ппы. Там уже было подробное расписание. И только потом я отправился искать себе отель.
     - Ну вот тебе и поезд шпионов, - засмеялся Дронго, - так легко узнать все, что тебе нужно.
     - Нелегко, - возразил Вейдеманис, - нелегко. Я проверил. Кто-то четырнадцать раз запрашивал данные на тебя через Интернет. Четырнадцать раз, Дронго! Значит, тобой интересовались, как минимум, четырнадцать человек. Ты понимаешь, что другие спецслужбы тоже проверяют все списки и не оставят без внимания твое появление. Я думаю, будет правильно, если ты получишь оружие. Так будет спокойнее.
     - Нет, - ответил Дронго. - Оружие - самая ненадежная защита на свете. Ты, бывший разведчик, это прекрасно знаешь. У меня есть более надежная защита.
     Он поднялся, оставив деньги за чай и кофе на столике. Взял газеты.
     - Ты имеешь в виду свою голову? - впервые за время разговора улыбнулся Вейдеманис.
     - Нет. Я имею в виду своего друга. Тебя, Вейдеманис, - сказал Дронго серьезно.
     Вейдеманис пожал плечами, а Дронго поспешил к проходившему мимо такси, чтобы успеть переодеться в отеле и принять душ до того, как начнется пресс-конференция.

МОСКВА. 9 ИЮНЯ

     Вертолет приземлился на отведенную площадку. Первым спрыгнул на землю полковник Баширов, за ним Мирза Меликов, а третьим - Голубев, неотлучно находившийся при пленнике все это время. Автомобиль ждал рядом с вертолетной площадкой. Баширов уселся рядом с молчаливым водителем. Голубев и Меликов разместились на заднем сидении, и машина тронулась.
     Все сидевшие в салоне молчали. Машина прошла несколько километров и свернула на проселочную дорогу, ведущую к окруженному высоким забором двухэтажному дому. Ворота были уже открыты. Машина въехала во двор и остановилась. Первым вышел Баширов. Двое охранников поспешили захлопнуть ворота.
     - Выходите, - приказал полковник, - мы приехали.
     Мирза вышел первым. Он был уже чисто выбрит и теперь выглядел удивительно молодым. Вместе с Голубевым они прошли в дом. Баширов обошел дом со всех сторон и вошел следом. Мирза сидел на стуле, когда полковник подошел к нему.
     - Я думаю, ты уже понял, что мы прилетели в Подмосковье, - сказал полковник, усаживаясь напротив.
     - Наверно, - кивнул пленник, - но не могу понять, зачем я вам нужен.
     - Увидим, - загадочно сказал Баширов, - может, нам понадобятся твои консультации.
     - У вас специалистов и без меня хватает, - ухмыльнулся Мирза, - напрасно ты играешь со мной в кошки-мышки, майор, - Баширов разрешил называть себя именно так.
     - В каком смысле?
     - Зачем я вам нужен?
     - Я тебе уже ответил.
     - Это не ответ.
     - Другого не будет.
     Голубев стоял за спиной пленника, неподвижной массой нависая над ними.
     - Хотите меня подставить? - неожиданно спросил Мирза. - Вам нужен оппозиционер из Таджикистана, чтобы свалить на меня какую-нибудь пакость?
     - А если и так, что тогда? - спросил с любопытством Баширов. - Ты смотри, какие у тебя мозги стали. Я думал, у вас в горах идет процесс отупления, а ты, оказывается, еще не разучился анализировать.
     - Хватит темнить. Скажи, что со мной сделают.
     - Я тебе уже говорил, - усмехнулся Баширов, - если хочешь, могу повторить. Но больше повторять не буду. У тебя есть два выхода. Один - работать на меня, и пока ты работаешь, ты будешь жить. Второй - умереть немедленно...
     Он взглянул на Голубева, тот быстрым движением достал пистолет, левой рукой схватил пленника за волосы и, запрокинув его голову назад, приставил пистолет к виску.
     - Можешь выбирать, - негромко сказал Баширов, - что тебе больше нравится. Или умираешь немедленно, или живешь вместе с нами. Хочешь умереть - скажи сейчас, потом будет поздно.
     - Отпусти, - прохрипел Меликов.
     Голубев взглянул на полковника. Тот кивнул, разрешая отпустить пленника. Мирза с ненавистью взглянул на отпустившего его Голубева и пробормотал:
     - Когда-нибудь я тебя убью.
     - Можешь вызвать его на кулачный бой, - зло усмехнулся Баширов, - но только после того как сделаешь работу на нас. Я сейчас принесу планы, покажу тебе расстановку. Мне нужно, чтобы ты продумал схему диверсионного акта. И учти, что мы не мясники. Нас интересует гибель одного конкретного человека. Совсем не обязательно, чтобы вместе с ним погибло много людей.
     - Я уже догадался, что вы вегетарианцы, - огрызнулся Меликов.
     - У тебя проснулось чувство юмора, - задумчиво сказал полковник, - это гораздо лучше для нашей работы и хуже для наших отношений. Люди с чувством юмора способны на неожиданные, часто экстравагантные поступки, я много раз это замечал. Надеюсь, что твое чувство юмора будет задавлено уже сегодня.
     Меликов промолчал.
     - И последнее, - сказал Баширов, - ты будешь жить на этой даче. Кроме Голубева, с тобой постоянно будут находиться трое охранников. Я говорил, что у них есть приказ стрелять на поражение. Но хочу тебе объяснить еще один момент. Если только ты попытаешься бежать... Бежать отсюда невозможно, можно только попытаться, но в таком случае я прикажу сломать тебе ноги и руки. Они мне только мешают и для выполнения нашей задачи не нужны. Мне нужна твоя голова, Меликов. А ею можно пользоваться и без конечностей. Ты меня понимаешь?
     - Вполне, - облизнул губы Мирза, - ну и сукин ты сын. Я как-то не верю, что ты дослужился только до майора. Такая сволочь как ты должна иметь звание не ниже полковника. Или я не прав?
     - Это мы обсудим в следующий раз, - зло ответил Баширов, - а сейчас займемся нашими схемами. Я покажу тебе несколько схем диверсионного акта, а ты предложишь наиболее удобную. И постарайся не ошибаться, сам понимаешь: от качества твоей работы зависит твоя дальнейшая судьба.
     - Слушай, полковник, - демонстративно назвал Баширова этим званием Меликов, - я понимаю, зачем меня привезли, и понимаю, что ты готовишь. Не считай меня дураком, никуда ты меня потом не отпустишь и обязательно прикончишь. Это я по твоим "добрым" глазам вижу. Поэтому давай начистоту. Если я тебе нужен, обеспечь мне нормальную жизнь.
     - Что значит нормальную? - уточнил Баширов.
     - Еда и женщины, - улыбнулся Меликов, - или это очень сложно для вас?
     Баширов взглянул на молчаливо стоящего Голубева. Затем сказал:
     - Можешь составить заказы, я скажу, чтобы еду тебе привозили из ресторанов. А насчет женщин... Может, тебя все-таки устроит общество мужчин? Сам понимаешь - нельзя сюда привозить чужих, иначе потом нам придется перекопать всю дачу, чтобы прятать куда-нибудь трупы. Ты ведь уже понял, что в живых мы никого оставлять не будем.
     Он смотрел в лицо пленнику. Молчание длилось несколько секунд, наконец Меликов отвел глаза и громко выругался.
     - Вот так-то лучше, - сказал Баширов, - а теперь займемся нашими делами. И выбрось из головы все остальные мысли. Иначе умрешь, не успев попробовать заказанную еду.
     Меликов мрачно смотрел на него. Но на этот раз он промолчал, не решаясь что-либо сказать. А стоявший за его спиной Голубев впервые за все время усмехнулся. Полковник мог переиграть кого угодно, был убежден Голубев. Они были знакомы с Башировым много лет, и полковник всегда восхищал Голубева своей чудовищной рациональной логикой и хладнокровной жестокостью, помогавшими ему в самых разных ситуациях.

МАДРИД. 9 ИЮНЯ

     Пресс-конференция началась ровно в двенадцать часов дня. Перед собравшимися выступали официальные лица, представители испанских министерств и ведомств. Большой зал на триста человек был переполнен, некоторые даже стояли в проходе - настолько велик был интерес к проходившему через столицу Испании уникальному "Литературному экспрессу". Вопросы задавали не только чиновникам, но и руководителю проекта с немецкой стороны Томасу Вольфарту.
     Обстоятельный, неторопливый Вольфарт отвечал на двух языках - немецком и английском, давая разъяснения по каждому вопросу, интересовавшему журналистов.
     Дронго сидел рядом с Георгием Мдивани. Они были примерно одного роста, одного телосложения. Рядом с Георгием всегда находился молодой литератор из Грузии Важа Бугадзе, который, несмотря на свой двадцатидвухлетний возраст, был популярным драматургом в Грузии.
     - Ты только посмотри, сколько здесь людей, - удивлялся Георгий, - я не думал, что в Европе к нам проявят такой интерес. Конечно, я понимал уникальность этого проекта, но столько журналистов...
     - Здесь еще и дипломаты, - сказал Дронго, услышав слова Томаса Вольфарта о том, что все заинтересованные страны выразили согласие с проектом, а на сегодняшней пресс-конференции присутствуют представители многих стран Европы, участвующих в "Экспрессе".
     Дронго обратил внимание на Пацоху. Польский представитель обычно ходил в джинсовом костюме. У него была колоритная внешность, светлые глаза, небольшая щетина на аристократическом, несколько удлиненном лице и серьга в левом ухе. Словом, его можно было принять за кого угодно, только не за полковника польской разведки.
     К нему подсела молодая красивая женщина. У нее были длинные до плеч каштановые волосы, курносый носик, миндалевидные глаза и мягкие губы. Женщина, почувствовав на себе взгляд, обернулась и, увидев пристально смотревшего на нее Дронго, чуть покраснела.
     - Ты так смотришь на эту девочку, что можешь сделать в ней дырку, - раздался за спиной хрипловатый голос.
     Дронго обернулся. Рядом стоял Павел Борисов. С болгарина можно было рисовать древних греков: курчавые темные волосы, прямой нос, заросшее темной бородой лицо, большие выпуклые глаза. Он был среднего роста, но из-за своей колоритной внешности казался выше.
     - Постараюсь не причинять ей вреда, - пошутил Дронго. - А ты не знаешь, кто это такая?
     - Это тебя так волнует? - подозрительно прищурился Павел. - Или тебя волнует любой, кто оказывается рядом с Яцеком?
     - Ты что, его личный телохранитель? - парировал Дронго. - Меня интересует красивая женщина, а не твои сентенции. Кто она такая?
     - Откуда я знаю? - пожал плечами Борисов. - Может быть, местная журналистка. Хотя на испанку она совсем непохожа. Может, она полька? Так говорят по-русски? Нет, кажется, правильно будет "полячка"?
     - Ты поразительно хорошо знаешь русский язык, - заметил Дронго, - и говоришь достаточно чисто для болгарина.
     - Я переводил Бунина и Набокова на болгарский язык, издавал Пастернака и Мандельштама, - заметил Павел.
     - Прекрасно. - Дронго увидел, как молодая женщина попрощалась с Яцеком и пошла к выходу. Извинившись перед Борисовым, он поспешил за ней.
     Незнакомка уже вышла из зала, когда он ее догнал. По-польски он знал лишь несколько слов. У нее была славянская внешность, Борисов не ошибался, она была явно не испанка.
     - Прошу бардзо, - начал по-польски Дронго.
     Женщина обернулась. В ее глазах было любопытство. "Интересно, что общего у нее с Яцеком Пацохой?" - подумал Дронго.
     - Вы говорите по-русски? - спросил он неожиданно. - Такая красивая женщина должна знать и другие языки.
     Незнакомка улыбнулась. Ей был приятен комплимент.
     - Я говорю по-русски, - ответила она, - и могу понять, когда мне говорят комплименты.
     Она говорила не просто хорошо, она даже правильно ставила ударения, что не всегда делали поляки, даже в совершенстве владеющие русским языком.
     - Потрясающе, - пробормотал Дронго, - я обратил на вас внимание еще в зале.
     - Я заметила, как вы на меня смотрели, - сказала она, - извините, но я тороплюсь на работу.
     - Это вы извините меня, - пробормотал Дронго, - но отпускать такую красивую женщину было бы непростительной глупостью с моей стороны. Может, мы с вами встретимся?
     - Я не могу, - ответила она, - я должна вернуться в наше посольство.
     - Вы работаете в посольстве? - понял Дронго. - Вы дипломат?
     Она замерла. Кажется, ей было неприятно, что она проговорилась.
     - Да, - наконец сказала она, чуть подумав, - я работаю в посольстве. В польском посольстве. Но я не дипломат. Я только на... Как это по-русски... на стажировке. Я приехала в Мадрид только на один год.
     - Как мне повезло, - сказал Дронго, - значит, у нас есть повод сегодня вечером встретиться.
     - Почему? - поинтересовалась она.
     - Вы знаете Мадрид и можете порекомендовать мне самый хороший ресторан в городе.
     Она усмехнулась.
     - Самый хороший ресторан - это самый дорогой ресторан, - сказала она с некоторый практичностью. И, чуть подумав, добавила: - Это, наверно, ресторан в отеле "Ритц".
     - Вот и прекрасно, - сказал Дронго, - я приглашаю вас вечером приехать в отель "Ритц". К семи часам вас устроит?
     - В "Ритц"?
     Она явно заинтересовалась этим наглым незнакомцем. И смерила его взглядом с головы до ног. Он был одет в светлые брюки, купленные в лондонском "Харродсе". Обувь и ремень были от Балли. Собственно, он никогда не носил ремни другой фирмы и не надевал другой обуви. Очевидно, она осталась довольна осмотром, но, тем не менее, с прежней практичностью спросила:
     - У вас так много денег, чтобы ужинать в "Ритце"?
     - У меня хватит денег, чтобы пригласить вас на ужин. - усмехнулся Дронго, - можете не беспокоиться. В крайнем случае, мы заплатим вдвоем.
     - Я не смогу заплатить, - сразу ответила она, но, поняв, что он пошутил, улыбнулась и спросила: - Как вас зовут?
     Он назвал свое имя. Затем добавил:
     - Вообще-то все называют меня Дронго.
     - Это такое красивое имя?
     - Название птицы.
     - Интересно, - вежливо сказала она, - а меня зовут Моника. Моника Эклер.
     - У вас красивое имя и необычная фамилия. - заметил Дронго.
     - Я полька. Мой отец чистокровный поляк, а мама была наполовину белоруска. Так можно говорить?
     - Лучше сказать - из Белоруссии. Теперь я понимаю, откуда вы знаете русский язык.
     - Я училась в школе лучше всех. Я сдавала специальный экзамен по русскому языку, - сказала Моника, - и у меня были только пятерки.
     Дронго не стал уточнять, почему она сказала о матери в прошедшем времени и где именно она сдавала специальный экзамен. Все это можно было узнать сегодня вечером за ужином. Он уже обратил внимание, что при выходе из зала, на ступеньках, сидела симпатичная украинка и читала книгу. Она подняла голову и смотрела на Дронго и Монику.
     - Значит, договорились? - спросил Дронго. - В семь часов у ресторана "Ритц"?
     - Хорошо, - кивнула Моника, - я обязательно приду.
     Проводив ее до выхода, он подошел к украинке. Это была Екатерина Вотанова, аттендант украинской группы. Она была чуть ниже среднего роста, ходила обычно в брюках, носила короткую прическу, явно придав своим темным волосам красноватый оттенок, имела не совсем характерный для украинки нос с горбинкой, упрямые тонкие губы и красивые светло-зеленые глаза. Дронго поразил ее внимательный взгляд еще при первой встрече. Вотанова находилась в поездке вместе со своим молодым мужем - поэтом Андреем Бондаренко. Ей было двадцать четыре, а мужу двадцать шесть. Дронго вспомнил, что про эту семейную пару ему говорил Вейдеманис.
     - Интересная книга? - спросил он Вотанову.
     - Интересная, - с явным вызовом ответила она, закрывая книгу.
     Дронго чуть наклонился и разобрал, что это стихи Андрея Бондаренко.
     - Вы читаете только стихи своего мужа? - улыбнулся Дронго.
     - Такие у меня предпочтения, - сказала она равнодушно, - кажется, вы уже сумели пригласить одну даму на ужин.
     - Вы слышали наш разговор, - понял Дронго.
     - Вы говорили так громко, что вас невозможно было не услышать, - заметила Вотанова.
     - Это последствие ранения, - признался Дронго, - извините, если я вам помешал читать стихи. Я бы с удовольствием пригласил и вас на ужин, но, к сожалению, не могу.
     - Почему? - она подняла голову.
     - Вы с мужем, - объяснил он, - а значит, уже заняты.
     - Какой вы целомудренный, - улыбнулась женщина.
     - Это я с виду произвожу впечатление старого, глупого и лысого человека. На самом деле я молодой и пушистый. Кстати, по возрасту я гожусь вам в отцы. Мне сорок один, а вам двадцать четыре.
     - На моего папу вы явно не тянете, - рассмеялась молодая женщина. - А откуда вы знаете, сколько мне лет?
     - Я регулярно читаю в Интернете все сообщения о нашей группе. Это же интересно знать, с кем именно собираешься провести ближайшие два месяца.
     - И вас впечатляет эта поездка?
     - Очень, - с воодушевлением ответил он, - я просто в восторге.
     Он отошел от нее. Неизвестно почему, но ему понравились и ее несколько дерзкие ответы, и ее глаза. Странно, что у этой молодой симпатичной женщины были такие умные глаза. "Кажется, во мне говорит женоненавистник", - подумал Дронго. - Или идиот". Почему у красивой женщины не может быть умных глаз? Впрочем, нет, как правило, это не совпадает. И дело не в самой женщине. Красивая женщина с детства находится в окружении восхищенных мужчин и считает, что для подлинного совершенства ей не обязательно развивать свой ум. Достаточно удачно выйти замуж. Очевидно, Вотанова принадлежала к другой категории женщин, которые предпочитают добиваться всего собственными усилиями.
     Он вышел из здания. В саду на скамейке сидел Пьер Густафсон. Увидев Дронго, он отвернулся. У Густафсона с утра явно было плохое настроение. Дронго прошел дальше не останавливаясь. Он понимал, что швед сейчас не захочет ни с кем разговаривать. Однако неожиданно он услышал грубый голос Густафсона:
     - Там наконец закончили эту пресс-конференцию?
     - Да, - сказал Дронго, поворачиваясь к нему. - А вам, кажется, неинтересно там присутствовать?
     - Мне вообще неинтересно жить, - поморщился Пьер.
     На его заросшем рыжей щетиной лице было отвращение и к этому солнцу, и к этому городу, и к своему собеседнику.
     - В таком случае не нужно было соглашаться на участие в "Экспрессе", - спокойно заметил Дронго, - ведь вы могли отказаться.
     - А вы зачем согласились? - огрызнулся Пьер. - Здесь половина писателей, а вторая половина - агенты, готовые истребить друг друга. И у всех свои задачи. И мне не нравится ни этот "Экспресс", ни его участники, ни вы лично.
     - Вы пьяны, Пьер, - хладнокровно заметил Дронго, - и вам лучше проспаться. Идите в отель и ложитесь спать.
     - Мне еще только учителей не хватало, - поморщился Густафсон, - сам знаю, что мне делать.
     - Опять напился? - услышал Дронго громкий голос за спиной и обернулся. Это был Павел Борисов.
     - Извини его, - сказал болгарин, - мы всю ночь вместе пили. Это жара так на него действует. Он северный человек, не привык к жаре.
     - А мне казалось, что вам должна нравиться такая погода, Пьер, - заметил Дронго.
     Густафсон вздрогнул. Посмотрев на Дронго, он мрачно, с явной угрозой поинтересовался:
     - Кто вам рассказал про меня? Или вы тоже из этих?
     - До свидания, - не ответив на вопрос, Дронго прошел дальше.
     У выхода стояло несколько человек. Босниец Мехмед Селимович разговаривал с представителями Лихтенштейна и Андорры. Словно в насмешку, от этих карликовых государств были представлены два гиганта, один из которых был даже выше Дронго. Стефан Шпрингер из Лихтенштейна был высоким белокурым мужчиной, а Альваро Бискарги из Андорры - типичным представителем иберийских народов, словно сошедшим с картин времен Реконкисты. Все смеялись, слушая Шпрингера, который рассказывал анекдоты. Мехмед Селимович был невысокого роста, горбоносый, с проницательными темными живыми глазами. У него были небольшие усики, и внешне он сильно отличался от другого представителя Боснии - Нехада Величковича, интеллектуала в очках и с тонкой шеей.
     Несколько в стороне стояли две молодые женщины. Датчанка Мулайма Сингх и Мэрриет Меестер из Нидерландов. Первая была немного похожа на певицу Жанну Агузарову. Длинная коса, несколько вытянутое лицо, большой нос, не портивший ее красивого лица, живые глаза. Мулайма постоянно улыбалась, словно не испытывала дефицита хорошего настроения. Ее коллегу из Голландии отличали спокойная изысканная красота холеной женщины. Она была высокого роста, с чуть вздернутым носиком, у нее были роскошные рыжие волосы, дли