осле
ухода начальника службы безопасности, - я обещаю, что  никто  не  станет
вас упрекать за это маленькое надувательство.  Это  не  наше  дело.  Мне
нужно точно знать, какой тяжести были ящики и  как  они  выглядели.  Это
очень важно. Ведь груз взвешивается прямо  при  входе  в  зал,  внизу  у
лестницы, я там видел ваши весы. И вы сами отмечаете вес  багажа,  после
чего вы передаете сведения наверх. Мне нужна правда.
   - Говори, Николай Константинович, - попросил молодой, - видишь  ведь,
важное дело.
   - Ну, были ящики немного тяжелее, - признался носильщик, - я о  людях
подумал, решил, зачем им платить так много.
   - Вы прямо святой, - пошутил Мовсаев и резко спросил:
   - Сколько весили ящики? Только честно. Сколько? И  не  врите,  я  все
равно узнаю.
   - Ну немного завысили.
   - Сколько весили ящики?
   - Ну килограмм по пятьдесят.
   - Сколько?
   - Около двухсот, - наконец признался носильщик.
   - Они вам заплатили, - кивнул Мовсаев, - все правильно, - сказал  он,
обращаясь к Никитину, - мы тут гадаем, какие были грузы, а нужно  просто
дать сто долларов носильщику, и он оформит вам любой вес, изменив его  в
багажной квитанции. Сколько они вам заплатили?
   - Ничего не платили, - твердо сказал Николай Константинович, - может,
я ошибся, немного сбавил вес, но мне ничего не платили.
   - Ладно, - махнул  рукой  полковник,  -  это  не  так  важно.  Теперь
подробно опишите ящики. Какого цвета они были?
   - Да из дерева были. Из обычного дерева.  Я  думал,  там  книги.  Мне
пассажиры так и сказали, что книги.
   - И поэтому они попросили  вас  сбросить  лишний  вес?  -  усмехнулся
полковник.
   - Нет, не поэтому. Многие  просят  об  этом.  А  я  из-за  пятидесяти
килограммов уважаемых людей не заставляю  в  кассу  бегать,  лишний  вес
оплачивать.
   У депутатов груз вообще не взвешиваем.
   - Пять-десять килограммов, - передразнил его Никитин,  -  ты  на  сто
килограммов занизил общий вес.
   - Ошибся, - упрямо повторил носильщик.
   - Еще раз вспомните, Николай Константинович, - повторил полковник,  -
как выглядели ящики?
   -  Деревянные  ящики,  перевязанные  железной  лентой,  -  нахмурился
носильщик.
   - Какие-нибудь надписи были?
   - Кажется, нет.
   - Вспоминайте конкретнее.
   - Не было. Хотя на одном ящике была  какая-то  надпись.  Ах  да,  там
указывалось, что в ящиках стекло. Их нельзя  бросать  и  переворачивать.
Обычный знак тары.
   - И больше ничего?
   - Точно. Больше ничего.
   - Вы погрузили все в багажное отделение?
   - Да, как обычно. Прикрепили таблички "VIP", как обычно делаем, когда
груз идет через наш зал. И все погрузили в самолет.
   - С пассажирами после этого виделись?
   - Не помню.
   - Виделись или нет?
   - Кажется, да. Они стояли на трапе, и я крикнул, что все  в  порядке.
Мы ящики с трудом подняли и в самолете укрепили.
   - И они вам еще заплатили?
   - Этого не было, - сказал Николай Константинович,  -  чего  не  было,
того не было. Может, я ошибся с общим весом, но деньги я не брал. Это  у
нас запрещено.
   - Ну да, вы грузили эти ящики просто так, из-за хорошего отношения  к
клиентам, - махнул рукой Мовсаев, - и еще один  вопрос.  Ящики  привезли
сами пассажиры?
   - Да, конечно. Они и привезли.
   - Сами несли ящики?
   - Нет, двое ребят привезли. Они ящики по одному принесли и все у  нас
сложили.
   - А какие ребята были?
   - Нормальные, - удивился носильщик, - молодые ребята.
   - Национальности какой? Темные, светлые?
   - Да нет, темненькие были. Кажется, их  земляки,  говорили  на  своем
языке, что-то все время спрашивали, я ничего не понимал.
   - Если увидите, сможете их опознать?
   - Пожалуй, нет. Они сразу ушли.
   - А вы? - обратился к молодому Мовсаев.
   - Нет. Я их почти не видел, только со спины.  Они  принесли  ящики  и
ушли.
   - И на какой машине приехали, вы не видели?
   - Нет. Автомобили стоят на улице, а ящики несли к нам сами пассажиры.
   Эти двое, наверное, их водители были или помощники.
   - Понятно, - подвел итог полковник. - Хорошо, - сказал он,  -  можете
идти. Завтра за вами заедет  наша  машина,  и  вы  постараетесь  описать
молодых людей, которые  приносили  ящики.  Расскажете,  что  помните.  И
заодно опознаете по фотографиям пассажиров, если, конечно,  вы  их  тоже
вспомните. Можете идти.
   Носильщики встали и по одному вышли из комнаты.
   - Нужно узнать, что было в этих ящиках, - мрачно  сказал  Мовсаев.  -
Заодно срочно вышли  запрос  в  Баку.  Пусть  пришлют  фотографию  этого
Сабирова.
   Может, и его подменили в пути.  Судя  по  всему,  они  готовят  очень
крупную акцию.
   Теперь  я  понимаю,  почему  так  беспокоятся  в  МОССАД.  Террористы
разыгрывают свою игру  по  заранее  разработанному  сценарию.  И  обрати
внимание, пока у них не было ни одного прокола.

Баку. 5 апреля 1997 года

   Установить, кто привозил воду в тот вечер  в  Нардаран,  было  совсем
нетрудно. Выяснилось,  что  именно  вечером  первого  апреля  в  поселок
приезжали две машины с водой. Водитель одной из них был местный  житель,
пятидесятипятилетний Бейбала, отец двенадцати детей, который работал  на
своем автомобиле уже больше двадцати лет. Вторым был молодой  парень  из
приезжих, имени которого многие соседи не знали. Лишь один вспомнил, что
этот водитель работал раньше в аэропорту и его звали Шариф.
   Теперь оставалось выяснить, на какой конкретно машине работает Шариф.
   Около десяти часов  утра  был  установлен  и  номер  машины  молодого
водителя.  В  одиннадцать  часов  утра  через  местную  полицию  удалось
установить, где проживает  Шариф,  и  в  половине  двенадцатого  к  нему
выехала оперативная  группа  на  двух  автомобилях.  Касумов  решил  сам
возглавить группу. К полудню они приехали в другой бакинский  поселок  -
Бузовны,  где  в  общежитии,  предоставленном  для   беженцев"   жил   и
неизвестный Шариф.
   Поиски парня ни к чему не привели. Соседи в  один  голос  утверждали,
что молодой водитель уехал сегодня рано утром и с тех пор не возвращался
домой.
   Собственно, домом  общежитие  можно  было  назвать  с  очень  большой
натяжкой. Место проживания беженцев нельзя было назвать даже общежитием.
За последние восемь лет после начала карабахской  войны  в  Азербайджане
было около миллиона беженцев, многие из них стремились осесть в Баку.
   Вокруг города возникли палаточные городки  беженцев,  все  общежития,
дома отдыха, пионерские лагеря были отданы для беженцев,  число  которых
непрерывно  росло.  В  таких  условиях  размещать  людей   с   комфортом
невозможно, и многие были рады  элементарной  крыше  над  головой.  Баку
конца века был городом еще более разительных контрастов,  чем  в  начале
века.  Здесь  росло  число  миллионеров,  строились   офисы   и   банки,
возводились элитарные дома, в казино проигрывались сотни тысяч долларов.
И в этом же городе без работы и без средств влачили жалкое существование
десятки, сотни тысяч людей, часто не имеющих даже крыши над головой.
   Касумов распорядился сообщить в автоинспекцию  о  срочном  задержании
автомобиля Шарифа, где бы он ни находился.  В  условиях  послераспадного
периода  самой   стабильной   структурой   правоохранительных   органов,
работающей с неизменным рвением, были сотрудники ГАИ, мздоимство которых
превосходило все мыслимые степени и принимало откровенно  вымогательский
характер. Но сама структура  работала,  несмотря  на  все  сложности.  И
довольно скоро Касумову сообщили, что автомобиль задержан на проселочной
дороге.
   Их автомобиль немедленно рванулся в сторону поста  ГАИ,  где  ожидала
задержанная  машина.  От  нетерпения  Касумов  постукивал  пальцами   по
переднему сиденью. Он традиционно  садился  на  заднее  сиденье.  Машина
подъехала к предполагаемому месту через двадцать минут после полученного
сообщения, но, кроме полицейского "жигуленка", других автомобилей  здесь
не было.
   - Где водовоз? - закричал Касумов, выскакивая из машины. За ним вышли
двое его сотрудников.
   - Какой водовоз?  -  спросил,  растягивая  слова,  старший  лейтенант
полиции, похожий на куклу, с круглым лицом, будто наклеенными усиками  и
круглыми, немного навыкате глазами.
   - Где машина? - заорал Касумов.
   - Где машина? - повернулся к своему сержанту офицер полиции. - Вы  ее
отпустили?
   - Мы  остановили  машину,  все  проверили,  как  нам  и  приказывали,
начальник, - доложил сержант, вытягиваясь перед офицером, - но все  было
в порядке.
   - Вы его отпустили? - выдохнул Касумов.
   - Мы проверили его документы, права. Все  было  в  порядке,  -  начал
повторяться сержант. Офицер полиции стоял, с жуликоватым видом глядя  на
сотрудников Министерства национальной безопасности.
   - Как вы могли его  отпустить?  -  разозлился  Касумов,  обращаясь  к
офицеру. - Вы же получили наш приказ.
   - Я в это время разговаривал с другим  клиентом,  -  начал  объяснять
офицер, - и не видел, как мой сержант его отпустил.
   - С клиентом? - передразнил Касумов. - У вас все водители клиенты.
   - Ах ты подлец, негодяй! - закричал нарочито громко офицер полиции на
своего сержанта. - Ты почему его отпустил?!
   - Оставьте этот спектакль, - поморщился Касумов, - можно подумать, вы
отпустили его даром. Наверное,  в  кармане  у  тебя,  подлеца,  все  еще
хрустят доллары, которые он тебе заплатил. В какую сторону он поехал?
   - Не видел, - сделал еще более круглые глаза кукольнолицый.
   - Сукин сын! - бросил ему Касумов, усаживаясь в  машину.  -  Давайте,
ребята, быстрее в сторону города. Может, успеем перехватить.
   Когда их автомобиль  отъехал,  старший  лейтенант,  улыбаясь,  сказал
своему подчиненному:
   - Я их хорошо знаю. Только ругаться могут. А сами деньги берут больше
нашего. Просто вид делают, что честные.
   - А где моя доля? - деловито спросил сержант.
   - Потом отдам, - отмахнулся офицер, - смотри, какая машина едет.
   Кажется, "БМВ". Давай тормози.
   - У нее государственный номер, - отмахнулся сержант.
   Офицер немедленно вытянулся и отдал  проезжающей  машине  честь.  Его
явно не смущало, что машина неслась на куда большей  скорости,  чем  это
было дозволено местными правилами. Офицер, улыбаясь приклеенными  усами,
проводил взглядом автомобиль.
   - Опять передают, - сказал сержант, - опять эти психи из МНБ  требуют
у всех постов остановить водовоз.
   - Дураки, - презрительно сказал старший лейтенант, - вот такие дураки
там и работают. Я вчера встречался с одним таким дураком. Он  журналист,
но ничего не понимает в жизни.  Мы  с  ним  договорились,  чтобы  я  ему
заплатил за его комнату, а я начал умолять, что у меня  денег  нет.  Вот
этот дурак и поверил.
   Десять тысяч долларов просто так скостил, поверил мне на слово.
   - Повезло, - восхищенно сказал сержант.
   - Конечно, повезло, - кивнул офицер, - дураков всегда хватает.
   - А если  они  на  нас  пожалуются?  -  опасливо  спросил  осторожный
сержант.
   - Ничего не будет. Машину мы задержали, все документы  проверили.  Он
же не будет всем рассказывать, что дал нам двести  долларов,  даже  если
его поймают.
   А если они пожалуются, мы все объясним начальству. Не бойся, со  мной
не пропадешь.
   С этими словами он сунул  руку  в  карман  и  потрогал  две  сотенные
бумажки, полученные от молодого водителя. "Какие наглые эти водовозы,  -
подумал он с умилением. - Когда их останавливаешь, даже  одного  ширвана
<Ширван - местная валюта. Десять тысяч манат, что равно примерно двум  с
половиной долларам.> не допросишься. А у этого в  кармане  стодолларовые
купюры были. Больше нужно с них денег брать. Им, наверное, дачники много
платят. Вообще, в последнее время все эти водители  так  обнаглели,  что
уже и  платить  не  хотят.  Каждый,  кого  останавливают,  называет  имя
какого-нибудь начальника и отказывается платить".
   - Повезло, - снова услышал он голос сержанта.
   - Ты про что? - спросил он, насторожившись.
   - Я про журналиста, - напомнил сержант.
   - Ах да, - облегченно вздохнул офицер, - смотри, вон идут "Жигули".
   Кажется, с грузом...
   - Он обычно арбузы перевозит со своей дачи. Я его знаю.
   - Давай останови. Как раз сделаем деньги и для тебя.
   - Он больше одного ширвана не даст, - лениво сказал толстый  сержант,
отходя от своей машины.
   - Ничего! - крикнул офицер. - Мы не жадные. Это тоже деньги.

Москва. 6 апреля 1997 года

   В это воскресенье полковник Мовсаев должен был встретиться  с  бывшим
сотрудником  четвертого  отдела   Первого   главного   разведывательного
управления КГБ СССР. Он был одним из тех, кто  обеспечивал  связь  между
восточногерманской разведкой и разведкой бывшего СССР.  Четвертый  отдел
ПГУ курировал вопросы,  касающиеся  обеих  Германий  и  Австрии.  Многие
специалисты по  восточногерманским  отношениям  ушли  на  пенсию  или  в
отставку после развала Германской Демократической Республики. Сотрудники
четвертого отдела ПГУ еще  за  два  года  до  падения  Берлинской  стены
предупреждали советское руководство о необходимости  коренных  реформ  в
ГДР, но их голос не был услышан ни в Москве, ни в  Берлине.  К  тому  же
Горбачев и Шеварднадзе считали, что перестройка в ГДР должна развиваться
по их собственному сценарию, и в результате сначала развалили  восточный
блок, а затем и собственную страну.
   Мовсаев с Никитиным выехали за  город,  чтобы  встретиться  с  бывшим
сотрудником четвертого отдела, полковником в отставке Якимовым,  который
раньше занимался обеспечением связи через разведку ГДР с группой  Ахмеда
Мурсала. Они приехали на дачу в одиннадцатом часу утра  и  беседовали  с
хозяином дома около трех часов. Пока жена и невестка  Якимова  хлопотали
на кухне, сам хозяин предложил пройти к беседке в саду, где их  разговор
никто не мог услышать. Это был  еще  полный  сил  пятидесятивосьмилетний
мужчина с густой копной седых волос.
   Он внимательно выслушал сообщение Мовсаева о том, что  их  интересует
личность Ахмеда Мурсала, и согласился ответить на все вопросы.
   -  Мы  с  ним  познакомились  еще  в  восемьдесят  шестом,  -   начал
рассказывать Якимов, - он тогда впервые приехал в Восточную Германию.  В
голове   у   него   была   каша.   Такая   своеобразная   мешанина    из
социалистических, анархистских, леворадикальных и  исламских  воззрений.
Он сам из Ирака, его родители уехали оттуда, когда он был ребенком. Меня
поразило, что он довольно неплохо говорил по-немецки. Позже я узнал, что
он хорошо владеет, кроме своего родного  арабского,  еще  и  английским,
французским и фарси. Для обычного террориста  это  был  очень  приличный
уровень. Наше руководство тогда считало, что из  него  может  получиться
неплохой арабский лидер с  социалистическим  уклоном.  Первое  время  он
действительно употреблял социалистическую риторику.
   Но уже тогда стало ясно, что мы ошибаемся. В восемьдесят  седьмом  он
жестоко расправился с двумя своими сторонниками,  которых  заподозрил  в
связях  с  противоборствующей  группировкой.  Уже  тогда  Маркус   Вольф
высказывался очень резко против сотрудничества с  Ахмедом  Мурсалом.  От
него террорист и получил свою кличку Мул. Знаете, почему  у  него  такая
кличка? - вдруг улыбнулся Якимов.
   - Ее предложил сам Вольф. Он считал, что мы пытаемся  просчитать  все
варианты и создать из Ахмеда Мурсала нового союзника, как  в  знаменитой
книге Азимова, когда основатели академии  пытаются  все  просчитать,  но
неожиданно появляется такой неучтенный фактор, как Мул. Так  вот,  Вольф
считал, что Ахмед Мурсал именно такой неучтенный  фактор  и  ему  нельзя
доверять.
   Уже тогда мы стали опасаться этого типа и окончательно отказались  от
сотрудничества с ним, когда узнали, что он в  восемьдесят  девятом  году
вышел на связь  с  пакистанской  разведкой,  а  после  нашего  ухода  из
Афганистана стал появляться в этой стране, явно не испытывая симпатии  к
Наджибулле. Позже, по некоторым сведениям, он принял деятельное  участие
в подготовке специальной группы пакистанских наемников  для  расправы  с
бывшим лидером Афганистана. Но это уже для меня были слухи,  так  как  я
уже тогда не работал.
   Я встречался с ним дважды. Он произвел на меня впечатление  несколько
неуравновешенного человека.
   - В каком смысле? - уточнил Мовсаев.
   - Он был нервный, легковозбудимый. Чувство опасности у него на уровне
подсознания. Он чувствует чужого человека кожей, каким-то неведомым  нам
энергетическим полем. Неплохо продумывает варианты  подготовки,  которые
отличаются масштабностью, особой дерзостью. Иметь такого союзника  очень
хлопотное дело. Иметь такого врага - самая сильная головная боль.
   - Кроме вас, он с кем-нибудь встречался из сотрудников ПГУ? - спросил
Мовсаев.
   - Кажется, да. С полковником Гарри Крымовым. Но тот умер четыре  года
назад. А почему вы спрашиваете?
   - Есть основания предполагать, что он имеет связи с  кем-то  в  нашей
стране. Или в нашем городе.
   - Не исключено. У него был  довольно  большой  круг  общения.  Но  из
нашего отдела с ним никто больше не встречался. Это абсолютно  точно.  В
конце восьмидесятых мы начали "перестраиваться", - усмехнулся Якимов,  -
от нас требовали не выходить на прямые связи с  представителями  разного
рода одиозных группировок. Мы знали, что группа Ахмеда Мурсала причастна
к некоторым террористическим акциям в самом Израиле, а  как  раз  в  это
время наше правительство начало налаживать дипломатические  отношения  с
этой страной и мы должны были быть особенно осторожны. Нет,  я  убежден,
что он ни с кем больше не встречался. Во всяком случае,  из  сотрудников
нашего отдела, прошу прощения, бывшего отдела.
   - А с кем еще он мог познакомиться?
   - Не знаю. Нужно проверить, кто  из  бывших  сотрудников  восьмого  и
восемнадцатого отделов ПГУ мог с ним встречаться!
   - Проверим, - кивнул Никитин, делая пометку в своем блокноте.
   - Его сообщники получили какой-то важный груз в Москве и вывезли  его
через Баку в Сирию, - пояснил Мовсаев, - как вы думаете, что  это  могло
быть?
   Восьмой отдел ПГУ курировал вопросы отношений с неарабскими  странами
Ближнего и Среднего Востока, включая Иран, Израиль, Афганистан, Турцию.
   Восемнадцатый отдел ПГУ занимался  вопросами  отношений  с  арабскими
странами.
   - Не представляю. Но,  думаю,  не  оружие.  Зачем  ему  вести  отсюда
оружие, когда его можно купить где угодно. Может, какие-нибудь документы
или нечто другое. Нет, не представляю.
   - Вы можете вспомнить кого-нибудь  из  его  сообщников  или  наиболее
видных союзников?
   - Конечно, Красавчик. Это  чудовище.  Абсолютный  садист,  получающий
удовольствие от мучений своих жертв. Мне до сих пор непонятно, что может
связывать двух таких людей, но он предан своему  хозяину.  Кажется,  его
звали Фахри. Его досье должно быть в вашем архиве.
   Никитин сделал еще одну пометку.
   - Еще кого-нибудь можете вспомнить?
   - Нет. Но знаю, кто может выдать вам  еще  более  полное  досье.  Это
МОССАД. Они наверняка ищут Мула по всему миру. Он им слишком "дорог"  и,
судя по тому, как они работали раньше, израильтяне не успокоятся до  тех
пор, пока не найдут и не уничтожат Ахмеда Мурсала.
   Мовсаев взглянул на Никитина и незаметно кивнул ему.
   - Простите, - вдруг спросил  Якимов,  -  вы  не  родственник  чеченца
Мовсаева?
   - Нет, - улыбнулся полковник, - я его однофамилец. Мне  часто  задают
этот вопрос. Вы считаете, что у МОССАД с ним особые счеты?
   - Безусловно, - кивнул Якимов, - и они наверняка знают, что он имел с
нами контакты и попытаются выйти в том числе и на вашу службу.
   Мовсаев снова взглянул на Никитина, и Якимов заметил этот взгляд.  Он
легко усмехнулся.
   - Кажется, они уже это сделали, -  произнес  он,  обращаясь  к  своим
гостям. И в этот момент жена Якимова пригласила их к столу.
   Все трое поднялись. Мовсаев обратился к хозяину дачи:
   - И последний вопрос. Как его можно остановить?
   - Кого? - повернулся Якимов. - Вы спрашиваете о Муле? Да никак. Я  же