лесарный  столик  и   несколько
колченогих стульев.
   В какой-то момент на заводе вообще перестали платить зарплату,  Игнат
теперь иногда заезжал к жене - та успела во второй раз выйти замуж  -  и
брал у нее взаймы. Но часто ездить к жене было стыдно, и  он  стал  пить
только самую дешевую водку, благо, в ней как раз не было недостатка.
   Прежние знакомые его уже  не  узнавали  -  Сайфулин  стал  исхудавшим
стариком с впалой грудью и слезящимися глазами. Никто из прохожих не дал
бы ему меньше пятидесяти, хотя на самом деле ему было  сорок  четыре.  И
наконец, апофеозом его несчастий стало свидание с  собственной  дочерью:
когда Игнат в очередной раз после приступа язвы  все-таки  отправился  к
жене занять  немного  денег,  он  встретил  дочь,  спешившую  куда-то  с
подругами. Она была  уже  взрослая,  училась  в  девятом  классе.  Дочь,
беседовавшая  с  девочками,  скользнула  равнодушным  взглядом  по  лицу
незнакомого небритого мужчины - и прошла дальше.  А  отец,  потрясенный,
стоял и долго не мог понять - как же она не узнала его? Или не  захотела
узнавать при подругах? Он не знал, что и думать.
   Вернувшись домой, Игнат слег и с тех пор больше не ходил на работу.
   Некоторые из прежних друзей иногда приносили хлеб  или  суп,  но  это
длилось недолго, и он часто голодал по несколько дней. От равнодушия  за
свою судьбу он даже не обращал внимания на сильные боли  в  животе.  Все
кончилось тем, что он отправился на бульвар  и,  сидя  там  с  кепкой  в
руках, что-то мычал, упрашивая прохожих подать ему на пропитание. Иногда
попадались жалостливые люди, которые бросали ему  мелочь.  Попадались  и
состоятельные - те бросали даже доллары.
   Два раза его крепко били цыгане - за то, что сидел  в  "неположенном"
месте, на их участке. Как-то раз  его  избили  подростки,  решившие  так
покуражиться над нищим и несчастным стариком. Никто даже не  подозревал,
что у этого попрошайки есть собственная квартира в престижном районе. Он
держался до последнего, предпочитал собирать милостыню, но  квартиру  не
сдавал, помня о своих мытарствах в заводском общежитии.
   Многое изменилось, когда появился Рамик. Он оказался хорошим  парнем,
добрым, отзывчивым. Рамик охотно давал в долг, не  разрешал  напиваться,
даже купил ему телевизор. Игнат сначала относился к появившемуся  ангелу
настороженно, боялся, что тот хочет отобрать  у  него  квартиру,  прятал
паспорт.
   Но Рамик не говорил о квартире. Наоборот, улыбался,  показывая  белые
зубы  и  объясняя,  что   работает   представителем   благотворительного
общества, которое заботится об одиноких москвичах. И  хотя  Сайфулин  не
очень верил в благотворительность, после того как потерял деньги в  МММ,
тем не менее он почему-то поверил Рамику и даже несколько раз пускал его
к себе домой.
   В это утро Рамик приехал с целой авоськой  продуктов  -  с  фруктами,
овощами и даже с йогуртом. Рамик впервые  за  все  время  привез  и  две
бутылки водки.
   - Уезжаю на юг, - сообщил Рамик. - На  отдых.  Вернусь  через  месяц,
тогда и поговорим.
   - Как же так? - огорчился Игнат. - Как же я без тебя?
   - Ничего, старик, месяц продержишься. - Парень хлопнул его по плечу.
   Рамик был совсем молодой, лет двадцать пять  от  силы.  У  него  были
черные, курчавые волосы, смуглое лицо, приятные  миндалевидные  глаза  и
открытая улыбка.
   Он все время улыбался. Вдвоем они выпили обе бутылки. При этом пил  в
основном Игнат. Рамик только улыбался, наливая хозяину полный стаканчик.
Когда Игнат заснул прямо за столом, Рамик осторожно поднял его,  перенес
на раскладушку и, выходя из  дома,  включил  все  газовые  конфорки,  не
зажигая огня. Он вышел из дома с улыбкой на устах.
   В стоявшей на углу машине  сидел  мужчина.  Еще  более  смуглый,  чем
Рамик,  со  щеточкой  черных  усов  и  большим  носом  с  горбинкой.  Он
повернулся в сторону Рамика и взглянул на него вопросительно.
   - Все в порядке, - понял Рамик. - Все сделал, как нужно.
   Сидевший за рулем взял мобильный телефон, набрал номер.
   - Говорит Ахмад. У нас все готово.
   Ровно в пятнадцать часов двадцать  шесть  минут  все  окрестные  дома
вздрогнули от взрыва. Дежурившие на улице офицеры ГАИ  передали  срочное
сообщение о возможном террористическом акте.
   Через полчаса  на  месте  взрыва  уже  работали  бригады  спасателей,
сотрудники милиции и ФСБ. Прибыл и мэр города.  Мрачный,  как  туча,  он
стоял перед разрушенным домом.
   - По предварительным данным, - докладывал один из его подчиненных,  -
взрыв произошел в результате утечки газа. Пока извлекли из завала только
шестерых погибших. Много раненых.  Сколько  всего  пострадало,  пока  не
установлено.
   - Как это произошло? - спросил мэр.
   - Взрыв. Утечка газа. Вы ведь знаете, какая это проблема...
   - А  эти  откуда  набежали?  -  Мэр  кивнул  в  сторону  журналистов,
снимавших происходящее со всех сторон.
   - Сообщили, - пожал плечами  подчиненный.  -  Они  беду  чуют,  сразу
слетаются.
   - Стервятники, - пробормотал неодобрительно мэр.
   Он пошел к своей машине. Третий случай за год, причем в самом  центре
города, думал огорченный  мэр.  Опять  все  газеты  будут  обливать  его
грязью. Что, конечно же, уменьшит его шансы на  выборах  президента.  Он
повернулся и подозвал своего подчиненного.
   -  Пусть  ФСБ  хорошенько  проверит.  Что-то  слишком  часто  у   нас
взрываются дома. Здесь линию газа сто раз проверяли, и ничего  страшного
не было. Пусть проверят еще раз.
   - Говорят, на втором этаже один  бомж  жил.  Он,  наверное,  и  забыл
выключить газ. Оттуда и рвануло, - доложил подчиненный.
   - У бомжей не бывает квартир! - закричал мэр. Сообразив, что не стоит
горячиться, он взял себя в руки и процедил:
   - Он же не мог все пять комфорок сразу включить, чтобы обед готовить.
А если включил, значит, не обед готовить, а взорвать себя  хотел.  Пусть
поработают. Не нравится мне этот взрыв.
   - Они уже работают.
   - Вот-вот. И  вообще,  пусть  проверят,  как  все  произошло.  -  Мэр
повернулся  и  пошел  к  своей  машине.  Он   заметил,   как   несколько
фотокорреспондентов начали снимать его именно в тот самый момент,  когда
он особенно злился. Мэр, однако, промолчал. Он даже боялся  представить,
какие комментарии выдадут сегодня по телевизору каналы, "работающие"  на
других кандидатов. А какие гадости напишут завтра все газеты...

Глава 20

   Римма замерла, не зная, что предпринять. Все-таки следовало  войти  в
дом.
   Посмотрим, что они запоют, когда  приедет  милиция.  Римма  поправила
очки и вошла в подъезд. Здесь все  было  тихо.  Она  услышала  завывание
приближающейся сирены и усмехнулась.  Вот  и  все.  Попались  голубчики.
Теперь  не  уйдут.  Сирена  приближалась,  и  она  начала   уже   смелее
подниматься по лестнице. Первый этаж, второй... Когда приедут сотрудники
милиции, они возьмут всю банду. Нет, она не станет подниматься на третий
этаж в квартиру фотокорреспондента. Она не такая  дура.  Надо  дождаться
приезда милиции, а потом сказать  этим  сволочам  все,  что  она  о  них
думает. И в этот момент кто-то схватил ее за плечо.
   - Ты куда?
   Римма обернулась.  Перед  ней  стоял  водитель  "Волги",  которая  ее
преследовала. Тот самый убийца,  что  пришел  в  квартиру  Рыженковых  с
шнуром в руках. Или с леской? Он видел ее, когда Малявко толкал Римму  к
машине.  И  он  сразу  ее  узнал.  Как  и  она  его.  Римма  недооценила
приехавших. Они не стали втроем врываться  в  квартиру  Беззубика.  Двое
прошли в квартиру, а Юрлов остался дежурить на лестнице, между вторым  и
третьим этажом. И теперь, увидев перед собой женщину, которую они искали
два дня, он обомлел.
   - Ты? - спросил он с угрозой в голосе.
   - Я, - подтвердила Римма, даже не пытаясь  вырваться.  -  Спета  ваша
песенка, - продолжала она с вызовом. - Теперь вас милиция достанет,  это
я их вызвала.
   Юрлов смотрел на нее, не зная, что делать. Каким-то  звериным  чутьем
он почувствовал: она уверена в  своих  силах.  Швырнув  ее  на  пол,  он
бросился в квартиру Беззубика.
   - Уходим! - закричал он. - Быстрее, милиция едет.
   Малявко с напарником искали магнитофон. Самого хозяина дома не  было.
Легко открыв дверной замок, они сразу нашли куртку Вадима Кокшенова.  Но
там лежал только его мобильный телефон.  Именно  поэтому  они  теперь  в
поисках магнитофона  переворачивали  вверх  дном  всю  квартиру.  И  тут
услышали голос Юрлова.
   - Какая милиция? - разозлился Малявко. - Чего ты кричишь?
   Он раскрыл дверь и увидел перепуганного Юрлова. Тот показал рукой  на
поднимавшуюся с пола Римму.
   - Она... - сказал он. - Она милицию вызвала.
   - Ты? - не поверил своим глазам Малявко. - Ты еще живая?
   - А вам мало  Глебова?  -  спросила  с  вызовом  Римма.  Она  слышала
завывание сирены и была уверена, что теперь отсюда  никто  не  уйдет.  -
Двор окружен, теперь вас всех арестуют.
   Малявко тоже услышал вой сирены. Никто из них  даже  не  предполагал,
что это была пожарная сирена - машина выехала на пожар, возникший  после
взрыва на Малой Бронной.
   - Быстро уходим, - приказал Малявко. - Быстрее.
   - Нашли пленку? - спросил Юрлов. - Нет. Черт с ней, быстрее уходим.
   Бондаренко выбежал из квартиры. Увидев Римму, Державшуюся за  перила,
он ринулся к ней.
   - Убью!
   - Стой! - закричал Малявко. - Милиция во дворе.
   Но Бондаренко было трудно остановить. Он рванулся  к  Римме  и  успел
схватить ее за руку.
   - Пусти! - крикнула она. - Пусти, негодяй!
   - Уходим! -  закричал  Малявко,  сбегая  вниз  по  лестнице.  За  ним
поспешил  Юрлов.  Хотя  вой  сирены  прекратился,  они   спешили   вниз.
Бондаренко схватил Римму за волосы и изо всех сил ударил  ее  головой  о
стенку.
   - Сука, - рявкнул он напоследок и побежал за остальными.
   Римма почувствовала, как все закружилось перед глазами. Еще мгновение
- и она упала на лестницу.
   Трое бандитов выбежали во двор. Не обнаружив сотрудников милиции, они
быстро сели в свою машину.
   - Трогай! - крикнул Малявко, когда Юрлов замешкался.
   Через секунду машина вылетела со двора. Только несколько минут спустя
они пришли в себя.
   -  Зачем  побежали?  -  спросил  Бондаренко.  -  Почему  этой  стерве
поверили?
   - Она бы одна не пришла, - тяжело дыша, ответил Малявко. -  Наверное,
вызвала милицию и хотела нас задержать. На испуг взять.
   - Я ее тоже на испуг взял. Башку пробил, - усмехнулся Бондаренко.
   - Точно пробил?
   - Точно. Если даже память  не  отшибло,  то  месяца  два  в  больнице
поваляется, это я обещаю.
   - Молодец, - обрадовался Малявко. - Значит, так... Рассказываем шефу,
что Кокшенов в больнице, ничего не знает. А эту журналистку мы  прибили.
Она тяжело раненная, и неизвестно, вообще выживет ли.  А  магнитофон  не
нашли, потому что пленку случайно стер друг Кокшенова. Все  понятно?  Не
перепутайте.
   - А если узнает? - спросил Юрлов.
   - Не узнает. Нам только один день продержаться нужно.  До  завтра.  А
послезавтра пусть узнает. Нас уже в Москве не будет, сам знаешь...
   - Смотри, - сказал Юрлов, - тебе решать. Я - человек маленький.
   - Правильно. Я и решу. Ты лучше следи за дорогой. А то еще попадем  в
аварию.
   Через  полчаса  они  уже  были  на  даче  у  Тетеринцева.  Малявко  в
нескольких словах доложил о случившемся.
   - Кокшенов  лежит  в  палате,  счастливый  и  довольный,  что  мы  не
возбуждаем против него уголовного дела.  Он  помнит,  что  первый  начал
драку. Я вернул ему его сумку, и  у  него  нет  никаких  претензий.  Про
магнитофон он даже не вспомнил.
   Оказывается, он оставил  его  у  своего  друга  -  фотокорреспондента
"Коммерц-журнала" Федора  Беззубика.  И  тот  стер  всю  запись.  Я  сам
проверил, лично. Вся запись стерта. А журналистку, которая наш  разговор
подслушала, мы нашли. Витя ей все  мозги  об  стенку  выбил.  Даже  если
выживет, то ничего помнить не будет.
   - Хорошо, - кивнул  Тетеринцев.  -  Один  раз  в  жизни  все  сделали
толково.
   Молодцы.
   Он прошел в другую комнату, где сидел Ветров, слышавший их разговор.
   - Все слышал? - спросил Тетеринцев. -  Теперь  можете  не  дергаться.
Никто до послезавтра ничего не узнает. А потом уже не так страшно.
   - Не верю я твоим подонкам, - проворчал Ветров. - Привезли бы стертую
пленку и показали.
   - Зачем она нам? - удивился Тетеринцев.
   - Да, ладно. Действительно, не нужна. Посмотрим, как завтра будет.
   -  Хорошо  будет,  -  воодушевился  Тетеринцев.  -  Вы  все   здорово
придумали.
   Особенно  насчет  брата  этого  парня.  Представляю,  что  напишут  в
газетах. А  ваши  черномазые  сработали  сегодня  здорово.  Такой  взрыв
бабахнул, во всех соседних домах стекла повылетали. Пусть теперь наш мэр
попробует  сказать,  что  хочет  стать  Президентом.  Его   родственники
погибших на куски разорвут.
   - Может, и не разорвут,  -  поморщился  Ветров.  -  Народ  у  нас  не
злопамятный, отходчивый. Вдруг захотят избрать. Вот когда послезавтра он
детишек перебьет, вот тогда все,  крышка  ему.  Он  и  мэром  города  не
останется. Не то что Президентом. Его даже в дворники никто не возьмет.
   -  Здорово  придумано,  -  ухмыльнулся   Тетеринцев.   -   Если   все
получится...
   - Это от нас с тобой зависит, чтобы получилось, - напомнил Ветров.  -
Самое главное завтра, чтобы человек Ахмада вовремя свою  бомбу  взорвал.
Ни минутой раньше, ни минутой позже. Я сейчас поеду к нему, объясню  все
его остолопам.
   - Сам поедешь? - не поверил Тетеринцев.
   - Конечно, сам, -  усмехнулся  Ветров.  -  Я  такие  дела  никому  не
доверяю.
   Только  вдвоем  с  Антоном  и  ездим.  Сам  всегда  довожу  до  конца
порученное мне дело. И потом... они все равно никому и ничего не  станут
рассказывать. Если все пройдет в Воронеже как нужно, тогда  мы  и  здесь
сумеем все нормально провести. И ты вообще сможешь отсюда уехать.  Зачем
тебе оставаться депутатом? Будешь жить где-нибудь на своем острове.  Или
хочешь еще стать министром?
   - Хочу, - сказал Тетеринцев. - Чем я хуже других?..
   -  Ну-ну,  -  усмехнулся  Ветров.  -  Там  поглядим.  Ты  завтра  все
снаряжение лично проверь. Чтобы все было путем.  Сам  понимаешь,  завтра
последний день.
   Решающий.

ДЕНЬ ТРЕТИЙ

Глава 21

   Ночью он приехал к себе с  той  самой  высокой  девушкой,  с  которой
отплясывал рок-н-ролл. Девушка была явно  польщена  вниманием  взрослого
мужчины, который привез ее в свою большую квартиру. Узнав, что он  живет
один, она еще больше обрадовалась и сразу отправилась в ванную  комнату.
Он остался сидеть на диване, чувствуя себя уставшим и пожилым человеком.
Девушка еще не вышла из ванной, а ему уже  стало  смешно.  Действительно
глупо, думал он. Привозить домой эту девочку, которой  едва  исполнилось
девятнадцать. Да еще и ждать, пока она выйдет  из  ванной,  чтобы  потом
как-то произвести на нее впечатление.  Ему  показалась  пошлой  сама  их
встреча с налетом какой-то неискренности.
   Девушка наконец вышла из ванной. Она была  действительно  изумительно
сложена.  Подошла  к  нему,  нагая,  даже  не   прикрылась   полотенцем.
Современных  молодых  людей  отличала  большая  раскованность,  чем  его
сверстников. Хотя, с другой  стороны,  он  помнил,  как  вела  себя  его
молодая подруга лет пятнадцать назад, когда они встречались в Москве,  в
гостинице "Россия". Тогда ему было двадцать четыре, ей  чуть  меньше.  И
они были такими же отважными и смелыми, как эта девочка.
   - Разденься, - тихо попросила девушка. - Или ты меня стесняешься?
   - Стесняюсь, - улыбнулся он, снимая рубашку.
   Ее холодные ладони заскользили по его груди.
   - Подруги говорят мне, что самые лучшие любовники  -  это  мужчины  в
сорок лет. Когда они все умеют и все  знают.  Сколько  тебе  лет?  Сорок
пять?
   - Меньше. Тридцать девять.
   - Идеальный возраст, - кивнула она. - Снимай брюки. Я буду ждать тебя
в спальне.
   Девушка поднялась и, грациозно ступая, вышла  из  комнаты.  Он  вдруг
понял, что именно казалось ему пошлым. Понял после  ее  слов.  Им  обоим
нужна была эта встреча как доказательство  собственной  состоятельности.
Ей в девятнадцать лет нужно было обязательно  переспать  с  сорокалетним
мужчиной, чтобы потом рассказывать об этом подругам. А  ему  нужна  была
именно молодая девушка - чтобы  почувствовать  себя  молодым  человеком,
готовым встречаться со столь юной особой.
   Обоих влекло друг к другу и чисто физическое  любопытство.  Прекрасно
понимая это, он тем не менее снял брюки и отправился к девушке.
   Конечно, она была очень  молода.  Конечно,  не  все  совпадало  столь
идеально, как могло совпадать,  но  она  старалась.  В  ней  был  задор,
свойственный молодым, и наглость, свойственная начинающим. В ней не было
и пресыщенности, какая отличает женщин,  уже  познавших  в  постели  все
возможное и невозможное. Но когда все было  кончено  и  она  уснула,  он
ощутил в душе горечь, словно изменил сам себе. Он всегда  спал  один  на
двуспальной кровати. На таких же кроватях он  спал  и  во  всех  номерах
гостиниц, где останавливался.
   Осторожно поднявшись, он прошел в ванную, включил душ и  долго  стоял
под спасительной струей горячей воды. После чего надел халат и, пройдя в
кабинет, сел за компьютер. В конце концов он мог бы  жениться,  как  все
нормальные люди, и теперь у него могла быть такая же взрослая дочь.  Уже
после всего, перед тем, как она заснула, он поинтересовался, сколько лет
ее матери. Услышав в ответ "сорок", замер  на  своей  половине  кровати,
боясь шевельнуться. Все правильно. Он терял время. Ему всегда  казалось,
что он потерял нить где-то там, в  восемьдесят  восьмом,  когда,  спасая
первого и последнего Президента  Советского  Союза,  встал  под  пули  и
оказался  на  грани  между  жизнью  и  смертью.  Стремительные   события
восемьдесят  девятого  уже  проходили  без  его  участия.   Словно   его
вычеркнули из жизни.
   Начинался распад страны,  за  которую  он  проливал  кровь,  началось
предательство человека, которого он защищал. Горбачев оказался не просто
слабым политиком. Он оказался циничным болтуном, способным предать все и
всех. Он предал всех своих друзей в Восточной Европе,  предал  товарищей
по партии, предал страну, которой присягал и которую обязан был защищать
до  последней  капли  крови.  Каждый  раз,  глядя  на  его   последующие
выступления  по  телевизору,   Дронго   испытывал   нечто   похожее   на
разочарование и сожаление, чувствовал  себя  обманутым.  Как  они  тогда
верили этому человеку,  как  были  преданны.  И  как  безнравственно  он
поступил, "сдав" всех, кого можно было "сдать", и обманув всех, кто  ему
доверял.
   Впрочем, все это было уже в прошлой жизни. Новая жизнь, начавшаяся  в
девяностые, требовала новых ориентиров. И бывший эксперт  ООН,  один  из
лучших инспекторов Интерпола, аналитик, равного которому не  было  ни  в
одной спецслужбе мира, стал безработным пенсионером. Впрочем, пенсию ему
никто не хотел платить, ни одна республика. Ни Россия, не считавшая  его
своим.  Ни  Азербайджан,  соответственно,   считавший   его   российским
офицером.
   Дронго работал на  компьютере,  он  снова  читал  наброски  и  записи
погибшего Звонарева.  И  вдруг  подумалось,  что  такие,  как  Звонарев,
гораздо лучше устраивались  в  жизни,  чем  сам  Дронго.  Он  был  более
напорист, обладал большей жизненной энергией,  не  забивал  себе  голову
рассуждениями о служении отечеству и верности присяге. Для них важнейшим
стимулом являлись деньги и власть. Вернее,  власть  как  производное  от
денег. А самый большой успех в жизни - это  деньги,  на  которые  теперь
действительно можно купить  все.  В  том  числе  и  кресло  депутата,  и
красивую женщину, и даже здоровье,  которое  можно  поправить  в  лучших
клиниках Швейцарии и Германии.
   Почувствовав на себе чей-то взгляд, он  обернулся.  Девушка,  которая
заснула на его кровати, проснулась. Обнаружив, что спит одна, она пришла
к его кабинету босиком и вст