так как не мог предположить, что вы встречаетесь с замужней женщиной. Но как вы поднялись к ней в номер?
     - Я не поднимался к ней в номер! - закричал Торчинский. - Я же вам объяснил, что поднялся в свой номер. Я переодевался, когда она ко мне позвонила. Я открыл дверь и очень удивился. Она вошла, мы перекинулись парой фраз, и она ушла. Вот и все. Мне не о чем вам рассказывать.
     - Как долго она была в вашем номере?
     - Недолго. Несколько минут.
     - И потом ушла?
     - Да, потом ушла.
     - Можно мне задать один вопрос? - подал голос Дронго.
     Комиссар обернулся к нему и кивнул головой.
     - Лабунская испачкала платье и поднялась, чтобы переодеться, - напомнил Дронго. - Как я понимаю, это не та женщина, которая в подобном виде может зайти в гости даже к очень хорошему знакомому. Она ведь могла переодеться и спуститься к вам. Почему она так торопилась? Что именно она хотела вам сообщить?
     - Ничего, - удивился Торчинский, - она пришла ко мне в номер и сказала буквально несколько слов. Вспомнила о моем концерте в Варшаве, о нашей встрече в прошлом году в Лондоне. Вот и все. Потом она ушла.
     - И только из-за этого Лабунская поднялась к вам в своем испачканном платье? - переспросил Дронго.
     - Получается, что так, - пожал плечами Торчинский, - я сам ничего не понимаю.
     - И вы были с ней только несколько минут, - разочарованно уточнил Хеккет.
     - Да, - ответил Торчинский.
     - Он говорит правду, - вспомнил Дронго. - Мы поднялись в ее апартаменты через несколько минут, и она уже была в своем номере.
     - Это не доказательство, - возразил Хеккет, - время - чисто субъективная категория. Вы знаете это лучше меня, Дронго. Возможно, на самом деле прошло не несколько минут, а минут пятнадцать-двадцать.
     - Ну и что? - зло спросил Торчинский.
     - Ничего. Но это меняет все ваши показания. Одно дело остаться с женщиной на несколько минут, а другое - минут на пятнадцать-двадцать.
     - Вы удивительно непорядочный человек, мистер Хеккет, - ледяным тоном заметил Торчинский.
     Но на Хеккета подобные уколы не действовали. Он лишь усмехнулся.
     - Это легко проверить, - сказал Дронго. - Если на пленке с девятого этажа зафиксирован приход Лабунской, то должен быть зафиксирован и ее уход. Через несколько минут, как нам сказал сеньор Торчинский. Мы можем просто просчитать время.
     - Верно, - кивнул комиссар.
     Он поднялся и позвал своего помощника:
     - Паоло, прокрутите пленку и уточните, сколько минут убитая была в номере сеньора Торчинского. Хотя нет. Принесите мне кассету, мы ее сами посмотрим.
     - Здесь нет видеомагнитофона, - виновато сказал Паоло, - но мы можем подключить эту кассету на ваш номер.
     - Хорошо, - разрешил комиссар, - начните с того момента, когда сеньор Торчинский появляется на этаже. А мы засечем время и посмотрим, сколько минут провела женщина в его номере.
     - Сейчас сделаем, - кивнул Паоло и выбежал из номера.
     Комиссар взял пульт и включил телевизор. На одном из каналов показывали откровенный секс. Хеккет громко засмеялся. Комиссар нахмурился и переключил на следующий канал, где шел боевик. Они ждали недолго, около двух минут, пока наконец экран не погас. Раздался телефонный звонок. Комиссар поднял трубку.
     - Хорошо, - сказал он, - мы ждем.
     На экране появилось изображение коридора. Из кабины лифта вышли два человека: Олег Торчинский и женщина - маленькая, полная, с рыжими волосами.
     - Кто это? - спросил комиссар.
     - Откуда я знаю, - нервно ответил Торчинский. - Посмотрите, она идет в другую сторону.
     Женщина действительно свернула в другой конец коридора. Торчинский улыбнулся дежурной и пошел к себе в номер. Все смотрели на экран телевизора. Створки кабины лифта снова открылись, и в коридоре показался высокий пожилой господин. Он подошел к дежурной, что-то спросил, затем прошел дальше. И наконец появилась Екатерина Лабунская. Она явно нервничала, оглядывалась по сторонам. Подойдя к дежурной, спросила номер Торчинского и прошла дальше, еще раз оглянувшись.
     Увидев Лабунскую, Торчинский тяжело вздохнул и отвернулся. Комиссар посмотрел на часы. Время пошло. Из кабины лифта вышли два человека - мужчина и женщина. Они быстро прошли по коридору. Комиссар еще раз посмотрел на часы. Прошла минута, другая, третья.
     - Когда рядом такая красивая женщина, время проходит незаметно, - прокомментировал Хеккет, и в этот момент на экране телевизора появилась Лабунская. Она быстро прошла к лифту, даже не обернувшись в сторону дежурной.
     - Четыре с половиной минуты, - заметил комиссар, - кажется, вы были правы, сеньор Торчинский. И больше вы с ней не виделись?
     - Нет, - глухо сказал Торчинский. - А это не могло быть самоубийство? Она была очень взволнованна.
     - К сожалению, нет, - ответил Террачини, - человек не может задушить себя сам. Это невозможно. Кроме того, исчезли драгоценности сеньоры.
     - Вы думаете, ее ограбили? - не поверил Торчинский.
     - Пока мы ничего не знаем. Спасибо за помощь. Можете вернуться в свой номер.
     - Спасибо. До свидания.
     Торчинский поднялся и вышел из гостиной. Комиссар достал сигареты и наконец закурил. Потом взглянул на Хеккета и Дронго.
     - Прямо классический случай для любителей детективов, - раздраженно заметил Террачини, - убита женщина в апартаментах, куда никто не мог попасть. У мужа и возможного любовника алиби. И люди, которых можно было подозревать, тоже имеют алиби. Что остается делать?
     - Подумать, как убийца мог попасть в апартаменты Лабунских, - подсказал Дронго.
     - Каким образом? - спросил комиссар. - Мои люди обыскали все вокруг, проверили аварийные выходы, осмотрели балконы. Сюда невозможно попасть, минуя коридор. А в конце коридора сидела дежурная.
     - А если убийца вошел с другого входа? - спросил Дронго.
     - Невозможно. Все аварийные выходы спроектированы таким образом, что двери открываются только на лестницу и ниоткуда нельзя проникнуть внутрь. С лестницы невозможно попасть в коридор, сеньор Дронго, можно только выйти на первом этаже.
     - Рядом есть аварийный выход, - напомнил Дронго. - Ваши люди проверили и его?
     - Конечно, мы все проверили. Получается, что убийца ждал свою жертву в номере. А затем, совершив убийство, каким-то образом ушел отсюда, спустившись по аварийной лестнице.
     - Тогда как он попал в номер? - спросил Дронго. - Ведь он все равно должен был каким-то образом попасть в номер. И где прятался? Сначала в номер поднялся Марк Лабунский и никого не заметил, а затем здесь были мы с Обозовым и убитая. И никто не видел предполагаемого убийцу. Получается, что убийца появился здесь невероятным образом. Убил свою жертву и растворился.
     - Я бы не шутил на вашем месте, - мрачно посоветовал комиссар, - мне придется попросить вас никуда не уезжать из Рима еще несколько дней.
     - У меня дела, - возразил Дронго.
     - Но вы главный подозреваемый, - парировал комиссар. - Извините меня, но я не могу разрешить вам покинуть Рим. Пожалуйста, задержитесь на несколько дней.
     - Хорошо, - кивнул Дронго, поняв, что спорить не стоит.
     - Спасибо, сеньор Дронго, за понимание наших проблем, - устало сказал комиссар.
     Дронго поднялся и, кивнув комиссару на прощание, вышел из гостиной. В коридоре он встретил Андреа и еще одного сотрудника полиции.
     - Извините, Андреа, - сказал Дронго, - я хочу осмотреть аварийный выход.
     - Он рядом с вами, сеньор, - показал Андреа на дверь, над которой была специальная табличка с надписью "Выход".
     Дронго открыл дверь. Осмотрел лестницу. И закрыл дверь. Затем спросил у Андреа:
     - Где участники нашего совместного ужина?
     - В соседнем номере, - сообщил Андреа, - комиссар просил не расходиться. Вам нужно подождать вместе с ними.
     - Хорошо, - сказал Дронго.
     Он не стал ревновать к Уорду Хеккету. В конце концов комиссар Террачини имел право на свои пристрастия. Хеккету он разрешил остаться в апартаментах Лабунских, а Дронго удалил. Если учесть, что первого он знал много лет, а второй был в числе главных подозреваемых, то все было правильно.
     Дронго вошел в соседний номер, где находились ошеломленные сегодняшним событием люди. Жураева сидела в кресле, а муж устроился рядом на стуле и держал ее руку в своих, словно пытаясь защитить жену от волнений. На диване устроились супруги Соренко. В другой комнате в полном одиночестве сидел Марк Лабунский. Он курил сигару, и никто не решался его потревожить.
     Обозов сидел у стола и что-то сосредоточенно писал. Торчинский сидел в кресле на балконе. Все были в подавленном состоянии.
     - Вас тоже попросили к нам присоединиться? - спросил Леонид Соренко. - Этот комиссар потратил все время на беседы вместо того, чтобы проверить соседние номера. Возможно, убийца прячется там.
     - Они проверяют все вокруг, - возразил Дронго, усаживаясь на стул рядом с Обозовым, - но ему кажется, что убийцу нужно искать среди нас.
     - Он идиот, этот ваш комиссар, - гневно заявил Жураев, - можно было догадаться, что здесь приличные люди.
     - Да, - согласился Дронго, - но иногда приличные люди приходят в собор и там громко ссорятся.
     Елена Жураева вздрогнула. Она взглянула на мужа и едва не расплакалась. Тот сжал ей руку.
     - Что вы хотите этим сказать? - разозлился Дмитрий. - Почему вы позволяете себе подобные намеки?
     - Потому что я люблю Рим и иногда хожу в соборы, - спокойно продолжал Дронго, - например, сегодня днем, хотя нет уже вчера, я был в соборе Сан Джованно ин Латерано...
     - Хватит, - простонала Елена.
     - Чего вы от нас хотите? - зло спросил Жураев.
     - Ничего. Хотел с вами переговорить. Может, выйдем на балкон?
     В отеле были просторные балконы, обвитые плющом. На каждом из них в специальных деревянных ящиках росли роскошные цветы. Жураев с Дронго вышли на балкон. Торчинский недовольно взглянул на них.
     - Вы должны разговаривать именно здесь? - спросил певец.
     - Да, - невежливо ответил Дронго, - и будет неплохо, если вы вернетесь в комнату. Нам нужно поговорить.
     Торчинский удивленно взглянул на него, но ни о чем не стал спрашивать. Он поднялся и вышел с балкона.
     - Что вы плели насчет собора? - грубо спросил Жураев.
     - Не так нагло, - посоветовал Дронго. - Я слышал, как вы обменивались комплиментами в адрес семьи Лабунских. Вы, кажется, не хотели, чтобы договор был подписан.
     - Не так громко, - оглянулся Жураев. - Что вы делали в соборе? Следили за нами?
     - Нет. Я оказался там случайно. И видел, как вы нервничаете. Ведь ваша жена даже не хотела сюда идти.
     - Это непорядочно. Шантажировать нас подслушанным разговором...
     - Вы не поняли, - сказал Дронго, - никто не собирается вас шантажировать. Мне нужно всего лишь разобраться в ситуации. Понять, что именно произошло. Поэтому я и позвал вас сюда. Иначе я задал бы свои вопросы при всех.
     - Что вы хотите?
     - Понять, почему не стоило подписывать этот договор.
     - Я работаю на одну финансовую группу, а Марк Лабунский возглавляет другую. Наши интересы не всегда пересекаются.
     - И он, зная это, пригласил вас к себе на ужин?
     - Он думает, что в нашей группе его друзья, - вздохнул Жураев, - но это не совсем так. Когда речь идет об очень больших деньгах, все быстро забывают и про дружбу, и про порядочность. Как будто вы не знаете.
     - Ясно, - нахмурился Дронго. - Чем больше сталкиваюсь с новыми капиталистами, тем больше вас ненавижу. Наверно, Лабунский мог подозревать нечто подобное.
     - Не думаю, - торопливо сказал Жураев, оглядываясь на дверь, - скорее, не знаю. Но у него хорошие отношения с президентом нашего банка и с председателем совета директоров.
     - Во время ужина вы вместе со своей супругой вышли из ресторана. Куда вы пошли?
     - Ей нужно было в туалет, и я ее проводил.
     - И потом никуда не отлучались?
     - Нет. Хотя, да. Поднялся в холл и узнал, не было ли на мое имя факса. Потом спустился вниз и подождал жену.
     - Ждали указаний из своего банка, - понял Дронго. - Вы, очевидно, уже успели им сообщить о готовящемся подписании.
     - Я не стану отвечать на ваши оскорбления, - ответил Жураев.
     В этот момент на балкон вышел Станислав Обозов. Взглянув на явно взволнованного Жураева и мрачного Дронго, он спросил:
     - У вас проблемы?
     - Нет, - ответил Дронго, - уже никаких проблем.
     Они вернулись в гостиную. Торчинский взглянул на них, но ничего не сказал. Из соседней комнаты вышел Марк Лабунский.
     - Очень хочется курить, - признался он, - и мне, кажется, нужно выпить.
     - Нам всем нужно выпить, - поддержал его Леонид Соренко, - я закажу в ресторане бутылку виски. Эти маленькие бутылочки в мини-баре вмещают аптекарскую порцию.
     - У нас в президентских апартаментах есть большие бутылки, - напомнил Марк, - может, нам разрешат вернуться в наш номер и взять мои сигары и две бутылки виски. Обозов, узнай у полицейских, можно ли забрать виски и сигары.
     - Сейчас узнаю.
     Обозов вышел из номера. Спустя некоторое время он вернулся с коробкой сигар и двумя бутылками виски, одна из которых была открыта. Он поставил бутылки на стол, положил коробку с сигарами. Торчинский недовольно покосился на сигары, но ничего не сказал.
     Лабунский взял сигару, закурил и отошел в угол комнаты. Все смотрели на него, словно ожидая, что он сейчас может скажет.
     - Вот такие дела, - наконец негромко произнес Марк, и все невольно посмотрели на него.
     - Леонид, - сказал, словно вспоминая, Лабунский, - тебя ведь долго не было, а когда ты вернулся, придумал сказку про падение в туалете. Где ты был все это время?
     - Я упал. Честное слово, я упал, - пробормотал Соренко, нервно оглядываясь по сторонам. - Я действительно упал.
     - Ладно, - прервал его излияния Лабунский, - мне интересно другое. Кто мог подняться в наш номер и украсть Катины драгоценности? Ты не знаешь, Клавдия, кто это мог быть?
     - Вы что меня подозреваете? - испугалась Клавдия. - Меня, ее сестру? Да я бы себе руки отрезала, чем такое сделала.
     - Я не говорю, что это ты. Я спрашиваю - кто это мог сделать?
     - Не знаю. Откуда мне знать. Катя никогда не говорила мне о своих проблемах.
     - Но кто-то ее убил! - закричал Лабунский, бросая сигару в угол. Она упала, и от нее во все стороны полетели искры. Обозов подошел, поднял сигару и, сломав ее, потушил в пепельнице.
     - В номер мог попасть только человек, имеющий две карточки, - напомнил Соренко, - от кабины лифта и от вашего номера.
     - От номера необязательно, - тихо сказал Лабунский, - может, это был знакомый и она сама открыла ему дверь. Или он сказал, что является сотрудником гостиничной службы. Все могло быть: она не знала, что такое осторожность. Была безрассудной.
     - Почему тогда он не убил ее сразу, а прошел с ней в спальню? - спросил Торчинский.
     - Не знаю, - зло ответил Лабунский, - я сам ничего понять не могу. Обозов, где мои карточки?
     - Я отдал их комиссару, - сообщил Обозов.
     - У вас, Торчинский, есть свои карточки?
     - Есть, - ответил Олег, - но они от моего номера и от кабины лифта.
     - Выходит, что карточки были только у Кати, у Обозова и у вас, - сказал, обращаясь к Торчинскому, Леонид Соренко.
     - Получается так, - согласился Олег.
     - Может, вы их кому-нибудь отдавали? - осведомился Соренко.
     - Нет, никому.
     - А вы, Обозов?
     - Только комиссару.
     - Тогда получается, что никто из нас не мог подняться на этаж, - сделал заключение Соренко.
     Дронго подошел к мини-бару и достал бутылочку апельсинового сока.
     - Достаньте мне яблочный сок, - попросила его Клавдия Соренко.
     Дронго достал вторую бутылочку и протянул ее женщине.
     - Нужно принести лед для виски, - вздохнул Обозов, взглянув, как Лабунский наливает себе виски.
     Жураев подошел и тоже плеснул себе полстакана. Обозов уже взял ведерко для льда, чтобы принести лед, как его опередила Клавдия Соренко. Она чувствовала себя самой близкой родственницей покойной. И соответственно - самого Марка Лабунского.
     - Сидите, я принесу, - сказала она, выходя из номера.
     Машина для выработки льда была напротив их номера. Клавдия вернулась через минуту с полным ведерком льда. Она достала щипцы и осторожно положила несколько кусочков сначала Лабунскому, а затем - своему мужу. Потом отдала ведерко Жураеву, чтобы он сам положил себе лед. Соренко плеснул себе виски из начатой бутылки.
     - Я не знаю, кто это сделал, - сказал Соренко. Он был немного пьян. - Но мы все равно найдем этого типа. Мы его все равно найдем.
     - Тебе нужно проспаться, - грубо оборвал его Марк Лабунский.
     Он подошел к коробке с сигарами, взял одну и, держа ее в руках, потянулся за своим стаканом.
     - Она была прекрасным человеком, - вздохнул Торчинский.
     Все молчали. Никто не сказал ни слова. Ни в поддержку, ни в опровержение. Лабунский обвел всех присутствующих недовольным взглядом и, взяв свой стакан, вышел на балкон. Он щелкнул зажигалкой, и все слышали, как он положил зажигалку на столик.
     - Какая странная ночь, - произнесла Елена Жураева.
     И в этот момент послышался звон разбитого стакана. Все повернулись в сторону балкона. Обозов и Соренко поспешили туда. Марк Лабунский пытался схватиться за перила, но не сумел. И рухнул на пол, опрокинув столик. Золотая зажигалка полетела на пол и упала рядом с ним. Соренко бросился к Марку. Обозов пытался поднять ему голову, но все было напрасно. Когда остальные мужчины вышли на балкон, Марк Лабунский был мертв.

Глава восьмая

     - Нет! - закричала Клавдия, услышав печальное известие. Обозов, наклонившись к своему бывшему патрону, попытался нащупать его пульс. Затем поднял голову и покачал головой. Торчинский ошеломленно смотрел на лежавшее перед ним тело. Соренко хмурился, лицо Жураева совершенно окаменело. Только Дронго старался сохранить хладнокровие. Он тоже попытался нащупать пульс Лабунского. Затем поднял голову и негромко сказал:
     - Умер.
     - Нужно позвать полицию, - сразу предложил Соренко.
     - Сначала нужно выяснить, почему он умер, - возразил Жураев.
     - Что вы хотите этим сказать? - насторожился Соренко.
     - Ничего. Просто мне кажется естественным подозревать кого-то из присутствующих.
     - Послушайте, Жураев, - зло выговорил Соренко, - мне кажется, вам доставляет удовольствие положение, в которое мы попали. А меня оно совсем не устраивает. Поэтому я собираюсь пойти и позвать полицейских, пока они еще в отеле. Если дальше пойдет в подобном темпе, боюсь, мы все не сможем дожить до утра.
     - Убийца среди нас, - согласился Обозов, оглядывая всех настороженным взглядом.
     - Почему вы считаете, что его убили? - поинтересовался Дронго.
     - А вы полагаете, что он умер от инфаркта? Или у него был инсульт? - зло спросил Обозов. - Вам не кажется странным, что здоровый мужчина в расцвете сил вдруг умирает. Конечно, его убили...
     - Помолчите, - попросил Дронго снова наклонясь к убитому. Он еще раз попытался нащупать пульс, проверил зрачки, дотронулся до губ.
     - Его отравили, - кивнул Дронго, - вы были правы, Обозов. Его, конечно, отравили цианидом. Только я хотел бы уточнить, кто именно принес эти две бутылки. Кажется, вы, Обозов?
     - Одна бутылка еще стоит на столике, - показал в сторону комнаты Обозов, - а из второй мы все пили. Если я бросил в бутылку яд, то почему тогда не умер никто другой? Вам не кажется, что в таком случае все, кто пил из этой бутылки, должны лежать сейчас на полу.
     Соренко внезапно громко закашлял, и все посмотрели на него. Он покраснел, посмотрел на остальных и виновато сказал:
     - Я поперхнулся.
     - Нужно позвать комиссара, - вздохнул Жураев. - Представляете, что он про нас подумает. Решит, что мы настоящая "русская мафия". Два убийства за один вечер. Это много даже для Италии.
     Дронго исследовал остатки разбитого стакана. Его внимание привлек кусочек льда, лежавший на полу. Он поднял голову:
     - Кто приносил лед?
     Соренко сно