призом".
   - Только я вылезу,  сразу  уезжай,  -  напомнил  Дронго.  -  Гони  не
останавливаясь. И смени машину. Эту оставь в  гараже,  возьми  другую  и
подъезжай с другой стороны дома. В общем, как обычно.
   - Сделаю, - кивнул водитель.
   Все получилось, как задумал Дронго. Машина затормозила у подъезда,  а
несколько  секунд  спустя  скрылась  за  углом  соседнего  дома.   Когда
подъехала  "Волга",  Дронго  уже  запирал  за  собой   дверь   подъезда.
Преследователи, сидевшие в машине, негромко выругались.
   - Ни ночью, ни днем нет  покоя,  -  проворчал  Юрлов,  потянувшись  к
телефону.
   Набрал номер и сообщил Тетеринцеву:
   - Мы около его дома. Он приехал и отпустил машину.
   - Номер машины запомнили?
   -  Конечно,  -  ответил  Юрлов,  покосившись   на   сидевшего   рядом
Бондаренко.
   - Какой адрес? Улица и номер дома? Я  сейчас  попытаюсь  выяснить,  в
какой квартире он живет. Черт возьми,  не  знаю  фамилии...  Дронго  или
Дранго. По таким данным в милиции адреса  не  дадут.  Сколько  этажей  в
доме?
   - Двенадцать. И на каждом, наверное, по две-три  квартиры,  -  сказал
Юрлов.
   - Ладно... Вы мне завтра понадобитесь свежими. Поэтому сейчас  пришлю
машину с ребятами, пусть за вас подежурят. Опишите  им  вашего  типчика.
Хотя - нет. Я пришлю кого-нибудь из ребят, пусть сменят  Бондаренко,  он
завтра утром будет нужен. А ты, Юрлов, оставайся.  Можешь  заночевать  в
машине. Я пришлю тебе подмогу. Двоих ребят.  Только  не  упустите  этого
типа. Чтобы он утром никуда не отправился.
   - А если отправится? - спросил Юрлов.
   - Засуньте его в багажник! - заорал Тетеринцев. - Только без  лишнего
шума.
   Как хочешь действуй, хоть машиной его дави, но  чтобы  завтра  он  на
улицу не выходил. До вечера.
   - Так мне до завтрашнего вечера здесь торчать? - не поверил Юрлов.
   - Не устраивает? - спросил Тетеринцев. -  Тогда  вылезай  из  машины,
отдай ключи Бондаренко и уматывай. Мне такие водители не нужны.
   - Я только спросил, - пробормотал Юрлов.
   - Так-то... Умник нашелся. Надо будет три дня сидеть - посидишь!
   - Раз надо, то надо, - произнес Юрлов.
   - Ты мне одолжений не делай. - Тетеринцев, похоже, завелся. - Ты  мне
одолжений не делай! - заорал он, бросая трубку.
   - Совсем с ума сошел, - сказал Юрлов. - Орет как недорезанный.
   - Волнуется, - усмехнулся Бондаренко. -  Всего  бояться  стал.  После
смерти этого журналиста он такой пугливый - я его давно таким не видел.
   - Вот-вот. И все время кричит, будто спокойно говорить не может.
   - Конечно, не может. Этот журналист чуть все дело не испортил.  Сразу
в "Прометей" полез и Кошкина увидел.  Хорошо,  что  ничего  написать  не
успел.
   - Он бы все равно ничего не узнал.
   - А если бы узнал? Там такие люди, что не только  нам,  но  и  нашему
шефу головы бы поотрывали. По всей Москве отстреливали бы,  как  бешеных
собак.
   Думаешь, кто-нибудь за нас вступится? Да никогда в жизни. Так что наш
шеф  все  делает  правильно.  Если  завтра  с  этими  спортсменами   все
получится, мы с тобой разбогатеем.
   - Это мы завтра вечером узнаем.
   - А я и сейчас знаю. С ребятишками проблем не будет.  Поэтому  шеф  в
меня верит. Завтра я  ему  нужен.  А  послезавтра,  если  все  нормально
пройдет, мне уже никто не понадобится. Всех пошлю подальше и заживу  как
человек.
   - А я уеду, - вздохнул Юрлов. - К своим уеду, в деревню.
   - Навсегда? - ухмыльнулся Бондаренко.
   - Почему навсегда? На месяц-другой... А потом вернусь. Хозяин  обещал
каждому по сто тысяч. За эти деньги я в Москве такой кооператив открою -
закачаешься.
   - Кооператив, кооператив... Ты только об этом и думаешь, -  почему-то
разозлился Бондаренко.  -  Что  он  тебе  сказал?  Нам  здесь  всю  ночь
куковать?
   - Нет. Он пришлет двух ребят мне на помощь. А ты  поезжай  домой.  Он
говорит, ты ему завтра понадобишься.
   - Само собой, -  сплюнул  на  асфальт  Бондаренко.  -  Когда  гадость
какая-нибудь или дерьмо чужое нужно расхлебывать, сразу меня зовут.
   - Давай поменяемся, - разозлился Юрлов. - Думаешь, мне приятно сидеть
здесь всю ночь? Он говорит: упустишь этого типа, я тебе  голову  оторву.
До завтрашнего вечера приказал сидеть. А если я в туалет захочу?..
   - А ты под себя, - хохотнул Бондаренко.
   - Иди ты... - огрызнулся Юрлов.
   -  Чего  дергаешься?  -  улыбнулся  Бондаренко.  -  Он  ведь   ничего
особенного не сказал... Ну посидишь немного в машине. А если завтра этот
типчик выйдет, вы его сразу в машину - и к речке.  Подержите  под  водой
минут пять, и все расскажет как миленький. А потом можешь из него шашлык
делать.
   - Ты его плечи видел? Он выше меня на голову. А если он из нас шашлык
сделает?
   - Да ладно тебе... У тебя ствол имеется. Да и ребята без "игрушек" не
приедут. Как-нибудь справитесь втроем.
   Оба даже не подозревали, что весь их разговор слышит Дронго. Войдя  в
квартиру, он вышел из другого подъезда, завернул за угол и, встав позади
машины, метрах в пятидесяти от нее, вытащил принесенный из дома пистолет
"RZ" с очень длинным стволом, на который был насажен  глушитель.  Дронго
прицелился в  колесо  машины  и  спустил  курок.  Стрела  с  миниатюрным
микрофоном прилипла к покрышке. Дронго тут же вставил в  ухо  наушник  -
слышимость была прекрасная.
   "Стрелы",    которыми    пользовался    Дронго,    обладали    особой
удароустойчивостью и намертво прикреплялись к любой поверхности.
   Когда  Бондаренко  сказал,  что  завтра  понадобится  шефу,   Дронго,
улыбнувшись, кивнул. Прослушав разговор, он убрал наушник  в  карман  и.
пошел к подъезду, где его уже ждала другая машина с  тем  же  водителем.
Большая часть  гонораров  Дронго  уходила  именно  на  такие  "игрушки",
позволявшие ему работать без помех.
   Дронго  поехал  домой.  Дорогой  думал  о   разговоре   наблюдателей,
оставшихся у его "конспиративной квартиры". Если он все правильно понял,
Тетеринцев и его люди готовили крупную операцию. Именно поэтому  депутат
так не хотел, чтобы  неизвестный  правдолюбец,  оказавшийся  к  тому  же
другом погибшего Звонарева, выходил завтра из  дома.  И  именно  поэтому
Дронго должен был остановить преступников. Но даже он, при своей  буйной
фантазии, не мог предположить, как на следующий день  будут  развиваться
события.
   ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ

Глава 28

   Когда Кошкин подробно изложил свой  план,  парни  даже  не  поверили,
решили, что он шутит.  Но  Кошкин  не  шутил.  Он  ждал  реакции  ребят,
внимательно глядя то на одного, то на другого. Кошкин был  убежден,  что
не ошибся в них. Ведь он занимался с ними столько времени. Готовил их по
полной программе. Знал каждого из пятерых. Знал, о чем они  думают  и  о
чем мечтают. И все-таки он рисковал.
   Если они ему не поверят, значит, он напрасно потратил на  них  время.
Значит, все срывалось:  он  не  получит  обещанных  денег.  Более  того:
утратит все, что только можно утратить, - потому  что  веру  в  себя  не
купишь за деньги.
   Павел был лидером. Поэтому он  первым  сказал,  что  согласен.  Тарас
оглядел всех, тяжко вздохнул и молча кивнул. Коля же  упорно  молчал.  А
ведь всем было ясно, что надо отомстить именно за  его  брата.  Показать
"чеченам", на что способны русские парни. Поэтому все ждали, что  скажет
Коля. Но он молчал, очевидно,  думая  о  погибшем  брате.  Роман  только
сплюнул на пол и прищелкнул языком. Наконец определился и Славик,  самый
говорливый из всех. Взглянув на Кошкина, он спросил:
   - Оружие настоящее будет или муляжи дадите?
   Кошкин рассмеялся  с  явным  облегчением.  Возможно,  это  был  самый
счастливый момент в его жизни. Он доказал, что еще  кое  на  что  годен.
Теперь нужно готовиться. Когда ребята ушли, Кошкин  вытащил  из  кармана
мобильный телефон, набрал номер и произнес только одно слово:
   - Порядок.
   Человек на другом конце его понял. И тотчас же позвонил  на  какой-то
склад, где стояли грузовые машины. Он тоже произнес лишь одно слово:
   - Порядок.
   Два грузовика выехали ночью, выехали, разрезая тьму лучами фар.
   Кошкин в эту ночь не спал - смотрел на часы и ждал  звонка.  Ровно  в
четыре утра ему позвонили.
   - Порядок, - раздался голос в трубке.
   В половине пятого все ребята собрались у клуба.  Кошкин  подъехал  на
"Жигулях", и вскоре они уже направлялись в сторону  Дмитровского  шоссе.
Пока ехали, никто из ребят не проронил ни звука. В половине шестого  они
были на месте. Кошкин первым  вылез  из  машины.  Подошел  к  грузовику,
стоявшему на обочине дороги. О чем-то поговорил с водителем. Тот  кивнул
и указал на кузов.
   - Залезайте, - приказал Кошкин, повернувшись к ребятам.
   Все пятеро полезли в кузов. Некоторое  время  спустя  послышались  их
восторженные восклицания.
   - Где чемодан? - спросил Кошкин.
   Водитель  прошел  к  кабине  грузовика  и   достал   черный   кожаный
"дипломат".
   Протянул его Кошкину.
   - Передай, что мы начинаем, - сказал Кошкин.
   - Парни вас прикроют, - кивнул водитель.
   На обочине стоял лишь один грузовик. Другой свернул к  международному
аэропорту, - видимо, так и было  задумано.  В  шесть  пятнадцать  Кошкин
набрал телефонный номер.
   - Порядок.
   Минуту спустя пятеро парней вылезли из  кузова  с  сумками  в  руках.
Кошкин придирчиво осматривал каждого. У Романа он  вытащил  пистолет  из
кармана пиджака;  при  этом  ударил  его  по  лицу.  Роман  засопел,  но
протестовать не стал.
   - Оставить только три сумки, - приказал Кошкин. - Остальные забросить
обратно. Даю одну минуту.
   Ребята бросились к сумкам.  Ровно  через  минуту  на  обочине  дороги
стояли три сумки. Кошкин оглядел их, кивнув.
   - Садитесь, - приказал.
   Забросив сумки в багажник, парни забрались в "Жигули". Кошкин сел  за
руль.
   Взглянул на ребят и усмехнулся:
   - С Богом. - Он тронул с места.
   И тотчас же водитель грузовика достал из кабины телефон, набрал номер
и произнес все то же слово:
   - Порядок.
   "Жигули" покатились к центру города. К зданию Моссовета на Тверской.
   Магазины на главной улице столицы были еще закрыты, но их великолепие
бросалось в глаза. Ребята нахмурились, оглядывали витрины. Эти  магазины
- они были не для них. В такие магазины никогда не заходили их родители.
Кошкин изредка посматривал на часы.
   - Кажется, немного рановато приехали, - сказал он. - Сделаем круг  на
всякий случай.
   Он повернул налево, объехал кинотеатр "Россия" и выехал  на  бульвар.
Через пятнадцать минут они снова были на Тверской. На этот  раз  доехали
почти  до  Моссовета.  Сонный  милиционер  окинул  машину   с   ребятами
равнодушным взглядом.
   "Жигули" затормозили,  не  доезжая  до  ограды  здания  Моссовета,  и
повернули направо под арку.
   Офицер милиции видел сидевших в машине  пацанов.  Он  помнил,  что  в
Москве проходят юношеские игры стран СНГ,  и  всем  сотрудникам  милиции
приказано оказывать всемерную помощь юным спортсменам.
   "Жигули" доехали до конца улицы и повернули налево, огибая сквер, где
памягник Низами. Но еще раз повернуть налево, к зданию посольства, им не
разрешили. Стоявший там сотрудник милиции  предостерегающе  поднял  свой
жезл, и Кошкин надавил на тормоз.
   - В чем дело? - спросил милицейский офицер. - Знака не видите?  Здесь
поворот запрещен.
   - Нам всего двадцать метров проехать. -  Кошкин  указал  на  автобус,
стоявший у дверей гостиницы  посольства.  -  Ребята  могут  опоздать  на
самолет.
   - Вы в посольство едете? - наклонился к ним офицер. Он  тоже  получил
указание помогать юным спортсменам.
   - Да, в украинское.
   - Проезжайте. Только не дальше.  Дальше  въезд  воспрещен.  -  Офицер
кивнул в сторону Моссовета.
   -  Конечно,  не  дальше,  -  улыбнулся  Кошкин.  -  Мы  прямо  тут  и
остановимся.
   Со стороны  Вознесенского  переулка  высились  два  здания  гостиницы
посольств Азербайджана и Украины. Второе находилось ближе  к  Моссовету,
но оба здания как бы вытянулись в одну линию, примыкали одно к другому.
   Кошкин затормозил у гостиницы украинского.  посольства.  Развернулся.
Утер ладонью пот со лба.
   - Все, - сказал  он.  -  Пока  все  в  порядке.  У  здания  гостиницы
азербайджанского посольства стоял "Икарус", - очевидно, в ожидании  юных
спортсменов.
   Вскоре из гостиницы  начали  выходить  дети  с  огромными  сумками  и
чемоданами.
   Их было много, десятка три, может, больше.  Они  шумели  и  смеялись,
словом, вели себя как нормальные дети десяти-четырнадцати лет.  Взрослых
почти не было, если  не  считать  двоих  мужчин  и  рыжеволосой  женщины
неопределенного возраста, в очках,  коротко  стриженной.  Она  постоянно
что-то кричала, кого-то искала и что-то проверяла.
   - Главная, - сказал Кошкин, кивая на нее. - Разумеется, крашеная.
   Дети входили в автобус, рассаживаясь по местам. Основную часть  вещей
загрузили в багажные отсеки. Некоторые из юных спортсменов взяли с собой
в салон автобуса сумки и рюкзаки.
   - Быстрее, - торопила их рыжеволосая, разумеется, крашеная.
   - Эльмира Мамедовна, мы не  взяли  журнал,  -  подбежали  к  ней  две
девочки.
   - Быстрее принесите, - кивнула наставница.
   Из дверей посольства вышли еще несколько мужчин. Среди них  выделялся
невысокий, среднего роста, седовласый  господин.  Он  что-то  с  улыбкой
говорил Эльмире Мамедовне, а она то и дело кивала головой.
   - Кто это? - спросил Тарас у Кошкина.
   - Их посол, - ответил Кошкин, глядя на стоявшего в нескольких  метрах
от него посла.
   - Может, мы его лучше... заберем? - спросил Роман.
   Кошкин нахмурился.
   - Нужно было тебе еще и по шее дать, - проговорил он с  сожалением  в
голосе. - Я же предупреждал: никакой самодеятельности. Кому  твой  посол
нужен?
   Что ты с ним будешь делать?  Нас  сразу  передавят,  как  мух,  ты  и
опомниться не успеешь. Сиди и молчи.
   Коля смотрел на посла Азербайджана. В его представлении все  "черные"
были одинаковые. Все они торговали на рынках, приставали  к  девочкам  и
убивали российских солдат в Чечне. Все они  ненавидели  русских,  уверял
Кошкин. А он, конечно, знает, что говорит. Ему оторвало ногу в Чечне, он
воевал. Стоявший неподалеку посол громко  смеялся,  и  Николай  невольно
сжал кулаки. Азербайджанцы, грузины, армяне, чеченцы - все были для него
непонятными чужаками. Он не видел разницы  между  осетином  и  лезгином,
между абхазцем и грузином. Все они "оттуда".
   И все они воевали против его страны. А кто-то из них подложил бомбу и
убил Артема.
   Дети постепенно заполнили автобус. Один из  мужчин  прошел  на  место
водителя. Другой, поднявшись, сел рядом с  ним.  Женщина  попрощалась  с
послом. В самый последний момент  в  автобус  успел  вскочить  еще  один
мальчик, Коля невольно улыбнулся.  Мальчишка  тащил  шахматную  доску  -
очевидно, забыл ее в своем номере.
   - Пора, - сказал Кошкин, поспешно выбираясь из машины.
   Посол и окружавшие его люди еще стояли у  входа  в  гостиницу,  когда
Кошкин подошел к открытым дверям автобуса - шел, хромая сильнее обычного
и с усилием опираясь на свою палку.
   - Извините, - сказал он, обращаясь  к  мужчине,  сидевшему  в  первом
ряду, - наш автобус опоздал, а мы опаздываем в аэропорт. Вы не могли  бы
подкинуть и наших пацанов до аэропорта?
   - Кого это -  ваших?  -  нахмурился  мужчина.  Ему  было  лет  сорок.
Аккуратные усики, небольшой животик, одутловатое лицо, курчавые волосы.
   - Украинскую делегацию. Мы не успели  в  свой  автобус,  -  улыбнулся
Кошкин.
   - Не знаю. - Мужчина обернулся и посмотрел на сидевшую в  пятом  ряду
женщину. Спросил:
   - Эльмира Мамедовна, можно взять еще несколько человек?
   -  У  нас  все  в  сборе,  -  сказала  она,   явно   довольная   этим
обстоятельством.
   - Нет. Это не наши. Ребята из украинской делегации, отстали от своего
автобуса и просят разрешения доехать до аэропорта вместе с нами.
   - Конечно, - ответила женщина. - Пусть. У нас еще есть места.  Зовите
их скорее. Нельзя оставлять детей...
   - Спасибо,  -  улыбнулся  Кошкин.  -  Ребята,  идите,  -  сказал  он,
обращаясь к своей команде Парни молча вылезли из машины и взяли сумки из
багажника. И так же молча полезли в автобус. Кошкин улыбался стоявшим  у
здания посольства мужчинам.  Он  залез  в  автобус  последним,  усиленно
хромая.
   - Кто это? - обратился посол к одному из своих. - Разве это наши?
   - Украинская делегация, - объяснил  дипломат.  -  Отстали  от  своего
автобуса.
   Посол улыбнулся. Потому что любил детей.  Глядя  на  них,  чувствовал
себя моложе. Крупный ученый,  член-корреспондент  Академии  наук,  он  в
начале девяностых ненароком влез в политику  и  получил  одно  из  самых
высоких назначений - должность посла Азербайджана в России.
   Иногда он жалел, что  согласился  на  это  назначение.  И  не  только
потому, что оставил  науку.  Его  все  время  втягивали  в  политические
дрязги. Посол же был порядочный и совестливый человек и  именно  поэтому
часто не соглашался с мнением высоких начальников.
   Автобус с детьми уже тронулся с места, но вдруг водитель затормозил -
путь преградила милицейская машина.
   - Что это, зачем? - испугался Тарас.
   Кошкин метнул в его сторону яростный взгляд.
   Павел, вытянув ногу, придвинул к себе сумку, но Кошкин молча  покачал
головой.
   - Наши сопровождающие, - пояснил водитель. - Будут нас  провожать  до
аэропорта.
   Автомобиль с двумя офицерами милиции  развернулся  и  поехал  впереди
автобуса. Водитель "Икаруса" закрыл наконец двери и тронулся с места.
   Кошкинские ребята переглянулись. Все шло, как было задумано.
   Едва автобус отъехал от здания  посольства,  как  из  стоявшей  рядом
машины позвонил Бондаренко, следивший за перемещениями бригады Кошкина.
   - Порядок, - доложил он.
   - Отгоните его машину куда-нибудь на стоянку,  -  раздался  в  трубке
голос Малявко.
   - Давай, - кивнул Бондаренко  своему  напарнику,  и  тот  поспешил  к
"беспризорным" "Жигулям", ключи от которых лежали на сиденье.
   Напарник Бондаренко сел за руль и выехал из переулка.  Стоявший  чуть
поодаль офицер удивленно посмотрел вслед машине.  Он  прекрасно  помнил,
что за рулем сидел другой. Но, может, так надо?  Кому  придет  в  голову
угонять в такую рань старый "жигуленок"? Он даже не годится на запчасти,
рассудил мудрый офицер и не стал останавливать отъехавшую машину.

Глава 29

   Он обычно просыпался рано утром. Успевал даже сделать зарядку.  Любил
принимать  холодный  душ.  В  свое  время  бывший  мэр  города,  впервые
избранный,  а  не  назначенный  на  эту  должность,  сделал  его   своим
заместителем. Прежний был "моржом" и любил принимать "прохладные" ванны.
Это сильно задело его честолюбивого заместителя, и тот решил,  что  тоже
обязан прыгать в прорубь. А затем шеф вице-мэра добровольно оставил свой
пост.  Этот  крупный  ученый  обогатил   мировую   экономическую   мысль
обоснованием "теории взяточничества". Бывший мэр считал, что чиновник не
только имеет право, но даже обязан  принимать  участие  в  распределении
всех материальных благ, находящихся в  его  распоряжении.  Его  даже  не
смущала фраза сатирика  о  том,  что  "каждый  чиновник  имеет  то,  что
охраняет".
   Новый мэр учел ошибки прежнего.  В  первые  годы  он  вообще  избегал
политики, выставляя  себя  прирожденным  хозяйственником,  -  брал  верх
градоначальник "от Бога", который день и ночь заботится о вверенном  ему
граде. Но политические амбиции иногда проскальзывали, и, несмотря на всю
его сдержанность, слишком многие предрекали ему не только участие, но  и
победу на президентских выборах.
   Однако при действующем Президенте, который мог одним  взмахом  лишить
мэра всех московских привилегий, следовало вести себя очень осторожно  и
деликатно, дабы не раздражать Патриарха. Что, собственно, мэр все  время
и делал, клятвенно уверяя, что не хочет идти в Президенты.
   Справедливости  ради  нужно  отметить,  что  он   был   действительно
рачительным хозяином, умел наладить жизнь  многомиллионного  города.  Но
если в р