, протянул его гостю. Лабунский пригубил свой стакан с виски. Торчинский недовольно посмотрел на сигару, все еще продолжавшую дымить.
     - Нельзя ее потушить? - спросил он.
     - Конечно, - сразу ответил Лабунский, придавив сигару сильнее. Он не стал ее беречь, заметил Дронго, он ее раздавил.
     С другого конца гостиной, где находились две спальные комнаты, послышались приглушенные шаги. Мужчины повернулись в ту сторону, откуда должна была появиться женщина. Двери раскрылись. Очевидно, она умела просчитывать эффекты от подобных театральных представлений. Створки двери распахнулись одновременно. Она появилась на пороге. Высокая, эффектная, в темном открытом платье, с дорогим колье на шее. У нее были красивые руки, волнующая линия плеч. Она понимала, что производит впечатление, и была горда произведенным эффектом. Кажется, единственный человек, на которого она подействовала не столь ошеломляюще, был Станислав Обозов.
     Он вздохнул, поднялся, взял со стола огромный букет цветов, принесенный Торчинским, и протянул его женщине со словами:
     - Это вам.
     - Спасибо, - она поняла, что он испортил весь эффект, и обожгла его уничтожающим взглядом. Подошел Торчинский и поцеловал ей руку.
     - Мы уже спускаемся вниз, - сообщил ее муж, - кажется, сейчас половина восьмого. Сеньор Лицци обещал появиться к восьми. У европейцев не принято опаздывать, даже у итальянцев.
     - Это нужно сказать гиду, которая задержалась на целый час, - зло пробормотала Лабунская, входя в гостиную.
     - Вы выглядите потрясающе, - восхищенно заметил певец.
     - Надеюсь, - улыбнулась она ему и посмотрела на Дронго. - Я хотела поблагодарить вас за экскурсию. Вы были хорошим гидом.
     - А вы оказались хорошей слушательницей, - ответил Дронго.
     - Пойдемте вниз, - предложил Марк Лабунский. - Катя, ты взяла карточки от лифта и отеля?
     - Да, они у меня в сумке, - ответила Екатерина, открывая свою сумочку от Гуччи. На этот раз она была эллипсоидной формы с металлической ручкой. Лабунская достала обе карточки и показала их присутствующим.
     - А где наш контракт? - спросил Лабунский.
     - У вас в сейфе, - напомнил Обозов. - Вы думаете, нам нужно взять его с собой?
     - Нет, конечно. Надеюсь, что из сейфа его никто не достанет. Знаете, Дронго, я давно хотел вас спросить, вы ведь эксперт по преступности. Какой код считается идеальным? Говорят, что нельзя ставить даты своего рождения или даты своих близких. А какой код идеальный?
     - Наверно, идеальных кодов не существует, - заметил Дронго, - к любому можно найти ключ.
     - Я тоже так думаю, - кивнул Лабунский и открыл дверь.
     Он пропустил вперед супругу, гостей и вышел следом за ними. Последним из номера вышел Обозов, который захлопнул дверь, и все пятеро прошли по коридору к кабине лифта. Дежурная, увидев Лабунских, подобострастно улыбнулась и пожелала доброго вечера. К своим клиентам здесь относились особенно почтительно.
     Они спустились вниз и вышли в холл первого этажа. Внизу уже находились явно нервничавшие супруги Соренко. Очевидно, Лабунский не посчитал нужным предупредить их о переносе ужина на час, и они добрых тридцать минут искали, в каком именно ресторане могли оказаться Лабунские, пока наконец метрдотель ресторана не сообщил, что ужин перенесен на восемь вечера.
     Клавдия была в зеленом плотно облегающем платье. Очевидно, она успела сильно понервничать, так как лицо ее было красного цвета и она задыхалась от возмущения. Ее муж успел расстегнуть две верхние пуговицы рубашки и распустить узел галстука.
     - Где вы были? - не выдержала Клавдия, увидев сестру. - Мы так волновались.
     - Не нужно нервничать, - хладнокровно посоветовал Лабунский.
     Клавдия открыла рот, чтобы что-то возразить, но посмотрела на мужа и замолчала. Ее супруг, увидев Торчинского, изобразил бурную радость и долго тряс руку певцу. Без пятнадцати восемь в отель приехали Жураевы. Увидев Торчинского, они так обрадовались, словно он приехал на рождение именно к ним. Немедленно откуда-то появился фотоаппарат, и супруги по очереди и все вместе сфотографировались с певцом.
     В восемь приехали итальянцы. Две пары. Одна пожилая, супругам было лет по пятьдесят пять - шестьдесят, другая - помоложе, лет по сорок. Всех четверых сопровождал Хеккет, который с удовольствием здоровался с каждым из присутствующих. С не меньшим удовольствием он поздоровался с Дронго, который был вынужден при всех пожать руку своему давнему сопернику.
     Стол на четырнадцать человек был накрыт у бассейна. Предупредительный метрдотель и официанты уже выстроились вокруг стола. Все стали рассаживаться. С левой стороны, ближе к бассейну, сидели Лабунские, Торчинский, супруги Соренко и Жураевы, напротив - две пары итальянцев, Хеккет, Дронго и Обозов. Таким образом Дронго вынужденно оказался между Уордом Хеккетом и Станиславом Обозовым. Разумеется, это соседство его совсем не радовало. Он довольно быстро разобрался, что именно старший по-возрасту среди итальянцев и является тем самым Лицци, ради которого на банкете присутствовал Уорд Хеккет.
     Первыми тосты произносили гости из России. Итальянцы уже немного привыкли к визитерам из стран бывшего Советского Союза и их несколько агрессивной манере вести себя за столом. Тосты следовали один за другим, официанты старались успеть налить всем присутствующим спиртное. При этом дамы не отставали от кавалеров.
     Дронго смотрел, как вел себя каждый из гостей, оказавшихся за этим столом. Супруги Соренко явно чувствовали себя не в своей тарелке. Жураевы были преувеличенно любезны, как бы стараясь показать, что подобные приемы были для них не столь заметным событием. Торчинский был элегантен, вежлив и непроницаем, хотя иногда бросал грозные взгляды на Екатерину Лабунскую. Обозов мрачно молчал, уткнувшись в тарелку, и почти не пил, позволив себе лишь несколько глотков. Хеккет, напротив, был весел и необычайно оживлен, он поддерживал каждый тост Лабунского или Жураева и высоко поднимал свою рюмку.
     За столом шла неторопливая беседа. Итальянцы рассказывали о своих планах, Лабунский говорил о своих проектах. Все были довольны. Торчинский иногда что-то шептал супруге Лабунского, и та весьма благосклонно склонялась к нему. Правда, иногда она посматривала и в сторону Дронго, сидевшего на другом конце стола.
     Когда подали десерт, мужчины поднялись, чтобы выкурить сигареты. Лицци уже много лет курил только "Ротманс", тогда как Марк Лабунский достал свои сигары, а Жураев "Кэмэл". В отличие от итальянских женщин, российские дымили не меньше мужчин. Это считалось модным. На Западе же модным был абсолютный запрет на курение, здесь всячески стремились изжить столь вредную привычку.
     К Дронго подошла Екатерина Лабунская.
     - Мне понравилась экскурсия, - с явным вызовом сказала она, - может, нам в Москве тоже устроить нечто подобное.
     В некоторых случаях лучше не отвечать. Это был как раз тот самый случай. Дронго взглянул ей в глаза и ничего не ответил. В это время раздался громкий голос Соренко. Он о чем-то спорил с Обозовым, причем говорил только Соренко. Его собеседник предпочитал молчать, поддерживая беседу лишь невразумительным мычанием.
     - Мне кажется, что четвертый пункт нашего договора мы могли бы дать несколько в другой редакции, - сказал по-английски Марк Лабунский, обращаясь к сеньору Лицци.
     Хеккет, услышав это, насторожился.
     - Как это - в другой? - спросил он. - Мы ведь уже все согласовали.
     - Чисто техническая правка, - успокоил его Лабунский. - Если разрешите, я вам покажу.
     - Конечно, - сразу согласился Хеккет, - я хочу посмотреть, что именно вас не устраивает.
     Лабунский повернулся и пошел к лифту. Сеньор Лицци подошел к Хеккету и о чем-то тихо спросил. Когда Хеккет ему отвечал, лиц говоривших не было видно, они отвернулись от бассейна и отошли в глубь сада.
     Не куривший Горчинский подошел к Лабунской, которая стояла с сигаретой в руке. Очевидно, это не мешало им общаться, так как был слышен грудной смех женщины. Через несколько минут в ресторане показался Марк Лабунский. Он принес копию контракта и показал ее Лицци и Хеккету, настаивая на поправке. Хеккет сразу начал сверять текст договора с предложениями Марка. Это было не совсем удобно - вести деловые разговоры во время ужина, но, очевидно, договаривающимся сторонам было важнее согласовать договор, чем соблюдать некие этические принципы. Второй итальянец также подошел ближе, и они начали оживленно что-то обсуждать.
     Лабунский подозвал к себе Обозова, знавшего английский язык гораздо лучше него. Они стояли впятером, обсуждая пункт договора, по которому возникли сомнения, когда официанты начали разносить шампанское и вино.
     Женщины также поднялись и беседовали между собой. Дронго заметил, как, поговорив с Лабунской, к лифту в глубь холла поспешил Олег Торчинский. Официанты разносили вино, шампанское и десерт, когда супруга Лабунского неожиданно резко взмахнула рукой и официант, подававший ей бокал вина, к своему ужасу, опрокинул его ей на платье.
     Все переполошились. Подбежавший метрдотель долго извинялся. Официант от страха просто остолбенел и только бормотал слова извинения. Женщины предлагали Екатерине свои салфетки, но она извинилась и отошла от них, собираясь направиться к лифту, чтобы подняться наверх и переодеться.
     - Там не такое большое пятно, - заметила Клавдия, взглянув на свою сестру.
     - Не нужно никуда ходить, - недовольно бросил Марк Лабунский, - можешь подняться потом, после десерта. А мы посидим еще немного в баре.
     - Я быстро вернусь, - сказала супруга, даже не обернувшись на его просьбу.
     Лабунский пожал плечами, но не стал спорить. Его больше интересовал разговор с итальянцами. Екатерина захватила свою сумочку и поспешила в холл, чтобы подняться на свой этаж.
     - У тебя вечно заедает карточка, - напомнил ей муж, - если опять заест, позови дежурную, она сидит на этаже.
     - Хорошо, - обернулась к нему супруга и поспешила дальше.
     Лабунский проводил ее неодобрительным взглядом и пригласил сеньора Лицци за стол. Следующий тост был за новый контракт и за подписание столь важного документа, уже согласованного в деталях.
     - Вы обратили внимание, - вдруг прошептал Хеккет, - хозяйка ушла не одна. За нашим столиком нет и этого тенора. Мне кажется, что у мистера Лабунского вполне могут вырасти ветвистые рога, если уже не выросли.
     - Это не наше дело, - строго одернул его Дронго, - и, кажется, к контракту не имеет никакого отношения.
     - Я не говорю про контракт, - усмехнулся Хеккет, - по-моему, вы проиграли сегодняшнюю схватку. Не всегда вам быть суперменом, мой дорогой друг.
     - К счастью, я не ваш друг, - напомнил Дронго, - и, между прочим, никогда не был суперменом.
     Он вдруг вспомнил, что не взял с собой мобильный телефон. Он вообще не любил эти аппараты, от которых так сильно болела голова. Но сейчас уже десятый час, и Джил наверняка захочет с ним связаться. Значит, нужно подняться в свой номер и достать аппарат. Дронго повернулся и медленно пошел к лифту. Он услышал, как за его спиной говорили Лицци и Лабунский.
     - Я думаю, мы договорились обо всем, - удовлетворенно сказал сеньор Лицци, поднимая бокал.
     - Да, теперь все в порядке, - согласился Лабунский, тоже поднимая бокал. Уже усаживаясь в кресло, он вспомнил о договоре, лежавшем на стуле, и протянул его своему помощнику.
     - Станислав, отнесите, пожалуйста, наш контракт в номер. Вот мои карточки, от лифта и от дверей. Код замка сейфа вы знаете.
     - Хорошо, - Обозов забрал карточки и договор и поспешил к лифту.
     - Надеюсь, вы быстро! - крикнул ему Лабунский и достал новую сигару.
     Двери кабины лифта были открыты, и Дронго вошел первым. Вслед за ним вбежал Обозов. Он улыбнулся Дронго, достал карточку от кабины лифта, вставил ее в отверстие и нажал кнопку десятого этажа.
     - Кажется, вы обо всем договорились, - сказал Дронго, кивая на контракт.
     - Слава Богу, - прошептал Обозов, - мы готовили этот контракт целый год. Непонятно, где сеньор Лицци нашел этого мошенника Хеккета. Тот спорил с нами по каждому пункту, по каждой позиции.
     - Он серьезный человек и, думаю, вам было нелегко, - согласился Дронго, скрывая улыбку.
     Кабина лифта замерла на десятом этаже.
     - Извините, - сказал Обозов, доставая карточку, - вам ведь нужно вниз. Если вы меня подождете, я спущусь вместе с вами.
     На этом этаже без специальной карточки лифт не срабатывал.
     - Ничего страшного, - усмехнулся Дронго, - я могу вас подождать рядом с дежурной, а потом мы спустимся ко мне.
     Они вышли из кабины и прошли мимо дежурной, которая снова строго посмотрела на них. Впрочем, Обозова она уже знала.
     - Сеньора у себя? - спросил Обозов.
     - Да, - кивнула дежурная. - Только что вернулась.
     - Сеньора у себя в номере? - уточнил по-итальянски Дронго.
     - Да, - кивнула дежурная, - она появилась несколько минут назад.
     - Одна? - хмуро осведомился Обозов. Он говорил по-английски.
     - Да, - удивилась дежурная, - одна. Конечно, одна.
     - Тем лучше для нее, - пробормотал Обозов и обернулся к Дронго. - Пойдемте вместе, - неожиданно предложил он, - я оставлю контракт, и мы вместе спустимся вниз.
     - Неужели контракт такой тяжелый, что вы его не донесете? - пошутил Дронго.
     - Боюсь, что могут возникнуть некоторые трудности, - пояснил Обозов, - я бы хотел, чтобы вы мне помогли. Вдруг она заперла дверь изнутри.
     - Вы ее в чем-то подозреваете? - уточнил Дронго.
     - Нет, конечно. Просто на всякий случай. Не хочу лезть в сейф шефа без свидетелей. Он в последнее время стал дико подозрительным.
     - Идемте, - согласился Дронго и пошел по коридору, сопровождаемый неодобрительным взглядом дежурной.
     На подобных этажах дежурные всегда находились непосредственно на месте, чтобы для особо важных клиентов сделать расчет и помочь им в оформлении документов. Постояльцы сюитов и апартаментов не должны стоять в очереди к портье, как обычные посетители. Проходя по коридору они посторонились, пропуская горничную с тележкой свежего белья.
     - Вы меня извините, - сказал Обозов, - вы же видели, что она ушла не одна. А мне нужно иметь алиби. В таких делах лучше не попадаться на глаза ни мужу, ни жене.
     - У них проблемы? - уточнил Дронго.
     - А у кого их нет? - вздохнул Обозов.
     Они подошли к дверям сюита. Обозов нажал кнопку звонка, прислушался. Но за дверью было тихо. Он снова нажал кнопку звонка.
     - Ну вот, видите. Никто не отвечает, - пробормотал Обозов.
     Он достал карточку-ключ от номера и провел ею по замку. Дверь мгновенно открылась.
     Дронго посмотрел в сторону дежурной. Коридор был полукруглый, и отсюда нельзя было увидеть дежурную, сидевшую за столиком у лифтов. Недалеко от них был аварийный выход на случай пожара. Обозов еще раз постучал в уже открытую дверь и вошел в гостиную. Дронго остался стоять на пороге. Обозов поспешил в кабинет, чтобы оставить контракт в сейфе. Он набрал комбинацию цифр и открыл дверцу сейфа. Дронго слышал, как он открывал дверцу и как он набирал код. В этот момент в гостиной появилась Лабунская. Она была в нижнем белье, очевидно, вышла из гостевого туалета.
     Оказавшись в подобной ситуации почти наверняка смутилась бы любая женщина. Но не Лабунская. Белье у нее было превосходное, а тела своего она никогда не стеснялась.
     - Извините, - пробормотал в замешательстве Дронго, - мы звонили и стучали.
     - Ничего, - усмехнулась женщина, глядя ему в глаза, - я переоденусь и спущусь вниз.
     Она повернулась и пошла в сторону спальной. Дронго заставил себя отвести глаза от ее удалявшейся фигуры. Обозов вышел из кабинета и увидел, как закрываются двери, ведущие в спальные комнаты.
     - Идемте, - сказал он Дронго.
     Тот кивнул в знак согласия и посмотрел на цветы, лежавшие на столе. Пепельница, стоявшая рядом с ними, была пуста. Он повернулся и пошел к лифту. Обозов захлопнул дверь и поспешил следом. Дежурная на этот раз ничего не сказала. Они вошли в кабину лифта, спустились вниз, на третий этаж, где жил Дронго, забрали мобильный телефон из его номера и спустились на лифте вниз.
     - Красивая женщина, - пробормотал Дронго, когда они выходили из лифта.
     - Слишком красивая, - неодобрительно пробормотал Обозов, - и это доставляло ей массу неприятностей.
     Он не стал уточнять, какие именно неприятности имела в прошлом Лабунская, а Дронго не стал переспрашивать. Они подошли к столу. Хеккет оживленно шептался с Лицци. Дронго огляделся. Жураев сидел со своей женой и молча пил вино. Соренко не было.
     - Вы оставили контракт? - спросил появившийся у них за спиной Марк Лабунский.
     - Да, - повернулся к нему Обозов, - конечно, оставили.
     - Катя была в номере?
     - Да, - кивнул Обозов, - она сейчас спустится.
     Лабунский взглянул на Дронго и, чуть поколебавшись, уточнил у своего помощника.
     - Она была одна?
     - Да, - еще раз кивнул Обозов.
     - Надеюсь, она спустится быстро, - пробормотал Лабунский, проходя к сеньору Лицци.
     Хеккет снова подошел к Дронго.
     - Кажется, певец и хозяйка несколько задерживаются, - с усмешкой заметил он, - еще немного, и это станет просто неприличным.
     - Она у себя в номере переодевается, - строго ответил Дронго. - Не люблю грязных намеков в отношении женщин. Вам не говорили, что вы пошляк?
     - На меня не действуют оскорбления, - усмехнулся Хеккет, - и вы это прекрасно знаете.
     Неожиданно появился Леонид Соренко. Он тяжело дышал, имел несколько помятый вид, левый рукав костюма был мокрым. Лабунский повернулся к нему и громко спросил:
     - Что случилось? Ты подрался?
     - Нет, - зло ответил Леонид, - упал в туалете. Полы моют каким-то странным шампунем, вот я и поскользнулся.
     - Пить меньше нужно, - зло посоветовал Лабунский.
     Жена Соренко подошла к супругу и стала рассматривать его ссадины.
     В этот момент жена Жураева, посмотрев на своего мужа, строго приказала ему проводить ее в туалетную комнату. Дмитрий, взглянув на Соренко, улыбнулся и последовал за своей супругой. Итальянцы переглянулись. Очевидно, они не совсем понимали, что именно происходит.
     - Сеньора Лабунская еще не спустилась? - спросил Лицци у Марка.
     - Она, очевидно, задерживается, - улыбнулся тот, взглянув на часы.
     Лабунской не было уже около двадцати пяти минут.
     - Обозов, где она? - раздраженно спросил Марк.
     - Была в своем номере, переодевалась, - пояснил Обозов, - мы зашли вдвоем, и она сказала нам, что скоро спустится вниз.
     - Уже прошло полчаса, - разозлился Лабунский, - итальянцы должны уходить, а она все еще переодевается. Позвони ей и скажи, чтобы спускалась.
     Марк Лабунский уже достиг того уровня благосостояния, когда мог позволить себе иметь секретарей и помощников с мобильными телефонами, по которым они могли связать его с нужным человеком.
     Обозов отошел в сторону и достал мобильный телефон. Набрал номер. Долго ждал. Затем снова набрал номер.
     - Кажется, я был прав, - сказал Хеккет, - наша дамочка явно увлечена этим тенором.
     Дронго промолчал. Обозов терпеливо ждал, когда ему наконец ответят. Лабунский продолжал разговаривать с итальянцами. Расстроенного Соренко успокаивала его супруга. Жураевы еще не успели вернуться. Обозов прождал долго, минуты две. Затем ни слова не говоря пошел к лестнице. Ресторан у бассейна был расположен на один уровень ниже холла, и Обозов поднимался по винтовой лестнице, чтобы пройти в холл и позвонить оттуда по внутреннему телефону. Марк Лабунский проводил его долгим злым взглядом.
     Очевидно, итальянцы почувствовали, что происходит что-то странное. Хеккет гнусно усмехался. Обозов, ушедший в холл, довольно долго не возвращался. Наконец появились Жураевы. Все напряженно ждали Обозова. Он спустился вниз и, подойдя, что-то тихо сказал своему патрону. Тот нахмурился и, подойдя к Лицци, сказал:
     - Извините, сеньор Лицци, кажется, моя жена плохо себя чувствует и просила извинить ее. Она не сможет спуститься вни