сказал, что он упрямый и настойчивый тип. На него  трудно  подействовать
методом убеждения. Единственное, что его по-настоящему может остановить,
- это пуля между глаз.
   - Убедили, - угрюмо кивнул Мовсаев, - я как раз подумал об этом.

Баку. 6 апреля 1997 года

   В этот день Дронго улетал в Сирию. Вчера он так и не дождался  звонка
Касумова  с  сообщением  о  новых  фактах  в  расследовании  убийства  в
Нардаране.
   Звонок так и не последовал. Сегодня утром он  встал  пораньше,  чтобы
успеть съездить к родителям попрощаться перед вылетом в Сирию.  Самолеты
летали не в Дамаск, а в Алеппо, откуда нужно было добираться до  столицы
Сирии на автобусах.
   Приехав к родителям, он успел позавтракать, ничего не говоря  отцу  о
результатах расследования. Пока наконец тот сам не поинтересовался:
   - Нашли убийцу?
   - Они мне пока не звонили, - признался сын.
   - Значит, еще не нашли, - кивнул отец. - Ты хоть помнишь, что  завтра
твой день рождения?
   - Конечно, помню.
   - Мог бы вылететь в Сирию и через неделю, -  ворчливо  заметил  отец,
понимая, что сын никогда не поступит таким образом.
   - Мы отметим мой день рождения после возвращения, - пообещал Дронго.
   - Только постарайся, чтобы там было немного поспокойнее, чем в Иране,
- пожелал на прощание отец.
   Мать уже приготовила кружку воды,  которую  выливали  на  дорогу,  по
традиции желая доброго пути.  Дронго  вышел  из  дома,  чувствуя  легкое
недоумение: все-таки Касумов должен был  сообщить  хоть  о  каком-нибудь
результате, пусть даже  отрицательном.  Он  взял  у  водителя  мобильный
телефон и набрал номер Эльдара Касумова. Тот ответил почти сразу.
   - Доброе утро, - сказал Касумов, - я собирался как раз вам звонить.
   - Нашли кого-нибудь?
   - Нашли. Шариф Ахмедов, водитель водовоза, проживает  в  общежитии  в
Бузовнах. Из беженцев. Только недавно стал работать на  водовозе.  Вчера
мы передали сообщение по всему городу  задержать  его  машину  в  случае
обнаружения.
   - Ушел?
   - Хуже. Его задержали сотрудники  ГАИ  и  отпустили,  очевидно,  взяв
крупную взятку. Теперь он наверняка знает, что мы его ищем. И где-нибудь
прячется.
   - У него есть семья?
   - В том-то все и дело, что нет. Тетя и двоюродные братья не в счет.
   - Тогда он может не вернуться в общежитие,  -  подвел  неутешительный
итог Дронго.
   - Вот-вот, поэтому мы и пытаемся выйти на него. Проверяем его прежние
места работы. Раньше он работал водителем в аэропорту.
   - Где?
   - В аэропорту.
   Дронго молчал. Очевидно, Касумов сам начал что-то прикидывать.
   -  Я  понял,  -  сказал  он,  -  вы  думаете,  кто-то  был  связан  с
аэропортом?
   - Обязательно связан, - убежденно сказал Дронго. - Сначала  придумали
эту аферу с паспортами, потом провели груз в Москве  через  депутатскую,
приняли его здесь. И возможный убийца  или  сообщник  убийцы  работал  в
аэропорту. Все сходится, Касумов. Тебе нужно серьезно  проверить  именно
аэропорт. Вполне возможно, что комбинацию  с  паспортами  мог  придумать
человек, имеющий отношение к проверке документов на границе.
   - Да-да, обязательно, - согласился Касумов, - мы все проверим.
   - И еще  одно  обстоятельство,  -  напомнил  Дронго  перед  тем,  как
положить трубку, - если он  беженец,  то  вряд  ли  захочет  так  просто
расстаться со своей машиной. Ты же знаешь, что они платят за  автомобиль
большие деньги. Значит, он либо будет искать  покупателя,  либо  спрячет
его где-нибудь. Думаю, он сам не  убивал.  Он  бы  не  рискнул  оставить
машину без присмотра рядом  с  домом  убитого,  чтобы  потом  его  могли
опознать. Скорее всего он привез убийцу и  встал  у  соседей,  решив  не
подъезжать к тому дому и даже не  наполнять  его  бассейн  водой,  чтобы
иметь своеобразное алиби. Да, он надеялся таким образом обеспечить  свое
алиби, а получилось, что это улика против него.
   - Сейчас мы все проверяем, -  ответил  Касумов,  -  думаю,  к  вашему
возвращению все выясним.
   - А я постараюсь приехать раньше. Чего мне там делать целую неделю.
   Прилечу через Тегеран.
   - Успехов вам, - пожелал на прощание Касумов.
   - До свидания.
   Он положил трубку и, подумав немного, набрал уже  другой  номер.  Это
был телефон израильского посольства в Азербайджане.
   - Доброе утро, - поздоровался Дронго, - мне нужен Павел Гурвич.
   - Кто? - не понял дежурный.
   - Песах Гурвич, - вспомнив о новом имени своего друга, сказал Дронго.
   - Оставьте свой телефон, он вам перезвонит, - пообещал дежурный.  Они
не давали телефоны сотрудников посольства и командированных  из  Израиля
людей. Лишь проверив, кто именно  звонил,  разрешали  своим  сотрудникам
перезванивать. На визитных карточках сотрудников посольства всегда стоял
только дежурный телефон.
   Гурвич действительно перезвонил через десять минут.
   - Я улетаю в Дамаск, - сообщил Дронго, - собираюсь  все  выяснить  на
месте.
   - Жаль, что не могу лететь с тобой, - вздохнул Гурвич, - в  следующий
раз выбери такую страну, чтобы мы могли  полететь  вместе.  А  Иран  или
Сирия слишком неподходящие для меня места.
   - Обязательно, - засмеялся Дронго.
   - Ты собираешься там оставаться неделю?
   - Почему неделю?
   - Следующий самолет из Алеппо прилетит только через неделю.
   - Нет, - сказал Дронго, - я собираюсь вернуться через несколько дней.
   Из Стамбула,  -  добавил  он  торопливо,  твердо  помня,  что  назвал
Касумову Тегеран.
   - Удачи тебе, - пробормотал Гурвич, - буду  тебя  ждать.  И  куда  ты
летишь, там тебя тоже будут ждать.
   - Спасибо. Где именно?
   - Завтра утром у места, о котором я тебе говорил. В десять.
   -  Я  понял,  -  быстро  ответил  Дронго.  -  Если  у  тебя  появятся
какие-нибудь важные новости, можешь передать все моему отцу. Он в  курсе
моих дел.
   - Я помню, - засмеялся Гурвич, - ты еще  студентом  дружил  со  своим
отцом, рассказывал ему о своих похождениях.
   - Скорее о своих трудностях, - отшутился Дронго и закрыл телефон.
   Он вспомнил, о чем именно говорил ему Павел Гурвич. Летом восемьдесят
первого их  курс  проходил  военную  подготовку  где-то  за  городом,  в
палаточном лагере, откуда почти все будущие офицеры каждый вечер  ходили
в самоволку. По субботам  и  воскресеньям  они  вообще  не  приезжали  в
лагерь, разумеется, если не были назначены на дежурство или дневальными,
а попросту сторожами пустых и часто  изорванных  палаток,  стоявших  без
кроватей, печек, матрацев и одеял.
   Военное  руководство  такой  порядок  более  чем  устраивал.  Еду  на
четыреста человек и всю материальную часть на их снабжение офицеры клали
в свой карман, закрывая глаза на отсутствие будущих  офицеров  запаса  в
лагере. Именно тогда Дронго, Гурвич и еще двое ребят решили  отправиться
на несколько дней в  Ленинград.  Тогда  город  еще  так  назывался.  Они
прибыли туда, поселились в одной из лучших тогда гостиниц, расположенной
напротив Александро-Невской лавры, и на три дня устроили себе  подлинный
отдых,  не  отказывая  ни  в  чем,  в  том  числе  и   во   встречах   с
представительницами прекрасного пола. Отец был тогда  в  командировке  в
Москве и, когда  друзья  полетели  в  Баку,  Дронго  приехал  в  Москву,
поселился рядом с отцом, в соседнем номере. По привычке он в  первый  же
вечер нашел  девушку  -  это  была  обычная  проститутка,  работавшая  в
гостинице, - готовую утешить его молодую плоть за пятьдесят рублей.  Для
Дронго образца  восемьдесят  первого  года  это  были  огромные  деньги,
которых у него не было.
   Он с трудом расплатился, поднял девушку к себе  и  пошел  к  отцу  за
деньгами. Отец открыл  дверь,  молча  выслушал  сына,  попросившего  сто
рублей.
   Деловито спросил, словно не замечая состояния парня:
   - За ужин ты расплатился?
   - Конечно, - икнул сын.
   - Зачем тебе сто рублей?
   - На женщину.
   Нужно себе представить степень наглости, если сын просит  на  "такое"
деньги у отца. Любой другой отец из Баку, независимо от  национальности,
но впитавший в  себя  восточные,  кавказские  устои,  испепелил  бы  его
взглядом. По традиции в присутствии  отца  нельзя  было  даже  доставать
сигареты из кармана, а уже тем более говорить о  таких  вещах.  Но  отец
только улыбнулся, достал из кармана пятьдесят рублей, протянул их сыну и
сказал:
   - Надеюсь, у тебя всего одна гостья. А для  нее  достаточно  будет  и
пятидесяти.
   Утром за завтраком в буфете сын не смел взглянуть в глаза отцу,  пока
тот первый не заговорил об этом:
   - Ну как вчера было, неплохо?
   - Ничего, - вздохнул сын, - могло быть и лучше.
   - Это суррогат, - строго сказал отец, - я вчера специально ничего  не
стал говорить, даже не  возражал,  чтобы  ты  сам  все  понял.  Это  как
механическая кукла, готовая исполнить любое твое желание. Выйдя от тебя,
она через секунду готова отдаться другому клиенту! Никакого удовольствия
от этого получить нельзя.
   Сын молчал, опустив голову.
   - Много лет назад, - продолжал отец, - я работал прокурором одного из
районов. И ко мне приехали гости. Несколько парней и девушек. Среди  них
была  одна,  которая  мне  очень  нравилась.  У  меня   была   маленькая
двухкомнатная квартира, и я был тогда еще холостой.  Мы  весело  провели
время, достаточно невинно по сегодняшним меркам, рассказывая друг  другу
анекдоты за чаем и бутылкой вина. После отъезда гостей я нашел у себя  в
спальне под подушкой розу.
   Сын поднял голову, посмотрел на отца.
   - Воспоминание об этой розе, - продолжал отец, - греет  меня  до  сих
пор.
   Я до сих пор не знаю,  кто  ее  оставил.  Мне  тогда  очень  хотелось
надеяться, что это сделала именно та девушка, которая мне нравилась.  Но
в любом случае это было прекрасно. Надеюсь, ты меня понимаешь?
   Вернувшись на сборы, Дронго  рассказал  об  этой  истории  Гурвичу  и
теперь  тот  напомнил  о  событиях  шестнадцатилетней  давности.  Дронго
усмехнулся, вспоминая, какой простой казалась жизнь в двадцать два  года
и какой сложной она кажется ему  теперь,  с  каждым  прожитым  днем.  Он
поднял трубку, еще раз набрал  номер  телефона.  На  этот  раз  это  был
телефон его родителей. Трубку поднял отец.
   - Папа, - сказал Дронго, - я забыл поблагодарить тебя  за  поездку  в
Нардаран. Большое спасибо, ты нам очень помог.
   - По-моему, несколько запоздалая благодарность, - иронически  заметил
отец, - но в любом случае, пожалуйста. И позвони нам сразу,  как  только
приедешь, - добавил он на прощание.

Баку. 7 апреля 1997 года

   Понедельник - всегда день тяжелый,  и  Касумов  с  самого  утра  ждал
неприятных известий. Но к полудню стало ясно, что пока никаких  известий
нет, а это само по себе было самым неприятным известием. В два часа  дня
он выехал в аэропорт, чтобы проверить  все  на  месте.  Выяснилось,  что
Шариф  Ахмедов   работал   обычным   водителем   на   грузовой   машине,
прикрепленной к таможне. Работал недолго, около пяти месяцев, затем  был
уволен по собственному желанию. Касумов был местным жителем  и  понимал,
как  трудно  устроиться  беженцу  на  работу  в  таможню  даже   обычным
водителем.
   Таможенная служба и налоговая полиция были пределом  мечтаний  многих
молодых и не только молодых людей,  которые  стремились  попасть  в  эти
организации на любые должности. Чтобы устроиться  туда,  человек  должен
был выплачивать  невероятные  деньги.  Сумма  взятки  в  зависимости  от
должности варьировалась до пределов в несколько  сот  тысяч  долларов  -
самая высшая такса за назначение на руководящую должность.
   Касумову было интересно, во-первых,  как  мог  попасть  в  таможенную
службу даже рядовым  водителем  бывший  беженец,  не  имеющий  бакинской
прописки, и почему он ушел со столь "хлебного" места.  Несмотря  на  все
расспросы бывших руководителей Ахмедова, ничего выяснить  не  удавалось,
пока наконец он не  решил  побеседовать  с  начальником  смены,  который
работал в аэропорту несколько лет.
   Это был уже немолодой грузный мужчина,  страдающий  одышкой.  Касумов
беседовал с людьми в кабинете начальника службы безопасности  аэропорта,
и многие приходили с некоторым опозданием из-за плотного графика работы.
   Ради  справедливости  стоит  сказать,   что   у   таможенников   была
исключительно тяжелая работа, за которую они получали даже не нищенское,
а смешное вознаграждение, которого не хватало  на  пропитание  семьи.  И
после  повышения  зарплаты  сотрудники  таможни   не   получали   больше
пятидесяти долларов, а это было очень мало при бешеных ценах на продукты
питания.
   Начальник смены явился  с  получасовым  опозданием,  не  извинившись,
прошел к столу, тяжело усаживаясь напротив Касумова.
   - Вызывали? - коротко спросил он. - Я пришел. Моя фамилия Гулиев.
   - Вы знали Шарифа Ахмедова, который работал  на  грузовой  машине?  -
спросил Касумов, видя, в каком состоянии  находится  уставший  начальник
смены и решив не мучить его предварительными расспросами.
   - Знал, кажется, - кивнул Гулиев, - но он уволился давно.  Почему  вы
спрашиваете?
   - Он работал в вашу смену?
   -  Обычно  да.  Нам  бывает  нужна  грузовая  машина,  чтобы  вывезти
конфискованные грузы, разного рода контрабанду. Раньше мы оставляли  все
в  аэропорту,  но  потом,  когда  начали  пропадать  грузы,  мы   решили
складировать их в собственных хранилищах.
   - Что вы можете о нем сказать?
   - Парень как парень, - пожал плечами Гулиев.
   - А почему он подал заявление?
   - Не знаю, - коротко буркнул Гулиев, явно не собираясь развивать  эту
тему.
   - Вы что-нибудь о нем сказать можете?
   - Нет.
   - Как он работал?
   - Нормально, - односложно отвечал начальник смены.
   - Ну хоть что-то вы можете сказать? - разозлился Касумов.
   - Послушайте, - поднял на него  глаза  Гулиев,  -  у  меня  еще  пять
рейсов, полторы тысячи пассажиров. Почему вы думаете,  что  меня  должен
интересовать какой-то водитель грузовика?
   - Но он работал в вашу смену.
   - Я не был тогда начальником смены, - с раздражением заявил Гулиев, -
я всегда был только заместителем.
   - А кто был вашим начальником?
   - Он уволился. Это не имеет никакого отношения к делу.
   - Давно?
   - Достаточно давно.
   - И вы больше ничего не можете сказать об Ахмедове?
   - Больше ничего. Я могу идти? - попытался подняться начальник смены.
   - Нет, - отрезал Касумов. - На его заявлении вы поставили свою  визу,
что не возражаете против ухода. Почему вы решили его уволить?
   - Он сам захотел. Вы же читали его заявление.
   - Как вы думаете, он способен на убийство?
   - Нет, конечно, - усмехнулся Гулиев, - абсолютно точно  не  способен.
Он, по-моему, был еще и дезертиром, хотя все время это скрывал.
   - У него были друзья?
   - Меня мало  волнуют  личные  проблемы  наших  водителей,  -  холодно
парировал Гулиев.
   - Но почему он ушел? - настаивал Касумов.  -  Он  ведь  был  беженец,
наверное,  с  большим  трудом  к  вам  устроился,  взятку  давал,  чтобы
работать. И через полгода ушел. Почему?
   - Вы сами ответили на вопрос, - загадочно  улыбнулся  Гулиев,  -  раз
взятку давал, откуда у него деньги? Значит, был покровитель, который  за
него поручился или заплатил. А когда покровитель  ушел,  то  и  водитель
должен уходить.
   - Вы знали имя этого "покровителя"?
   - Может, и знал, - пожал плечами начальник смены.
   - Не нужно так говорить, Гулиев, - поморщился Касумов, -  у  меня  не
меньше работы, чем у вас. Мне нужно поскорее найти этого парня, пока его
не убили и пока его сообщники не натворили других бед.
   - У нас свои порядки, - угрюмо признался Гулиев, - мы не любим, когда
МНБ лезет в наши дела.
   - Мы не собираемся  лезть  в  ваши  дела,  -  примирительно  произнес
Касумов, - но нам нужно знать некоторые подробности. Кто помогал  Шарифу
Ахмедову устроиться на работу в таможню? Вы помните? - Помню,  наверное,
- мрачно кивнул Гулиев.
   - Кто?
   - Кажется, Ильяс Мансимов, но он уже у нас не работает.
   - Когда он уволен?
   - Тогда и уволился. Когда ушел Ахмедов.
   - Они ушли вместе? - понял наконец Касумов.
   - Практически, да.
   - Он был его "покровителем"?
   - Отчасти.
   - Это он помогал устроиться Ахмедову на работу в таможню?
   - Думаю, что да.
   - И водитель уволился сразу после увольнения Мансимова?
   - Не помню точно, но, по-моему, на следующий день.
   Касумов достал носовой платок, вытер лицо.
   Он впервые за день почувствовал, что удача забрезжила на горизонте.
   - Они были друзьями?
   - Они были земляками, - усмехнулся Гулиев, - оба были "еразы".
   Эта отвратительная кличка была придумана  для  беженцев,  в  Баку  их
называли  "еразами",  или   ереванскими   азербайджанцами.   Разумеется,
интеллигентные люди не позволяли себе применение подобных выражений,  но
остальные с удовольствием их употребляли.
   - Почему они ушли?
   - Мансимов был не совсем чист на  руку  и  поэтому  было  решено  его
убрать.
   - А Шариф Ахмедов ушел сразу вслед за ним? - еще раз уточнил Касумов.
   - Да, на следующий день. Сам пришел и написал заявление. Вообще-то он
правильно сделал. В городе каждый  старается  в  первую  очередь  помочь
своему родственнику или земляку. Ахмедов не мог здесь  оставаться  после
ухода Мансимова. Вот он и решил уйти с работы.
   - А Мансимов  работал  начальником  смены,  -  подвел  итог  Касумов.
"Неужели Дронго был прав и в этом  случае?"  -  с  непонятным  для  себя
изумлением, смешанным с испугом, подумал он.  Его  начинала  пугать  эта
семья, в которой отец  и  сын  словно  соревновались  друг  с  другом  в
скорости аналитического мышления.
   - Где мне можно найти адрес Мансимова, -  поднял  трубку  Касумов,  -
может, он сохранился в вашем управлении кадров?
   - Может быть, - осторожно ответил Гулиев, - я точно не знаю.
   - Найдите мне адрес бывшего руководителя смены Ильяса  Мансимова.  Он
работал на таможне и был уволен примерно полгода назад, -  потребовал  у
своих сотрудников Касумов, набрав номер отдела.  -  Он  уволился  только
потому, что пришел  новый  председатель?  -  уточнил  на  всякий  случай
Касумов.
   - Нет, конечно. Нельзя говорить плохо за спиной человека, но  он  был
не очень порядочным сотрудником. Мы все, конечно, не  ангелы  и  у  всех
есть  семьи,  но  Ильяс  мог  обмануть  своих  товарищей,  а  это  очень
некрасиво. Он, например, просил нас принять груз  из  Москвы,  пропустив
его без досмотра. Клялся, что там вещи для его фирмы. А потом мы узнали,
что уже вечером он привез ящики, чтобы оформить их в Германию.
   - Куда? - охрипшим голосом спросил Касумов.
   - В Германию. Оставил у нас три ящика.  И  ночью  приехал,  чтобы  их
вскрыть. Мне потом ребята рассказывали. Разве можно делать  такие  вещи?
Ему люди груз доверили, а он его сначала оформляет, а  потом  приезжает,
чтобы вскрыть.
   Так порядочные люди не поступают. Наши все его не очень любили, и  он
это, видимо, чувствовал. Вообще-то он все равно должен был уйти. Он ведь
устроился на работу в таможню еще в девяносто третьем,  когда  у  власти
был Народный фронт.
   Он был их человеком, а у нас такие долго не задерживались.
   - Что с ящиками? - поднялся Касумов. - Где они?
   - Оформлены для отправки в Германию у  нас  на  таможне,  -  удивился
Гулиев, - лежат на  нашем  складе,  если,  конечно,  еще  не  улетели  в
Германию.
   - Что там было?
   - Откуда я знаю? - удивленно спросил Гулиев, тоже поднимаясь.
   - Быстрее за мной! - крикнул Касумов,  выбегая  из  кабинета.  -  Нам
нужно вскрыть ящики.
   Гулиев бросился следом.
   - Машину, - кричал Касумов, делая знаки своим сотрудникам.
   Подъехав к грузовому терминалу, они ворвались на склад, где  работали
несколько человек.
   - Они еще здесь! - радостно крикнул Гулиев,  показав  на  стоявшие  в
стороне три больших ящика.
   Ему  передалось  волнение  Касумова.  Он  подозвал  двух  рабочих   и
распорядился,  чтобы  они   вскрыли   ящики.   Рабочие   стали   сбивать
металлические ленты. Один из ящиков был немного  поврежден,  и