ий  подобное  преступление  вряд  ли  был  идиотом,  то
выходит, ему непременно нужно выиграть несколько дней. Пока непонятно  -
для чего или для кого именно. Вот мои предварительные выводы.
   - Когда вы  взялись  за  расследование  этого  преступления?  -  тихо
спросил Бозин.
   - Вчера, - ответил Дронго.
   - Я серьезно спрашиваю, - прямо посмотрел ему в глаза Бозин.
   - Вчера днем. В два часа дня. Примерно сутки назад, - ответил Дронго,
не опуская глаз.
   Бозин вскочил со стула.
   - Не делайте из меня идиота! - раздраженно сказал  он.  -  Я  работаю
следователем уже больше двадцати лет и знаю,  как  вести  расследование.
Две недели мы  занимались  отработкой  различных  версий,  только-только
начали нащупывать те самые, о которых вы мне сказали. Выходит,  что  моя
группа две недели топталась вокруг того, что вы смогли  понять  за  одни
сутки? Вы, кажется, хотите представить нас всех болванами?
   - Нет. Просто я думаю, что вы все хорошо организованные чиновники,  и
по правилам,  установленным  в  вашей  системе,  обязаны  проверять  все
имеющиеся в наличии версии. В том числе и главные.  Конечно,  вы  начали
проверку с двух  уволенных  судей  и,  полагаю,  всех  остальных  героев
громкой статьи Звонарева. Но, ничего не найдя и отработав эти версии, вы
стали переходить на другие. Вы не имели права  отбрасывать  ни  одну  из
них. А я могу выбрать ту, которая мне нравится.
   Бозин подошел к столу, оперся на сжатые кулаки и пристально посмотрел
на Дронго.
   - Почему вы считаете, что мы должны  были  проверять  все  версии?  -
спросил он. - Вы думаете, я поверю вам, что вы  ведете  это  дело  всего
один день? Вы сидите на нем по крайней мере месяц. Я уверен.
   - Простите, - улыбнулся Дронго. - Звонарева убили  всего  две  недели
назад.
   Не мог же я расследовать убийство до того, как его убили.
   - Хорошо, я несколько погорячился, - раздраженно заметил Бозин. -  Но
уж с момента убийства вы наверняка занимаетесь этим делом.
   - Я вам объясню, в чем ваша ошибка, - возразил Дронго. - Дело в  том,
что вы, как хороший  шахматный  компьютер,  обязаны  в  сложной  позиции
проверять все возможные ходы и, конечно, тратите на это время. А я,  как
шахматный мастер, уже знаю, что многие ходы  просто  исключены.  А  если
даже не знаю, то чувствую. И выбираю  лучший  из  нескольких  возможных.
Улавливаете разницу?
   - Мастер, - хмыкнул Борзин, убирая кулаки, - а между прочим,  чемпион
мира Каспаров проиграл шахматному компьютеру.
   -  Один  раз,  -  согласился  Дронго,  -  один  раз   за   все   годы
противостояния компьютера и человека. Кстати, компьютер от радости сразу
разобрали на кусочки.
   А человек продолжает играть.  Насчет  "мастера"  согласен,  это  было
нескромно. Но я имел в виду не свой статус, а шахматный термин. Я думал,
вы обратите внимание на мою скромность, я ведь не сказал "гроссмейстер",
что в общем-то правильно по  шахматному  статусу  и,  наверное,  слишком
нахально по отношению к самому себе.
   - Оставим этот схоластический спор, - поморщился Бозин, - что вам все
же нужно? От моей службы.
   - Ваши  ходы.  Выбрав  свой  ход,  я  могу  двигаться  дальше  только
интуитивно, тогда как вы опираетесь на научные достижения. Группа крови,
анализ слюны, пыли, траектория полета пули, Данные  судмедэкспертизы.  Я
бы хотел ознакомиться с некоторыми материалами дела.
   - Нет, - возразил Бозин, - не разрешу. У нас  слишком  громкое  дело,
чтобы я мог разрешить вам читать материалы расследования.
   - Вы боитесь, что я могу вас обойти? - безжалостно спросил Дронго.
   - Я не боюсь. Но мне было бы неприятно, если бы вы, а не мы  добились
успеха. Не скрою, я считаю, что время  "гроссмейстеров"  прошло.  Сейчас
все решает наука, информация, тщательная проверка. Интуиция была  хороша
в девятнадцатом веке. В двадцать первом понадобятся только прагматики.
   - В таком случае разрешите мне  ознакомиться  с  материалами,  исходя
именно из ваших прагматических взглядов. Я возьму на себя  обязательство
обо всех выводах информировать только вас одного. По-моему, сделка более
чем выгодна для вас.
   - Здесь не базар, - раздраженно бросил Бозин.
   - Как вам угодно, - Дронго поднялся, - мне  казалось,  что  мы  можем
принести друг другу некоторую пользу. Очевидно, я ошибся. Извините.
   - Подождите, - нахмурился Бозин. - Где гарантии, что никто  и  ничего
не узнает?
   - Конечно, не узнает. Насколько я помню  процессуальный  кодекс,  там
написано, что следователь, ведущий дело,  фигура  самостоятельная  и  он
лично может решать вопрос,  допустить  ли  кого-то  для  ознакомления  с
материалами дела или запретить допуск. Поэтому я и пришел к вам.  Только
вы решаете вопрос о моем допуске к материалам уголовного дела. А я  могу
гарантировать, что, во-первых, об этом никто не узнает. А во-вторых,  вы
будете получать от  меня  всю  новую  информацию  по  делу,  что  совсем
немаловажно. Или вы так не считаете?
   - Почему я должен вам верить? Вам платят огромные деньги, а я получаю
зарплату. Ради денег люди готовы обмануть любого.
   - Знаете, Бозин, - нахмурился Дронго, - скажу откровенно:  длительное
общение  с  преступниками,  видимо,  отрицательно  сказалось  на   вашей
нравственности. Вы стали подозревать всех  и  вся.  Для  меня  репутация
гораздо выше любых денег.  Если  вы  сумеете  раскрыть  преступление,  я
первый пожму вам руку. Если раскрою  его  я...  Тогда  вы  получите  все
результаты моих усилий до того, как я их оглашу.  Устраивает  вас  такое
соглашение?
   - Вы откажетесь от денег? - уточнил Бозин.
   - Я откажусь от славы. Это гораздо большая жертва.
   Бозин нетерпеливо прошелся из конца в конец кабинета. Раз и еще  раз.
И наконец сказал:
   -  Хорошо.  Я  согласен  поверить  вашему  честному   слову.   Только
знакомиться с материалами дела будете в моем кабинете.
   - Разумеется, - кивнул Дронго. - Это не займет много времени. У  меня
сегодня еще две очень важные встречи.
   - Связаны со Звонаревым? - поинтересовался Бозин - Даже  больше,  чем
вы думаете, - ответив Дронго.

Глава 16

   Николай  Николаевич   считал   себя   умным   человеком.   И   весьма
рассудительным.
   Когда  ему  снова  позвонил  Тетеринцев,  он  почувствовал  некоторое
облегчение.
   Глебову не понравился тон, каким с ним разговаривала Кривцова. Словно
он был виноват в том, что предупредил депутата  о  криминальном  прошлом
его помощника.
   Именно поэтому звонок депутата он воспринял с облегчением.
   Тетеринцев попросил его  приехать  к  нему  в  офис,  чтобы  обсудить
вчерашнее происшествие.
   - Мы все выяснили, - убежденно говорил депутат, -  оказывается,  вашу
сотрудницу  напрасно  обвиняли.  Она  спасала   свою   жизнь,   пыталась
противостоять мерзавцам, которые втерлись к нам в доверие.
   Глебов был  рад  услышать  слова  депутата.  Он  не  сомневался,  что
справедливость в  конце  концов  восторжествует.  Именно  поэтому  он  с
удовольствием  принял  предложение  Тетеринцева  приехать  на   встречу.
Приказав водителю спуститься вниз и готовить машину, Николай  Николаевич
какое-то время раздумывал: стоит ли ему звонить Кривцовой и  Рыженковой,
предупреждая о своем визите. Потом решил, что не стоит.  Он  уладит  все
дела с Тетеринцевым и, вернувшись домой, позвонит сотрудницам, чтобы  те
возвращались в редакцию. То,  чего  не  смогли  сделать  вчера  два  его
журналиста, сделал он сам всего за несколько минут. Глебов торжествовал,
радуясь своей проницательности.
   Он все еще находился в состоянии эйфории, когда на повороте  огромный
самосвал врезался в их "Ниссан". Глебов  умер  мгновенно  со  счастливой
улыбкой на губах, так и не поняв,  что  произошло.  Его  водителя  долго
доставали из машины. А вот  водителя  самосвала  не  нашли,  он  куда-то
исчез, и милиция объявила его розыск. Только к  вечеру  выяснилось,  что
машина была угнана и незадачливый угонщик, очевидно, не рассчитав  своих
сил,  врезался  в  "Ниссан".  Гибель  главного  редактора  газеты   была
квалифицирована как несчастный случай.
   Сообщение  о  смерти  главного  редактора  газеты   в   автомобильной
катастрофе было передано по всем информационным каналам. Сотрудники  ГАИ
позвонили в редакцию. Там о трагедии узнали уже через полчаса.
   Римма и Света в этот момент, выйдя  на  обочину  дороги,  голосовали,
пытаясь найти машину. Им довольно  быстро  повезло,  и  вскоре  они  уже
сидели в белом "Эксперо", направлявшемся в город.  Владелец  автомобиля,
очевидно, выходец  из  Средней  Азии,  мужчина  лет  сорока,  с  большим
выпуклым животиком и мясистыми, трясущимися  щеками  всю  дорогу  шутил,
пытаясь вызвать улыбки на лицах своих мрачных попутчиц. Девушки  молчали
и лишь иногда отвечали на  шутки  водителя  односложными  восклицаниями.
Отчаявшись добиться их  реакции,  тот  воскликнул,  смешно  воздев  руки
вверх:
   - Какие холодные женщины!
   Сознавая, что ведут они себя несколько  бестактно,  Римма  попыталась
объяснить водителю, почему они в таком настроении.
   - У нас погиб близкий друг в автомобильной катастрофе, - сказала она,
- а второй находится сейчас в больнице. Мы к нему едем.
   - Понимаю, - сочувственно  сказал  хозяин  машины  и  сразу  перестал
шутить.
   Всю оставшуюся дорогу до больницы он молчал, а когда они выходили  из
автомобиля и Римма вытащила деньги, чтобы расплатиться, владелец покачал
головой.
   - Не нужно меня обижать, - сказал он. - У вас такое горе,  а  ты  мне
деньги даешь. Ты меня извини, что я шутил. Я ведь ничего не знал.
   - Спасибо тебе, - улыбнулась Римма, - удачи во всем.
   Девушкам пришлось  довольно  долго  искать,  где  находится  тридцать
четвертая  палата,  и  только  после  того,  как   они   показали   свои
журналистские удостоверения, им выдали и белые халаты, и показали,  куда
пройти к их больному.
   Нахмурившись и готовясь увидеть нечто  страшное,  направились  они  в
палату к Вадиму Кокшенову. Встреча оказалась  радостной.  Правда,  Вадим
лежал упакованный в бинты, а левая рука его была в гипсе. Но он улыбался
здоровым глазом и даже подмигнул входившим  девушкам,  явно  радуясь  их
приходу. Кроме него, в палате лежало еще двое  больных.  У  одного  была
сломана нога, у второго перебинтована голова.
   - Здравствуйте, девочки, - поприветствовал  их  Вадим.  Угрюмые  лица
девушек вызвали у него недоумение, поэтому он сразу же спросил:
   - У вас что - неприятности?
   - Нет, нет, - ответила Римма, переглянувшись со Светой.  -  Мы  зашли
тебя навестить. Извини, что пустые, мы приехали прямо из  редакции,  как
только узнали, что с тобой такое случилось.
   - Спасибо, - улыбнулся Вадим, - садитесь. Там есть свободные стулья.
   Римма села рядом с его постелью. Света устроилась в углу.
   - Ты как себя чувствуешь? - спросила Римма.
   - Ничего. Голова только сильно болит. И  ребра.  Два  ребра  сломали,
сволочи.
   Но вообще-то могло быть и хуже.
   - Как это случилось? Они напали на тебя неожиданно?
   - Нет, - поморщился Вадим, - отчасти я сам виноват. Наклюкался  вчера
до чертиков. И домой в таком состоянии возвращался. А там, у дома, двоих
типов встретил. Ну  поспорили,  повздорили.  Я  одного  довольно  сильно
ударил. Вот тогда они меня и отколошматили. Ничего страшного, до свадьбы
заживет.
   - А сумка куда делась?
   - Так они же ее забрали,  -  с  радостной  улыбкой  заявил  Вадим.  -
Видимо, в порядке компенсации. Там, правда, ничего особенного  не  было.
Паспорт у меня в кармане, его не тронули, деньги тоже не взяли. В  сумке
было мое редакционное удостоверение, ну его мне все  равно  восстановят,
оно просроченное было. Моя рубашка, блокноты, магнитофон...
   При последнем слове Римма едва не вскрикнула. Она взглянула на Свету,
и та тяжело вздохнула.
   - Понятно, - убитым голосом сказала Римма, - а может, ты  этих  ребят
раньше видел? Может, узнаешь их во дворе?
   - Это не наши были, - возразил Вадим, - у нас таких нет. И какие  они
ребята? С ребятами я бы справился.  Два  мужика,  матерые.  Вот  меня  и
отодрали.
   Умнее нужно быть, не связываться.
   - И магнитофон пропал?
   - Все пропало, - безмятежно подтвердил  Вадим.  -  Зато,  девочки,  я
живой и здоровый. А два ребра зарастут, это мне доктор пообещал твердо.
   - Что-нибудь передать твоим ребятам? - спросила Римма, поднимаясь  со
стула.
   - Ничего. Скажи, все в порядке. Девочки, я вам так благодарен, что вы
пришли. Спасибо большое.
   - Не за что, - сказала Римма, - кажется, нам уже пора, Света.
   - Приходите еще, - попросил Вадим, -  а  то  после  этих  депутатских
помощников у меня ребра не скоро срастутся.
   Римма, уже собиравшаяся выйти из палаты,  стремительно  обернулась  к
Вадиму.
   - К-каких д-депутатских п-помощников? - спросила она заикаясь.
   - Да эти два мужика. Из-за чего  драка-то  началась.  Как  раз  из-за
этого.
   Они начали размахивать своими удостоверениями и кричать,  чтобы  я  с
ними поехал.
   Ну я их и послал куда подальше. Вот тогда драка и случилась.
   - Как их фамилии? - спросила Римма, - ты помнишь их фамилии?
   - Да я только у одного удостоверение и видел. Не помню  я  ничего.  И
следователю так же сказал. Вообще-то я сам виноват. Этот  помощник  меня
за руку схватил, а я пытался вырваться. Ну и потом я его толкнул, первый
начал. Значит, поделом.
   - Фамилию помнишь? - Римма вернулась к  своему  стулу,  но  не  стала
садиться, а стояла рядом с парнем, умоляюще глядя на него.
   - Не помню. Сидоренко или Титоренко. Что-то в этом духе.
   - Бондаренко, - убитым голосом уточнила Римма.
   - Верно, - обрадовался Вадим, - это фамилия того типа. И  как  это  я
мог забыть. Позвоню следователю и скажу, что я вспомнил фамилию.  Точно,
Бондаренко.
   Только вот еще ходить нельзя.
   - И ты думаешь, что драка была случайной?
   - Конечно, случайной. Я же тебе объяснил, что  вчера  принял  слишком
большую дозу. А ты сама знаешь, когда я такую дозу  беру  на  грудь,  то
становлюсь неуправляемым. Они вроде не хотели со  мной  драться,  просто
звали куда-то, но я первый полез. Я и следователю так сказал,  мол,  они
не виноваты. А он считает, что раз сумку стащили, значит,  виноваты.  По
пьяному делу, кто тут что поймет.
   - Кто у тебя следователь?
   - Носов его фамилия. Симпатичный такой, совсем молодой. Лет  двадцать
пять, не больше. Наверное, сразу после  юрфака  следователем  в  милицию
послали. Или кончил Высшую школу милиции после армии.
   - Носов, - записала в свой блокнот Римма, - я у него все узнаю. А  ты
скорее поправляйся и больше не дерись. Ладно?
   - Договорились, - усмехнулся Кокшенов.
   - Нужно срочно ехать в милицию или в ФСБ, - сказала Римма,  обращаясь
к подруге.
   Света согласно кивнула.
   - Поедем прямо сейчас, - предложила Римма, когда они вышли в коридор.
- Другого выхода у нас нет.
   И вдруг замерла, схватив подругу за руку и оттаскивая ее за угол.
   - Что случилось? - упиралась ничего не понимавшая Света.
   - Это он, - кивнула она на идущего  по  коридору  человека  в  сером,
каком-то жеваном костюме. - Он хотел увезти меня в своей машине.
   Света уставилась на обувь бандита.
   - Рыжие туфли, - ошеломленно прошептала она.
   - Это он, - дрожащими губами  произнесла  Римма,  -  пришел  добивать
Вадима.
   Нужно звать милицию, срочно, пока он его не прикончил.
   - Ты с ума сошла? Как он его убьет, - недоумевала Света. - Их трое  в
палате. И столько людей в коридоре. Он не псих какой-то.
   - Он псих, безумец, - убежденно сказала Римма. - Послушай, Света,  он
тебя в лицо не знает. Подойди к дверям и послушай, о чем они говорят.  А
если он Вадиму что-то захочет сделать плохое, сразу ори на весь  коридор
"пожар"! Пусть он испугается. А  я  отсюда  буду  орать,  чтоб  персонал
сбежался.
   - А вдруг они размножили мою фотографию, и он меня тоже в лицо знает?
- опасливо спросила Света.
   - Не знает, - заверила  подругу  Римма.  -  Те,  что  были  у  нас  в
редакции, знают тебя, а этот - нет. И Вадим .этого не видел, поэтому  он
и явился в больницу. Его били бандиты из белой "Волги", а этого типа  он
не знает.
   - Хорошо, я подойду ближе, а ты стой здесь, - согласилась Света. -  И
будь осторожна.
   Рыжие туфли дошли до палаты, где лежал Кокшенов. Бандит смело  открыл
дверь,  вошел  в  палату.  Света  подошла  к  двери.  Она  была  немного
приоткрыта, и девушка встала так, чтобы слышать все,  что  происходит  в
палате.
   - Здравствуйте, - прозвучал хрипловатый голос. - Моя фамилия Малявко.
- Я из Государственной Думы.
   - Ничего себе "малявка", - прокомментировал сочный бас.
   - Вы ошиблись, - прохрипел думец. - Не "малявка", а Малявко.  Василий
Малявко.
   - Очень  приятно.  Вадим  Кокшенов,  -  буркнул  Вадим,  -  садитесь,
пожалуйста.
   - Я пришел к вам с извинениями, - начал, усаживаясь на стул, Малявко.
-  Вчера  два  наших  сотрудника  немного  перебрали  в  баре,  а  позже
встретились с вами. Чем это кончилось, вы знаете. У одного из них выбито
два зуба. У другого вывихнута челюсть. У вас, правда, дела еще хуже...
   - Значит, и они пострадали, - удовлетворенно произнес  Вадим,  -  это
меня радует. Выходит, я все же неплохо сражался в одиночку.
   - Я  принес  ваши  вещи.  Они  в  коридоре.  Сумку  с  документами  и
магнитофоном,  -  продолжал  гость.  -  Мы  уже  заявили  в  милицию   о
случившемся. Полагаю, мы не станем подавать друг на друга в суд. Кстати,
есть свидетели, что именно вы затеяли драку.
   - Кажется, так и было, - смущенно признал Кокшенов, - я не помню.
   - Именно поэтому я сразу принес ваши вещи. Думаю, что взаимный  отказ
от  претензий   -   самое   оптимальное   решение.   Никому   не   нужно
разбирательство. А вам как зачинщику - тем более.
   - Не знаю, - пожал плечами Вадим.  -  Но  и  они  хороши.  Вдвоем  на
одного.
   - И они не ангелы, - согласился Малявко. - Но вы должны и их  понять.
Вы ломаете челюсть одному, выбиваете зубы другому и  хотите,  чтобы  они
при этом не давали сдачу. Так не бывает.
   - Вам надо поговорить со следователем, - выдохнул Вадим. - А у меня к
вам никаких претензий нет. Особенно если вы вернули мои вещи.
   - Все вещи в порядке, - подтвердил Малявко.' - А зачем они  вообще-то
схватили мою сумку? - упрямо мотнул головой Кокшенов. -  Что-то  тут  не
вяжется.
   - Они  приняли  эту  сумку  за  свою.  Согласитесь,  что  ваш  старый
магнитофон или непонятные записи никого не могли заинтересовать.
   - Там были еще и текущие блокноты, фотографии, - напомнил Кокшенов, -
их тоже вернули?
   - Конечно, - кивнул Малявко. - Все вернули в целости и сохранности.
   - А вы что здесь делаете? - услышала Света у себя за спиной.
   Она обернулась и увидела строгие глаза пожилого врача. Он смотрел  на
нее нахмурившись, как учитель, заставший ученицу со шпаргалкой.
   - Я...  ничего...  просто  смотрю,  -  Света  не  обладала  природной
хитростью и находчивостью подруги.
   - Здесь нельзя стоять, -  строго  сказал  врач.  -  Навестили  своего
больного и уходите. В коридоре нельзя болтаться.
   - Извините, - Света отошла от дверей палаты и направилась к Римме.
   - Ну, что там происходило?
   - Может, ты ошиблась, и это был не он?
   - Он, он. Я его рожу запомнила. На всю жизнь.
   - Представляешь, он явился с извинениями. Говорит,  что  его  фамилия
Малявко. Он помощник депутата. Сожалеет о вчерашнем случае. Говорит, что
принес назад все вещи.
   - И магнитофон?
   - Сказал, что - да. И магнитофон. Все вернули, даже блокноты.
   - При чем тут блокноты? Ты скажи - про магнитофон говорили?
   - Да. И он сказал, что и его вернули. Очень извинялся. Может, они там
поняли, что ошиблись.
   - И поэтому убили Глебова? Подожди-ка здесь, я сама послушаю.  Только
никуда не уходи.
   Римма  пошла  к  дверям  палаты.  Сердце  стучало  так  сильно,   что
отдавалось в ушах непривычной болью. Римма подошла ближе.
   - ...и поправляйтесь, - услышала она  слова  Малявко.  И  вздрогнула.
Нет, она не ошиблась. Этот голос