подумал,  что
так, наверно, будет лучше. Он испытвал потребность поделиться  с  кем-нибудь
ошеломляющей новостью. А с кем можно сделать это лучше, чем с Сашей.
   - У нас неприятности, Саша, -  сказал  он,  когда  они  остались  одни  в
кабинете.
   - Проблемы с Ираком? - Зять знал,  что  вылетевший  в  Страсбург  министр
иностранных дел  будет  обсуждать  и  этот  вопрос  со  своими  европейскими
коллегами. Впрочем, об этом писали во всех газетах.
   - Хуже.  Появились  проблемы  с  хранением  разного  рода  материалов,  -
постарался уклончиво объяснить тесть.
   - Каких материалов?
   - Радиоактивных. - Он все-таки не имел права говорить о том, что это было
за оружие.
   - Ну и что? У  нас  Чернобыль  был,  и  никто  из-за  этого  особенно  не
переживал.
   - Теперь будут.  У  нас  договор  уже  подписан  с  американцами.  И  его
утверждать нужно будет в Думе. Такой скандал поднимется.  И  потом,  ты  сам
знаешь,  как  американцы  относятся  к  возможности  хищения  разного   рода
радиоактивных материалов. Мы только сейчас убедили сенат и  конгресс  США  в
том,  что  не  собираемся  поставлять  в   Иран   компоненты   для   атомной
электростанции. Представляешь, какой там будет скандал, если