в их душах, если Габриэлла решила встретиться с ним таким необычным способом, Менарт пил с ним всю ночь, а Бутцман, даже получив ранение, вспоминал о прошлом. Очевидно, им был нужен "человек с востока", которому они могли бы исповедаться, не опасаясь быть узнанными.
     Теперь следовало определить, кто из них предатель: тот, с кем он пил всю ночь, женщина, с которой он вступил в интимные отношения, или человек, который получил пулю вместо него. "Интересный выбор", - подумал Дронго. Оставался Гайслер. Значит, нужно поверить в его измену. Но судя по собранным фактам, поверить в это достаточно сложно. Дронго оделся, еще раз посмотрел на спящего Менарта и вышел из дома. Идти ему предстояло несколько километров и он зашагал вниз, с удовольствием вдыхая свежий утренний воздух.
     Дронго подумал, что поступил правильно. И не только потому, что не стал будить Менарта, который должен выспаться перед тем, как сесть за руль. С другой стороны, появление в городе Менарта уже не могло бы остаться незамеченным, его наверняка уже ищут. За это время они вполне могли "вычислить" лесника, который помогал Менарту, и вернуться в город на его "шкоде" было не лучшим выходом из создавшегося положения. Сегодня была уже суббота, шестое ноября. Дронго шагал вниз, испытывая радость от утренней прогулки.
     В Веймар он приехал к двенадцати часам дня. Выйдя с вокзала, он спустился вниз и направился в центр города, через который можно было выйти на Бельведер-аллею к "Хилтону". Недалеко от вокзала была небольшая площадь. На ней был какой-то памятник. Два старика возлагали к нему цветы. Дронго подошел ближе, грустно усмехнулся. В Германии не принято было сносить памятники. Это был памятник Эрнсту Тельману, вождю немецких коммунистов, погибшему в фашистском концлагере. Старики посмотрели на Дронго. Он встал рядом с ними, чтобы помолчать минуту. Для него любой борец с фашизмом был настоящим человеком. Фашистов и националистов он ненавидел, справедливо полагая, что это ущербные люди, которые самоутверждаются за счет унижения других народов. И еще он не любил предателей и преступников. И те и другие, по его глубокому убеждению, бросали вызов не только человеческой справедливости, но и космическим законам равновесия, по которым предательство считалось самым тяжким грехом.
     Он пошел к отелю, размышляя о ситуации, в которой они оказались. До назначенного ему срока оставалось только три дня. Сегодня было шестое ноября. Девятого вечером он должен назвать имя предателя. Или в действие вступит второй вариант плана, по которому все бывшие сотрудники группы Хеелиха должны быть ликвидированы. Правда, при этом нужно будет еще найти Гайслера, а при большом желании можно достать и Барлаха даже в американском военном госпитале. Нет ничего невозможного, если это нужно профессионалам. А человека нельзя уберечь от всех напастей, которые могут с ним случиться.
     Если все это так, то убийцы уже выдвинуты на свои позиции: один из них в Тель-Авиве войдет к раненому Бутцману, другой в Берлине проникнет в американский госпиталь. В Нюрнберг прибудет еще один и заранее выберет место для ликвидации Габриэллы. И где бы ни находился Менарт, в Зуле или Рудольштадте, его тоже обязательно найдут. А его "трюк с переодеванием" приведет к еще одной трагедии. Друга Менарта, одетого в его куртку, тоже убьют. Хотя по ошибке. Что значит жизнь человека по сравнению с интересами государства? Государственная целесообразность во все времена и при всех режимах оказывалась важнее конкретной человеческой жизни.
     Все будут ждать условного сигнала. Его они получат вечером девятого ноября. И к утру все будет кончено. Может быть, и за сбежавшим Гайслером уже идет человек, который ясно видит его затылок. И в нужный момент сумеет оказаться прямо за спиной Гайслера, в предательство которого Дронго все еще не мог поверить.
     Дронго прошел пешком через центр города, вышел на Бельведер-аллею и направился к "Хилтону". Здесь было тихо и спокойно. Дорога шла вокруг парка, в котором гуляли пожилые люди. Веймарский "Хилтон" был задуман еще в хонеккеровские времена, город был одним из центров туризма в бывшей ГДР.
     Он вошел в здание отеля. С левой стороны находилась стойка портье.
     - Добрый день, - сказал Дронго по-английски. - Для меня должен быть заказан номер. - Дронго назвал фамилию. Портье проверил по компьютеру и покачал головой.
     - Извините, но никто не заказывал вам номера.
     - Странно, - удивился Дронго. - Может, моя знакомая заказала два номера на свое имя? Проверьте фамилию Шадриной.
     - Да, - сразу кивнул портье, - она проживает у нас в отеле. Сняла вчера сюит, но только один номер.
     - Понятно, - пробормотал Дронго.
     Лариса была по-своему права, она не должна была снимать заранее номер, который целые сутки оставался бы пустым. В него могли вмонтировать микрофоны. Кроме того, отсутствие самого Дронго могло вызвать ненужные подозрения.
     - На каком она этаже? - устало спросил Дронго.
     - На четвертом, - любезно сообщил портье. - Лифты слева от нас.
     - Спасибо. - Дронго прошел к лифту, поднялся на четвертый этаж, нашел сюит, который сняла Лариса, и позвонил. Во многих отелях были установлены специальные звонки, чтобы не беспокоить посетителей соседних номеров стуком в дверь.
     Она открыла дверь почти сразу. По ее лицу было видно, что она не спала всю ночь.
     - Господи, - произнесла она, отступив на шаг, - наконец-то. Я думала, ты не приедешь.
     Они незаметно перешли на ты. Такие поездки обычно сближают людей.
     - Я вернулся, - усмехнулся Дронго и вошел в комнату. Тяжело опустившись на диван, он посмотрел на Ларису. Она была в темной юбке и светлом джемпере.
     - У тебя нет таблетки аспирина? - спросил Дронго. - Ужасно болит голова. Я вчера перепил с Менартом.
     - У меня нет, - чуть виновато сказала она.
     - Тогда открой мой чемодан и достань таблетку из левого кармашка, - попросил Дронго и закрыл глаза.
     - Ты с ним все-таки встретился. - Она засуетилась, открыла его чемодан, достала пачку аспирина. Бросила таблетку в стакан, налила воду. Подождала, пока аспирин растворится, и протянула стакан Дронго.
     - Спасибо. - Он выпил воду и вернул стакан Ларисе. - Мы с ним проговорили почти всю ночь, - признался Дронго.
     - Вас подслушивали?
     - Думаю, нет. Менарт придумал старый трюк с переодеванием в яркую куртку. Видимо, в наблюдателях как у американцев, так и у немцев ходят неопытные молодые люди. Они отправились за другом Менарта, который был в его машине. А мы поехали в избушку этого друга и пили там всю ночь. Заодно он мне рассказал о событиях десятилетней давности.
     - Он думает, что это Гайслер? - быстро уточнила она, усаживаясь в кресло рядом с Дронго.
     - Нет, - устало сказал он. - Но уже в который раз всплывает фамилия Дамме. Нужно проверить этого человека. Где он сейчас находится, где работает, что с ним случилось? Он был начальником отдела, который ведал допуском в архивы "Штази". Менарт видел, что именно Дамме разговаривал с Хеелихом и Шилковским. Он, видимо, приехал ночью, чтобы проверить, как идет погрузка сверхсекретных документов.
     - А если Менарт лжет? - спросила Лариса. - Почему Дамме не видели остальные? И Шилковский про него не вспомнил.
     - Не знаю. Но Бутцман и Габриэлла уверены, что Дамме знал об их посещении архивов. Без приказа Дамме их бы туда не пустили. Но самого Дамме никто из них не видел. И даже Шилковский мне не сказал, что говорил с Дамме. Возможно, он забыл после перенесенных операций и тяжелого состояния, в котором был. Некоторые детали могли стереться в памяти. Но Менарт твердо убежден, что ночью приезжал к ним Дамме.
     - Ясно. Я свяжусь с Москвой, пусть они проверят. Что-нибудь еще?
     - Менарт сообщил, где искать Гайслера. Нам нужно сегодня выехать в Берлин.
     - Обязательно, - кивнула она. - Американцы уверены, что десятого ноября получат все документы. У нас осталось не так много времени.
     - Да, - он закрыл глаза. - Мне нужно принять душ, - поднялся Дронго, - еще одна такая "задушевная беседа", и меня можно будет отправлять обратно.
     - Иди, - согласилась она. - Я скажу, что мы уезжаем.
     - Сейчас два часа дня, - взглянул на часы Дронго, - лучше пока не говори. Соберем вещи и уедем. Как правило, гости не уезжают в два или три часа дня. Они освобождают номер к двенадцати, чтобы не платить за лишние сутки. Наш поспешный отъезд может вызвать подозрение. Чем позже, тем лучше. Позвони на вокзал и узнай, когда будет поезд на Берлин.
     Он поднялся и пошел в ванную комнату. Разделся, встал под горячий душ, закрыл глаза. Менарт был прав. Жизнь этих людей точно разделилась на две половины. Первая - в той Германии, вторая - в этой.
     "Такие катаклизмы еще нужно пережить, - подумал Дронго. - Из социалистической страны нас всех сразу бросили в капиталистический рай. Да еще и отняли у нас нашу страну. У него - ГДР, у меня - СССР. Собственно, некоторые недалекие люди считали, что распад произошел сам по себе, он был закономерен. Но почему тогда волна распада коснулась только Восточной Европы? Почему начала дробиться Югославия, мучаясь в судорогах гражданских войн и все больше сокращаясь? Почему исчезла с политической карты мира ГДР? Почему разрушен СССР? Почему распалась даже благополучная Чехословакия?
     Победитель получил все. Победителями стали западные страны. Несмотря на североирландский, корсиканский, баскский терроризм, ни Великобритания, ни Франция, ни Испания не позволяют своим автономным образованиям даже мечтать об отделении. Когда нужно было установить европейский порядок в понимании НАТО, самолеты разбомбили Югославию. Считалось, что это расплата за противостояние сербов и албанцев в Косове. Интересно, как бы реагировали западные державы, если бы страны Варшавского договора бомбили Лондон за кровавое противостояние католиков и протестантов в Северной Ирландии? "Победитель получает все, - снова подумал Дронго. - Нас только вырвали из привычной системы координат, мы потеряли свои страны, потеряли свое право на будущее". Он поднял голову, струи горячей воды стали бить по лицу. И он вспоминал гражданские войны в Таджикистане и Молдавии, кровавое противостояние в Чечне, Карабахе, Абхазии, Осетии. Тысячи убитых, миллионы беженцев. И как всегда, не было виновных. Победитель получил все. Восточный блок был разгромлен. Экономика стран, прежде входивших в него, лежала в развалинах, словно после длительных бомбежек, население было деморализовано, а деньги победителей стали единственной надежной валютой.
     "Может быть, так и должно было случиться, - подумал Дронго. - Мы не ценили того, что имели. Мы не дрались за свою свободу и право на свое будущее. Какие грандиозные народные митинги проходили под флагом перестройки и гласности! Разве кто-нибудь мог предположить, что все это закончится таким крахом? Социализм, который существовал в их странах, не был идеалом совершенства, но та порочная система, которая пришла ему на смену, стала откровенным издевательством над людьми".
     Он выключил воду, достал полотенце. Из ванной он вышел в белом халате. Лариса ждала его, сидя в кресле. Она уже вскипятила воду в белом электрическом чайнике. В веймарском "Хилтоне" каждый гость получал чайник с набором пакетиков кофе, чая, сахара и печенья.
     - Ты будешь пить чай? - спросила она.
     - Спасибо, - кивнул он, усаживаясь на диван. - У нас прямо как настоящая семья. Ты ждешь мужа всю ночь, а утром завариваешь ему чай.
     - Не надо, - попросила она с внезапно изменившимся лицом.
     - Что случилось? - не понял Дронго. - Что произошло?
     - Ничего. - Она разлила горячую воду в две чашки, положила в них пакетики с чаем. Подвинула ему стакан.
     - Я тебе уже говорил, что не люблю, когда отмалчиваются. Таким образом либо скрывают боль, либо свое нежелание общаться. Надеюсь, здесь вторая причина?
     - Нет, первая, - сказала она, глядя ему в глаза. - Три года назад в автомобильной катастрофе погиб мой муж...
     - Извини, - растерянно сказал он, - я не знал.
     Она молчала. Потом вдруг начала говорить.
     - Он был физиком. Готовился к защите докторской диссертации, работал ночами в лаборатории. Ты ведь знаешь, какие у них сейчас зарплаты и какие условия для работы. Он был настоящим фанатиком. Ночью, возвращаясь из лаборатории, заснул за рулем и врезался в стену. Врачи говорят, что ему не повезло. Удар в висок. Он умер мгновенно. А я с тех пор одна.
     Дронго молчал, потрясенный услышанным. В таких случаях невозможно утешить. Смерть близких людей всегда потрясение, с которым не сравнится ничто на свете.
     - У тебя есть дети? - спросил Дронго.
     - Нет, - покачала она головой. - Мы решили немного подождать с этим. Нам было уже под тридцать, когда мы поженились. Он был очень интересным человеком - умница, добрый, порядочный. Всегда шутил, как ты. Поэтому, когда я впервые увидела тебя, мне стало больно. Ты мне слишком сильно его напомнил.
     - Я ничего не знал, - признался Дронго.
     - Конечно. Тебе же не станут рассказывать о нашей личной жизни. Но когда ты сегодня ночью не появился и даже не позвонил... После того как Андрей Константинович попал в больницу... Я очень переживала.
     - Понимаю, - мрачно кивнул Дронго, - я все понимаю.
     - Нет, - сказала она, глядя ему в глаза, - ты ничего не понимаешь. И не хочешь понимать.
     Она взяла пульт и прибавила звук телевизора, чтобы заглушить их разговор.
     - В каком смысле? - спросил Дронго.
     - Андрей Константинович был ведущим сотрудником нашего аналитического отдела, - сказала Лариса, глядя ему в глаза.
     - Я догадался.
     - А я из другого управления.
     - Об этом я тоже догадался.
     - И ты знаешь, из какого?
     - Что ты хочешь сказать?
     - Если через три дня мы не найдем информатора Барлаха, будет принято решение о ликвидации всех сотрудников, знающих о существовании группы Хеелиха.
     Ее зеленые глаза смотрели на него не мигая. Он понял, о чем именно она говорит.
     - Всех, - повторил она, - без исключения.
     В такие минуты он обычно восстанавливал равновесие, пытаясь пошутить, чтобы разрядить ситуацию.
     - Приятная перспектива, - сказал Дронго. - Значит, меня попросили помочь только до того момента, пока я буду нужен.
     - Не знаю, - ответила она, - но если мне поступит приказ... Если я получу задание, я должна буду... Ты меня понимаешь?
     - Красивый ход, - спокойно кивнул он, - известный эксперт гибнет от рук прекрасного агента. Какая романтическая история. Только не перепутай, а то тебе поступит приказ меня охранять, а ты решишь, что пришло указание отрезать мне голову.
     - Ты напрасно шутишь, - тихо сказала Лариса, - наша поездка - самая важная операция в новой истории российских спецслужб. Речь идет о всей европейской сети.
     - Я его найду, - сказал Дронго, глядя ей в глаза. - Думаю, мне не придется подвергать тебя испытанию. Я его постараюсь найти.
     - Ты странный человек, - произнесла Лариса, - у меня такое ощущение, что я знакома с тобой уже много лет. Ты всегда вешаешь таблички на дверях своих номеров, чтобы тебя не беспокоили?
     Он понял, что она говорила об отеле в Эрфурте. Очевидно, ночью она выходила из своего номера и видела эту табличку. Дронго улыбнулся.
     - Такая табличка обычно висит у меня на груди.
     - Я вижу, - сказала она, - любой другой воспользовался бы ситуацией позавчера в Зуле, а ты храпел всю ночь. Даже Андрей Константинович был не ангелом, а ты...
     - Это мой принцип, - твердо сказал Дронго, глядя ей в глаза. - Я не считаю, что порядочно лезть под юбку женщине, воспользовавшись обстоятельствами. С Габриэллой было по-другому, ей нужна была эта поддержка. Ей важно было почувствовать себя в этот момент понятой. А во всех остальных случаях я стараюсь вести себя как нормальный человек, а не скотина.
     - Да, - кивнула она, - я вижу.
     Лариса поднялась, взглянула на часы.
     - До отхода поезда осталось около часа. Нам нужно собираться, если мы хотим успеть сегодня в Берлин. Следующий поезд через три часа.
     Он смотрел на нее и думал, как сложно устроена жизнь. Эта молодая женщина с красивыми глазами уже успела получить такой страшный удар. Может, в этом и есть истинный смысл жизни. Уметь превозмогать боль, выдерживать удары судьбы и радоваться жизни наперекор всему. Даже смерти.

     Через девять дней после начала событий.
     Берлин.
     30 октября 1999 года

     Майкл Кардиган собирался вылететь сегодня вечером в Тель-Авив, когда Барлах сорвал все его планы. Он вызвал к себе одного из охранников, дежуривших у его палаты, и попросил срочно пригласить в палату кого-нибудь из сотрудников ЦРУ.
     Узнав об этом, Кардиган повернул машину из аэропорта, куда он направлялся. Пока он добирался до госпиталя, там уже побывал Данери и побеседовал с Барлахом. Кардиган приехал к Страусу, понимая, что предстоит интересный разговор. Как раз в тот момент, когда Кардиган вошел в кабинет Страуса, там появился Данери. От аэропорта до центра города было совсем недалеко, минут пятнадцать езды.
     Он докладывал о своем разговоре. Его вызвал Барлах и попросил передать сообщение во "Франкфуртер Рундшау". Страус показал Кардигану записку. Там было всего лишь несколько слов, стандартное объявление.
     - Он сообщает, что готов принять документы, и деньги будут на счетах к десятому ноября, - объяснил Страус.
     - Вы же говорили, что они пользуются как почтовым ящиком другой газетой, - напомнил Кардиган.
     - Верно. Только они настоящие профессионалы. Нельзя обмениваться информацией в одной газете. Информатор Барлаха дает сообщения в "Зюддойче Цайтунг", а Барлах отвечает в другой газете, чтобы мы не поняли, через какую конкретно газету они держат связь. Вот и сейчас он думает, что, поместив его объявление, мы будем искать ответа именно во "Франкфуртер Рундшау".
     - Они предусмотрели все варианты, - согласился Кардиган. - Я вернулся прямо из аэропорта. Думаете, мне нужно подождать?
     - Во всяком случае, до того момента, пока мы не дадим объявление. Посмотрим, что из этого получится. Нужно будет успеть дать в завтрашний номер, чтобы в номере от первого ноября получить ответ. Или хотя бы от второго. Тогда мы будем знать, что именно они хотят. Номер почтового ящика нам уже известен, и Барлах наверняка захочет получить номер газеты. Наши шифровальщики уже трудятся над текстом. В случае необходимости мы можем дать нужный текст, отпечатав специально для Барлаха единственный номер газеты.
     - Правильно, - кивнул Кардиган. - Нам нужно сделать именно так, чтобы узнать, с кем и когда он будет встречаться. Может быть, тогда нам удастся перехватить эти документы.
     - Странный вы человек, Кардиган, - сказал, доставая очередную сигару, Страус. - С одной стороны, у вас есть необходимый для нашего дела разум, вы достаточно напористый, смелый, наглый тип. А с другой - все еще пытаетесь придумать любые способы, чтобы обмануть своего конкурента или своего коллегу. Это не всегда проходит, Кардиган, нужно хотя бы иногда соблюдать правила игры.
     - Я вас не обманывал, - чуть покраснел Кардиган, взглянув на Данери. Ему было неприятно, что Страус затеял этот разговор в присутствии постороннего.
     - Мы должны думать не о деньгах, а об этих документах, - назидательно сказал Страус, поднимая руку с толстыми пальцами с зажатой в них зажженной сигарой.
     - Я и думаю о документах.
     - А заодно, как их обмануть и не отдать денег. Но так не бывает, Кардиган. По долгам нужно платить. Я думаю, эти документы стоят любых денег. А если еще выяснится, что на Барлаха работает неизвестный нам информатор, связанный с какой-нибудь группой, "законсервированной" еще в прежней Германии, то я буду считать это самым большим достижением нашей резидентуры за все время моей работы здесь, в Берлине.
     - Вы сами сказали о специальном номере газеты.
     - Верно. Но для того, чтобы связаться с информаторами, а не для того, чтобы оставить себе деньги. В таких случаях нельзя рисковать, могут пропасть документы, а они для нас важнее всего.