- А разве потом было легче? - спросил его Алтынбай. -  Я  вернулся  в
восемьдесят девятом. Тогда и начался наш общий бардак.  В  Средней  Азии
уже была заварушка в Ферганской  долине.  Помните,  что  там  случилось?
Узбеки с турками тогда разбирались. Хотя кто сейчас помнит  об  этом?  И
никто не понял, что это была первая ласточка, что потом будет еще  хуже.
Ну а когда распался Советский Союз, первым "взорвался" Таджикистан.
   - Я все помню, - тихо произнес Дронго, глядя перед собой. -  Вы  даже
не можете представить себе, как я все помню. И вы снова воевали?
   - Конечно, воевал. Разве тогда можно было остаться в  стороне?  Самая
проклятая вещь на свете - это  гражданская  война,  -  убежденно  сказал
Алтынбай. - Тогда весь Таджикистан разделился на "юрчиков" и "вовчиков".
Мы безжалостно  истребляли  друг  друга,  как  дикие  звери  в  какой-то
непонятной ярости. Убивали не только мужчин. Иногда мы  сами  удивлялись
своей ярости и ненависти. Тогда погибло сто  тысяч  человек.  Сто  тысяч
человек, - повторил он, словно вслушиваясь в эту цифру.
   - И на чьей стороне вы сражались?
   - А как вы думаете? - спросил Алтынбай. Они разговаривали,  не  глядя
друг на друга, словно обращаясь в пустоту.  -  Многие  полагали,  что  я
перейду на сторону оппозиции, - сказал Алтынбай, - ведь мне сломали  мою
спортивную карьеру, отправили в Афганистан - я был как  бы  пострадавшим
от советской власти. Значит, по логике вещей я  должен  был  эту  власть
ненавидеть. А я ненавидел других - которые  ломали  мою  прежнюю  жизнь,
которые принесли ненависть и страх в нашу страну. И тогда я сделал  свой
выбор...
   - Много пришлось убивать?
   - Много, - признался Алтынбай. - В рай я точно не  попаду.  Теперь  у
меня одна дорога - к дьяволу. И в этот момент неожиданно погас свет.
   - Вот не верь после этого в приметы, - заметил Дронго.
   - Куда пропал этот кретин? - разозлился Алтынбай. - Нужно было самому
пойти посмотреть. Ему ничего нельзя поручить.
   - Вы его давно знаете?
   - Несколько лет. Он работает с Рахманом-ака уже не первый год.
   - Он местный?
   -  Нет.  Кажется,  переехал  из  Украины.  Рахман-ака  был   назначен
заместителем   начальника    нашей    налоговой    службы    в    рамках
межправительственного соглашения о перемирии.
   - Вы хотите сказать, что он представлял другую сторону?
   - Конечно. Но  он  оказался  толковым  человеком  и  совсем  неплохим
специалистом. Во всяком случае, дело свое он знает весьма неплохо.
   - А Олег работает его помощником?
   - Вообще-то он сотрудник отдела, который  курирует  Усманов.  Но  все
считают Шарая его помощником. Давайте пойдем  в  дом,  кажется,  нам  не
дождаться Олега. Или он не нашел бензин.
   Нуралиев тяжело поднялся. Дронго встал следом.
   - У меня к вам еще один вопрос, - вспомнил Дронго. - Какую  книгу  вы
читали?
   - Омара Хайяма, - буркнул Алтынбай. - В  молодости  дураком  был,  не
читал. А сейчас читаю. У него встречаются  поразительные  четверостишия.
Просто поразительные! Как будто о сегодняшнем дне.
   - Да, - улыбнулся Дронго, - гениальный  поэт  всегда  современен.  Вы
окончили русскую школу?
   - Хорошо говорю по-русски?
   - Нет. Просто вы  используете  некоторые  слова...  Вы  сказали,  что
"раскидали" своих противников и "выдали им по полной программе". Если бы
вы учились на фарси, вы бы так не сказали. Кроме того, в местных  школах
проходили Омара Хайяма,  а  в  русских  классиков  восточной  литературы
изучали факультативно.
   Верно?
   - Вы  жили  в  Таджикистане?  -  удивился  Алтынбай.  Они  вышли  под
непрерывный шум дождя.
   - Нет! - крикнул Дронго. - Я просто предположил! Пока  они  дошли  до
дверей, оба промокли насквозь. Когда они открывали дверь, входя  в  дом,
молния осветила все вокруг.
   - Закройте двери, - раздался чей-то голос.  Дронго  вошел  следом  за
Алтынбаем и закрыл дверь  на  ключ.  В  гостиной  горели  свечи,  и  это
создавало иллюзию некой отстраненности.  Словно  жизнь  на  планете  уже
кончилась и здесь находились последние представители рода человеческого.
   - Где Олег? - громко спросил Алтынбай. - Куда он пропал?
   - Я здесь, - отозвался Олег, который сидел где-то в углу. - Нету  там
никакого бензина. И спирта нет. Водка есть, виски, коньяк, джин,  но  не
много.
   - Садитесь с  нами,  -  раздалось  из  темноты.  Дронго  узнал  голос
Погорельского. Очевидно, одна из бутылок спиртного  уже  попала  в  руки
режиссера.
   - Давайте к нам, - позвал Мамука.  Он  сидел  рядом  с  Погорельским,
очевидно составив ему компанию. Горели только три свечи.
   - А почему не зажгли остальные? - поинтересовался Дронго.
   - Еще три отдали женщинам, а остальные припрятали на всякий случай, -
прозвучал голос Усманова, но его самого не было видно.
   Дронго вошел в бильярдную. Усманов сидел у  камина.  При  свете  огня
камина был виден только его профиль.
   - Я думал, что такой погоды здесь не бывает, - сказал он, поворачивая
голову. - Хорошо, что Мехти успел разжечь камин.
   - А где Сергей и Отари? - спросил Дронго.
   - Наверху, - ответил Вейдеманис. Он сидел в кресле рядом с диваном, и
его тоже не было видно в темноте.
   - Эдгар, - спросил его Дронго, - кто отнес свечи женщинам?
   - Я, - отозвался Вейдеманис.  -  Они  в  подавленном  настроении.  Ты
представляешь, что они чувствуют? Буянов  поднялся  наверх,  чтобы  быть
рядом с ними.
   - Я тоже пойду туда, - сказал Дронго. - Нам для  полного  счастья  не
хватало только этой аварии. И движок нельзя включить.
   - Мне пойти с вами? - спросил Алтынбай.
   - Нет, - ответил Дронго. И в  этот  момент  сверху  раздался  женский
крик.
   - Господи! - воскликнул Погорельский. - Неужели еще кого-то убили?  -
И он вдруг пьяно расхохотался. Это было так  неожиданно,  что  его  смех
подействовал на всех  гораздо  сильнее,  чем  женский  крик.  Первыми  к
лестнице бросились Дронго и Вейдеманис. За ними уже спешили  Алтынбай  и
Олег.

Глава 6

   Спотыкаясь, они поднимались по лестнице и уже  спешили  по  коридору,
когда едва не столкнулись с Буяновым.
   - Все в порядке! - крикнул Сергей. - Все нормально. Только  у  Наташи
Толдиной сдают нервы. Ей почудилось, что Катя шевельнулась.  Это  просто
молния осветила тело, а Толдина закричала. Я говорил ей, чтобы  она  там
не сидела. Но она настаивала.
   - Пусть крестится, когда ей кажется, - недовольно заметил Олег.
   - Не нужно, - попросил Дронго, - ей и так плохо.
   - Нам всем плохо, - сказал Шарай, - но мы же не кричим по пустякам. И
все держат себя в руках.
   - Особенно ваш руководитель, - заметил  Дронго.  -  Он  всегда  такой
уравновешенный?
   - Всегда. Я его знаю шесть или семь лет.  Он  всегда  спокойный,  при
любой ситуации. Я ему иногда даже завидую.
   Дронго вошел в комнату, где горела свеча. Толдина взглянула на него и
отвернулась. Вейдеманис, тяжело дыша, последовал за Дронго.
   - Может, вам лучше здесь не оставаться? - спросил Эдгар.
   - Я буду сидеть тут до утра, - упрямо  сказала  Толдина.  -  Это  мой
долг.
   - А почему у вас горит только одна свеча? -  спросил  Дронго.  -  Мне
сказали, что вам дали три свечи.
   - Одна на кухне у Нани, - пояснил Буянов. - Все голодные,  и  Нани  с
Людмилой пошли туда, чтобы подогреть ужин. Хорошо, что газ еще  есть.  А
третью свечу мы отдали Отари. Он снова решил рисовать.  Считает,  что  в
такой обстановке и в такую погоду лучше рисовать. Заодно  он  дежурит  у
постели Гасана. Повар может прийти в  себя,  и  поэтому  нужен  человек,
который постоянно находился бы около него.
   - Это, наверное, придумал Мамука, - усмехнулся Дронго. - Он  считает,
что несчастный повар может всех  нас  обманывать.  Создать  себе  ложное
алиби, чтобы безнаказанно убивать. Очевидно,  он  начитался  детективных
романов.
   - Что случилось? - спросил подоспевший Алтынбай, - Ничего, -  ответил
Дронго. - Просто одной женщине померещилась нечто  неприятное.  В  такую
погоду рядом с убитой может померещиться все, что угодно.
   - Эта ночь никогда не кончится, - прошептал Буянов.
   - В этом доме  есть  еда?  -  крикнул  Алтынбай  в  коридор.  -  Хоть
какая-нибудь?
   - Мы сейчас принесем  вам  еду!  -  закричала  Нани,  услышавшая  его
восклицание.
   - Может, нам пойти и помочь им? - предложил Шарай.
   - Я останусь с Наташей, - твердо сказал  Буянов,  -  мне  не  хочется
есть.
   - Если разрешите, я посижу с вами, - попросил Дронго и, обернувшись к
Вейдеманису, сказал ему:
   - Эдгар, спустись вниз и побудь с остальными. В  такой  обстановке  у
любого могут сдать нервы.
   Мужчины повернули обратно, а Дронго вместе с Буяновым сели на  стулья
рядом с Толдиной. Она взглянула наконец на Дронго.
   - Что вам нужно? - раздраженно спросила она. -Ну,  я  испугалась  как
последняя дура. Нервы совсем сдают. А вы пришли еще и издеваться.
   - Нет, - ответил Дронго, - иначе я бы не  поднялся.  Я  понимаю  ваше
состояние.
   - Что вообще вы можете понять! - крикнула она. - О чем тут говорить?!
   Сережа, дай мне сигареты...
   - У меня кончились, - виновато сказал Буянов. - У вас есть сигареты?
   - спросил он, обращаясь к Дронго.
   - Я не курю.
   - Извините. Наташа, сейчас  я  принесу  сигареты,  -  сказал  Буянов,
поднимаясь со стула и выбегая в коридор.
   - Осторожнее! - крикнул Дронго. - Там темно! Когда они остались одни,
Дронго вдруг сказал, обращаясь к Толдиной:
   - Не нужно так нервничать. Если вы соберетесь и поможете мне,  может,
мы и найдем убийцу.
   - Как это найдем? - спросила она, взглянув на Дронго. - Он уже  давно
убежал.
   - Убийца в доме, - возразил Дронго, и она вздрогнула.
   - Что? Что вы сказали?
   - Убийца в доме, - повторил Дронго, - и мы должны его найти.
   - Господи! - выдохнула она. - Как вы можете так спокойно говорить?
   - Вашу подругу убили, и мы должны  понять  мотивы  убийства.  Скажите
мне, почему она вдруг так плохо почувствовала себя, попав сюда. Почему?
   - Не знаю, - очень тихо ответила Толдина, - я ничего не знаю.  Почему
вы думаете, что сможете найти убийцу? - Я его все равно найду, -  твердо
сказал Дронго, и очень нужно, чтобы вы мне помогли. Мы  должны  наказать
убийцу вашей подруги.
   - Наказать, - иронически произнесла она. - Почему  вы  считаете,  что
можете казнить и миловать по своему желанию? У вас есть права Бога?  Кто
вы такой, чтобы судить других людей?
   - Нет, - ответил Дронго, - я, конечно, не Бог. Но иногда мне кажется,
что я сражаюсь на его стороне.
   В комнату вошел Буянов. Он протянул Толдиной одну сигарету и спички.
   - Больше не нашел, - чуть  виновато  сказал  он.  -  Все  экономят  -
боятся, что нам придется  здесь  долго  сидеть.  Женщины  принесли  еду.
Может, ты хочешь поесть?
   - Нет, - ответила она. - Спасибо, мне ничего не нужно.
   Буянов вопросительно взглянул на Дронго.
   - Мне нужно знать, почему Катя  внезапно  почувствовала  себя  плохо,
попав в этот дом, - настойчиво сказал Дронго. - Поймите,  я  должен  это
знать! Вы можете мне помочь. Почему?
   - Я не знаю, - растерянно произнес Буянов. - Когда  я  приехал  сюда,
она уже была в таком состоянии. Толдина молча курила сигарету.
   - Вы говорили, что у нее были неприятности, когда погибли двое людей.
   Это было не в Душанбе? - спросил Дронго у Буянова.
   - Почему в Душанбе? - вдруг уточнила вздрогнувшая Толдина.
   - Я не у вас спрашиваю, - строго оборвал ее  Дронго,  -  вы  ведь  не
хотите мне помогать.
   - Трагедия случилась во время съемок в Киргизии, - сказала Толдина. -
Тогда и погибли двое людей. Она все видела... Это было ужасно...  Просто
ужасно.
   Люди иногда бывают как звери.
   - В каком году?
   - Не знаю. Кажется, в девяносто втором. Господи, ну о чем  мы  сейчас
говорим?! Разве все это так важно? Разве все это интересно? Кати уже нет
на свете, а вы говорите о каких-то глупостях. Вам мало  ее  смерти,  вам
еще нужно ее опозорить. Как все это гадко! Господи, как гадко и страшно!
- Она разрыдалась.
   - Уйдите, - попросил Буянов. - Вы же видите, в каком она состоянии!
   Дронго вышел из комнаты. Приблизился к лестнице и заглянул в комнату,
где лежал Гасан. Повар беспокойно спал, ворочаясь во сне. В углу комнаты
сидел художник, который что-то рисовал. Рядом стояла  его  жена.  Дронго
невольно залюбовался Людмилой.  Она  была  высокого  роста,  стройная  и
красивая, ее длинная тень падала на  стену,  вырастая  до  потолка.  При
одной горевшей свече в этой картине было нечто библейское.  Он  подумал,
что Отари прав, рисуя именно при подобном свете и в такую ночь.
   - Как наш больной? - спросил Дронго.
   - Спит, - ответил художник. - Мне кажется, что ему  плохо.  Он  может
прийти в себя, и тогда боль снова напомнит о себе. Нани иногда заходит к
нам, но у нее нет никаких лекарств.
   Из соседней комнаты донеслись сдавленные рыдания Толдиной.
   - Что там случилось? - спросил Отари.
   - Это, кажется, я довел ее  своими  расспросами,  -  мрачно  сознался
Дронго. - Мне пришлось задать ей некоторые вопросы.
   - Я понимаю, - сказал Отари. - Вы хотите найти истину.
   - Кстати, насчет истины, - вспомнил Дронго, подвигая к себе стул. - Я
случайно слышал, как вы разговаривали со своим другом. Он советовал  вам
ничего не рассказывать. Говорил, что это совсем  не  обязательно,  а  вы
убеждали его, что не можете молчать.
   - Вы слышали наш разговор, - понял художник.
   - Извините, но я случайно услышал.  Вы  можете  сказать,  о  чем  шла
речь?
   - Могу, конечно, - взглянул на супругу Отари. Она сжала ему руку. - Я
ведь не всегда был художником. Я служил в наших пограничных  частях.  Но
когда в Грузии началась  гражданская  война  и  мне  предложили  сделать
выбор, я отказался.
   Я не мог стрелять в других грузин только  потому,  что  одни  из  них
любят Гамсахурдиа, а другие хотят сражаться  за  Шеварднадзе.  Я  считал
диким выбор, при котором я должен стрелять  в  своих  братьев.  Я  тогда
отказался выполнить приказ своего руководства и ушел  из  отряда.  Но  у
нас. погибли двое молодых парней.
   Сейчас прокуратура проверяет, как они погибли, и Мамука советовал мне
молчать, не вспоминать, что я служил в этом отряде. А я не хочу  молчать
и не могу.
   - Ясно, - вздохнул Дронго, - все как всегда. Везде идут войны,  везде
свои трагедии. Я все время думаю, как спят люди, которые  в  Беловежской
Пуще устроили миллионам людей такую жизнь?  Или  они  об  этом  даже  не
вспоминают?
   - Не знаю, - признался художник. - Мне иногда кажется,  что  политики
вообще не думают о людях. Мы для них - абстрактная категория.
   Дронго тяжело вздохнул. Он не знал, как ответить на подобные вопросы.
   Вот уже столько лет не знал.
   - Вы ничего не слышали? - спросил он, меняя тему разговора.
   - А вы сами верите в неизвестного маньяка, который ходит вокруг дома?
- ответил Отари вопросом на вопрос.
   - Нет, - мрачно сказал Дронго. - Теоретически я могу  допустить,  что
подобное возможно. Но только теоретически. В  такую  погоду  маньяки  не
бегают вокруг дома,  чтобы  убивать  людей.  Здесь  должны  быть  другие
причины, более глубокие, если хотите. А если это вообще не маньяк?  Или,
еще хуже и еще вернее, если это кто-то из нас?
   - Не говорите так, - попросил художник. - Мне страшно  даже  подумать
об этом. Мамука считает, что мы сойдем с ума  к  утру,  если  к  нам  не
приедут люди.
   - Может, он и прав, - равнодушно заметил Дронго. -  В  конце  концов,
ничего не  бывает  просто  так.  Возможно,  что  начавшийся  ураган  был
предопределен, как и убийство, которое здесь произошло.
   При этих словах сидевшая рядом  с  художником  Людмила  вздрогнула  и
прижалась к мужу. Тот обнял ее покрепче, притягивая к себе.
   - Я все время думаю, чем можно оправдать такие преступления  с  точки
зрения Бога, - вдруг сказал Отари. - Ведь любое убийство - это не просто
насилие, а вызов Богу.
   - Не всегда, - возразил Дронго. - Когда солдаты защищают свою  родину
или когда  отец  убивает  насильников  своей  дочери  -  это  не  совсем
убийство. Это библейская мера, которой нужно отвечать на насилие.
   - Убийство не может быть воздаянием, -  возразил  художник.  -  Любое
убийство отвратительно. Я - верующий человек. И мы с Людмилой  венчались
в церкви. Посмотрите, какие у нас кольца, - поднял  руку  Отари.  -  Это
старинные кольца нашего рода, передаваемые уже в двенадцатом  поколении.
Говорят, что они немного сплавились в огне, когда одного из моих предков
заперли в горящем доме.
   Тогда его супруга шагнула к нему в костер. И потрясенные ее мужеством
враги решили оставить жизнь обоим.
   Мы с Людмилой много обсуждали тему насилия. Разве можно  решиться  на
такое? Убить несчастную молодую женщину. Задушить ее  во  сне!  Нет,  на
такое нормальный человек не способен.
   - Я встречал столько всякой дряни в своей жизни, что  вполне  верю  в
способности мерзавца осуществить нечто подобное. Причем мерзавца, хорошо
маскирующегося, - пояснил Дронго.
   - Но ведь еще есть Бог, - сказал Отари, - и значит, любое убийство  -
вызов небесам.
   - Не обязательно. Я в последнее время немного пересмотрел свою  точку
зрения на вмешательство Бога в наши дела.
   - Вы атеист? - спросил художник.
   - Один из моих друзей гениально сказал: "В Бога я еще могу  поверить,
но я не верю в его подсобное хозяйство - в рай и в ад". Вот и мне трудно
поверить в то, что мы увидим убийцу в аду, а с вами  встретимся  в  раю,
если, конечно, мы его заслужили.  Боюсь,  что  в  другой  жизни  нам  не
увидеться, да ее и не будет. Я скорее скептик-агностик.
   - Легче жить, когда веришь в Бога, - сурово заметил Отари.
   - Согласен. Одна мысль о том, что ты будешь  миллиарды  лет  спать  в
могиле на радость земляным червям, может отравить твое существование. Но
в этом и состоит смысл жизни, чтобы бросить вызов невероятной  Вселенной
одним фактом своего появления и собственного разума. Много лет  назад  в
Нью-Йорке один священник сказал мне, что Бог должен быть в душе  каждого
человека. Но я думаю, что душа любого из нас  представляет  собой  арену
борьбы между Богом и дьяволом.
   Каждый день, каждый. час, каждую минуту дьявол искушает  нас,  толкая
на низменные поступки. Бог в таком случае справедлив: он  не  решает  за
человека, он предоставляет ему право выбора.
   - Встать на чью-либо сторону? - усмехнулся Отари. - А вам не кажется,
что вы кощунствуете?
   - Нет. Ведь с точки зрения верующего человека борьба  идет  не  между
Богом и дьяволом. Такой борьбы просто не может быть. Ведь дьявол -  тоже
создание  всемогущего  Бога.  Значит,  допуская  вероятность   подобного
вселенского зла, Бог предоставляет нам право  выбора.  И  с  этой  точки
зрения я вполне согласен принять Бога. Ибо каждый человек должен сам для
себя решить, на чьей стороне он хочет сражаться. На стороне Бога или  на
стороне дьявола.
   За окном сверкнула молния и осветила их комнату.
   - У вас страшная логика, - прошептал Отари, - я об этом не думал. Мне
казалось естественным соблюдать нормы, установленные Богом.
   - Большинство людей об этом не думают, - согласился  Дронго.  -  Ведь
право выбора - это самое страшное право, которым Бог наградил каждого из
нас.
   Соблазны велики, жизнь человеческая так коротка. Мы все еще не  знаем
своей конечной цели: почему мы появились на свет и в чем  состоит  смысл
нашего существования, нашего разума? Может, поэтому большинство людей  и
попадают в могилы, наполненные червями и навозом, так  как  предпочитают
жить, не задумываясь  о  смысле  своего  существования.  Может,  поэтому
большинство людей не хотят использовать своего права выбора. Ведь каждый
человек в чем-то грешен, хотя бы своими мыслями. Абсолютных  праведников
не бывает, или бывают,  но  очень  редко.  Но  как  оправдать  подлость?
Воровство? Как оправдать предательство? Я знаю  столько  людей,  которые
спокойно присваивают  миллионы  долларов,  пока  от  болезней  и  голода
умирают дети их народа. Где оправдание? И почему Бог не хо