ор
Комаров.
   - Не понимаю, о чем вы говорите, - снова несколько  смутился  Никитин,  -
решение принимало правление.
   - Вы ведь были заместителем покойного Лазарева, - Пахомов уже не  обращал
внимания даже на круглые от бешенства глаза Лифшица.
   - Был, а при чем тут Лазарев?
   - Вам не кажется странным, что оба  банка  были  соучредителями  компании
"Делос"? И оба руководителя этих банков теперь покойники. Вы не усматриваете
никакой опасности?
   - Это угроза? - сразу спросил Лифшиц. - Вы угрожаете господину Никитину?
   - Я просто напоминаю об этом.
   Никитин молчал. Дорогой английский костюм сидел на нем как-то  мешковато,
хотя подбирался английским дизайнером в области мужской моды. Но есть  люди,
на которых только одна  одежда  смотрится  органично  -  арестантская  роба.
Конечно, есть и обратные примеры,  когда  элегантный  костюм  сидит,  словно
человек в нем родился. Но Никитин явно не принадлежал  ко  второй  категории
лиц. В этом человеке было нечто лагерное, словно вечное тавро,  заклеймившее
его судьбу.
   - Компанию "Делос" возглавляет некто Анисов. Сколько мы  его  ни  искали,
так и не смогли найти,  -  продолжал  Пахомов,  -  может,  вы  нам  поможете
отыскать этого господина?
   - Я его не знаю, - пожал  плечами  Никитин,  -  не  обратив  внимания  на
предостерегающие жесты Лифшица.
   - В таком случае, как вы доверили ему такую крупную сумму денег? - быстро
спросил Пахомов. - Или вы всегда отдаете незнакомым людям такие кредиты?
   - Я не обязан знать всех  клиентов  банка,  -  огрызнулся  Никитин,  -  я
президент банка, а не бухгалтер. И вы мне дело не шейте.
   Английский костюм не помог. Нутро уголовника дало о себе знать.
   - Конечно, - Пахомов достал официальный бланк из ящика стола, -  вынужден
огорчить вас, Михаил Никифорович. Пока следствие по делу  о  смерти  банкира
Караухина не закончится, прошу вас не покидать пределов Москвы.
   - Вы в чем-то обвиняете господина Никитина? - спросил Лифшиц.
   - Конечно, нет. Просто он очень важный свидетель и он может  понадобиться
нам, когда мы наконец найдем господина Анисова. Вы видите, я  даже  не  беру
официальную подписку о  невыезде.  Просто  я  прошу  господина  Никитина  не
покидать пределов города. И, если можно, распишитесь, пожалуйста, здесь.
   Никитин  взглянул  на  адвоката.  Тот  протянул  руку  и,   надев   очки,
внимательно  прочитал  протокол.  Кивнул  головой.  И  Никитин,  достав   из
внутреннего кармана ручку, размашисто расписался. После чего вышел, даже  не
попрощавшись. Лифшиц вежливо улыбнулся, как бы извиняясь за своего  клиента,
попрощался с обоими следователями и вышел следом.
   - Сукин сын, - зло сказал Комаров, - это "новый русский". Давил бы  таких
мерзавцев.
   - Это еще не самый неприятный, бывают и хуже, - вздохнул Пахомов,  -  его
предшественник Лазарев вообще был законченным негодяем.
   - Это которого убили в здании Государственной Думы?
   - Он самый. Нехорошо говорить о покойниках, но такой  был  мерзавец,  что
печати негде было ставить. По  нашим  сведениям,  он  тогда  начал  войну  с
закавказскими группировками. Может, помнишь, .в Москве все  время  стреляли.
Правда, и Лазарев довольно сильно пощипал кавказцев, особенно грузин.  Но  в
конце его пристрелили, и на этом война закончилась. Теперь придется  идти  к
заместителю прокурора республики, просить у  него  разрешение  на  запрос  в
канцелярию премьера. Нужно узнать, было ли такое письмо в действительности и
куда оно  подевалось.  Хорошо,  что  у  нас  есть  копия,  но  это  пока  не
доказательство. Может, они написали, а не отправили. Нужно обязательно найти
это письмо.
   - Тебе не позавидуешь, - вздохнул Комаров, - влез в такое дерьмо.
   - Теперь мы уже вместе в этом дерьме, - напомнил Пахомов.  Он  подошел  к
окну:
   - Иди сюда, посмотри на это "факельное шествие".
   У здания прокуратуры Никитина  ждали  несколько  машин  и  человек  шесть
охранников, торжественно выстроившихся вдоль тротуара. Увидев  своих  людей,
Никитин привычно мрачно кивнул им, обретая  уверенность  в  себе,  и  сел  в
роскошный  БМВ  последней  модели.  Захлопали  дверцы  автомобилей,   охрана
садилась по своим местам. Комаров брезгливо поморщился,
   - Они теперь хозяева жизни, - горько сказал Пахомов.
   Сидя в автомобиле, Никитин гневно выговаривал Лифшицу:
   - Я же говорил, что нам не стоит  туда  второй  раз  ехать.  Знаю  я  эти
прокурорские штучки.  Сначала  попросят  никуда  не  выезжать,  потом  дадут
подписку о невыезде, потом арестуют.
   - У них ничего нет против вас, - успокаивал его Лифшиц.
   - К черту, - отмахнулся Никитин и, достав свой телефон, набрал номер:
   - Это я говорю. Слушай, Семен, разыщи мне срочно этого суку Анисова.  Где
хочешь найди. У любовницы ищи, он у нее обычно ночует. Пусть завтра  у  меня
будет. И без глупостей. Чтобы никуда не сбежал. Иначе из-под земли найду. Ты
меня понял?
   Лифшиц  тяжело  вздохнул.  Он  запомнил  все  в  точности.  Нужно   будет
рассказать об этом сегодня вечером Филе Рубинчику. В конце концов, у каждого
свои собственные обязательства. И каждый имеет право на свою  мафию.  Просто
так устроена эта жизнь.

ГЛАВА 7

   В Ташкенте все было, как обычно. Прекрасная погода, улыбающиеся люди, как
всегда, довольно уютный и оттого такой знакомый аэропорт. Правда, в  отличие
от прошлых лет почти не  было  лозунгов  и  приветствий  на  русском  языке,
обещавших  выполнить  пятилетку  за   более   короткий   срок.   Исчезли   и
торжественно-монументальные портреты членов Политбюро, среди которых  всегда
особенно красиво смотрелась фотография Шарафа Рашидова, признанного поэта  и
благодетеля родного края.
   Во времена  правления  "выдающегося  борца  за  мир  и  генералиссимуса",
получившего даже орден "Победа" спустя несколько десятилетий после войны  (в
таких случаях обычно писали - "награда нашла своего героя через много лет"),
в городе все было спокойно и чинно, как и  полагается  в  хорошем  восточном
государстве.  Традиционно  почитались  старики,  уважались  женщины,  строго
соблюдалась  существующая  иерархическая  лестница  чиновников.  Собственно,
ничего не изменилось  даже  после  революции.  Это  наивные  люди  в  Москве
полагали, что если сбросить с женщин  паранджу  и  научить  всех  затягивать
галстуки на шее, можно будет строить социализм. На  самом  деле  государства
Средней Азии действительно начали развиваться. Но при строгом соблюдении уже
существующих традиций и норм.
   Сидевший  во  главе  республики  первый  секретарь   считался   настоящим
восточным эмиром или падишахом. Соответственно и власть и богатство  у  него
были эмирские. И милости, которыми он одаривал своих подчиненных, тоже  были
шахскими. Одному мог дать дом, другому  квартиру,  третьему  целую  область.
Коммунистическая фразеология была всего лишь прикрытием для  этих  людей.  В
каждой области соответственно сидел свой сатрап,  боявшийся  лишь  эмира.  В
свою очередь в каждом районе сидел  свой  бек  -  первый  секретарь  райкома
партии, который и имел соответствующую власть бека или хана. Не больше и  не
меньше. При непременном условии соблюдения правил игры.
   Каждый дехканин знал, что в районе есть только один хан -  и  это  первый
секретарь райкома партии. Жизнь всех остальных людей зависит от его  взгляда
или настроения. В области соответственно все  знали,  что  самый  главный  -
первый секретарь области, способный казнить и миловать по своему усмотрению.
И наконец, в республике все знали, что падишахом является  первый  секретарь
ЦК Компартии.  Правда,  у  каждого  падишаха,  как  и  полагается  в  доброй
восточной сказке, был свой злой визирь - второй секретарь ЦК, присланный  из
Москвы и наблюдавший за местными "аборигенами". Но  визиря  быстро  покупали
дорогими подарками и обильными  угощениями.  И  власть  падишаха  оставалась
неизменно величественной и грозной.
   Был еще великий султан, который сидел в Москве. И все знали,  что  султан
еще более грозный и сильный, чем сам  падишах.  Но  до  этого  султана  было
далеко и он почти никогда не вмешивался в дела  местных  правителей,  требуя
лишь лести в свой адрес,  полного  подчинения  своих  вассалов  и  денег  на
содержание своей армии. Все это исправно посылалось в Москву,  и  в  сердцах
людей была благодарность и умиление за заботу  султана  об  их  процветании.
Султан понимал, что нельзя ломать существующую систему, и милостиво позволял
падишаху и его ханам править по своим законам.
   Наивные люди, которые иногда попадались в среде  интеллигенции,  считали,
что строят в республиках Средней Азии социализм. На самом  деле,  шагнув  из
феодализма в социализм, там строили свой, уникальный феодальный социализм со
всеми атрибутами восточного правления. С учетом  менталитета  народа  и  его
стоического отношения к богатым и грозным правителям.
   В восемьдесят втором в далекой северной столице  к  власти  пришел  новый
султан. Это был нервный и жестокий правитель. Он начал проверять, как  живут
его подданные в далеких жарких странах, и прислал для  этого  целую  бригаду
следователей, решивших, что они могут  изменить  менталитет  целого  народа.
Следователи начали ломать устоявшуюся систему. Люди с ужасом следили  за  их
действиями. Тысячелетиями здесь знали, что без подарка судье  или  правителю
никак нельзя. А приехавшие чужие люди стали сажать за это благородное дело в
тюрьму. Они даже объявили, что в республике (хорошо, что  они  не  проверили
другие республики) все поголовно дают и берут такие подарки.  При  проверках
выяснилось, что действительно дают и берут все. Все без исключения. Да и как
можно было отказать уважаемому человеку, пришедшему  с  подарком  для  твоих
детей или близких. Неважно, что  вместо  подарка  проситель  приносит  пачку
денег. Это все равно "бакшиш" - подарок, и  не  взять  его,  значит  обидеть
уважаемого человека, нарушить традиции, а это делать никак нельзя. Но  чужие
пришельцы начали ломать устоявшиеся тысячелетиями порядки,  навязывая  свои,
новые. Пришельцы были жестокие и глупые, поэтому стали хватать всех  подряд,
не понимая, что таким образом вообще ничего не добьются.
   В конце концов так и получилось. Пришельцев  отозвали,  а  все  уважаемые
люди, обвиненные непонятно в каких грехах, остались  по-прежнему  уважаемыми
людьми и вернулись к своим обязанностям.
   В конце восьмидесятых в Москве начались волнения. В Средней Азии искренне
не понимали, чего  недостает  этим  смутьянам.  Живут,  как  все,  соблюдают
законы, есть хлеб, нет войны, что еще нужно? Когда в августе было  объявлено
о создании ГКЧП, во многих республиках Средней Азии (и в Закавказье) к этому
отнеслись с полным пониманием и даже одобрением. В  некоторых  городах  люди
поздравляли друг друга с наведением должного порядка. Но смутьяны опять  все
спутали. Они прогнали уважаемых  людей  и  вообще  закрыли  Коммунистическую
партию. Наивные люди,  они  не  понимали,  что  в  Средней  Азии  почти  нет
коммунистов. Это просто чиновники, называемые таким образом, чтобы их как-то
выделять из общей безликой массы трудящихся.
   А однажды жители этих стран с ужасом узнали, что в  Беловежской  Пуще  их
страну просто  упразднили.  И  они  могут  теперь  существовать  как  хотят,
отдельно, по своим собственным законам  и  порядкам.  Грубо  говоря,  у  них
просто отняли их общий дом, вытолкав в шею на улицу. Теперь нужно было  жить
самостоятельно.
   Первыми поняли колоссальную выгоду нового положения сами падишахи. Теперь
над ними не было грозного султана, больше не будет никаких проверок, никаких
отчетов. Теперь они настоящие падишахи, по всем законам восточного  мира.  И
вот уже  проводятся  фарсовые  выборы,  и  падишахов  объявляют  не  первыми
секретарями, как их называли раньше, а президентами. И если  раньше,  раз  в
пять лет, проводились показные "курултаи" - съезды, на  которых  все  всегда
знали, кого изберут, и избирали единогласно, то теперь отпала  необходимость
и в этом. И вообще не нужны больше никакие выборы. Президенты один за другим
проводят "общенародные референдумы" и под ликующие крики . своих сатрапов  и
ханов объявляют себя пожизненными президентами. Все довольны, особенно  сами
Падишахи.
   Многие из них начинают "откровенно  сознаваться",  что  всегда  верили  в
Аллаха или  Христа.  Что  никогда  не  верили  в  порочную  коммунистическую
систему. Сами жрецы и проповедники, наставники  и  пастыри,  они  становятся
вдруг ярыми противниками того, о  чем  еще  вчера  говорили  с  трибун.  Под
радостный визг президентских придворных принимаются новые законы и  навсегда
запрещаются партии коммунистов - партии Антихриста.
   И тысячи, миллионы людей, еще  вчера  видевшие  своих  Падишахов  в  роли
Жрецов коммунизма, ныне видят  этих  же  людей  в  роли  Жрецов  демократии.
Воистину нет пределов  человеческому  бесстыдству.  Все  президенты-Падишахи
объясняют  это  внезапным  прозрением.  Какое   поразительное   историческое
совладение! Лидеры сразу полутора десятков стран вдруг "прозревают". В  один
момент. Все сразу. Оказывается, до этого они ничего не знали и не  понимали.
А теперь все знают  к  понимают.  Все  вместе,  все  разом  Словно  небесная
благодать осенила всех сразу - скопом. И тогда начинаешь думать -  что  есть
совесть человеческая?
   Дронго думал об этом, когда аэропортовский автобус вез его по направлению
к городу. Он знал эту сторону жизни. Знал и презирал людей, отказавшихся  от
своих идеалов, легко предавших и перечеркнувших  всю  свою  жизнь,  зачастую
предававших своих отцов и дедов во  имя  получения  сиюминутной  выгоды,  не
понимая, что сами будут преданы своими собственными детьми, усвоившими,  что
главный итог жизни  может  быть  уроком  предательства.  Измены  собственной
судьбы.
   Но он хорошо знал и другое. В некоторых  странах  не  оказалось  сильного
Падишаха, или его не было в нужный момент, в нужном месте. И тогда  наступал
хаос гражданской войны. В  Таджикистане  погибло  сто  тысяч  человек,  пока
наконец новый Падишах не навел порядок. В Грузии страна раскололась  на  ряд
враждебных лагерей, и великая нация героев и князей, любовников и  хвастунов
оказалась вдруг вынужденной убивать друг друга,  пока  наконец  не  прилетел
старый новый Царь Грузии и не начал  наводить  порядок  на  многострадальной
земле своей. И снова, и снова  задавал  себе  вопрос  Дронго  -  что  лучше?
Сильный Падишах, при  котором  демократия  задирает  свою  юбку  и  отдается
первому встречному, разумеется, насилующему е„ с согласия главного  сутенера
- самого Падишаха, или хаос  неустроенного  общества,  трагедия  гражданской
войны, боль и кровь сотен тысяч людей? И он не знал ответа на  этот  вопрос.
Ибо любой из ответов был порочен по своей сути, а третьего  варианта  просто
не существовало.
   В Ташкенте он быстро нашел указанный адрес, который ему передал Родионов.
В этом доме жил Юсуф Юсубов,  бывший  полковник  КГБ,  работавший  в  Первом
отделе узбекского Комитета и в свое время тесно сотрудничавший с  Родионовым
во время афганской войны. Последние три года Юсубов был на пенсии. И  именно
к нему послал Родионов, считая его самым надежным для помощи Дронго.
   Подойдя к калитке старого дома, Дронго осторожно  постучал.  Почти  сразу
залаяла собака, послышались детские голоса. Дверь открыла миловидная девушка
лет пятнадцати.
   - Вы к кому? - спросила она по-узбекски, Дронго, знавший  турецкий  язык,
понял е„.
   - Мне нужен Юсуф Юсубов, - по-русски сказал он.
   - Ах, дедушка, - на чистом русском языке произнесла девушка, - проходите,
я его сейчас позову.
   Дронго вошел во двор. Огляделся. У дерева,  где  прямо  на  земле  лежало
несколько ковров, играли двое маленьких детей. Большая  черномордая  овчарка
настороженно  следила  за  перемещением  незнакомца,  но  пока  не  подавала
признаков враждебности. Недалеко от дверей был расстелен еще один ковер.  На
нем стояли несколько небольших пиал  и  чайник.  Очевидно,  это  было  место
хозяина дома. В традиционном узбекском халате показался высокий мужчина  лет
шестидесяти. Рукопожатие было крепким. Только  седые  усы  выдавали  возраст
Юсуфа-ака. Глаза были молодые и очень внимательные.
   - Я приехал от Родионова, - просто сказал Дронго.
   - Это я понял, только посмотрев на тебя.  Тебе  сколько  лет?  -  спросил
хозяин дома.
   - Тридцать семь.
   - Значит, я старше более чем вдвое.  Мне  скоро  шестьдесят  пять  будет.
Поэтому я могу тебя на "ты" называть. Когда ты приехал?
   - Два часа назад.
   - Чего же ты стоишь? Садись, - показал на большой ковер Юсуф-ака. - Жена,
у нас гость в доме, - крикнул он, повернув голову.
   Из дома уже выходила жена с подносом теплых лепешек. Следом две  девушки,
среди которых была и знакомая Дронго, открывшая дверь, несли новый чайник  и
пиалы с сахаром.
   -  Устраивайся  поудобнее,  -  показал  на  лежавшие   вокруг   маленькие
подушечки-тюфяки хозяин дома, - сейчас нам кушать принесут. Я  еще  тоже  не
обедал. Словно тебя ждал.
   Дальше было все, как обычно бывает в гостеприимных восточных домах. Гостя
кормили до одурения, предлагая попробовать  различные  блюда,  появлявшиеся,
словно по волшебству. И лишь когда обед закончился и снова принесли чай, они
приступили наконец к деловой беседе. Дронго рассказал о цели своего  визита.
Ему важно было встретиться с Будаговым и уточнить, почему  Чешихин  прилетал
так срочно в Узбекистан, Конечно, если Будагов захочет разговаривать с ним.
   Юсуф-ака, в свою очередь, рассказал о новом прокуроре  города  -  грозном
Камалове, который начал безжалостно наводить порядок, искореняя  наркомафию,
особенно сильную в этом городе. Вчера на Алайском рынке был  убит  начальник
одного из районных отделов внутренних дел, известный хапуга и  вымогатель  -
Рахимов. Камалов приказал провести в городе облаву, чтобы найти преступников
во что бы то ни стало. Правда, злые языки уже говорили, что смерть  Рахимова
на руку Камалову, ибо Рахимов был человеком Министра внутренних дел, а  тот,
в свою очередь, недолюбливал Камалова. Министр и Рахимов были  земляками  из
Бухары и не любили  столичных  щеголей,  к  которым,  безусловно,  мог  быть
отнесен очень представительный и импозантный прокурор города.
   Выйти на Будагова было не очень просто. Он  был  достаточно  известным  и
уважаемым человеком в городе. Человек,  сумевший  протолкнуть  на  должность
прокурора столицы своего юрисконсульта, был, по местным  масштабам,  фигурой
очень значимой. Юсубов понимал, что так просто идти к Будагову нельзя. И  он
начал обзванивать своих знакомых. У любого, живущего в  городе,  за  полвека
набирается несколько тысяч знакомых, среди которых может оказаться и  нужный
человек. К вечеру выяснилось,  что  супруга  Будагова  родственница  бывшего
подполковника КГБ, ранее работавшего с Юсубовым.  По  просьбе  Юсуфа-ака  он
взялся организовать на следующий  день  встречу  приехавшего  гостя  с  Исой
Будаговым.
   Ночевал Дронго в доме Юсубова. Несмотря на все его просьбы, его так и  не
отпустили в гостиницу. Утром следующего дня он уже  сидел  в  монументальном
офисе банка Будагова, ожидая, когда тот его примет. Строго говоря,  это  был
не  филиал  банка  Караухина,  а  самостоятельный  крупный  банк  со  своими
филиалами и счетами. Но для успешного ведения дел, уклонения  от  налогов  и
других маленьких хитростей Будагову выгодно было зарегистрировать свой  банк
как филиал  банка  Караухина.  Местные  власти  не  смогли  бы  при  желании
конфисковать имущество банка, так как оно принадлежало  чужому  государству.
Будагов учитывал любые обстоятельства, которые могли случиться в неспокойное
время суверенного существования Узбекистана.
   Иса Будагов принял гостя, сидя в огромном  кожаном  кресле  за  роскошным
столом,  привезенным  сюда  из  Италии,  в  светлом  костюме,  с   неизменно
благожелательной улыбкой на лице. Кабинет  был  огромный  -  метров  двести.
Дронго п