То есть вы отказываетесь со мной ужинать в интересах страны, - сказал он не без иронии, - я так должен понимать ваши слова. Если я кажусь вам слишком назойливым, скажите честно. В конце концов, мы не дети, чтобы играть в такие игры.
     - Я не играю, - печально отозвалась она. - Но сегодня ваш обед едва не кончился трагедией для десятков людей, которые вас окружали. И лишь благодаря Дронго мы остались живы и летим в Москву. Где гарантия, что то же самое не повторится во время нашего с вами ужина?
     - Убедили, - кивнул он, - вообще-то странный у нас разговор. Я вас приглашаю на ужин, а вы говорите о бомбах. Может, мне действительно запереться на весь завтрашний день в бомбоубежище?
     - Хотите знать мое мнение?
     Его очень волновали ее глаза, ее прямые, резкие суждения. Он чувствовал ту лихорадочную возбужденность, какая бывает у мужчин, уже выбравших объект своей атаки. Он сам не ожидал, что в нем проснется самец. Что это вообще возможно. Жена сделала все, чтобы отбить у него охоту к женщинам, а мимолетные встречи с молоденькими проститутками не вызывали никаких чувств, кроме чувства опустошенности.
     - Конечно, хочу, - кивнул он.
     - Ни в самом надежном бомбоубежище страны, ни даже в бункере вам не обойтись без нашей помощи. Люди, которые охотятся за вами, не просто профессионалы. Это специалисты, натренированные на ликвидации людей. У вас не будет ни одного шанса, если вы попытаетесь от нас уйти. Ни единого, Артем Сергеевич.
     Все это она произнесла тоном явного превосходства. Он долго молчал, не зная, что сказать, потом поднялся и пошел в кабинет. Больше он не появлялся до конца полета. Когда объявили посадку, полковник Руднев что-то ей сказал, но она не расслышала.
     - Что? - переспросила она.
     - Пристегните ремни, - сказал Руднев громко, - мы идем на посадку.

День третий. Москва.

0 часов 40 минут

     Слепнев, переодевшись после вынужденного купания, сидел на кровати и с удовольствием пил горячий чай, когда вошел Старик и сообщил, что все готово. Стариком Арнольда Григорьевича стали называть, когда ему едва исполнилось тридцать. И он по непонятным причинам неожиданно начал седеть. Седина в столь молодом возрасте придавала ему определенный шарм, однако серьезно его беспокоила. Врачи утверждали, что такие феномены иногда случаются, но Арнольду Григорьевичу от этого было не легче. Он знал Слепнева давно, еще когда тот служил в КГБ. Старший лейтенант Слепнев и преподаватель политехнического института Арнольд Григорьевич Харчиков познакомились при весьма странных обстоятельствах: Слепнев ухаживал за сестрой Харчикова - Зоей.
     Брату он нравился, но сама Зоя предпочла другого офицера - лейтенанта пограничных войск, с которым и уехала в Казахстан, а Слепнев перешел в отдел активных операций, где и проходил подготовку на "ликвидатора". Он уже тогда подозревал, что часто выезжающий за рубеж Арнольд Григорьевич не просто увлекается туризмом, а совмещает приятное с полезным, точнее, привозит из каждой поездки два-три чемодана дефицитного по тем временам женского белья. Именно поэтому Харчикова очень устраивал в качестве мужа сестры офицер КГБ. Он понимал, что выпускника пограничного училища могут послать к черту на кулички. Так все и получилось. Сестра с мужем уехала в Казахстан, а Харчиков остался один без всякой поддержки.
     Спустя несколько лет Слепнева вызвали в милицию и сообщили, что на допросе Харчиков среди своих знакомых назвал и его, Слепнева, ставшего к тому времени уже капитаном. Слепнев поручился за своего знакомого, и того довольно быстро отпустили. Арнольд Григорьевич не забывал благодетеля и часто появлялся в холостяцкой квартире Слепнева со скромными подарками.
     Кончились их странные отношения в середине восьмидесятых, когда Харчикова арестовали по обвинению в валютных операциях, и заступничество Слепнева уже не могло помочь. А сам он пострадал бы, назови его Арнольд Григорьевич в качестве свидетеля. Но Арнольд Григорьевич не стал этого делать: видимо, понимал, что может навредить бывшему жениху сестры.
     Через несколько лет развалился Советский Союз, незадолго до этого Харчикова выпустили из тюрьмы. В августе девяносто первого не стало и КГБ. И вот однажды Слепнев встретил на улице уже сильно постаревшего Харчикова. Они посидели, поговорили. И с этого дня стали встречаться довольно часто. Слепнев приходил к Харчикову, много пил, зверел, ругал новую власть и новые порядки. Харчиков слушал, вежливо поддакивая. Однажды Слепнев передал Арнольду Григорьевичу несколько золотых монет, попросив обменять их на валюту, что Харчиков выполнил быстро и аккуратно. Слепнев доверял ему больше, чем коллегам по службе.
     И сейчас он ломал голову над тем, как могли сотрудники ФСБ так быстро выйти на их квартиру. Практически за один день вычислить, где раньше проживала жена Марека. Точно установить, где они находятся. Слепнев долго размышлял над всем этим и решил завтра утром все лично проверить.
     Арнольду Григорьевичу было уже шестьдесят пять, но он хорошо сохранился, не облысел, только волосы стали совсем седыми.
     Он был высокого роста, худощавый, под глазами фиолетовые круги, признак болезни почек.
     Слепнев окликнул его, Харчиков зашел в гостиную.
     - Мне нужна твоя помощь.
     - Что я должен сделать? Ты, Витя, лучше отдохни, горячего чая попей.
     - Потом отдохну, - отмахнулся Слепнев, - оружие к тебе вчера Марек привез?
     - Привез. Все как ты просил.
     - Где оно?
     - Не здесь, конечно. В надежном месте. А почему ты спрашиваешь?
     - Марек мог остаться в живых. Тогда они его быстро расколют и сюда нагрянут.
     - Кхе, кхе, - издал какой-то неопределенный звук Арнольд Григорьевич, то ли захихикал, то ли закряхтел, - не нагрянут. Я ведь тюрягу прошел, волк стреляный. Своего адреса я никогда никому не давал, только тебе и Семке. Семка - мой воспитанник, ему можно. Марек ко мне приезжал на другой конец города. Там у меня однокомнатная квартира, специально для гостей. Усек? Ты хоть и кагэбэшник, а что такое настоящая конспирация, не знаешь. Это когда волком живешь, никому не веришь. Мне иначе нельзя. Я с золотишком дело имел, с валютой. Мне нельзя светиться. Иначе заметут. А я помереть хочу в своей постели.
     - Завтра выяснишь, что случилось у гаражей, где мы машину оставили. Узнаешь, что с Мареком. Он живой или нет? У соседок поспрашиваешь, пусть расскажут, что да как.
     - Может, Семку послать?
     - Нет. Молодого нельзя, сразу заподозрят. Другое дело старик. А ты волк опытный.
     - Ну хорошо, хорошо, раз нужно, сделаю. Я тебе когда-нибудь отказывал?
     - Оружие нужно достать из твоего тайника. Мне оно уже завтра понадобится. Сумеешь быстро все провернуть?
     - Сумею, конечно. Не беспокойся, не подведу. Я свое дело туго знаю. - Арнольд Григорьевич улыбнулся: - Я тебе не шаромыжник какой-нибудь. Старшим преподавателем был, без пяти минут кандидат наук. Не замели бы меня тогда, я, может, ректором бы сейчас был. Или министром.
     - Министром воровских дел, - усмехнулся Слепнев.
     - А ты на меня посмотри и на них. Я их всех по телевизору видел. Хари воровские. Говорят гладко, а у самих глазки бегают. Они и по-английски шпарят, и по-русски без бумажек долдонят, а все равно - воры, они и есть воры. Я их на расстоянии чую. Как посмотрю на правительство, вижу - мой контингент. Их бы взять за шкирку и в лагерь. Вот тогда бы в стране порядок настал.
     - Это я уже от тебя слышал не раз, - поморщился Слепнев.
     - А ты не злись, не дергайся. Уж очень все несправедливо устроено. Ну продал я несколько монет или не там деньги менял, где нужно, - мне восемь лет с конфискацией. А эти сопляки всю страну пограбили, и им ничего? Несправедливо это, Витек, очень несправедливо.
     - А ты хотел бы занять их место? Сам грабить?
     - Конечно. А кто не хочет?! Я бы тогда под боком имел красивую бабу, каких по телевизору показывают, был б депутатом или министром. Своруешь рупь - посадят. Своруешь сто - четвертуют. Своруешь миллион - похвалят.
     - Ладно, хватит. Развел тут философию, - бросил Слепнев, - тоже мне борец за справедливость, включи телик, сейчас правительство покажут. Они там тоже воруют? Как думаешь?
     - Теперь не все, - рассудительно ответил Арнольд Григорьевич, - как молодых прогнали, а стариков набрали, так я сразу заметил, что глаза у этих уже не так бегают. Посидел бы ты в "Матросской тишине" годков пять, сразу бы увидел, кто вор, а кто не вор.
     - Спасибо. Я уже свое отсидел, - огрызнулся Слепнев, - и больше туда не собираюсь. Мои новые документы у тебя?
     - Все в порядке. Я же тебе сказал, сделал все, как ты просил.
     - Где-нибудь рядом есть телефон?
     - В другой комнате, - показал Харчиков.
     - Ты не понял. Я спрашиваю, где-нибудь на соседней улице есть телефон? Подальше от твоего дома?
     - Подальше, - задумался Арнольд Григорьевич, - есть, конечно. На площади. Но туда пехом минут двадцать, не меньше.
     - Ничего, дойду. Дай чего-нибудь надеть.
     - С ума сошел. Тебя ночью заметут.
     - Не заметут. Мне позвонить нужно. Обязательно. И дай мне свою телефонную карточку.
     - Заберут тебя, Витек, рисковый ты парень.
     - Как-нибудь добегу. Нельзя мне отсюда звонить. Понимаешь, нельзя. Засекут, откуда я говорю, и ночью нагрянут. А я спать люблю крепко.
     - Теперь понял, - сказал старик, - но ты не торопись. Чай допей. Семка внизу стоит, он тебя отвезет.
     - Так ты его еще не отправил? - изумился Слепнев.
     - Я же говорю, у нас своя конспирация, - ухмыльнулся старик, - он за домом следит. Мало ли что. Может, ты "хвост" за собой притащил.
     - Ах ты, старая сволочь, - рассмеялся Слепнев, - нужно было жениться на твоей сестре. Представляю, какие бы у тебя были племянники.
     - Ее ребята уже в пограничном училище учатся, - сообщил Харчиков.
     - В каком училище? Чьи ребята?
     - Мои племяшки. Зойка двойню родила. Как в Казахстан уехала, так там и родила.
     - Это сколько же лет прошло, пятнадцать, шестнадцать?
     - Восемнадцать. Как раз в восемьдесят первом и родила. Восемнадцать лет прошло, милый. А ты и не заметил.
     Слепнев поставил чашку, встал со стула.
     - Дай что-нибудь надеть, - попросил, - поеду на переговоры. Если все пройдет как надо, могу заказывать билет в Ниццу. А ты найди себе девочку из журнала. Все услуги я оплачу. Сто тысяч устроит?
     - За такие деньги я сам сбегаю вместо тебя позвонить, - сказал старик, усмехнувшись. Слепнев заметил, как алчно блеснули у старика глаза. Сумма была солидной, даже для Харчикова.
     - Не надо, - сказал Слепнев, - Семен отвезет меня. Если получится, как я задумал, получишь свои деньги. Если сорвется, не жить нам с тобой на этом свете. На нас охоту устроят, будто на крыс. И не успокоятся, пока не передавят.
     - Ничего, - прошептал Харчиков, - за такие деньги я и крысой готов стать.
     Слепнев вышел из квартиры во втором часу ночи, разбудил задремавшего в машине Семена.
     - Поехали! - Слепнев устроился на заднем сиденье.
     - Куда? - спросил Семен, протирая глаза.
     - На площадь, - полковник жестом указал направление. - Тоже мне наблюдатель нашелся, - сказал он насмешливо.
     Через несколько минут они уже были на пустынной площади. Слепнев вышел и направился к телефонной будке.
     - Кто говорит? - спросил недовольный сонный голос.
     - Это я, пенсионер, твой друг, - ответил Слепнев.
     - Кто это? - снова спросил генерал Скороденко с нотками страха в голосе.
     - Говорю же, твой друг. Деньги перевел?
     - Какие деньги?
     - Память у тебя, что ли, по старости отшибло? - зло бросил Слепнев. - Мы о чем с тобой договаривались, забыл?
     - Ты живой? - Скороденко ушам своим не верил. - Откуда говоришь?
     - С того света, - ответил полковник, - ты почему удивляешься? Может, это ты устроил на нас охоту?
     - Нет, конечно. Но мне сообщили, что сегодня тебя... в общем, я думал, ты больше не позвонишь.
     - Напрасно ты так думал. Как видишь, позвонил. И еще раз позвоню завтра утром, чтобы про деньги узнать. Если до утра не переведешь, будешь сам себя подтирать. А переведешь, все сделаем как нужно.
     - Подожди, - быстро сказал генерал, - как тебя найти?
     - Я тебя сам найду, пенсионер. И учти, сделаешь что-то не так, я сильно обижусь. Ты меня понял, пенсионер?
     - Подожди... - снова сказал генерал, но Слепнев уже поспешил к машине.
     - Гони домой, - приказал он Семену, взглянув на часы.
     "Почему этот мудак сдрейфил? - подумал Слепнев. - Видимо, решил меня подставить, а потом сам все провернуть. Это все "мусорские штучки". Если это правда, устрою ему праздник за его счет. Настоящий праздник".
     Он вспомнил Майю. Ведь это она спасла ему сегодня жизнь. А как посмотрела, когда он стрелял! Она поняла, что ей не выжить. И он это понял. Они вообще понимали друг друга без слов. Он постарался отогнать подальше это страшное воспоминание. Нельзя поддаваться эмоциям и раскисать. Иначе хана. Гнев - оружие бессилия, прочел он где-то и навсегда запомнил это выражение. Он не позволит гневу взять верх над рассудком. Загонит эмоции в самые дальние уголки души и до поры до времени не позволит себе вспоминать о Майе. А когда вспомнит, завоет от горя или утопит свою ненависть и боль в алкоголе, который так легко превращал его в зверя.
     "Прошло восемнадцать лет", - вспомнил он слова Арнольда Григорьевича. Сыновья Зои могли быть его сыновьями... Слепнев стиснул зубы. У каждого своя судьба, и он еще обманет эту судьбу, сумеет вырваться из порочного круга преступлений и лжи. У него должно получиться. И если для достижения цели придется убивать и лгать еще больше, он пойдет на это не колеблясь, как сегодня утром, когда, не раздумывая, выстрелил в единственного близкого ему человека. Снова вспомнив о Майе, он тихо застонал. Испуганный этим звуком, Семен обернулся:
     - Остановить машину?
     - Нет, ни в коем случае. Поехали быстрее.

День третий. Москва.

2 часа 10 минут

     Телефонный звонок заставил его вздрогнуть. Скороденко поднял трубку, но услышал лишь частые гудки. Прошаркал на кухню и достал таблетку валидола. Положил таблетку под язык, стараясь успокоиться. Просто так в столь поздний час никто звонить не будет. Значит, что-то случилось. Генерал выплюнул таблетку и направился к телефону.
     - Родион, - глухо сказал он, - это я.
     - Слушаю вас, - ответил сонный Родион Александрович, все еще не понимая, что происходит.
     - Ты еще не проснулся? - разозлился генерал. - Не узнал меня?
     - Конечно, узнал, - тут Родион окончательно пришел в себя, - я же вам ответил.
     - Приезжай ко мне, - приказал Скороденко.
     - Когда? - Родиону Александровичу не хотелось вылезать из теплой постели, а тем более куда-то ехать.
     - Прямо сейчас, - сказал Скороденко. - Ты мне позарез нужен, - настойчиво повторил он, - понял?
     - Приеду, - упавшим голосом ответил Родион.
     - Что? - не расслышал генерал.
     - Сейчас приеду, - громко повторил Родион.
     Скороденко положил трубку и снова пошел на кухню. В спальне загорелся светильник. Это жена включила свет, разбуженная его раздраженным голосом. Он слышал, как она надевала шлепанцы, вышла в коридор и направилась на кухню. Он быстро положил под язык новую таблетку валидола. Сильно болело сердце.
     "Как это они там все прошляпили, - со злостью думал генерал, - почему не смогли нормально все оформить? И этот сукин сын ушел живым".
     - Ты почему кричишь? - вышла на кухню супруга. - Что с тобой творится?
     - Иди спать, - дернулся Скороденко, - поздно уже.
     - Илья, что происходит? Ты все время не в себе. Нервы никуда не годятся!
     - Ерунда. Со мной все в порядке, говорю тебе, иди спать, - он повысил голос.
     Она знала, что в такие моменты с ним лучше не спорить. Поэтому, не сказав больше ни слова, вернулась в спальню. И тотчас погас светильник, жена почла за благо лечь в постель и уснуть, чтобы не действовать ему на нервы.
     Родион Александрович приехал через полчаса. Пока он поднялся, умылся, оделся, вышел из дома. К тому же довольно долго искал попутку. Он появился, когда часы показывали без двадцати три. Деликатный по натуре в отличие от генерала, он не стал звонить в дверь, опасаясь разбудить супругу Скороденко, а осторожно стучал до тех пор, пока генерал не открыл ему.
     - Пойдем на кухню, - мрачно сказал Скороденко.
     Родион молча последовал за генералом, поняв, что случилось нечто непредвиденное.
     - Мне звонил Слепнев, - тихо сообщил Скороденко.
     - Разве его не взяли? - удивился Родион.
     - И даже не убили, - зло ответил генерал, - вся наша операция была ни к черту. Видимо, мы сделали ставку на кретинов.
     - Ребята выполнили все как надо, - возразил Родион Александрович, - мы послали к ним Стилягу. Он нашел нужного человека, завел с ним разговор при том несчастном алкаше. В общем, все, как вы велели.
     - Что потом случилось с "нужным человеком"? - спросил генерал.
     Родион Александрович оглянулся на дверь и, не сказав ни слова, выразительно закрыл глаза. Но Скороденко все понял.
     - Хорошо, - кивнул он, - хоть что-то вы должны уметь делать.
     - Лунатик должен был передать сообщение инспектору уголовного розыска. Мы проверили, он передал. Стиляга даже дал ему двести баксов, якобы за товар, который не стоил и пятидесяти. Мы были уверены, что они устроят у машины засаду и возьмут помощника Слепнева, когда тот появится в гараже. Но они каким-то образом вычислили адрес бывшей жены того самого помощника. И устроили налет на квартиру. По рассказам сотрудников МУРа, там все погибли. В том числе и члены группы захвата. Никто, кроме Слепнева, это сделать не мог. Но мне сказали, что в квартире погибли все, кто там находился, поэтому я не сомневался, что полковника нет в живых.
     - Нужно было самому все проверить, - яростным шепотом сказал Скороденко, - теперь этот мерзавец на свободе и наверняка понял, что мы его подставили.
     - Надо его найти?
     - Конечно. Он завтра утром будет мне звонить. Но все не так просто. Он очень осторожен, говорит мало, и только из уличных автоматов.
     - За день найти "ликвидатора" в многомиллионном городе! - сказал Родион Александрович. - Я видел, как он работает. Это настоящий профессионал. Его же учили искусству выживания. По-моему, лучше сделать по-другому.
     Генерал уставился на него, ничего не спрашивая, ожидая, что он скажет дальше.
     - Надо перевести деньги в указанный им банк, - продолжил Родион Александрович, - мы ведь все равно переводим деньги на предъявителя с поручением разблокировать их после пятницы. Значит, мы ничем не рискуем. Если он сделает то, что от него требуется, то обязательно пойдет за деньгами, тогда мы его и прикончим. А не сделает, денег не получит, и тогда мы его тем более уберем. В общем, надо рискнуть и перевести деньги.
     - А если он ничего не сделает и все равно заберет деньги?
     - Не заберет. В поручении должно быть указано точное время. После часу дня. Наш знакомый в десять должен начать свое выступление в Думе...
     - Понятно, - на всякий случай Скороденко прервал Родиона. Даже здесь, у себя на квартире, он боялся говорить о главном. О чем угодно, только не об этом. Он понимал, как важно сохранить в тайне направленность их действий. - Считаешь, надо перевести деньги. - Генерал задумался. Ему трудно было понять логику штабиста. Наконец он сказал: - Вечно у вас какие-то иезуитские планы. Но все равно нужно, чтобы Стиляга следил за этим чокнутым полковником.
     - Сделаем, - кивнул Родион Александрович, - и вот еще что. Он обязательно попытается сделать все сам. Значит, в любом случае у нас будет время. А Стиляга пусть находится рядом с этим... с нашим объектом в тот момент, когда появится полковник.
     Генерал снова задумался. Никак не мог постичь подобную логику. Не в его правилах было размышлять. Но, похоже, Родион прав.
     - Сделаем, как вы предлагаете, - согласился Скороденко, чувствуя, как постепенно рассасывается таблетка валидола, - нужно его успокоить, это правильное