гда-нибудь  посетить  Мекку,
чтобы стать настоящим "хаджи", так и осталась всего лишь мечтой. Поэтому  он
и назвал сына Хаджи, посчитав, что сын сможет когда-нибудь сделать то,  чего
не смог его отец. Но сын, ставший бандитом и убийцей, даже  не  вспоминал  о
воле отца, привычно нося столь почитаемое в мусульманском мире имя - Хаджи.
   - Вы слышали про "Жар-птицу"? - спросил Асланбеков.
   -  Да,  конечно.  Это  люди  Гурама  Хотивари  там  были.  Они  и  наняли
иностранных студентов. Тебя только это интересует?
   - Не только. Кто убил Сапунова?
   - Двое наемных убийц. Они приехали из Грузии. Один сван,  другой  гуриец.
Сейчас мы их ищем.
   - Лучше бы вы мне заранее сказали,  -  проворчал  Асланбеков,  -  я  вас,
кажется, всегда заблаговременно предупреждал. А вы  мне  рассказываете,  уже
когда все случилось.
   - Мы этого не знали. Хотивари кто-то сообщил об этом ночном клубе. Кто-то
его навел, - пояснил Самсонов.
   - Поищем, - равнодушно ответил Асланбеков, - но я здесь не  поэтому.  Мне
нужна голова Гурама. И пока ее у меня не будет, я не  смогу  спокойно  жить.
Понимаете?
   - Он заявляет примерно то же самое.
   - Но у него нет таких Друзей, как у меня? -  спросил  Асланбеков.  -  Или
есть? Может, вы работаете на нас двоих одновременно?
   - Не работаем. Но мы же не можем убивать Хотивари за вас. Это ваше личное
дело.
   - Личное! - разозлился Асланбеков.  -  А  когда  банкиров  убивать,  тоже
личное? Когда для вас работаешь, все в порядке. А как только немного выйти в
сторону хочешь, уже не дают.
   - Не нужно кричать, - поморщился Самсонов, - лучше толком объяснить,  что
конкретно мы можем сделать. А потом я скажу наши условия
   - Торгуетесь, да?
   - Конечно, торгуемся. Голова Гурама Хотивари стоит целого стада  баранов.
Эта очень умная голова, Хаджи. И мы это помним.
   - Что вы хотите? - прохрипел чеченец.
   - Сначала ты скажи, что вы хотите, - предложил Самсонов.
   -  Очень  просто.  Вы  его  вызываете  куда-нибудь  на  допрос.  В   ваше
центральное здание, например. Он придет туда обязательно один и без  оружия.
А мои люди его там и встретят.
   - В нашем здании? - прищурился Самсонов. Потом мы все за  это  вылетим  с
работы. Представляешь. что именно напишут газеты?
   - Не обязательно в вашем, - возразил Асланбеков, - можно  вызвать  его  в
здание прокуратуры.
   - Это мы сделаем. А твои люди как оружие в прокуратуру занесут? Там  ведь
все проверяют.
   - Придумаем что-нибудь. Главное, вы  его  в  здание  вызовите.  Остальное
сделают мои люди.
   - Хорошо, - пожал плечами Самсонов, - мы завтра все организуем.
   - Когда мне позвонить?
   - Утром в десять.
   - Договорились.
   - У нас тоже есть небольшая просьба, - попросил Самсонов.
   - Знаю я вас, - разозлился Асланбеков, - опять кого-нибудь убрать  нужно.
И сразу обо мне вспоминают.
   - Вот фотография, - Самсонов бросил на стол фотокарточку.
   Асланбеков с интересом посмотрел.
   - Где-то я его видел. Что он сделал?
   - Пока ничего, но сделает. Вчера утром он вылетел в Лондон  и,  по  нашим
сведениям, сегодня или завтра вернется  обратно.  Это  бывший  эксперт  ООН.
Недавно он был в Ташкенте и попортил там много крови нашим людям.
   - Где он остановится?
   - Не знаю.
   - Он будет один?
   - С ним, возможно, будет девушка, но е„ трогать нельзя.
   - Хорошо, - сказал Хаджи, еще раз внимательно посмотрев на фотографию,  -
мы уберем и его.
   - А мы поможем вам закончить ваш затянувшийся конфликт с батоно  Гурамом,
- улыбнулся Самсонов. - Видишь, как быстро мы можем договориться.
   - Завтра, - не дав остынуть его улыбке, жестко сказал Хаджи.
   - Что завтра?
   - Завтра нужно убрать Хотивари.
   - Это невозможно, - подумав, ответил Самсонов, - конечно, он  мерзавец  и
сукин сын. Но нельзя нам  всем  так  выставляться.  Все  поймут,  с  кем  ты
работаешь. Это трудно будет скрыть.
   - Завтра, - упрямо повторил Хаджи.
   - Да пойми ты, - разозлился Самсонов, - это  нужно  подготовить,  сделать
как-нибудь иначе. Нельзя человека убивать в здании прокуратуры. Возьмите его
на улице.
   - Завтра, - в третий раз упрямо повторил Асланбеков.
   - Ну и упрямый ты. Как хочешь. Завтра так завтра. Весь мир  будет  знать,
как мы с тобой работаем вместе. Ты этого хочешь? Хорошо,  хорошо,  не  нужно
опять повторять. Сегодня его вызовут в  прокуратуру  на  завтра.  Постараюсь
тебе это организовать.
   Асланбеков встал. И, не попрощавшись, вышел. Хлопнула дверь.
   - Сукин сын, - гневно сказал Самсонов и подвинул к себе стоявший на столе
телефон. Набрал нужный номер. Включил небольшой  аппарат,  подсоединенный  к
телефону, и начал говорить;
   - Добрый день. Это говорит Самсонов. Все в порядке. Он согласился.
   - Ничего не просил, взамен? - спросил его собеседник.
   - Просил опять помочь.  С  его  грузинским  другом.  Тем  самым,  который
"жар-птицу" выпустил.
   - Ты обещал?
   - Сказал, что посмотрим.
   На телефоне был цифровой скремблер, обеспечивающий почти идеальную защиту
от подслушивания,  но  Самсонов  не  доверял  никакой  технике,  предпочитая
говорить коротко.
   - Напрасно. Грузинский друг порядком всем надоел. Давно менять нужно.  Он
становится иногда просто неуправляемым. Наш друг прав. Давай поможем ему и в
этот раз. В конце концов, это и в наших интересах.
   - Я так и подумал.
   - А насчет английского друга говорил? Он такое  учинил  в  Ташкенте,  что
лучше не вспоминать.
   - Говорил. Даже фотографию дал, чтобы он знакомился.
   - Это правильно. Что нужно сделать?
   - Чтобы нашего грузинского друга завтра вызвали бы в центральный  аппарат
Закона.
   Так они называли на  своем  профессиональном  сленге  здание  прокуратуры
России.
   - Когда?
   - Утром. В одиннадцать-двенадцать.
   - Я устрою. Он будет тебе звонить?
   - В десять часов.
   - Позвони ему вечером и скажи, что  мы  согласны.  Завтра  нужно  наконец
избавиться от грузинского друга. Нужно с ним расстаться. Мы  слишком  все  к
нему привыкли.
   - Понимаю.
   - Ты скремблер включил перед тем, как начал разговаривать?
   - Сам проверил.
   - Это хорошо. Никому не  доверяй.  Ко  мне  только  что  звонил  какой-то
следователь. Они на нашу квартиру вышли. У Киевского вокзала. Я ему  сказал,
правда, чтобы не валял дурака, но на всякий случай послал  туда  людей.  Так
что будь осторожен.
   - Не волнуйтесь, товарищ генерал. Я этого чеченца в кулаке  держу.  Он  у
меня не вырвется.
   Самсонов  положил  трубку  и  усмехнулся.  Задние  зубы   у   него   были
металлические. Ни он, ни заместитель Директора ФСБ, с которым он только  что
разговаривал,  даже  не  могли  себе  представить,  что,  кроме  телефонного
аппарата, можно просто установить  подслушивающее  устройство.  Оно  и  было
установлено. И работало под столом у Самсонова.
   Сидевшие в машине двое пожилых людей слышали каждое  слово,  сказанное  в
этой квартире. Они не могли слышать, как отвечал  собеседник  Самсонова,  но
все остальное слышали. И все поняли правильно.
   - Мы можем опоздать, - сказал один из них.
   - Они хотят убрать Дронго, - сказал другой.

ГЛАВА 30

   Они сидели в самолете. Зоя, надев черные очки,  кажется,  дремала.  Он  с
интересом читал английские газеты, иногда  посматривая  на  девушку.  Прямые
волосы были аккуратно зачесаны назад и собраны на затылке. Красивый профиль,
идеально прямой нос, тонкая линия красивых губ, подбородок  -  она  могла  с
успехом выступать в рекламных роликах, думал он.
   Когда принесли обед, она сняла очки, и он, наконец, рассмотрел е„  глаза.
Они были с каким-то синеватым  отливом,  иногда  казались  зелеными,  иногда
голубыми. От спиртного он отказался, попросив томатный сок с лимоном. Она, с
интересом взглянув на него, заказала  ликер  "Бейлис"  со  льдом.  Он  почти
ничего не стал есть и сразу вернул свой поднос стюардессе. Она, наоборот,  с
аппетитом пообедала, но не стала есть десерт. В конце он попросил чай, она -
крепкий кофе без молока.
   За все время в пути не было произнесено ни слова.
   В Риге они делали промежуточную посадку, и на этот раз им разрешили выйти
в аэропорту. Он вошел в здание аэропорта со смешанным чувством разочарования
и ностальгии. Здесь все было не так, как раньше. Словно по взмаху  волшебной
палочки  довольно  заштатный  аэропорт  провинции  превратился   в   крупный
международный центр со своими магазинами, барами,  обменными  пунктами.  Все
было гораздо красивее, солиднее, привлекательнее. Но  это  была  уже  другая
Рига. Это была не его Рига. И он отчетливо понимал это. По транзитному  залу
он ходил с хмурым видом, словно опасаясь  услышать  неприятное  известие  от
кого-то из спешивших повсюду пассажиров. Зоя  сидела  на  длинной  скамье  и
смотрела куда-то в сторону сквозь свои  темные  очки,  лишь  иногда  замечая
Дронго.
   Да, это была не его Рига. И от сознания этого факта  никуда  нельзя  было
деться. Он не знал этого  чужого  аэропорта,  этих  магазинов  и  баров.  На
мгновение он представил, как изменился сам город. Наверное, он не сможет его
узнать. Он  подошел  к  телефонному  автомату,  словно  намереваясь  кому-то
позвонить. Постоял. И отошел. Звонить было некому.  Да  и  нельзя.  Телефона
старой  подруги  своей  матери  он,  конечно,  не  имел.  Не  звонить  же  в
справочную, спрашивая, где находится бывший сотрудник  бывшего  Центрального
Комитета Коммунистической партии Латвии. Это смешно  и  глупо.  Может  быть,
спасительная смерть пощадила е„, и она не увидела тех перемен, что произошли
на е„ родине, и которые она не смогла бы ни понять, ни принять.
   Какие странные судьбы, думал Дронго, меря шагами зал. Родившиеся в другой
Латвии, они всю свою жизнь боролись за установление Советской власти в своей
республике,  искренне  считая,  что  это  благо  для  собственного   народа.
Освобождали свою  родину  от  фашистов,  очищали  е„  от  "лесных  братьев",
радовались е„ успехам. И верили,  верили  в  то,  что  они  делают.  Позднее
найдутся лицемеры и  прохвосты,  которые  попытаются  оправдать  собственное
предательство ложными идеалами и общим безверием людей  в  ту  систему,  при
которой эти прохвосты жили и процветали. И это будет не правдой. Ибо  тысячи
и тысячи людей искренне и честно проживали свою судьбу, стараясь делать  это
достойно и честно.
   Для  этих  тысяч  людей  страшным  разочарованием  стал  развал   единого
государства, крушение идеалов молодости, крах собственной  судьбы.  Внезапно
они снова оказались в том самом  государстве,  из  которого,  казалось,  уже
однажды вырвались и о котором многие новые поколения знали лишь по книгам. И
вся их жизнь, честно и достойно прожитая, оказалась никому не нужной судьбой
выброшенной на свалку истории. Идеалы, за которые они  боролись  и  воевали,
голодали и страдали, ненавидели и любили,  оказались  пустыми,  ненужными  и
зачастую просто надуманными. Жизнь заканчивалась, так и не  успев  начаться.
Словно не было перерыва в полвека, в  котором  они  прожили.  Неведомый  рок
перенес их из детства в старость, лишив молодости и судьбы, не  оставляя  им
никаких шансов на вторую попытку. И  только  испытавший  подобную  боль  мог
понять, как это страшно и безнадежно.
   Объявили посадку, и он заторопился к выходу, успев увидеть, как не  спеша
поднимается молодая женщина. В салон самолета он пропустил  е„  первой.  Она
села рядом с ним в своем светло-бежевом  костюме  с  удлиненной,  чуть  ниже
колен, юбкой и искоса посмотрела на него.
   Стюардесса предложила им апельсиновый сок. Он отказался. Она  взяла  свой
стакан.
   - Вы чем-то расстроены? - спросила Зоя.
   - Нет. С чего вы взяли? - удивился Дронго.
   - Я видела ваше лицо в аэропорту, - сказала женщина. Багиров  приучил  е„
высказывать свои наблюдения открыто и прямо.
   - Да, наверное, - согласился он, - просто думал об одной своей знакомой.
   Женщина удивленно взглянула на него и ничего больше  не  спросила.  Когда
принесли очередную порцию напитков, он традиционно попросил томатный  сок  с
лимоном, а она, отказавшись от ликера, взяла бокал шампанского. Подали ужин,
и стюардесса положила подносы им на столики. Свой  бокал  Зоя  поставила  на
столик, рядом с подносом. В столиках имелась одна неприятная особенность.  В
самом  центре  был  довольно  большой  выступ,  который,  будучи   прикрытым
салфеткой, создавал  обманчивое  впечатление  твердой  поверхности.  Видимо,
забывшись, молодая женщина захотела положить туда свою вилку, и та  едва  не
упала на пол. Опасаясь, что она упадет, женщина резко схватила вилку,  задев
при этом свой  бокал  с  шампанским,  который  благополучно  опрокинулся  на
темно-синие брюки Дронго.
   - Ой, извините, - испугалась женщина, - я нечаянно.
   - Понимаю, что не нарочно, - улыбнулся он, - ничего страшного.
   - У меня есть платок, - потянулась она к своей сумочке.
   - У меня он тоже есть, не нужно  так  переживать  из-за  обычного  бокала
шампанского. Во-первых, опрокинулось совсем  немного.  Во-вторых,  я  сейчас
вытру, в-третьих, на темных брюках пятно все равно не будет видно.
   Она улыбнулась, но ничего  больше  не  сказала.  Он  вышел  в  туалет  и,
вернувшись через две минуты, улыбнулся молодой женщине.
   - Уже ничего не видно.
   - Извините, - еще раз сказала она.
   - Ничего. Давайте лучше поговорим о деле, - он взглянул на  часы,  -  как
раз осталось лететь около часа. Кто такой  этот  Керим  Измаилович?  Вы  его
хорошо знаете?
   - Неплохо, -  когда  дело  касалось  е„  работы,  она  сразу  становилась
уверенной и подчеркнуто собранной, - он довольно часто приезжает в  гости  к
Рафаэлю Мамедовичу. Возглавляет крупную фирму, имеет  влияние  в  нескольких
московских банках. Все его телефоны я знаю. Я думаю, он будет встречать  нас
в депутатской.
   - А Мурад Гасанов?
   - Этого я знаю хуже.  Видела  всего  два  раза.  Он  в  Баку  ввязался  в
политику, и его за это даже  посадили  в  тюрьму.  Рафаэль  Мамедович  очень
сильно ругался. Звонил жене Гасанова и кричал, что такому богатому  человеку
незачем лезть в политику. Гасанов переводил наши деньги в зарубежные банки.
   - Вы знаете его телефон в Баку? А где вы их берете?
   - Я их запоминаю, - серьезно ответила Зоя.
   - Все? - не поверил он.
   - Конечно, все. Никогда не ношу с собой записную книжку.
   - И сколько телефонов вы можете помнить?
   - Около пятисот - точно.
   - Вы издеваетесь? - взглянул на не„ Дронго. - Каким образом?
   - В школе была чемпионкой по шахматам, - пояснила Зоя. - В детстве я была
довольно некрасивым ребенком, и  моя  мама  с  горя  решила  отдать  меня  в
шахматистки.   Она   руководствовалась   обычным   родительским    эгоизмом.
Некрасивая, так хоть умная. Вот я и стала кандидатом  в  мастера  спорта.  А
после девятого класса выяснилось, что  я  могу  быть  и  красивой.  Тогда  я
забросила шахматы.
   - Теперь верю. Никогда не буду играть с вами в  шахматы.  Его  московский
телефон тоже помните?
   - Помню.
   - Назовите. Она сказала.
   - А бакинский?
   Она даже не запнулась.
   - Номер телефона Керима Измаиловича?
   - У него несколько телефонов.
   - Назовите те, которые вы помните.
   - Я помню все.
   - Говорите.
   Она перечислила три телефонных номера, среди которых был и номер аппарата
спутниковой связи.
   - Вообще-то я вам поверил, - удовлетворенно сказал Дронго, - память у вас
действительно феноменальная.  Вас  можно  возить  с  собой  вместо  записной
книжки. А как Гасанов оказался в Москве?
   - Он бежал из тюрьмы.
   - Подпольный граф Монте-Кристо? Какой молодец. Надеюсь, он  не  прыгал  с
башни в воду?
   Она засмеялась, представив  себе  приземистую  полноватую  фигуру  Мурада
Гасанова в роли несчастного арестанта замка Иф.
   - Нет, думаю, он не прыгал.
   - Насчет сбежал, точно?
   - Точно. Шеф узнал об этом из Баку в тот же день.
   - Мне нравятся ваши исчерпывающие ответы.
   - Рафаэль Мамедович приказал мне помогать вам во всем.
   - Он сбежал один?
   -  Нет,  с  двумя  напарниками  по  камере.  Один  был  генерал,   бывший
заместитель министра обороны.
   - Ого! Это уже не граф Монте-Кристо. Это  уже  Матиас  Шандор.  Остальных
схватили?
   - Нет, они тоже в Москве.
   - Надеюсь, за ними не охотятся правительственные агенты?
   - Не знаю.
   - У кого есть право подписи документов?
   - Только у Гасанова и Рафаэля Мамедовича.
   - А кто знал об этих деньгах?
   - Только они двое.
   - Так не  бывает.  Должны  были  об  этом  знать  бухгалтера,  операторы,
финансисты.  И  секрет,  который  не  является  секретом  двоих,  уже  может
считаться просто общенародным достоянием.
   Когда она улыбалась, он замечал е„ мелкие  ровные  зубы.  И  он  невольно
любовался е„ улыбкой. Зоя была действительно красивой женщиной.
   - Когда мы приедем в Москву, куда вы поедете?
   - Мне нужно отвечать и на этот вопрос? - невольно нахмурилась женщина.
   - Я спрашиваю об этом не для того, чтобы к вам приставать. Мне это  нужно
по делу. Так куда вы поедете?
   - К себе домой.
   - Где вы живете?
   - На Кутузовском проспекте.
   - Там рядом квартира Рафаэля Мамедовича. Я об этом слышал. Правильно?
   Молодая женщина чуть покраснела.
   - Да, - сказала она нетвердо, - да, там и его квартира.
   - Простите за мою бестактность. Это одна и та же квартира?
   Она вспыхнула.
   - Нет, - немного резче, чем следовало, сказала она, - это  моя  квартира.
Он живет в другом блоке и на другом этаже.
   - Но вы живете в соседних квартирах? - уточнил Дронго.
   - Да, мы соседи.
   - Какая у вас квартира?
   - Три комнаты. Обычная. Семьдесят метров полезной площади.
   - А у него?
   - Там объединены две квартиры. Четырехкомнатная и трехкомнатная.  В  этих
квартирах он живет обычно один. Семья находится в  другом  месте.  Здесь  он
принимает людей.
   - Я знаю. Кроме него, кто-нибудь живет в этой квартире?
   - Нет, но когда он дома, в прихожей обычно дежурят его помощники.
   - То есть телохранители?
   - Да.
   - У кого есть ключи от его квартиры? У жены, детей?
   - Нет, - снова чуть запнулась Зоя, - ни у кого нет.
   - Даже у вас?
   - У меня есть.
   - У кого еще?
   - Больше ни у  кого.  Рафаэль  Мамедович  довольно  замкнутый  человек  и
доверяет не каждому встречному.
   - Ваш намек понял. Надеюсь, это не в мой огород?
   - Не в ваш. Но если вы будете задавать такие вопросы...
   - Мне нужно знать, кто может иметь доступ к его бумагам в квартире.
   - Никто, кроме меня.
   - Учту. Бумаги находятся там?
   Она молчала.
   - Вы не слышали вопроса? - терпеливо спросил Дронго.
   - Я вас прекрасно поняла.  Просто  у  меня  поручение  передать  вам  эти
бумаги. И все. У меня не было разрешения рассказать вам, где они находятся.
   - Хорошо, не говорите. Но как вы думаете их взять?
   - Поеду и возьму.
   - Одна?
   - С вами.
   - Тогда почему не сказать мне сразу?
   - У меня нет разрешения, - немного раздраженно ответила женщина.
   - Ладно, оставим это. Кто еще знает, где находятся эти списки? Кроме вас,
Зоя.
   - Никто.
   - Гасанов тоже не знает?
   - Нет, не знает.
   - Керим Измаилович?
   - Тоже не знает.
   - Теперь вы должны ответить мне на очень важный вопрос. Только  подумайте
и потом говорите. Вы знаете всех знакомых и друзей Рафаэля Мамедовича? Или у
него есть знакомые, которые вам не известны?
   - Может, и есть, - снова почему-то покраснела женщина, - но я знаю  почти
всех.
   - Сколько лет вы с ним работаете?
   - Уже полтора года.
   - Сколько вам лет, Зоя? - неожиданно даже для самого себя спросил Дронго.
   - Двадцать, а почему вы спрашиваете?
   - И вы нигде не учитесь?
   - Это тоже имеет отношение к нашей поездке в Москву? -  ядовито  спросила
Зоя.
   - Нет. Это имеет отношение к вашей собственной жизни.
   - Я как-нибудь позабочусь о себе сама.
   - Не сомневаюсь. Но почему вы не учитесь?
   - Я учусь на заочном, - возразила девушка, - в МГУ. Поступила  в  прошлом
году на исторический.
   - Тогда конечно, - печ