иянами  и
такой контракт не выдумка вашего собеседника.
   - Вы только  подтверждаете  мои  наблюдения  и  немного  опровергаете
собственные предположения.  Последнее,  на  что  я  хочу  обратить  ваше
внимание,  -  это  слова  моего  иранского  собеседника  о   готовящемся
террористическом акте во Франции. Боюсь, что и к этим словам  вы  должны
отнестись со всей серьезностью.
   Они подтверждены и вашими агентурными данными о том, что Ахмед Мурсал
собирает по всему миру террористов со знанием европейских языков.
   - Не знаю, - наконец сказал Райский, - в ваших словах, возможно, есть
рациональное зерно. Но вы меня все равно не убедили.
   -  Привычка,  генерал,  -  очень  серьезно  произнес  Дронго,  -   вы
традиционно недоверчиво относитесь к иранцам. Согласитесь, что разведчик
не может мыслить стереотипами.
   - Я не нуждаюсь в ваших советах, - зло отрезал Райский, - я  не  имею
права вам верить. И не хочу вам верить.
   - Но почему? - не понял Дронго.
   - Очень просто. Убийца ждал вас в первый день вашего приезда в  Иран.
В первый день. Значит, он был послан заранее. А это  значит,  что  Ахмед
Мурсал узнал о вашем визите до того, как вы полетели в Иран.  Понимаете,
почему я не могу в это поверить?
   Дронго кивнул. Странно, что он не учел и этого важного фактора. Но, с
другой стороны, о его визите в Иран знали не только в МОССАД.
   - Я об этом подумал, - задумчиво произнес он, - но, кроме вас, о моем
визите могли знать еще достаточно много людей.
   - Не получается, - хмуро возразил Райский, - все равно не получается.
В МОССАД о вашем визите знали только несколько  человек.  Еще  несколько
человек знали об этом и в российской разведке. Вчера в Баку убит один из
самых важных свидетелей. Тот  самый,  который  попросил  провести  через
депутатскую комнату Натига Кура.  Российская  разведка  установила,  что
через российскую границу проходил другой  человек,  очевидно,  настоящий
Натиг  Кур,  который,  приехав  в  Баку,  поменял   свои   документы   с
террористом.
   - Это точные сведения? - повернулся к Гурвичу Дронго, поняв, что  тот
сообщил об этом своему начальству.
   - Точные. Вчера сообщили из Министерства национальной безопасности.
   - По официальным каналам?
   - Да.  Расследование  ведет  Эльдар  Касумов.  -  Вы  понимаете,  что
происходит, Дронго? - повысил голос Райский. - Получается, что  в  обоих
случаях нас опередили. А это уже не просто террорист, пусть  даже  самый
опасный, который прячется от нас по всему миру. Речь идет  о  худшем,  о
предательстве. Кто-то сообщил Мулу о  вашем  визите  в  Тегеран,  кто-то
успел сообщить о ваших выводах насчет тройного обмена паспортов.  Кто-то
сыграл на опережение, и я не обязан верить, что все это дело рук  одного
Мула. У него просто нет таких возможностей и таких людей. За его  спиной
должна стоять мощная организация. И такой организацией может быть только
иранская разведка.
   - Неужели вам не надоело жить постоянно в  условиях  войны?  -  вдруг
спросил Дронго. -  Неужели  вам  не  надоела  постоянная  ненависть?  Ну
постарайтесь хотя бы иногда отказываться от привычных шаблонов. Не могут
иранцы играть такими вещами, как религия. Просто не могут. Они не смогли
бы имитировать смерть хаджи Карима. Для  них,  как  истинных  мусульман,
каждый совершивший хадж считается хаджи, а тем более  хаджи  Карим.  Его
полное имя Хаджи Сеид Карим, а это значит, что  он  происходит  из  рода
Мухаммеда/пророка мусульман. Он был одним  из  лидеров  шиитской  общины
Ливана, и иранцы не простят его убийство Ахмеду Мурсалу.  Свои  ценности
есть у каждого народа, если не хотите их принимать, то хотя бы научитесь
их уважать.
   - Если в Иерусалиме  произойдет  новый  взрыв  или  где-нибудь  снова
захватят наших граждан, кто будет виноват? - гневно спросил  Райский.  -
Ваши теологические рассуждения не подходят под  наш  конкретный  пример.
Наше государство с  самого  дня  своего  рождения  живет  во  враждебном
окружении. Нас ненавидят и боятся. И я не имею права сидеть здесь с вами
и рассуждать о причинах этой ненависти. У меня конкретная задача - найти
террориста,  разыскать  самого  опасного  негодяя,  который   когда-либо
боролся против нас. Я не имею права на ошибку. Я не должен верить в  его
гениальность или в ваши схоластические  рассуждения.  Если  он  успевает
повсюду, если устраивает тройной обмен,  привозит  непонятные  грузы  из
Москвы, посылает убийцу к вам еще до того, как вы  полетите  в  Тегеран,
устраняет единственного свидетеля в Баку, то я обязан предположить,  что
за его спиной стоит мощная организация. И эта организация борется против
нас.
   Он замолчал и отвернулся, давая понять, что спор исчерпан.
   - Я свяжусь с Касумовым и постараюсь узнать,  что  там  случилось,  -
примирительно предложил Дронго.
   - Извините, - буркнул Райский,  -  просто  эти  постоянные  взрывы  в
Иерусалиме стали нашей страшной бедой.  Каждый  раз  мы  с  ужасом  ждем
сообщений, кто еще погиб из наших родственников в этом кровавом кошмаре.
   - Я понимаю, - кивнул Дронго.
   - Конечно,  вы  не  обязаны  меня  выслушивать,  тем  более  со  мной
соглашаться, - продолжал генерал, - и ваши выводы я приму к сведению. Но
и вы примите к сведению мои сомнения.
   - Возможно, истина находится где-то посередине, - предположил Дронго.
   Гурвич, видя, что оба собеседника несколько выдохлись, счел за  благо
вмешаться, постаравшись немного сблизить позиции сторон.
   - По последним сообщениям, террорист действительно находится в Сирии,
- негромко сообщил он.
   - Нужно полететь в Сирию, - быстро  сказал  Дронго,  -  но  до  этого
постараться выяснить, что произошло с главным свидетелем и кто  его  мог
так быстро убрать. Боюсь, что у Мула были свои люди в городе.
   -  Не  уверен,  -  снова  вмешался  Райский,  -  но  надеюсь,  вы  не
собираетесь искать убийцу? Этим уже занимаются Министерство национальной
безопасности и местная прокуратура. Я не уверен, что у вас есть время  и
возможности заниматься расследованием.
   - Ничего, - улыбнулся Дронго, - у меня есть знакомый,  который  может
помочь следователям. Я собираюсь его попросить.
   - Надеюсь, вы не собираетесь никому рассказывать о нашем разговоре? -
спросил генерал.
   - Нет. Я же сказал,  что  у  меня  есть  надежный  человек,  пожалуй,
единственный в мире, которому я могу доверять больше, чем самому себе.
   - Никогда в это не поверю, - скептически сказал Райский,  -  вы  ведь
профессионал и знаете, что в нашем  деле  никому  нельзя  доверять.  Это
абсолютная норма в нашей профессии.
   - За исключением одного случая. Это мой отец, генерал. Надеюсь, вы не
будете возражать, если я попрошу его немного помочь мне?

Сен-Тропе. Порт Гримо. Вилла "Помм де Пимм". 4 апреля 1997 года

   Он  прилетел  в  Ниццу  несколько  дней  назад.  На  Лазурном  берегу
единственный крупный международный аэропорт был в Ницце; даже в  Монако,
формально самостоятельном государстве, не было своего аэропорта, и  туда
летали только вертолеты, ходили поезда, но в основном туристы  приезжали
на своих автомобилях.
   Поверить в слова Армана Эрреры было невозможно.  Но  действительность
превзошла все его ожидания. Он получил еще одну пачку денег. Правда,  не
сразу пятьдесят тысяч, как обещал Эррера, но ему выдали  двадцать  тысяч
долларов наличными. Вернее, сначала в  Севилье  Эррера  дал  ему  первые
десять тысяч, а уже затем здесь, в Сен-Тропе, вторую пачку.  К  большому
сожалению Уэйвелла, деньги ему перевели лишь целевым переводом,  указав,
что они могут быть израсходованы только в качестве оплаты за виллу "Помм
де Пимм". Что ему и пришлось сделать.
   Когда  он  подписывал  документы,  у  него  дрожали  руки  и  он   не
представлял себе виллы, за которую  можно  заплатить  такие  деньги.  Но
когда приехал на виллу, расположенную в порту Гримо, в десяти километрах
от Сен-Максима, в пятидесяти метрах от дороги на  побережье,  ведущей  в
Сен-Тропе, он понял, что вилла несомненно стоит таких огромных денег.
   Майкл Уэйвелл впервые в жизни  осознал,  что  такое  счастье.  И  как
выглядит настоящая  роскошь.  На  огромной  вилле  было  четыре  большие
спальные комнаты, каждая со своей ванной и  с  двумя  большими  широкими
кроватями. Две спальные комнаты находились на втором этаже, а две другие
на третьем, куда вела широкая лестница.  Огромная  гостиная  имела  свой
отдельный бар со стойкой, высокими креслами, приспособленными для стойки
бара, и холодильной установкой.
   В левой части гостиной находился угловой холл для любителей  смотреть
телевизор или просто погреться у камина. К гостиной  примыкала  довольно
большая и великолепно оснащенная всем  необходимым  кухня.  Из  кухни  и
гостиной можно было попасть на верхнюю  террасу,  которая  нависала  над
садом. Внизу был большой бассейн с искусственным подогревом. Сад  вокруг
виллы простирался до самого моря, и почти  на  трех  тысячах  квадратных
метров  росли  всевозможные  плодовые  деревья  в  этом  раю.  Еще  ниже
находилось искусственно созданное озеро  с  беседкой.  На  первом  этаже
виллы, куда можно было попасть, лишь обогнув дом, находились две комнаты
и кухня консьержа, который жил там со своей семьей.
   Уэйвелл внес  деньги  за  виллу  и  целый  день  ходил  по  комнатам,
наслаждаясь роскошью. В дом можно  было  попасть  через  парадный  вход,
который вел в холл и в еще одну, пятую ванную комнату для гостей. Только
из холла можно было попасть в гостиную. Для особо  ленивых  из  бассейна
была устроена лестница прямо на верхнюю террасу, откуда также можно было
попасть в гостиную.
   Майкл подумал, что это слишком много для его измученной души. Еще два
дня он беспробудно пьянствовал на вилле, заказав по телефону  шампанское
"Дом Периньон" и лучший французский коньяк, какой только могли доставить
сюда из Сен-Максима. И только четвертого апреля, проспавшись, решил, что
непростительно глупо проводит время. И отправился  в  Сен-Максим,  чтобы
найти подружку для совместного  проживания.  Условия,  которые  поставил
Эррера, были фантастическими.
   Нужно всего лишь наслаждаться проживанием на вилле и ждать  неведомых
гостей от Эрреры. Он успел подружиться с консьержем, невероятно тупым  и
ограниченным мсье Эриком. Мсье Эрика отличала  редкая  медлительность  в
принятии решений и полное отсутствие здравой житейской  смекалки.  Любой
вопрос, который иногда возникал у Майкла Уэйвелла, вызывал  у  консьержа
мучительные раздумья, словно он решал самую сложную задачу  в  жизни.  И
даже в первую  ночь,  когда  Майкл  выехал  на  такси  в  Сен-Максим  за
покупками, а потом, проехав свой поворот, забыл указать водителю на порт
Гримо и позвонил по  телефону  консьержу,  чтобы  уточнить  дорогу,  это
вызвало у Эрика замешательство, он  в  течение  двадцати  минут  пытался
сообразить, как объяснить таксисту,  где  именно  находится  поворот  на
виллу.
   Но даже такой тип не мог испортить общего праздника, и Майкл  Уэйвелл
поднялся  четвертого  апреля  днем  с  твердым  намерением  найти   себе
подружку.  В  конце  концов  это  было  даже  обидно  -  иметь  в  своем
распоряжении такой огромный дом, такой бассейн, такой сад и пользоваться
всем в одиночку, словно он был  по-прежнему  болен  гепатитом  либо  еще
какой-нибудь заразной болезнью.
   Под домом был гараж на два автомобиля, где мсье Эрик держал свой джип
и куда Майкл Уэйвелл ставил взятый в аренду темно-голубой четырехдверный
"БМВ".
   Правда, разгоняться на трассе было невозможно. Дорога между Сен-Тропе
и  Сен-Максимом  всегда  была  забита  автомобилями  и  велосипедистами,
спешащими в оба курортных города. В  Сен-Тропе  находились  виллы  самых
известных политических деятелей, звезд эстрады, мастеров спорта.  Одними
из самых известных владельцев собственных  поместий  на  побережье  были
Брижит Бардо и Роже Вадим. Вместе с тем в Сен-Тропе на  причале  стояли,
выстроившись, как на параде, самые роскошные яхты, которые Уэйвелл видел
когда-либо в своей жизни. Каждая яхта была самим  совершенством,  словно
ее изготовители соревновались с другими  в  отделке,  в  нестандартности
исполнения.
   Он приехал на своем "БМВ"  в  Сен-Тропе  часов  в  пять  вечера  и  с
сожалением обнаружил, что его собственная машина жалко смотрится на фоне
роскошных открытых "Мерседесов" и "Феррари", "Ягуаров"  и  "Крайслеров".
Правда, открытие сезона еще не состоялось и на побережье не было еще так
много яхт  и  автомобилей,  как  здесь  обычно  бывает  летом,  но  даже
апрельским вечеров Майкл Уэйвелл понял, что он чужой на  этом  празднике
миллионеров. Однако подобное обстоятельство могло смутить  кого  угодно,
но только не его. Он оставил  автомобиль  на  стоянке  у  почты  и  стал
прогуливаться по улицам, бесцеремонно оглядывая местных красоток.  Очень
скоро он сообразил, что все  местные  красавицы  либо  уже  отдали  свои
сердца приезжим туристам, либо уехали отсюда  искать  счастья  в  другое
место.  Кроме  того,  соревноваться  с  местными   знаменитостями   было
невозможно. На пляже  запросто  мог  появиться  известный  режиссер  или
актер, из-за которого молодые девушки впадали в экстаз.
   Покрутившись по городу, он с огорчением понял, что в  этом  курортном
месте нужно быть либо очень известным,  либо  очень  богатым  человеком,
чтобы на тебя обратили внимание. Поужинав в местном ресторане, он махнул
рукой на аристократический Сен-Тропе и, вернувшись к почте,  забрался  в
автомобиль, решив уехать в  Тулон.  Однако  совсем  недалеко  от  почты,
буквально за поворотом, располагался ночной клуб, и он решил в последний
раз попытать счастья в этом заведении.
   Здесь было все, как полагается. Масса девушек,  готовых  откликнуться
на любое предложение, и не меньшая масса парней, также готовых оказывать
свои услуги кому угодно, от стареющих мужчин до молодых экзальтированных
дамочек.  В  этот  ночной   клуб   приезжали   девушки,   работающие   в
расположенных по всему побережью кемпингах, отелях, мотелях, ресторанах,
пиццериях, магазинах, туристических бюро.  Здесь  можно  было  отдохнуть
по-настоящему, и Майкл Уэйвелл с удовольствием потрогал карман, где было
заготовлено несколько тысяч французских франков.
   На следующее утро он проснулся в одной из  своих  спальных  комнат  с
неприятным вкусом во рту. Он выглянул в окно.  Разбитый  "БМВ"  стоял  у
озера. В бассейне с веселыми криками плескались сразу три  девушки.  Они
были абсолютно голыми, и это понравилось ему больше всего. Правда, затем
он увидел среди кустов еще и одного молодого человека, который лежал под
скамейкой и, судя по  всему,  еще  не  пришел  в  себя  после  вчерашней
попойки. Майкл ошалело посмотрел на разбитый  "БМВ",  нахмурился,  затем
перевел взгляд на купающихся девушек, улыбнулся и  услышал,  как  звонит
телефон. Он пошел поднимать трубку.
   - Майкл, - услышал он разъяренный голос Эрреры, -  где  ты  пропадал,
черт тебя подери? Мы же договаривались, что все ночи ты будешь дома.
   - Я и был дома, - пробормотал Майкл, тяжело икнув.
   - Врешь, - разозлился еще больше Эррера, -  я  тебе  звонил  до  пяти
утра, тебя не было на вилле. Твой консьерж сказал, что ты  вернулся  под
утро.
   - Он меня просто не видел, - попытался оправдаться Уэйвелл.
   - В общем так, -  зло  перебил  его  Эррера,  -  первое  и  последнее
предупреждение. Если еще раз ты не будешь ночевать дома, можешь  считать
наш контракт расторгнутым. И выгони с  виллы  всех  посторонних.  Это  в
твоих интересах.
   "Сукин сын", - зло подумал о своем консьерже  Уэйвелл,  но  вслух  не
решился высказываться. Примирительным голосом произнес:
   - Ты  не  беспокойся,  я  все  понял.  Просто  я  немного  увлекся  в
Сен-Тропе.
   - Увлекайся на вилле. И выгони всех девчонок старайся не привлекать к
себе внимания. Если ты за себя не ручаешься, лучше уезжай с виллы  прямо
сейчас.
   Так будет лучше и для тебя, и для меня.
   - Нет, нет, - испуганно возразил  Уэйвелл,  из  головы  которого  уже
выветрился алкоголь, - я все понял. Можешь мне не  объяснять.  Я  сейчас
всех выгоню.
   Эррера бросил трубку. Уэйвелл, тяжело  вздохнув,  положил  трубку  на
рычаг. Потом, подумав немного, сделал  кукиш  и  показал  его  телефону.
Услышав радостные крики купающихся, он обернулся.
   - Искупаюсь, а потом  всех  выгоню,  -  сказал  он  себе.  -  А  если
понравится какая-нибудь из них, оставлю  ее  на  вилле.  Пусть  купается
вместе со мной.
   Он уже забыл об угрозе своего старого знакомого, не  подозревая,  что
еще пожалеет о том, что не обратил внимания  на  предостережение  Армана
Эрреры.

Баку. 4 апреля 1997 года

   Рано утром в дверь позвонили. Он  проснулся,  посмотрел  на  часы,  с
неудовольствием отметив, что в такое время он не просыпается.  На  часах
было пятнадцать минут десятого. Он обычно вставал не раньше одиннадцати,
привыкнув за долгие годы своей независимой работы никуда не спешить. Его
ночные бдения, когда  он  размышлял  над  очередной  разгадкой  трудного
задания или просто наслаждался очередной книгой, обычно  заканчиялись  в
четыре, в пять часов утра.
   Он привык к такому обычному для "совы" графику и редко  нарушал  его.
Именно поэтому он взглянул на часы,  вздохнул  и  выбрался  из  постели,
чтобы одеться. В дверь позвонили второй раз. Он успел набросить рубашку,
быстро надел брюки и поспешил к двери. Даже в спешке  он  не  забывал  о
том, что нельзя стоять перед железной дверью или  перед  глазком.  Нужно
было встать чуть правее от двери, чтобы увидеть тех, кто звонит в дверь.
Японский глазок был сконструирован именно таким образом.
   Он узнал звонившего. Это  был  Эльдар  Касумов,  с  которым  они  уже
однажды вместе работали. Даже после этого он не сразу открыл дверь.  Еще
раз осторожно посмотрел в глазок и спросил:
   - Кто там?
   - Это я, Эльдар, - ответил стоявший на лестничной клетке.
   Тембр голоса был  нормальным,  гость  вел  себя  спокойно,  и  Дронго
наконец  открыл  дверь.  Он  всегда  подсознательно  помнил   знаменитую
поговорку французов:
   "Предают только свои".
   - Доброе утро, - приветливо поздоровался Касумов.
   - Входи, - посторонился Дронго, пропуская гостя в квартиру.
   "Странно", - вдруг подумал он. Гость был младше него на  год-два-три,
не больше, они  были  примерно  одного  возраста,  но  пришедший  упорно
называл  Дронго  на  "вы",  а  он  обращался  к  нему  на  "ты",  словно
действительно был старше на много лет. "А может, это действительно  так,
- с испугом подумал он, - может, действительно я намного старше? Я видел
за свою жизнь столько мерзостей и столько разных судеб, я  путешествовал
по стольким местам и встречался  со  столькими  людьми.  Может,  поэтому
иногда кажется, что я живу уже больше века.
   Концентрация жизни такова, что с  каждой  новой  историей  я  как  бы
проживаю одну жизнь. И в каждой из этих жизней бывают свои  герои,  свои
женщины, свои предатели..." Женщины... как все глупо получается именно с
ними. И дело даже не в погибшей Натали Брэй. С тех  пор  прошло  столько
лет, что уже сам ее образ  стал  постепенно  стираться  из  памяти.  Она
погибла в Австрии, в венском аэропорту, успев заслонить его своим телом.
Иногда ночью он успевал оттолкнуть ее  и  даже  однажды  успел  сжать  в
объятиях, перед тем как проснуться,  но  проснувшись,  обнаружил  совсем
другую женщину в своей постели. Это было так страшно и больно,  он  даже
застонал от неожиданности.  В  его  жизни  было  еще  несколько  женщин,
некоторые были с ним достаточно близки, но не  было  того  единственного
пьянящего чувства, которое было с Натали. Возможно, в  этом  виноват  он
сам, ставший со временем беспощадным циником, обратив внутренний гнев на
самого себя.
   Иногда его посещали сомнения. Возможно, он был не  прав,  выбрав  для
себя именно такую трудную жизнь. Можно было заняться чем-нибудь  другим,
выбрав менее опасную профессию. Можно  было  устроить  свою  собственную
судьбу немного лучше, сделав жизнь р