.  Когда
они начинали политические  споры,  он  обычно  не  вмешивался.  Генерал  был
ультралевый, а финансист ультраправый, и оба сходились в неприятии нынешнего
режима.
   - Почему не будет? - удивился заместитель министра.
   - Изменится что-нибудь, - ответил финансист, - у нас  за  последние  семь
лет семь правителей поменялось.
   - А если не изменится? - спросил генерал. Финансист не ответил,  кажется,
он начал засыпать. Это разозлило заместителя министра. Он вскочил на ноги и,
подойдя к кровати своего соседа, резко потряс его за плечо.
   - А если не изменится? - переспросил военный.
   - Слушай, что ты от меня  хочешь?  -  разозлился  финансист.  -  Дай  мне
спокойно поспать. До суда еще далеко, столько месяцев пройдет.
   - Это  по  твоему  делу  столько  месяцев  ждать,  а  по  моему  они  уже
заканчивают, - заорал генерал.
   Финансист, поняв, что ему все равно не дадут вздремнуть, вздохнул и сел,
   - Зачем просто так говорить, -  укоризненно  сказал  он,  -  поэтому  вы,
военные, все проигрываете. Все языком  можете  говорить,  а  когда  до  дела
доходит, ничего сделать не можете.
   - Это ты мне говоришь? - разозлился генерал. - Я три деревни отбил, и  ты
смеешь мне такое говорить?
   Финансиста не смутила столь бурная реакция. Он почесал  волосатую  грудь;
поправил майку и сказал:
   - Три деревни отбил, а три района отдал.
   - Я отдал? - разозлился генерал. - Ты что мне говоришь?
   - А кто переворот устроил?! - закричал вдруг финансист.  -  Кто  все  это
придумал? Твои друзья. Зачем убрали законного президента? Это ведь вам он не
нравился.
   - Можно подумать, вам нравился наш президент. А вы убрали  его,  -  сразу
ответил генерал, - это ваши люди так радовались, когда он сбежал.
   Спор грозился перейти  в  обычный  политический  спектакль,  который  оба
заключенные давали раз в  неделю.  Обвиняя  друг  друга  во  всех  возможных
грехах, они обычно доходили  до  революции  семнадцатого  года,  на  которой
останавливались,  единодушно  признавая  е„  пагубный  характер.  Потом  они
мирились и дружно поедали совместные запасы. Но только до следующей  стычки.
Политические симпатии обоих были резко полярны, и  тут  нельзя  было  ничего
сделать.
   - Стойте, - вмешался грек, - это  вы  потом  выясните,  какой  режим  был
лучше. Вы, генерал, кажется, говорили, что здесь нельзя сидеть  сто  лет.  Я
правильно понял вашу трезвую мысль?
   - Да, конечно, - сразу ответил заместитель министра, - нам  нельзя  здесь
столько ждать.
   На этот раз финансист его услышал. Он снова почесал свою грудь и,  кивнув
лысой головой, быстро сказал:
   - Конечно, вы правы.
   - Это совсем другое дело, - спрыгнул со своих нар Пападопулос-Ионидис,  -
теперь вы говорите, как разумные люди. Какие будут предложения?
   - Нам нужно отсюда выйти, - несмело сказал финансист.
   - И как можно скорее, - прогрохотал генерал.
   - Только не так громко, господа, - взмолился  грек,  -  вам,  может,  все
равно, но если меня  вдруг  выдадут  Турции,  то  мою  жизнь  можно  считать
законченной. Вы представляете, как будут  относиться  в  турецкой  тюрьме  к
несчастному греку?
   - А почему несчастный грек сидит и ждет приговора? - спросил генерал.
   - Потому, что несчастный грек не  знает,  как  отсюда  можно  убежать,  -
ответил Пападопулос-Ионидис, - но если ему подскажут возможный  вариант,  он
будет очень благодарен своим друзьям.
   - Ты что, правда, торговец наркотиками? - спросил финансист.
   - Разве не похож? - оскорбился грек.
   - Очень похож. А может, ты армянский лазутчик? - вдруг спросил генерал.
   - Как вам не стыдно, генерал, - вскочил на ноги  грек.  Этим  баранам  не
обязательно знать о его бабушке-армянке, подумал Пападопулос-Ионидис.  -  Мы
сидим с вами уже столько месяцев. Неужели вы еще не поняли, что  перед  вами
честный человек?
   - Честный, - фыркнул генерал, - а у самого в колоде пять тузов.
   - Шесть, - сказал вдруг финансист, - шесть, я проверял. Он все время  нас
обманывал.
   - Как не стыдно, господа, - весело  сказал  грек.  По-русски  он  говорил
прекрасно, однако хорошо понимал и турецкий язык, всегда зная, о чем говорят
его соседи, когда они переходили  на  азербайджанский.  Но  им,  разумеется,
этого он  не  рассказывал.  -  Может,  я  просто  решил  как-то  помочь  вам
разнообразить время, проведенное в тюрьме.
   - Благодетель нашелся, - вмешался снова финансист,  -  а  у  меня,  между
прочим, на прошлой неделе триста долларов выиграл.
   - Почему все богатые люди такие жадные?  -  спросил  весело  грек.  -  По
данным ваших газет, вы входите в десятку самых богатых людей  Европы.  И  вы
ещ„ смеете сожалеть о проигранных несчастных долларах. Считай, что  потратил
их на удовольствие.
   - На твое,  да?  -  напоминание  о  его  богатствах  неприятно  разозлило
финансиста. - А ты нашим газетам не верь, они про меня разные гадости пишут.
   - Но разве это гадости? - возразил  справедливый  грек.  -  По-моему,  вы
должны гордиться. С такими деньгами можно жить где угодно.
   - Иди ты к черту, - разозлился финансист.
   - Вот такие, как он, - вмешался генерал, - и разорили  наше  государство.
Продали нашу нефть и хлопок. И оставили нас  нищими.  Правильно  пишут  наши
газеты.
   - Генерал, - укоризненно сказал грек, - про тебя пишут еще  более  плохие
вещи. Ты ведь половину армии оставил без оружия и продовольствия.  Все,  что
можно было продать, - продал. Нужно быть справедливым.
   - Кто пишет? - сразу рассердился  генерал.  -  Кому  я  оружие  продавал?
Просто старые винтовки списал.
   - Ага, - сказал финансист, - с ракетными снарядами.
   Они снова заспорили.
   Так они никогда не  закончат,  с  досадой  подумал  грек  и  снова  решил
вмешаться.
   -  Господа!  Время  политических  дискуссий  кончилось.  Теперь   давайте
перейдем к делу. У нас здесь сидит блестящий военный, без пяти минут министр
обороны, человек, взявший два, пардон, три села. Наверно,  еще  какую-нибудь
высоту, о существовании которой мы  и  не  подозревали.  Он  почти  народный
герой.
   Генерал слушал молча, подозрительно насупившись.
   Но грек говорил только приятные и в общем справедливые вещи.  Против  них
нельзя было возражать.
   - А рядом с ним сидит другой, не менее известный  человек.  Финансист  от
Бога, гениальный мыслитель.  Настоящий  профессионал  с  мышлением  делового
человека. Руководитель крупнейшей компании. И два таких выдающихся  человека
вынуждены сидеть в тюрьме.
   Финансист подозрительно нахмурился.
   - Он издевается, - произнес неуверенно глава компании.
   - Что вы, - быстро взял инициативу в свои руки грек, -  шутки  кончились.
Это просто позор, что мы столько времени сидим здесь. С нашими возможностями
и деньгами мы давно должны быть в тысячах километров отсюда.  Это  же  ясно,
господа. Как вы этого не понимаете? Просто стыдно столько времени  сидеть  в
этой тюрьме. Ваши друзья могут подумать, что нам здесь понравилось.
   - А ведь он прав, - поддержал грека генерал.
   - Конечно, прав, - сердито ответил финансист, - но с  тобой  разве  можно
договориться? Чуть что, сразу вспоминаешь свои три взятых села.  Это  просто
какое-то наваждение.
   - Мы должны были договориться давно, -  примирительным  голосом  произнес
генерал, - просто у нас плохие характеры.
   - Да, он у тебя не очень хороший, - сразу согласился финансист, -  привык
там командовать у себя в армии.
   - А ты привык распоряжаться в своей компании, - сразу парировал его выпад
заместитель министра обороны.
   Сейчас опять  начнут  спорить,  с  испугом  подумал  грек  и  моментально
вмешался.
   - Какие будут предложения?
   - Отсюда надо выйти, - убедительно произнес генерал.
   - И как можно быстрее, - поддержал его финансист.
   - Значит, мы договорились, - обрадовался грек, - давайте обсуждать детали
предстоящего побега. Хотя я лично не представляю, как можно сбежать из  этой
тюрьмы. Ваши предложения, господа, я с удовольствием выслушаю.
   Оба его соседа заговорили разом, перебивая друг друга.
   В  результате  обсуждения  Пападопулос-Ионидис  осознал,  как   явно   он
недооценивал  своих  соседей.  Те  уже  в  деталях  продумали  план  побега,
стоимость  подобной  акции,  подготовили  деньги  и   людей.   По   взаимной
договоренности половину всей суммы внес заместитель министра обороны, другую
половину - глава компании. В таких  случаях  нельзя  было  скупиться  и  они
вынуждены были заплатить и за своего соседа, понимая, как важно сбежать всей
камерой, одновременно.
   Через три дня один из дежурных офицеров получил пятьдесят тысяч  долларов
наличными. Двоим  надзирателям,  дежурившим  обычно  во  время  смены  этого
офицера, было выдано по  десять  тысяч  долларов.  Все  делалось  достаточно
быстро  и  четко.  В  пятницу  вечером  дежурный  офицер,  получивший  столь
необыкновенную  взятку,   заступил   на   дежурство.   Оба   предупрежденных
надзирателя благоразумно предпочли остаться в своей  комнате,  не  выходя  в
этот вечер к заключенным. Ровно в десять  часов  вечера  офицер,  подойдя  к
камере, где сидели порученные его заботам люди, отпер дверь.
   Упрашивать заключенных не пришлось. Все трое давно были готовы к подобной
метаморфозе офицера тюремной стражи. Один из надзирателей отправился  наверх
и  благоразумно  разговорил  сидевшего  на  первом  этаже  другого  офицера.
Приходилось отрабатывать свои десять тысяч долларов.
   Никем не замеченные они покинули свои камеры  и  вышли  на  первый  этаж.
Офицера там уже не было. Надзиратель пригласил его выпить с ними припасенный
исключительно для таких случаев особый коньяк. Самый сложный момент был  при
выходе из здания. У сопровождавшего трех  заключенных  дежурного  по  тюрьме
потребовали письменный приказ на транспортировку заключенных в такое позднее
время. Но офицер просто прикрикнул на дежуривших сотрудников, объяснив,  что
дело не терпит отлагательств. И заключенным  разрешили  выйти  из  здания  и
сесть в уже подогнанный закрытый микроавтобус,  где,  кажется,  должна  была
сидеть охрана, хотя в этом никто не был уверен.
   Офицер, получивший взятку в пятьдесят тысяч  долларов,  поехал  вместе  с
ними. В тюрьме ему уже нечего было делать.  Его  месячный  оклад  был  около
двадцати долларов, и за эту ночь он заработал больше  денег,  чем  сумел  бы
заработать за двадцать лет безупречной службы. И это при условии  усиленного
питания воздухом и проживания  без  дома  и  семьи.  Только  в  этом  случае
примерно через двадцать лет он мог  собрать  подобную  сумму.  Разница  была
столь очевидна, что, когда ему предложили такую взятку, он взял деньги, даже
не задумываясь.
   В эту ночь микроавтобус преодолел около четырехсот километров, ни разу не
остановившись. Одежда и еда были прямо в автобусе, и задерживаться  не  было
особой  необходимости.  На  следующий  день  днем   они   проехали   наконец
государственную границу,  оказавшись  в  Дагестане.  Но  и  там  автобус  не
остановился. Он  свернул  резко  влево,  уклоняясь  от  трассы  Баку-Ростов,
которая проходила через зону  боевых  действий,  и  взял  курс  на  Северную
Осетию. Вечером того же дня они прибыли в Ставрополь.
   И только здесь, уже переодетые и выспавшиеся, они  почувствовали  себя  в
относительной безопасности. Но  оставаться  в  Ставрополе  было  нельзя.  На
следующий  день  все  трое  высадились  с  Курского  вокзала  в  Москве.  Их
длительный побег был завершен. У финансиста была квартира  в  Москве,  и  он
пригласил своих товарищей поехать к нему. Ключи  были  у  соседей.  В  самой
квартире лежали спрятанные  на  "черный  день"  десять  тысяч  долларов.  Но
генерал отказался, у него было достаточно много друзей в этом городе,  чтобы
нуждаться еще в какой-нибудь помощи.  Со  своими  товарищами  по  камере  он
расстался  подчеркнуто  сухо   -   уже   начали   сказываться   политические
разногласия. А грек согласился на приглашение с удовольствием. Он  не  знал,
что ему еще придется  пожалеть  о  своем  поспешном  решении.  Но  пока  они
принимали ванну в пустой квартире, заказывали себе обеды по телефону и даже,
пользуясь услугами газеты "Московский, комсомолец",  вызвали  на  ночь  двух
весьма приятных девиц. Жизнь казалась им такой прекрасной.

ГЛАВА 17

   Прибыв в Москву, он прямо с вокзала позвонил  Родионову,  но  телефон  не
отвечал. Решив, что семья сестры полковника уехала на дачу, Дронго  не  стал
набирать вторично номер. Он понимал - если его  узнали  в  Ташкенте,  вполне
вероятно, что его смогут вычислить и в Москве. Поэтому нужно было  соблюдать
необходимую осторожность  и  не  попадаться  на  глаза  соратникам  Валдиса,
которые действовали достаточно профессионально.
   Выбрав небольшую гостиницу "Останкино", расположенную  достаточно  далеко
от центра, он снова позвонил сестре Родионова, и снова никто не ответил.  По
договоренности он не имел права звонить непосредственно домой  полковнику  и
поэтому приходилось ждать. Позвонив еще раз и не получив ответа, он позвонил
по резервному телефону полковнику Иваницкому. Трубку сняли почти сразу.
   - Слушаю вас, - сказал уверенный голос.
   - Мне нужен товарищ Иваницкий, - все-таки в России никак  не  приживалось
это забытое слово "господин".
   - Я вас слушаю.
   - Вам привет от Петра Петровича. Наступило долгое молчание.
   - Вы меня слышите? - спросил Дронго.
   - Когда вы приехали?
   - Сегодня утром, - его начинала нервировать подобная манера разговора.
   - Вы были в... командировке? - спросил Иваницкий. Вот это школа,  подумал
Дронго. Он не спросил, где именно был его собеседник.
   - Да, я только что вернулся из командировки.
   - Вы долго отсутствовали?
   - Четыре дня.
   - Нам нужно увидеться, - решил Иваницкий.
   - Прямо сейчас?
   - Завтра утром, на проспекте Мира. Мы встретимся...
   - Я знаю, - обычно встречи назначались у здания бывшего союзного Комитета
Защиты Мира. В советские времена Комитет  Защиты  Мира  служил  своеобразным
прикрытием для политических целей Советского государства, там всегда  бывали
сотрудники МИДа и КГБ.
   - Тогда завтра утром в десять.
   - До свидания, - Дронго положил трубку.  Что-то  случилось,  подумал  он.
Произошло нечто исключительное.
   Было уже половина седьмого вечера. Он посмотрел на часы и заторопился  на
проезжую часть.  Остановил  попутную  машину  и  поехал  в  сторону  бывшего
издательства "Молодая Гвардия". Доехав до места, где  несколько  дней  назад
они должны были встретиться с Родионовым, он осмотрелся. Конечно,  здесь  не
было ничего необычного. На  углу  стояла  продавщица  мороженого.  Он  точно
помнил, что несколько дней назад, проезжая мимо этого места в  аэропорт,  он
обратил внимание на эту немолодую женщину. Подойдя к  ней,  Дронго  протянул
деньги.
   - Мороженое, пожалуйста.
   - Выбирайте, - приветливо предложила женщина.
   - Выбирайте сами, какое-нибудь не очень сладкое.
   - Тогда фруктовое.
   - Да, так лучше.
   Женщина протянула ему мороженое:
   - Не любите сладкого?
   - Жизнь стала такая, что не до сладкого, - сказал он, вовлекая женщину  в
разговор и протягивая деньги.
   - И не говорите, - вздохнула женщина,  -  такие  вещи  иногда  случаются,
просто ужас.
   - У меня вчера соседа зарезали прямо во дворе, - махнул рукой  Дронго,  -
такой беспредел везде.
   - Вы правы, - оживилась женщина, - вот у нас здесь четыре дня назад среди
бела дня человека застрелили.
   Господи,  только  не  это,  содрогнулся  Дронго,  а  женщина  между   тем
продолжала.
   - Подъехала машина. А я стою, даже внимания не обращая. И вдруг  какой-то
чернявый к машине подбежал. Наклонился так  и  что-то  спрашивает.  А  потом
трах, как будто кто из хлопушки бабахнул,  потом  еще  раз  бабахнуло,  и  я
смотрю, человека убили. Вот какой ужас у нас творится. Уже на  улицах  людей
убивают. Милиция приехала, спрашивает меня, что я  видела.  А  что  я  могла
видеть? Ничего. И даже если бы видела, не сказала  бы  ничего.  У  меня  уже
внуки есть. Зачем мне такие неприятности? Потом этот бандит меня и  порешит.
Ну, я им ничего и не сказала.
   - Да, - мрачно сказал Дронго, - да, действительно безобразие.
   Он отошел от продавщицы и выбросил мороженое в мусорный ящик.
   Значит,  нужно  исходить  из  того,  что  Родионов  убит.  Как  глупо  он
подставился. Неужели,  приехав  сюда,  он  не  понимал,  что  за  ним  будет
наблюдение? Взбешенные неудачами с Дронго, они,  конечно,  попытались  взять
реванш и пристрелили Родионова. Эх, полковник,  полковник!  А  ведь  он  был
неплохой специалист, работал поочередно то в Первом, то  во  Втором  главном
управлении. И так просто попался. Видимо, нервы. Или  возраст,  все-таки  он
уже на пенсии несколько лет.
   Полковник был одним из немногих людей,  которым  доверял  Дронго.  И  вот
теперь его нет. Если учесть, что в Москве  они  смогли  выйти  на  их  место
встречи, а в Ташкенте Дронго сразу узнали, то их соперники  были  людьми  не
просто хорошо подготовленными, а  обладающими  очень  большой,  значительной
информацией. И из этого следовало исходить в будущем.
   Теперь легче всего было плюнуть на все  и  уехать.  Полковника  Родионова
больше не было, а его друга Иваницкого он просто не знал. И не имел понятия,
насколько можно доверять этому Иваницкому. Но Дронго знал, что теперь он  не
уедет. Нельзя оставлять безнаказанным убийство своего  старого  друга,  если
хоть немного уважаешь самого себя. Нельзя бросать поле боя в самый  решающий
момент.  Но  теперь  следовало  менять  тактику  ведения  борьбы.  Следовало
исходить из того, что оборваны все нити и ты находишься  один  на  вражеской
территории. Как всегда, один и, как всегда, окруженный врагами.
   Поздно вечером он позвонил снова по известному  ему  телефону  полковнику
Иваницкому.
   - Это снова от Петра Петровича, я, к сожалению, не могу ждать, мне  нужно
увидеться с вами очень срочно.
   - Хорошо, - не колеблясь, ответил Иваницкий, - мы увидимся с  вами  через
полчаса. Вы можете приехать к метро "Планерная"?
   - Через сорок минут, - попросил Дронго, - я нахожусь довольно далеко.
   - Договорились, - положил трубку полковник. Дронго пришлось добираться до
этой отдаленной станции не  сорок,  а  сорок  пять  минут,  и  он  несколько
опоздал. У входа в метро  стоял  высокий  пожилой  человек,  опиравшийся  на
палку. Заметив Дронго, он сам подошел к нему.
   - Это вы звонили от Петра Петровича?
   - Да.
   - Идемте со мной.
   Иваницкий, чуть волоча правую ногу,  пошел  в  сторону  ближайших  домов.
Дронго - следом, стараясь держаться рядом. Они уже прошли шагов  сто,  когда
наконец Иваницкий спросил:
   - У вас что-нибудь случилось?
   - Да. Поэтому мне нужна была срочная встреча.
   - Сейчас поднимемся ко мне и там поговорим.
   - Нет, - возразил Дронго.
   - Что нет? - не понял Иваницкий.
   - Не нужно к вам подниматься, лучше поговорим прямо здесь.
   - На улице?
   - Так больше шансов, что  нас  не  услышат.  У  вас  в  доме  могут  быть
вмонтированные микрофоны. Иваницкий остановился, повернулся к нему.
   - Почему?
   - Я так думаю, - быстро сказал Дронго, - те, против  кого  мы  действуем,
либо группа  "Феникс",  либо  очень  подготовленное  подразделение  какой-то
спецслужбы.
   - С чего вы решили?
   - Знаю.
   - Идемте, сядем там на скамеечке. Мне трудно говорить стоя,  -  предложил
Иваницкий, - рассказывайте, что конкретно вы имеете в виду?
   Они прошли еще шагов тридцать и устроились на скамейке в  глубине  двора.
Отсюда хорошо просматривался весь дворик. Несмотря на темную ночь, двор  был
неплохо освещен, и они видели, что, кроме них,  в  этот  поздний  час  здесь
никого нет.
   - Так что вы мне хотели рассказать? - спросил Иваницкий, обхватив  обеими
руками свою палку.
   - Они знали, что я приеду в Ташкент, - вздохнул Дронго.
   - Как вы сказали? - спросил, заметно волнуясь, Иваницкий.
   - Они знали, что я приеду в Ташкент, - упрямо повторил Дронго, - они даже
з