- Лазурный  берег  большой.  Где  именно  будут  террористы?  Или  ты
считаешь,  что  вы  сможете  прочесать  все  города   южного   побережья
Франции?.. Нужно знать точно, где и когда они нанесут свой удар.
   - Но это не  может  узнать  никто,  -  пожал  плечами  Гурвич,  после
случившегося в Дамаске Ахмед Мурсал вообще перестал появляться на людях.
Мы не знаем, где он и где его люди. Он больше никому не верит.
   - Досье на всех троих, - упрямо произнес Дронго. - И  мою  одежду,  -
добавил он чуть тише.

Израиль. 20-28 апреля 1997 года

   Выйдя из больницы,  Дронго  поселился  в  "Хилтоне",  находящемся  на
побережье. В соседнем номере остановился  отец.  Тель-авивский  "Хилтон"
был последним в ряду стоявших на побережье отелей, и  рядом  с  ним  уже
возводилось какое-то здание. Из отеля можно было попасть на пляж, пройдя
либо через ресторан первого этажа, либо по коридору. В отеле  был  также
японский  ресторан,  в  котором  с  удовольствием  обедали  японские   и
американские туристы.
   Именно сюда, в отель, Гурвич привез три досье на гостивших в  Дамаске
людей. Дронго читал их внимательно, иногда делая какие-то  отметки.  Ему
было важно понять основные мотивы действий террористов и, поняв причины,
побудившие их остаться в Дамаске, просчитать возможные  действия  Ахмеда
Мурсала во Франции.
   К этому времени  по  всему  южному  побережью  Франции  уже  работали
сотрудники МОССАД, пытавшиеся вычислить, где именно и когда нанесет свой
основной удар Ахмед Мурсал. Дронго  иногда  выходил  из  своего  номера,
чтобы пообедать вместе с отцом. Тот любил часами сидеть у моря, глядя на
его  синие  волны.  Средиземное  море  в  этой  части  света  напоминало
Каспийское, а выгнутая полоса тель-авивских  пляжей  отчасти  напоминала
бакинскую полосу прежнего бульвара. По вечерам приезжала Алиса  Линхарт,
которая была в полном  восторге  от  отца  Дронго.  Ему  тоже  нравилась
молодая женщина,  и  они  втроем  отправлялись  обедать  в  какой-нибудь
маленький ресторанчик.
   Дронго забывал в эти  редкие  минуты,  почему  он  находится  в  этой
стране.
   Отец рассказывал смешные, давно  забытые  истории,  и  Алиса  Линхарт
громко смеялась. Они говорили обо всем и ни о чем, пили  легкое  вино  и
казались беззаботными туристами. А вечером  он  возвращался  в  номер  и
продолжал сидеть над картами, маршрутами террористов, над личными делами
троих гостей, вспоминая слова Али Гадыра  Тебризли,  генерала  Райского,
генерала Светлицкого и других.
   Ему нужно было понять  дальнейшие  действия  террористов,  он  смутно
чувствовал, что находится на пути к разгадке.
   Иногда ночью приезжала Алиса, и тогда он откладывал свои бумаги  ради
общения с женщиной, которая ему нравилась. В один из дней  он  предложил
отцу съездить в Иерусалим. Они вызвали машину, чтобы доехать до  города,
давшего миру сразу три религии. В дороге водитель, говоривший по-русски,
долго расспрашивал их обо всем, рассказывал о своей жизни. Он приехал  в
Израиль совсем маленьким мальчиком, еще в начале семидесятых. Его семье,
проживающей в  Бухаре,  пришлось  пройти  через  неимоверные  испытания,
добиваясь права на выезд в страну своих предков. Отец в течение двух лет
не работал, над мальчиком издевались в школе.
   Наконец им разрешили выехать в закрытом вагоне, взяв с собой вещей  и
ценностей на сумму не больше ста долларов. Через Польшу  и  Чехословакию
они направлялись в Австрию. В Польше  антисемиты  забросали  камнями  их
вагон. В Австрии они попали в  закрытый  охраняемый  лагерь.  И  наконец
оттуда самолетами добрались до Израиля.
   Сейчас Давид, как звали водителя, имел несколько собственных машин  и
неплохо зарабатывал. Он рассказывал  о  своей  жизни  спокойным,  ровным
голосом, сознавая, что с тех пор прошло  почти  четверть  века,  но  эта
история одной еврейской семьи взволновала Дронго и его отца больше,  чем
дорога, проходившая по красивым ухоженным полям Израиля.  До  Иерусалима
было не больше двух часов езды.  Приехав  в  город  на  один  день,  они
остановились в отеле "Кинг Давид", в том самом знаменитом отеле напротив
стен старого  города,  который  был  много  лет  назад  взорван  будущим
премьер-министром страны Менахемом Бегином и боевиками его группы.
   Разместившись в  этом  великолепном  отеле,  Дронго  попросил  портье
вызвать гида, который говорил бы по-русски. Через  некоторое  время  ему
сообщили, что в холле отеля его ждет гид-переводчик  Светлана  Кирштейн,
которая готова показать им старый город.  Дронго  уже  однажды  бывал  в
Иерусалиме и поразился энергетической  концентрации  этого  невероятного
города. В нем словно чувствовалась духовная мощь трех религий, которые и
сделали славу Иерусалиму.
   В городе было гораздо больше одетых в  черные  пальто  ортодоксальных
иудеев, чем в светском Тель-Авиве. Дети здесь ходили группами и только в
сопровождении  вооруженных   автоматчиков.   Чувствовалось   напряжение,
вызванное недавними взрывами. Девушка-гид любезно  рассказывала  историю
города, показывая римские пласты. Отец был необычно задумчив и ни о  чем
не спрашивал. Они вышли к Стене Плача,  где  люди  возносили  молитвы  и
вкладывали свои письменные пожелания.
   Светлана предложила им подойти  ближе.  Дронго  обратил  внимание  на
раздельно молящихся мужчин и женщин.  Слева  стояли  мужчины,  с  правой
стороны было место для женщин. Чтобы пройти к стене, нужно  было  надеть
лежавший в специальной коробке  небольшой  головной  убор,  прикрывающий
голову.
   Отец кивнул, и они  вдвоем  прошли  к  стене,  предварительно  покрыв
головы.
   Отец снял свою неизменную шляпу и надел  эту  шапочку,  делавшую  его
удивительно  похожим  на  старого  еврея.  У  стены   суетились   алчные
ортодоксы. Каждый просил денег за бумагу, за карандаши, даже  за  свечи.
Дронго с улыбкой раздавал деньги, но когда ему предложили пройти  внутрь
стены, он отказался, мотивируя это своей занятостью. Написав  записку  с
пожеланием, он прислонил обе руки к Стене Плача и отошел. Отец же  долго
стоял у стены, очевидно, о чем-то разговаривая сам с собой.
   Потом они вышли в мусульманский квартал, и девушка быстро прицепила к
своей  куртке  карточку  гида.  Полицейские  палестинской  администрации
остановили их,  но  когда  гид  объяснила,  что  это  гости,  приехавшие
посмотреть Иерусалим, пропустили.
   Мусульманская мечеть Иерусалима, возвышавшаяся над Стеной Плача, была
одним из самых величественных сооружений мусульманского мира. Девушка не
стала входить во внутренний дворик. Они прошли дальше и,  сняв  обувь  у
дверей мечети, оказались внутри. Один из служителей  спросил,  умеют  ли
они молиться, и, получив отрицательный ответ, повел их за  собой,  чтобы
прочитать молитву за них. Рядом находился другой, помоложе. К сожалению,
и здесь повторилась история человеческих пороков. После того, как старик
прочел молитву, молодой нахал, едва дождавшись их выхода из мечети, стал
требовать денег. Дронго отдал деньги,  но  когда  молодой  предложил  им
зайти  в  соседнее  здание  и  снова  заплатить  деньги,  он  с  улыбкой
отказался.
   - Везде просят деньги, - сказал он отцу в ответ на его вопросительный
взгляд.
   - Люди слабы, - вздохнул тот. - А Бог все равно есть.
   - Ты всегда был верующим человеком, - заметил сын. - Но странно,  что
при этом ты почти полвека был коммунистом.
   - Это разные вещи, - печально ответил отец. - Можешь делать все,  что
хочешь, но никогда не говори, что ты неверующий.
   - Хорошо, - сын не  стал  спорить.  В  старом  Иерусалиме  город  был
разделен на четыре  части.  Иудейский  квартал,  армянский,  арабский  и
христианский, причем в последнем жили арабы, принявшие христианство.  Из
мусульманского квартала  наверх  можно  было  подняться  по  дороге,  по
которой нес крест сам Иисус Христос.
   Каждая его  остановка  была  отмечена  специальным  символом.  Дорога
наверх была  узкой  и  проходила  между  лавками  и  домами.  На  каждой
остановке они задерживались, словно проделывая тот самый путь Христа  на
Голгофу. Наконец они вышли к храму.
   - Здесь две арабские семьи вот уже тысячу лет владеют ключами  храма,
- объяснила гид, - а внутри находится Голгофа и место погребения Христа,
который потом воскрес.  Внутри  все  строго  расписано.  Так  установили
мусульманские владыки, чтобы  разные  течения  христианской  религии  не
спорили друг с другом.
   Слева от часовни находится место для маронитов, у лестницы есть место
для последователей армянской церкви. Внутри построенной в храме  часовни
обычно находятся греческие и православные  священники.  С  этой  стороны
католики.
   Говорят, над храмом Салах-ад-дин сделал себе  комнату,  чтобы  оттуда
наблюдать за всем, что здесь происходит. И наконец путь на Голгофу ведет
по лестнице, которая находится сразу у входа с правой стороны. Там  есть
разлом в горе, по которому текла кровь Христова. Хотя, - добавила она, -
протестанты считают, что сама Голгофа находится не здесь, а несколько  в
другой стороне. Пойдемте в храм.
   К большому сожалению отца, рядом с храмом тоже просили деньги.  Да  и
внутри священнослужители с охотой принимали любую валюту. Но  когда  они
поднялись наверх и увидели  Голгофу,  на  которой  был  распят  Христос,
когда, встав на колени, дотронулись до скалы,  по  которой  текла  кровь
распятого Бога, даже агностик Дронго почувствовал то необычное волнение,
которое охватывало каждого, бывающего в этом храме.
   - Спасибо тебе, - сказал отец, когда они  вышли  из  храма.  -  Я  не
думал, что когда-нибудь попаду в эти места.
   - Я  только  не  понимаю,  чего  не  могут  поделить  в  этом  городе
мусульмане и иудеи, - обратился Дронго к девушке. - Насколько  я  понял,
находясь в Израиле, две религии почти не отличаются  друг  от  друга.  В
обеих  религиях  запрещено  употребление  спиртного  и  есть  запрет  на
свинину. У обеих концессий очень строгие правила в  отношении  мужчин  и
женщин. Молятся они раздельно. Правоверные иудеи обязаны не брить бороды
и виски. У правоверных мусульман также не разрешается  брить  бороду.  У
обеих  религий  есть  обряд  обрезания  мальчиков,   достигших   половой
зрелости. В обеих религиях есть сходные правила при  рождении,  свадьбе,
даже во время похорон, когда используют белые саваны. Я уже не говорю  о
том,  что  иногда  в  нашей  печати  проскальзывают  дикие  фразы  вроде
"арабских антисемитов", тогда как арабы и  есть  семитский  народ,  как,
впрочем, и евреи.
   Так в чем дело?
   - У нас в стране  говорят,  что  мы  с  арабами  даже  не  соседи,  а
двоюродные братья. А  близкие  родственники  обычно  часто  ругаются,  -
улыбнулась девушка.
   Когда они вернулись в отель, отец прошел в свой номер, ничего  больше
не сказав. Вечером за ужином он предложил сыну:
   - Давай подумаем  вместе  над  твоими  проблемами.  Мне  кажется,  ты
несколько увлекся этим террористом и не можешь увидеть перспективу.
   - В каком смысле?
   - Постарайся посмотреть на проблему со стороны. По-моему, ты забыл  о
его визите в Баку. Ведь его сообщник летал за грузом в Москву. По-моему,
тебе нужно связаться с  Москвой  и  попытаться  узнать,  нет  ли  у  них
каких-нибудь новых данных по розыску этого багажа. А заодно проверь, кто
из тех троих, что так долго жили в "Шератоне", мог оказаться  причастным
к этим грузам.
   - Я не совсем понимаю, что ты мне предлагаешь.
   - Перестань думать о террористе. - пояснил отец.  -  Думай  о  других
вещах, забудь на время О нем. И тогда ты сумеешь лучше понять мотивы его
действий.
   В этот вечер Дронго позвонил Светлицкому в Москву и узнал от  него  о
срочной командировке Мовсаева  в  Красноярск,  откуда  прибыли  грузы  с
ящиками.
   Мовсаев и Никитин проверяли все  организации,  откуда  могли  прибыть
грузы.  По  просьбе  Дронго  Светлицкий  дал  ему  телефон  Мовсаева   в
Красноярске. На следующее утро, когда в Красноярске был уже день, Дронго
позвонил в этот сибирский город, чтобы найти полковника Арвара Мовсаева.
Ему пришлось звонить трижды,  так  как  Мовсаев  в  этот  день  проверял
воинскую  часть,  указанную  в  списке.  Только  к  полудню,   когда   в
Красноярске был уже вечер, Дронго нашел полковника.
   - Здравствуйте, - прокричал он,  отделенный  тысячами  километров,  -
кажется, мы одинаково завязли в этой проблеме.
   - Мы точно установили, что ящики  прибыли  из  Красноярска,  -  также
прокричал в ответ Мовсаев. Связь была отвратительной,  почти  ничего  не
было слышно. - Сейчас мы  проверяем  все  организации.  Но  здесь  целый
список. Двадцать два предприятия. Из них  два  закрытых  завода,  бывших
"почтовых ящика". Мы проверяли их целую неделю, но там все чисто. Оттуда
ничего не могло уйти.
   Остаются остальные двадцать организаций, которые мы сейчас проверяем.
   - Проверьте, нет ли там химического комбината,  театра  и  завода  по
изготовлению пластмассы, - прокричал в ответ Дронго.
   - Что? - полковнику показалось, что  он  ослышался.  -  При  чем  тут
театр?
   - Мне нужно знать, нет ли там этих трех организаций?
   - При чем тут театр? - полковник обиделся,  он  решил,  что  над  ним
просто смеются.
   - У меня есть некоторые подозрения, - крикнул Дронго, и в этот момент
связь прервалась.
   "Этот  эксперт  сумасшедший",  -  решил  для  себя  полковник,  когда
раздался второй звонок и Дронго снова попросил посмотреть список.
   -  Вы  считаете,  что  они  вывозили   из   Красноярска   театральное
оборудование? - разозлился Мовсаев.
   - Нет. Просто у меня трое подозреваемых.  Один  работает  импресарио,
другой  владелец  завода  консервов,  третий  представитель  химического
комбината.
   Мне нужно, чтобы вы прочитали весь список. Или посмотрите в него, нет
ли там подобных предприятий.
   - Есть, - зло крикнул Мовсаев, - я могу даже не  смотреть.  Там  есть
химический комбинат по производству удобрений.
   В трубке наступило молчание.
   - Вы меня слышите? - забеспокоился полковник.
   -  Все,  -  услышал  он  крик  Дронго,  -  можете   прекращать   свое
расследование. Ящики ушли с комбината.
   - Откуда вы знаете?
   - Я знаю точно. Ящики ушли с комбината.
   - Это обычный комбинат по производству удобрений,  а  не  химического
оружия, - прокричал Мовсаев.
   - Я точно знаю, что ящики вывезли оттуда, - услышал  он  в  ответ,  -
спасибо вам за помощь. Можете лично все проверить.
   Дронго положил трубку и вытер лицо тыльной стороной ладони. Он обязан
был догадаться об этом раньше. Химикаты. Террористы  вывезли  из  Москвы
переправленный  из  Красноярска  груз.  Внешне  это  должны  были   быть
безобидные химикаты, которые при должной обработке могут превратиться  в
настоящее химическое оружие. И именно поэтому террористы  так  долго  не
уезжали из Дамаска.
   Именно  поэтому  в   отеле   "Шератон"   жил   пакистанский   инженер
Малик-аль-Азизи, который  был  представителем  химического  комбината  в
Карачи. Очевидно, они ждали  результатов  каких-то  опытов,  которые  им
должен был передать этот самый пакистанец. Или нечто в этом  роде.  "Они
вывезли ящики, чтобы спланировать химическую атаку, - понял и  ужаснулся
Дронго. - Ахмед Мурсал  готовит  химическую  атаку  на  южном  побережье
Франции". Он поднял трубку и набрал тель-авивский номер Павла Гурвича.
   - Павел, - сказал Дронго глухим голосом, -  я  теперь  все  знаю.  Он
готовит химическую атаку. Я все знаю, Павел.

Париж. 3 мая 1997 года

   Следующие  дни  были  наполнены  лихорадочными   переговорами   между
Тель-Авивом и Москвой. Проверка, проведенная в Красноярске,  подтвердила
хищение  как  раз  тех  компонентов  ядохимикатов,  которые  можно  было
употребить для изготовления особо сильного вещества, способного  сначала
разъедать глаза и кожу, а затем вызывать медленную  мучительную  смерть.
Для этого подобный состав нужно было переработать  с  учетом  добавления
необходимых ингредиентов для производства газа.
   Заодно выяснилось, что исчезнувший из  Дамаска  пакистанский  инженер
Малик-аль-Азизи учился в Лондоне и занимался как раз разработкой  именно
этих проблем. Вся версия Дронго  блестяще  подтвердилась.  Теперь  можно
было восстановить общую картину.
   Ахмед Мурсал прилетел в Баку, уже зная о том, что его  партнер  Натиг
Кур вылетит в Москву, откуда он должен был привезти ящики с необходимыми
террористам компонентами для  производства  нужного  им  оружия.  Внешне
привезенный товар  не  содержал  ничего  необычного.  Это  были  обычные
ядохимикаты, которые могли использоваться в  сельском  хозяйстве  против
грызунов. Решив обмануть своего жадного партнера и подставить  его,  они
успели поменять ящики и вывезти настоящий груз в Сирию, где  специальная
группа террористов ждала указаний Малика-аль-Азизи.  После  того  как  с
помощью  Дронго  удалось  обнаружить  и  ликвидировать   первую   группу
террористов, они перебазировались в другое место, где им нужно  было  от
двух до  трех  недель,  чтобы  довести  до  нужной  кондиции  полученные
ядохимикаты. Очевидно, террористы ждали сигнала Малика-аль-Азизи.
   Проверкой было установлено, что он вел частные переговоры с Лондоном,
Карачи и Бейрутом.
   Можно было не сомневаться, что террорист не откажется от своего плана
провести массовую химическую атаку на южном  побережье  Франции.  Теперь
всех волновал только один вопрос: когда и где террористы  нанесут  удар?
Дронго прилетел в Париж вместе с отцом и Алисой Линхарт. После  выстрела
в него из пистолета с нервно-паралитическим газом он все еще  чувствовал
себя очень плохо.
   Кроме того,  сказывалась  и  общая  усталость  последних  дней.  Отец
настоял на том, чтобы  быть  рядом  с  сыном.  Дронго  не  возражал.  Он
действительно чувствовал, как  силы  покидают  его.  Во  время  перелета
Тель-Авив - Париж он сидел в кресле, закрыв глаза, словно медитировал, и
никто не решался его тревожить.
   Отец, очевидно, понимал состояние сына. Они не говорили на эту  тему,
но  иногда  Дронго  хватался  за  сердце,  незаметно  глотал   очередную
таблетку,  а  отец  отворачивался,  делая  вид,  что  не  замечает  этих
ухищрений.  Приехав  в  Париж,  они  остановились  в  отеле  "Ле   Гранд
Интерконтиненталь", который был  расположен  рядом  с  оперой  Гранье  и
считался одним из лучших отелей  города.  Они  сняли  три  номера,  хотя
Дронго не делал секрета из своих отношений с молодой женщиной. Но старая
сила привычки, по которой он всегда жил один, заставила его  и  на  этот
раз снять отдельные номера.
   И хотя Алиса Линхарт имела конкретное задание по  обеспечению  охраны
Дронго, тем не менее  она  явно  пренебрегала  своими  обязанностями,  с
удовольствием проводя время с каждым из  мужчин.  Если  со  старшим  она
любила поболтать и посмеяться, то с младшим  встречалась  ночью  и  тоже
замечала его немного потухший взгляд и некоторое равнодушие,  сквозившее
во всех его словах и движениях. Дронго словно устал от жизни.  В  первый
вечер в Париже, когда она пришла к нему в номер, он даже не пошевелился.
И тогда она, обиженная подобным отношением, больно толкнула его в бок.
   Он повернул голову и сказал:
   - Извини. Кажется, сегодня я не в форме.
   - Ты не хочешь, чтобы я приходила? - прямо спросила женщина.
   - Нет, - ответил он, - как ты можешь такое подумать. Просто  я  очень
устал. У меня  какая-то  усталость,  не  физическая,  а  совсем  другая.
Говорят, поэты в моем возрасте  умирают.  "Свой  путь  земной  дойдя  до
половины, я очутился в  сумрачном  раю",  -  процитировал  он  Данте.  -
Кажется, я завершаю первую часть своего пути  и  у  меня  просто  кризис
переходного периода.
   - Что с тобой происходит? - спросила она. - Может, я могу тебе чем-то
помочь?
   - Это не то, о чем ты думаешь. Просто, когда  в  меня  стреляли  и  я
чудом остался жив, я понял, что в  другом  коридоре  и  в  другое  время
какой-нибудь другой боевик или террорист уже не станет стрелять  в  меня
газом, а по-серьезному пристрелит на ме