ивность  свидетельствует
скорее о его неуверенности. И все равно мне нужно с ним встретиться еще раз.
   - Вы опять пойдете к нему в управление? Он вас просто убьет. Пристрелит в
своем кабинете.
   - Именно поэтому следующую встречу нужно организовать в другом месте.  Не
волнуйся, Андрей, я не собираюсь подставлять свою голову.  Мне  надо  знать,
откуда ему известно про камеру. Если ему приказали ее изъять, то кто  именно
приказал? Если камерой занимался другой человек, откуда Лысаков знал о ней и
почему приказал Коптевой никому не рассказывать  о  проводах,  которые  были
видны под картиной?
   - И вы думали, что он расскажет? - удивился Ильин.
   - Конечно, нет. Мне было важно выяснить его реакцию на мои  вопросы,  его
поведение могло о многом рассказать.
   - А теперь, что теперь вам известно? -  усмехнулся  Андрей.  -  Или  опыт
общения с милицией отбивает всякую охоту к размышлениям?
   - Не отбивает, - серьезно ответил Дронго, - это смотря какая  милиция.  Я
не отношусь к тем  идиотам,  которые  считают  милицию  или  госбезопасность
созданием  тоталитарного  государства,   предназначенного   для   подавления
инакомыслия.  Во  все  времена   и   во   всех   государствах   нужны   были
правоохранительные   органы,   регулирующие   отношения   между   людьми   и
государством. Я очень уважаю труд многих  тысяч  честных  офицеров,  которые
рискуют своей жизнью и подставляют себя под пули и ножи  бандитов.  Возможно
даже, что Лысаков неплохой оперативник. У  него  довольно  быстрая  реакция,
умение мгновенно оценивать ситуацию. Наверно, неплохая агентура.
   - Это можно  сказать  о  любом  оперативнике,  -  разочарованно  протянул
Андрей.
   - Не думаю, что о любом. Но если конкретно о нашем деле, то  мне  удалось
составить  довольно  четкое  представление  о  нем  по  поведению  Лысакова.
Во-первых, он, конечно, знал о фотокамере, и Коптева  нам  не  соврала.  Это
было ясно по мгновенной реакции  Лысакова.  Во-вторых,  ясно,  что  он  имел
непосредственное отношение к самой камере. Он готов был меня пристрелить или
упрятать  в  тюрьму,  только  бы  слух  о  камере  не  распространялся.  Это
естественная  реакция  человека,  который  лично   причастен   к   подобному
преступлению. Если бы он просто знал о существовании камеры, то наверняка не
стал бы настаивать  на  моем  немедленном  задержании.  Но  он  хотел  любым
способом меня остановить, засунуть в тюрьму, даже  готов  был  изорвать  мой
дипломатический паспорт. И, наконец, третий момент. Если я правильно  понял,
то человека, отдавшего ему приказ об установке и  снятии  камеры,  он  очень
боится. И мы можем в будущем сыграть на этом страхе Лысакова.
   Ильин обернулся назад, нахмурился и резко повернул машину  в  левый  ряд,
пристраиваясь за идущим впереди джипом. Затем сказал:
   - Кажется, показалось.
   - Ты думаешь, за нами следят? - спросил Дронго. - Во всяком случае, этого
исключить нельзя. Ты понаблюдай  внимательнее.  Сверни  впереди  на  боковую
параллельную улицу и проследи, кто за нами поедет. Вполне возможен  "хвост".
Лысаков отпустил меня  слишком  быстро.  Теперь  он  сообразил,  что  нельзя
отпускать столь ценного свидетеля.
   - Хотелось бы узнать, вы действительно все точно просчитываете или просто
ловко меня разыгрываете, заставляя  верить  в  вашу  безупречную  логику?  -
спросил Андрей с вызовом.
   - Конечно, разыгрываю,  -  устало  усмехнулся  Дронго.  -  Поедем  домой,
Андрей, я очень устал. Согласись, что  для  человека,  чудом  спасшегося  от
тюремной камеры, я держусь совсем неплохо.
   Андрей молча прибавил скорость. А через несколько  мгновений  сказал,  не
отрывая глаз от зеркала заднего обзора:
   - Все-таки за нами следят.
   - Все правильно, - вздохнул Дронго, -  он  хочет  знать,  куда  именно  я
поеду. Ему важно изолировать свидетеля. Кто именно за нами едет?
   - Белый "жигуленок" шестой модели, - уточнил Ильин.
   - Они не успели подготовить другой машины, - понял Дронго, - да и вряд ли
Лысаков захочет рисковать, решив посвятить в  свою  тайну  еще  кого-то.  Ты
сможешь оторваться? - спросил он у Андрея.
   - В городе вряд ли. Вот если мы выедем на трассу, тогда мой  "БМВ"  легко
уйдет от их "жигуленка".
   - Когда мы  выедем  из  города,  за  нами  будут  следить  уже  несколько
автомобилей, - резонно заметил Дронго, - у  нас  почти  нет  времени.  Давай
поступим таким образом. Где-нибудь  на  повороте  ты  резко  свернешь,  и  я
постараюсь выскочить из машины. Ты должен отвлечь их на себя.  Только  ни  в
коем случае не вези их к себе домой.  Иначе  подставишься  сам.  Помотай  их
немного по городу и поезжай в офис вашей компании.  Машину  поставишь  перед
зданием, чтобы они видели, куда именно ты вошел. Еще лучше, если ты захочешь
там заночевать. Но ни в коем случае не выходи один из здания. Ты меня понял?
   - Понял, - кивнул Андрей, - впереди будет поворот на проспект, а там вход
в метро. Я могу чуть затормозить, а вы постарайтесь как можно  скорее  выйти
из машины. Если успеете попасть в подземный переход, ведущий  к  метро,  они
вас могут и не заметить.
   - Вот и хорошо. Только не забывай, что тебе сегодня  нельзя  выходить  из
здания компании. Очень тебя прошу не рисковать, - повторил Дронго, глядя  на
дорогу.
   Все получилось так, как они планировали;
   Свернув на  проспект,  Ильин  чуть  притормозил,  и  Дронго  стремительно
покинул машину, почти  выпрыгнув  из  авто  в  подземный  переход.  И  затем
.поспешил на станцию метро. Через полчаса он уже был у своего дома.
   Войдя в квартиру и с наслаждением встав под душ, Дронго закрыл глаза,  он
долго стоял под горячей стру„й, вспоминая перипетии сегодняшнего  дня.  Если
Лысаков реагирует на него столь бурно, ясно, что он его боится. Но не просто
боится, он отлично понимает, что значит установленная камера в номере такого
человека, как Александр Михайлович.  Майор  милиции  слишком  мелкая  сошка,
чтобы  осмелиться  на  самостоятельные  действия   против   столь   крупного
бизнесмена. Он мог быть только исполнителем, понимая, что  слухи  о  камере,
установленной в номере бизнесмена, которые появятся в городе, обернутся  для
него очень большими неприятностями. Дронго подумал, что на месте Лысакова он
бросил бы все силы на установление личности незнакомца  и  установление  его
адреса.
   Квартира, где остановился Дронго, была зарегистрирована не на его имя, он
не опасался, что кто-то сможет вычислить, где он живет. Но Лысаков мог выйти
на круг людей, знающих его. Нельзя рисковать, когда имеешь  дело  с  людьми,
столь заинтересованными. Лучше  все-таки  покинуть  эту  квартиру.  Наиболее
безопасно, пожалуй, поселиться в кабинете генерала Федосеева. Но к этому  он
прибегнет через несколько дней. Кабинет генерала  станет  последним  местом,
где его не смогут достать.
   Он вышел из ванной, бросив полотенце на кресло в кабинете. Быстро оделся.
Да, нужно предусмотреть все  варианты,  подумал  Дронго.  Положив  в  карман
пистолет, он с сожалением закрыл за собой дверь своей квартиры. Спускаясь по
лестнице, он периодически оглядывался. Каждую минуту на него могли напасть.
   "Если сунутся в мою квартиру, заставлю  Александра  Михайловича  оплатить
стоимость книг и ремонта", - с ожесточением подумал он, выходя из  подъезда.
Вроде бы все тихо, и Дронго решил, что  сможет  спокойно  пройти  к  станции
метро. И ошибся. За его спиной уже шел человек. Когда Дронго  нутром  почуял
опасность, было уже слишком поздно. Он не успел даже обернуться, как тут  же
ему в лицо брызнула жидкость с резким запахом. Он попытался что-то  сказать,
но сознание уже покидало его, и  он  мягко,  почти  беззвучно  опустился  на
тротуар. Его уже обыскивали.

День третий

   Расставшись с Дронго, Андрей Ильин еще несколько раз  пытался  оторваться
от своих преследователей. Но "жигуль" упорно  шел  следом,  иногда  сокращая
расстояние до  нескольких  метров.  Минут  через  пятнадцать  "жигуль"  даже
поравнялся с его автомобилем, когда сидевшие в нем двое людей с изумлением и
плохо скрываемой досадой увидели  в  салоне  одного  Ильина.  Очевидно,  они
рассчитывали увидеть рядом с ним еще одного человека. Именно поэтому,  когда
машины остановились во второй раз, один из пассажиров "жигуля" сделал резкую
отмашку рукой, приказывая Ильину остановиться.
   Но тот, выжимая все возможное из своего мотора, умчался вперед. На  одном
из перекрестков его ждала машина ГАИ и два стоявших рядом с ней  инспектора.
Один  в  форме  старшего   лейтенанта   поднял   руку,   приказывая   Андрею
остановиться. Тот послушно затормозил, мягко выруливая  на  обочину  дороги.
Преследователей пока  не  было  видно,  очевидно,  они  отстали,  а  старший
лейтенант неторопливо подошел к его машине.
   - Документы, пожалуйста, - сказал он, протягивая руку.
   Только  в  Америке  можно  сидеть  в  машине,  когда  с   тобой   говорит
представитель дорожной полиции. В Москве подобное отношение к сотруднику ГАИ
означало бы почти издевательство. Андрей вышел из машины. Преследователи все
еще не показывались. Вряд ли они посмеют появиться рядом  с  офицерами  ГАИ,
подумал Ильин, протягивая свои  документы  инспектору.  И  почти  в  это  же
мгновение за спиной раздался противный  визг  тормозов  белых  "Жигулей",  в
которых сидели его  преследователи.  К  удивлению  Андрея,  их  не  испугали
сотрудники ГАИ.
   Мощный, широкоплечий мужчина, вылезший из машины, неторопливо направлялся
к ним. Андрей обернулся на него и посмотрел на  офицера  ГАИ.  Тот  улыбался
подходившему. А когда мужчина был совсем рядом, старший лейтенант,  улыбаясь
еще шире, отдал ему честь и сказал:
   - Здравия желаю, товарищ капитан.
   "Капитан", это обращение обожгло Андрея. Дурак, он обязан был догадаться,
что  за  ними  будут  следить  именно  сотрудники  Лысакова.  И  не   просто
догадаться, а просчитать, что  именно  они  попросят  задержать  его  машину
первый попавшийся на пути пост ГАИ. Старший лейтенант уже  опускал  руку  от
козырька, когда Андрей резко толкнул его на незнакомца, а сам  плюхнулся  на
сиденье и с пол-оборота завел машину.
   Андрея не остановило то, что права и документы на  машину  были  в  руках
старшего лейтенанта. Он понимал, что,  если  его  остановят,  эти  документы
могут ему больше никогда не понадобиться. Не  говоря  уже  о  том,  что  его
заставят назвать адрес Дронго. Ильин дал задний  ход,  врезаясь  в  стоявшие
позади его машины "Жигули".  И  рванулся  с  места,  объезжая  застывших  на
мгновение обоих  офицеров.  Второй  инспектор  поднял  автомат,  намереваясь
стрелять,  но  Андрей,  выскочив  на  улицу,  увеличил   скорость,   надеясь
оторваться от поста ГАИ.
   Инспектор не стал стрелять,  а  Андрей  все  увеличивал  скорость,  чтобы
отъехать подальше от опасного места. Теперь не оставалось никаких  сомнений,
что они охотятся не просто за его  машиной,  а  конкретно  за  ним,  надеясь
выяснить, куда исчез из его  салона  Дронго.  Уже  не  обращая  внимания  на
светофоры и возможные посты  ГАИ,  Андрей  гнал  машину  к  офису  компании,
выжимая  из  нее  все  возможное.  Только  там  он  будет  в   относительной
безопасности.
   Ильин достал телефон, торопливо нажимая  нужные  кнопки.  И  почти  сразу
соединился с начальником смены охранников, дежуривших ночью.
   - Приготовьтесь меня встречать, - приказал Андрей, - за  мной  следят  и,
возможно, даже попытаются отбить. Все должны быть с оружием.
   - Понял, - ответил начальник смены, - подниму всех наших ребят. Когда  ты
будешь у нас на площади?
   - Минут через пять-десять, - сообщил Ильин, - собери всех, кто  находится
в здании. И  не  верьте  людям  из  "жигуля",  если  они  начнут  показывать
документы сотрудников милиции. Документы у них фальшивые, - подумав, добавил
Андрей, опасаясь, что его могут попытаться отбить силой.
   Через восемь минут он резко  затормозил  у  здания  компании,  въезжая  в
раскрытые ворота. Когда створки начали автоматически закрываться,  на  улице
раздался вой милицейских машин, перекрывающих все другие шумы. Но ворота уже
закрылись, и  один  из  сотрудников  охраны,  пересевший  за  руль,  отгонял
автомобиль в один из закрытых боксов.
   Андрей побежал в здание.
   - Закрыть ворота, - уже на ходу  распоряжался  он,  -  никого  без  моего
разрешения не впускать. Снять с автомобиля табличку  с  номерами,  отключить
освещение в боксе.
   Ему даже не хотелось думать, что  могло  с  ним  случиться,  если  бы  он
замешкался  на  несколько  мгновений  в  тот  момент,  когда  его  задержали
инспектора ГАИ. Андрей посмотрел на часы и поспешил в  свой  кабинет.  Нужно
предупредить Дронго о том, что его худшие опасения оправдались.

День четвертый

   Сознание вернулось сразу, словно включился некий счетчик,  сработавший  в
мозгу. Он хотел открыть глаза, но вспомнил последнюю секунду перед тем,  как
потерял сознание, и, замерев, прислушался. Судя по  всему,  он  находился  в
автомобиле, ехавшем неизвестно куда. Дронго чуть приоткрыл  глаза.  С  обеих
сторон находились люди. На переднем сиденье автомобиля - еще двое.
   Попытаться бежать или вырваться было бы чистым  безумием.  Это  он  понял
сразу.  Судя  по  тому,  как  четко  они  сработали,  в   автомобиле   сидят
профессионалы. И если они еще не убили его, то, очевидно, машина едет  туда,
где он будет нужен живой. Но куда именно? Если это сотрудники  Лысакова,  то
они вряд ли отличались бы особой деликатностью.  Не  стали  бы  использовать
неизвестную жидкость, стараясь не  причинить  вреда  Дронго.  Наоборот,  при
малейшем сопротивлении они с удовольствием применили  бы  силу.  Получается,
что его взяли другие люди. Кроме того, майор милиции, даже если это умнейший
майор в столице, не сумел бы  так  быстро  вычислить  адрес  самого  Дронго.
Оставалось ждать, пока все не прояснится.
   - Кажется, он приходит в себя, - сказал кто-то рядом.
   Дронго зашевелился. Открыл глаза пошире. Сомнений не было.  В  просторной
кабине "Форда" они находились впятером. Стоило раз взглянуть на лица сидящих
рядом, чтобы отбросить всякую мысль  о  побеге.  Дронго  тяжело  вздохнул  и
посмотрел по сторонам.
   - Оклемался? - спросил один из парней, больно толкая его в бок.
   - Не совсем, - выдохнул Дронго, - нам еще далеко ехать?
   - Уже совсем близко, - сказал второй, - только ты лучше  по  сторонам  не
зырь, все равно ничего не видно, темень вокруг.
   - Может, ему глаза завязать? - предложил водитель.
   - Не надо, - лениво сказал сосед справа, - он все равно никому ничего  не
расскажет.
   Такое начало не обещало ничего  хорошего.  Дронго  молчал,  понимая,  как
важно не раздражать этих типов. Он закрыл глаза и устало откинулся на спинку
сиденья. Через несколько минут его грубо тряхнули.
   - Вставай, - сказал один из "сопровождения".
   - И без глупостей, - добавил второй. Его вытащили  из  машины,  почему-то
еще раз тщательно обыскали и втолкнули в довольно просторный  холл,  который
он толком не успел рассмотреть. Следующая комната -  очень  большая,  метров
пятьдесят, - очевидно, служила гостиной. Сразу  за  ней  находилась  комната
поменьше, видимо, в ней хозяин принимал гостей. В  комнате  стоял  полумрак,
тихо  играла  музыка:  Шопен,  удивился  Дронго.  Вряд  ли  Лысаков   вообще
подозревал  о  существовании  такого  композитора.  С  каждой  минутой   ему
становилось все интереснее. Охранники  подвели  его  к  массивному  кожаному
креслу с резными деревянными подлокотниками и  надели  наручники,  встав  по
сторонам, словно свершая некий торжественный ритуал.
   В комнату стремительно вошел высокий человек.  Он  посмотрел  на  Дронго,
потом бросил взгляд на стоявших  по  сторонам  охранников  и,  нахмурившись,
приказал:
   - Наручники!
   - Мы же надели, - не понял охранник.
   - Не так, - зло пояснил высокий незнакомец, - расставьте  руки  по  краям
кресла и наденьте наручники так, чтобы он не  мог  подняться.  И  шевелитесь
быстрее.
   Один из охранников  наклонился,  расстегивая  наручники.  Именно  в  этот
момент Дронго нанес ему удар, вкладывая в него не только силу кулака,  но  и
наручников, все еще оставшихся на правой руке.  Охранник  отлетел  к  столу.
Второй бросился ему на помощь, но Дронго, подняв обе ноги, отбросил  его  от
себя. Он уже изготовился к прыжку,  но  увидел  направленное  на  него  дуло
пистолета.
   - Сидите, -  скрипучим  голосом  приказал  высокий,  -  и  старайтесь  не
дергаться. Я и так с большим трудом удерживаюсь от соблазна избавить себя от
хлопот, связанных с вашей персоной.
   До этого типа было больше пяти метров. Если еще учесть сидячее положение,
то, для того, чтобы достать противника, ему понадобится не меньше пяти-шести
секунд. Ровно столько, сколько  нужно  тому,  чтобы  выпустить  всю  обойму.
Благоразумнее подчиниться, и Дронго  остался  сидеть  в  своем  кресле.  Оба
охранника подскочили к  нему  и  защелкнули  висевшие  на  его  правой  руке
наручники, соединив с подлокотником кресла. Затем легко справились и с левой
рукой. При этом оба старались действовать грубо и  жестко,  словно  стараясь
реабилитироваться перед своим боссом. Но тот все равно остался недоволен.
   - Убирайтесь, - буркнул он и, когда охранники вышли из  комнаты,  подошел
поближе к Дронго.
   - Не будьте идиотом, - посоветовал он, - дом охраняется, вокруг несколько
линий охраны. Вы сможете прорваться сквозь первую линию,  но  не  больше.  У
меня несколько десятков людей. Как только вы попытаетесь выйти  отсюда,  вас
просто пристрелят. Вас устраивает такой вариант?
   - Не очень, - признался Дронго.
   - Тогда сидите  спокойно.  Вообще-то  у  меня  был  приказ  снять  с  вас
наручники, но вы слишком опасный человек, чтобы оставаться с  вами  один  на
один.
   - Неужели я буду разговаривать с женщиной? - усмехнулся Дронго.
   Его собеседник оценил шутку и ответил кривой улыбкой:
   - Нет, не с женщиной. Но от его предложений обычно не  отказываются.  Они
бывают гораздо интереснее,  чем  общение  с  любой  из  женщин,  даже  самой
красивой.
   - Вы меня заинтриговали, - примирительно сказал Дронго, - впрочем, кресло
подо мной весит не меньше трехсот килограммов, так что  у  меня  нет  шанса,
поднявшись, уйти вместе с ним. Остается слушать предложения.
   - Кажется, мы договорились, - улыбнулся незнакомец и, мягко ступая, вышел
из кабинета.
   Дронго  прислушался.   Шопена   сменил   Рахманинов.   У   хозяина   дома
действительно был хороший вкус. Дронго прикрыл глаза, отдавшись  музыке.  Он
не знал, кто именно играл на рояле, но исполнение потрясало. Оно  превращало
божественную музыку в  настоящее  волшебство.  Дронго  не  был  восторженным
меломаном, знающим в этой области все и вся, но оценить  исполнение  мелодий
знакомых ему композиторов он мог. Ему нравились солнечные мелодии Моцарта  и
Штрауса. В последние годы он полюбил и оценил Брамса. В сочетании с  Шопеном
и Рахманиновым это был тот музыкальный Олимп, который Дронго воздвиг в своем
воображении.
   Из  современной  музыки  любил  классический  джаз  и   классический   же
рок-н-ролл.  Все  последующие  изыскания  в  этих  областях  ему  не   очень
нравились,  он  любил  Гершвина  гораздо  больше,  чем  его  наследников   и
подражателей.
   Дверь открылась, и в кабинет вошел человек. Дронго открыл  глаза.  Он  не
вздрогнул, увидев его лицо. Он был готов увидеть именно  его.  С  той  самой
минуты, когда Александр Михайлович в  Париже  рассказал  ему  о  готовящемся
аукционе, Дронго знал,  что  реальными  претендентами  на  победу  будут  не
компании,  представленные  в  официальных  заявках,  и  даже  не  президенты
компаний, которые традиционно  пользовались  популярностью  и  чьи  рейтинги
неизменно отражали их политический вес в обществе. На самом деле в  аукционе
должны были сойтись интересы двух "супертяжеловесов". Один  из  которых  был
первым  вице-премьером  правительства,  поддерживающим  компанию  Александра
Михайловича, а второй... В