счет  изменения  частот   шумов
электромагнитного поля, - пояснил Лукин.  -  В  сочетании  с  дуплексным
определителем   система   может   не   только   исключить    возможность
прослушивания любых телефонных разговоров, но и определить, какой именно
телефон прослушивают.
   - Значит, мы подставили Артемьева, - заключил Дронго.
   - Получается, что так, - мрачно согласился Лукин, - хуже  всего,  что
они  сумели  меня   вычислить   и   определить,   чей   именно   телефон
прослушивается. И поэтому убрали Артемьева. Я обязан  был  предусмотреть
такой вариант. Просчитать все возможные последствия нашего  подключения,
предвидеть уровень подобной защиты.
   -  Сейчас  уже  поздно  себя  упрекать,  -  перебил  его  Дронго,   -
получается, что  наши  предположения  подтвердились.  Артемьев  позвонил
полковнику Кочиевскому, встретился с ним и через два часа был  убит.  Из
квартиры его вызвал звонком знакомый. Полагаю, что на три дня вы  можете
задержать Кочиевского  по  подозрению  в  организации  убийства  Филиппа
Артемьева.
   - А потом буду вынужден отпустить  его,  принося  свои  извинения?  -
недовольно спросил Романенко. - Нет, такой вариант меня  не  устраивает.
Вы знаете, где он работает? В крупнейшей  компании  страны.  Начальником
службы безопасности. У него личная охрана  человек  пять  или  шесть.  И
лучшие адвокаты.
   - И поэтому вы его не трогаете?
   - И поэтому тоже, - строго ответил Романенко, - но главное -  у  меня
нет никаких правовых оснований.
   -  Вы  не  знаете,   мой   второй   помощник   получил   какие-нибудь
дополнительные сведения? - спросил Дронго у Всеволода Борисовича.  -  Не
знаю. Но я  звонил  своему  знакомому  военному  прокурору,  просил  его
помочь. Он перезвонил в ГРУ, записался на прием. Но не думайте, что  все
так просто. Боюсь, так не удастся  что-либо  выяснить.  У  военных  своя
система защиты и свои секреты. Они не любят, когда мы лезем в их тайны.
   - Вы советуете мне  вообще  забыть  об  этом  полковнике?  -  немного
раздраженно спросил Дронго.
   - Нет, не советую, - Романенко чуть помолчал, - убийцу Артемьева  мы,
конечно, никогда не найдем. Все было сделано очень профессионально.
   - И поэтому мы не станем ничего предпринимать в этом отношении?
   - Нет, - снова вздохнул Романенко, - у нас все гораздо хуже.  Как  вы
думаете, зачем мы вас сюда привезли?
   - Я не думаю, я уже догадался. Очевидно, Кочиевский  сумел  вычислить
Лукина, который попытался прослушать и его разговоры. Верно?
   - Как всегда, - кивнул Романенко, - но это еще не самое страшное. Они
действительно узнали  о  попытках  прослушать  их  разговоры.  Незаконно
прослушать, без санкции прокуратуры. Я не мог получить санкцию на  такую
организацию, как "Роснефтегаз".
   - Я уже понял, что они засекли работу аппаратуры Лукина.
   - И не только засекли, -  признался  Всеволод  Борисович,  -  сегодня
утром они его захватили.
   - Не понял. Как это захватили?
   - Сели к нему в машину с нескольких сторон, блокировали его охрану. В
машине, кроме него, находился еще водитель.
   - Они убили водителя? - помрачнел Дронго.
   - Нет. И это самое  удивительное,  что  могло  произойти,  -  пояснил
Романенко,  -  они  отпустили  обоих.  И  водителя,  и  Захара.  Правда,
предварительно разбив их аппаратуру.
   - И только? - В это действительно верилось с трудом.  После  убийства
Артемьева можно было ожидать самого худшего.
   - Нет, не только, - Романенко посмотрел  на  сидевшего  рядом  с  ним
хмурого Лукина. - Ну-ка, сам расскажи, что с вами было.
   - Глупо  попались,  -  признался  Захар,  -  они  здорово  сработали,
отрезали от нас машину охраны, а нас окружили со всех  сторон.  Пришлось
пересесть в их машину.
   - Они вам угрожали?
   - Да. Пистолетами. Потом несколько раз ударили по ребрам, надавали по
шее. Но ничего особенного, если не считать моего телефона.
   - Какого телефона? - не понял Дронго.
   - Они узнали номер моего телефона и попросили передать его вам.
   - Мне? - оставалось удивляться мобильности Кочиевского,  оказавшегося
достойным партнером.
   - Да, они так и сказали, чтобы я передал телефон  вам.  Предупредили,
что позвонят. Но я сказал, что вы будете только поздно вечером,  выехали
за город.
   - Молодец, - кивнул Дронго, - ты не сказал  им,  что  я  улетел.  Они
наверняка ждали  меня  на  центральных  магистралях,  ведущих  в  город.
Понятно, почему вы привезли меня сюда. Но для чего им нужен разговор  со
мной?
   - Этого мы не знаем, - ответил Романенко, - но подозреваю, что именно
благодаря вам наши ребята остались в живых. Нападавшим ничего не  стоило
пристрелить Захара и его спутника.
   - Я ваш должник, - невесело произнес Лукин.
   - Когда они должны звонить? - спросил Дронго.
   - В девять часов вечера. Но я распорядился, чтобы поменяли аппарат, -
пояснил Романенко, - они  могли  заложить  в  мобильный  телефон  Захара
взрывчатку.
   Вы отлично представляете, как умеют работать специалисты из  ГРУ.  Им
ничего не стоит установить по аппарату ваше местонахождение и попытаться
вас уничтожить.
   Мы связались с ФСБ, и они предложили нам выехать за город. Военные  и
КГБ издавна не, любили друг друга. В тот самый момент, когда  вам  будут
звонить люди Кочиевского, специалисты из ФСБ постараются подключиться  и
по возможности обезопасить нас от возможных провокаций ГРУ.
   - Понятно,  -  мрачно  произнес  Дронго.  Получалось,  что  полковник
Кочиевский воспользовался его трюком - решил выйти с ним на связь  через
Захара Лукина, который подслушивал разговоры убитого Артемьева и пытался
добраться до Кочиевского.
   Романенко молчал, думая о своем.
   - Судя по всему, - заговорил наконец он, - те люди уже знают, что  вы
взялись за расследование. По данным ФСБ, в Европу  вылетает  специальная
группа для захвата Труфилова. У них есть конкретный  приказ  -  найти  и
ликвидировать бывшего подполковника ГРУ.
   - Откуда у них эти сведения? - удивился Дронго, -  У  них  есть  свои
люди среди окружения Кочиевского?
   - Этого они нам не говорят, - ответил  Романенко,  -  объясняют,  что
данные получены оперативным путем.
   - Внимание, - к ним подошел Рогов, - уже Девять часов. Ждите звонка.
   Аппарат вынесли из помещения, подключив его  к  антенне.  Как  только
сигнал поступит на телефон, аппарат внесут в помещение, оставив  снаружи
только антенну. Таким образом сотрудники ФСБ исключали  возможность  для
людей Кочиевского обнаружить местонахождение Дронго.
   Ровно в девять позвонил телефон. Дождавшись второго звонка,  один  из
офицеров внес в помещение телефон, уже подключенный  к  аппаратуре  ФСБ.
Антенна была выведена за пределы домика.  Рыжов  сделал  знак,  сработал
включатель.
   - Слушаю вас, - негромко произнес Дронго.
   -  Здравствуйте,  -  раздался  резкий  голос,  -  говорит   полковник
Кочиевский.  Спасибо,  что  вы  решили  мне  ответить.  Я  хочу  с  вами
встретиться.
   - Когда и где? - Он знал, что долго говорить не следует. Но это  знал
и Кочиевский.
   - Завтра вечером. В шесть часов.  В  ресторане  "Царская  охота".  Он
находится...
   - Я знаю...
   - Тем лучше. Безопасность мы  гарантируем.  Давид  Самуилович  обещал
быть посредником. До свидания.
   - До свидания. - Он положил трубку.
   - Что у нас? - спросил Рыжов у своих сотрудников.
   - Ничего установить не удалось, - доложил один  из  офицеров  ФСБ,  -
неизвестно, откуда звонили и где находится телефон.
   - Я так и думал, - кивнул Рыжов, - они решили подстраховаться.
   - Вы думаете, стоит завтра пойти на  свидание  с  этим  мерзавцем?  -
встревожился Всеволод Борисович.
   - Обязательно  пойду,  -  мрачно  ответил  Дронго,  -  очевидно,  нам
действительно пора лично поговорить.
   - Это может быть очень опасно, - предостерег Романенко.
   - Не думаю. Он же не идиот, понимает, что я буду  не  один.  Ресторан
находится на правительственной трассе, недалеко от  Жуковки.  Там  полно
милиции и сотрудников службы охраны. И  кроме  того,  гарантия  Бергмана
стоит многого. Если, конечно, он мне вечером позвонит.
   - Вы думаете - позвонит? - У Романенко был  растерянный  вид.  Он  не
представлял,  как  можно  встречаться  с  человеком,   подозреваемым   в
организации убийства своего коллеги.
   -  Обязательно  позвонит.  И  не  нужно  так   нервничать,   Всеволод
Борисович.
   Раз он разрешил отпустить  Лукина,  раз  решился  на  такую  встречу,
значит, хочет сообщить мне нечто очень важное.
   - А если он хочет предложить вам взятку? - спросил Лукин.
   Дронго обернулся, посмотрел через плечо на  молодого  человека.  Тот,
чуть покраснев, отвернулся.
   - За всю свою жизнь, - сообщил Дронго чуть Дрогнувшим голосом, - я не
заработал ни копейки, которой не мог бы  гордиться.  Для  меня  человек,
берущий незаработанные деньги, хуже проститутки, которая торгует,  своим
телом. Причем  заработки-то  вполне  трудовые.  Совестью  не  торгую.  Я
ответил на твой вопрос, Захар?
   - Завтра, - примирительно заметил Романенко, - завтра мы узнаем,  что
толком они хотят. Надеюсь, что все пройдет благополучно.

Париж. 14 апреля

   Сегодня вечером я приехал в Париж. Не знаю почему, но на  меня  город
не производит такого впечатления, как на многих людей. Обычный  город  -
большая столица европейского государства. В центре похожие друг на друга
здания в некоем псевдоромантическом стиле.  Говоря  честно,  думаю,  что
нужно  очень  любить  жизнь  или  быть  чуточку  влюбленным,  чтобы   по
достоинству оценить Париж.  Жизни  у  меня  осталось  не  так  много,  а
настоящей любви никогда и не  было.  Вот  и  все  объяснение.  Для  меня
маленький городок типа французского Бреста или бельгийского  Гента  куда
более приятное место для проживания, чем огромный шумный  Париж.  И  для
упокоения - тоже.
   Я забрал все свои вещи из отеля, сел в поезд и впервые  за  несколько
дней остался один, без своих бдительных  "друзей".  Я  сидел  в  купе  в
абсолютном одиночестве, твердо зная, что за мной никто не следит. Я даже
проверил и убедился - действительно,  никого.  Меня  очень  смущал  этот
взрыв в Антверпене.
   Кто мог узнать о моей встрече? Почему нужно было  взрывать  Ржевкина?
По логике, всех возможных свидетелей должны убирать люди Кочиевского. Но
если они не поехали в Схетон, кто тогда встречал там людей Хашимова? Или
же мои "наблюдатели" решили сделать круг и вернуться  к  офису  компании
Ржевкина?
   От сильного напряжения кашель мой стал затяжным, я с ужасом  замечал,
как платок все обильнее окрашивается кровью. Если я не дотяну  до  конца
поездки, моя семья может  и  не  получить  "премиальных"  за  найденного
Труфилова. Как я его ненавидел в душе, внушая себе, какой он негодяй.  С
другой стороны - пока все нормально. Если все пойдет так и дальше, я уже
через несколько дней вернусь  в  Москву  умирать  богатым,  а  Труфилова
похоронят в Париже, куда он сбежал, надеясь остаться богатым и живым.
   Когда поезд подходил к Парижу, я  включил  свой  телефон  спутниковой
связи. И он сразу зазвонил,  словно  ждал  моего  сигнала  -  Почему  вы
отключили телефон? - услышал  я  голос  Кочиевского.  -  Где  вы  сейчас
находитесь?
   - Не хотел, чтобы меня засекли, - признался я полковнику, - сейчас  я
в поезде, уже подъезжаю к Парижу.
   - Вы успели поговорить с Ржевкиным? -  Он  так  и  спросил  "успели",
забывая  о  том,  что  я  подполковник  КГБ.  Явно  нервничает,  и  этим
объясняется его прокол. Он невольно себя выдал, но я Должен делать  вид,
что ничего не понял.
   - Я с ним встретился, - докладываю  я  полковнику,  -  но  он  ничего
толком не знает. Видел Труфилова последний раз два года назад.
   - Почему вы решили поехать в Париж, а не в Лондон? - спрашивает  меня
Кочиевский.
   - Здесь двое людей, с которыми может общаться Труфилов, а в Лондоне -
только один. Больше шансов именно в Париже. - Я говорю логично, и откуда
Кочиевскому знать, что я решил начать собственную игру. Я  уже  не  верю
полковнику, который послал за мной целую  свору  безжалостных  убийц.  Я
больше не верю никому.
   - Когда устроитесь, сообщите мне, в  каком  вы  отеле,  -  продолжает
полковник. - Завтра утром получите адреса.
   Он даже не знает, что у меня есть адрес  Сибиллы.  У  меня  в  запасе
ночь, и я попытаюсь найти Труфилова без его "наблюдателей". На вокзале я
прохожу в туристическое бюро и прошу заказать  мне  отель  где-нибудь  в
районе Монпарнаса.
   -  Непосредственно  у  вокзала?   -   спрашивает   меня   улыбающаяся
француженка.
   Нет, у вокзала  нельзя.  Если  остановлюсь  слишком  близко  к  авеню
генерала Леклерка,  полковник  может  заподозрить  неладное.  Нет-нет...
Близко нельзя. Нужно где-то подальше. Я показываю на выставленной передо
мной карте Парижа место, находящееся поближе к Сене. От Монпарнаса  -  к
западу.
   - Бульвар Гренель? - спрашивает девушка.
   - Да. Пусть будет бульвар Гренель, - соглашаюсь я,  отмечая  отель  в
три звездочки. Мне не нужен особый комфорт. Только тишина. Девушка  чуть
заметно пожимает плечами  и  поднимает  трубку  телефона.  Через  минуту
говорит, обращаясь ко мне:
   - С вас пятьдесят франков. Отель "Холлидей Инн" на бульваре Гренель.
   Чтобы взять такси, вам нужно спуститься вниз на один  этаж  и  пройти
направо.
   - Спасибо. -  Я  беру  бланк  заказа,  еще  не  зная,  что  за  отель
приготовила  мне  эта  улыбающаяся  стервочка.  Нет,  она  сказала   все
правильно. Только это не отель "Холлидей Инн", а скорее мотель.  И  дело
не  в  том,  что  в  небольшом  шестиэтажном  домике  всего  сорок  семь
плохоньких номеров, - прямо напротив входа в  здание,  на  уровне  окон,
проходит линия метро. Представляете, какой здесь грохот? Тишины  у  меня
явно не будет. Правда, я получил номер с выходом на  противоположную  от
подземки сторону, окно которого упирается в глухую  стену.  Но  это  все
равно лучше, чем вид на грохочущий поезд. Если учесть, что  за  сутки  я
плачу девятьсот франков, что составляет примерно сто пятьдесят долларов,
то мой номер явно не тянет на такую цену. Впрочем, мне все равно. Платит
Кочиевский, а ему я не собираюсь экономить деньги.  Вообще,  нужно  было
снять апартаменты за тысячу долларов, но мне и  этого  не  хочется.  Моя
мечта остаться в номере своего отеля и никуда не выходить -  день,  два,
три. Месяц. Все оставшееся время до  самого  конца.  Смотреть  в  глухую
стену и думать о моей неудавшейся жизни.
   Я долго размышлял, почему  у  нас  ничего  не  получилось  с  Вилмой?
Разница в возрасте? Нет, я знал семьи, где разница была гораздо  больше,
например, у родителей моей матери, где отец был старше своей жены,  моей
бабушки, на целых двадцать лет. И они счастливо прожили всю свою  жизнь.
Разница в возрасте здесь ни при чем. Скорее разница в  мировоззрении.  Я
любил посидеть дома, посмотреть  телевизор,  почитать  книгу.  Вилму  же
тянуло в шумные компании,  к  друзьям,  радовали  все  эти  презентации,
встречи.
   Но сейчас я думаю, что мы разошлись даже не из-за этого. И дело  было
не в ней - во мне. Может, поэтому я довольно спокойно реагировал  на  ее
многочисленные измены, чувствуя свою вину? Я ведь  не  хотел  уезжать  в
Москву, я думал остаться в Риге, стать инженером. После  смерти  отца  я
принял решение, о котором потом долго жалел. Мне сначала казалось,  что,
попав К "систему", я смогу понять механизм ее воздействия  на  человека,
смогу стать ее частью и это в будущем огородит меня и мою семью  от  тех
неприятностей, которые выпали на долю моих родителей, да  и  мою  лично.
Может,  Фрейд  или  Юнг  объяснили   бы   все   моими   подсознательными
комплексами. Страхом предать отцовское начало,  ведь  первые  годы  моей
жизни я провел без отца, и это въелось в мою  память.  Встреча  с  отцом
стала точкой отсчета новой жизни, которую я запомнил навсегда.
   Но судьбу нельзя повторить. То, что для моего отца  было  делом  всей
его жизни,  для  меня  стало  тяжкой  обязанностью.  Я  неплохо  учился,
довольно успешно продвигался по службе, но это было не мое. Я чувствовал
- все это не мое. Меня мучило, что я совершил ошибку. И когда я встретил
Вилму, такую молодую, непосредственную, живую, мне показалось,  что  она
способна изменить мою судьбу.
   Но мы оба не смогли измениться. Ни она, ни я. Впервые я понял это еще
в Африке, когда к нам в посольство приехала делегация Госкино. В составе
делегации был один молодой  актер,  уже  достаточно  популярный  к  тому
времени, успевший сняться в нескольких нашумевших фильмах. Весь вечер на
приеме в посольстве он делал комплименты Вилме. Я обязан был понять, что
происходит, заметить их взгляды. Но я ничего не видел - не хотел видеть,
погруженный в себя. На следующий день она поехала вместе с делегацией на
экскурсию, кажется, в местный зоопарк.  Когда  все  вернулись  к  обеду,
оказалось, что нет Вилмы и того смазливого актера. Она  появилась  через
два часа. Если бы меня случайно не оказалось дома, я бы,  возможно,  так
ни о чем и не догадался. Но она сразу полезла в ванную. Если учесть, что
она не любила днем мыться, принимая душ только по  утрам,  я  заподозрил
неладное. Я вошел в ванную и молча смотрел на нее. Она  вдруг  испуганно
обернулась на меня.
   - Что? Что? - спросила с тревогой.
   - У тебя синяк на плече, - сказал я, глядя ей в глаза, - кажется, это
кровоподтек. Где ты могла так удариться?
   - Синяк как синяк, - вспыхнула она. Восточный мужчина на  моем  месте
устроил бы сцену ревности. Или отправился бы бить морду молодому актеру.
Я же повернулся и  вышел  из  ванной.  Вечером  мы  провожали  делегацию
Госкино. Когда этот актер протянул мне руку, я посмотрел  ему  в  глаза.
Похоже, он даже забыл, что я муж Вилмы. Он  улыбался  и  смотрел  сквозь
меня. Подумаешь, эпизод в его богатой приключениями жизни. И  я  подумал
тогда, что нужно жить, как этот артист,  порхая  по  жизни  и  не  очень
утруждаясь сомнениями. Возможно, болезнь потому и съедает  меня,  что  я
слишком часто занимался самоедством.
   Восточным мужчиной я не был, но пять лет в Сибири что-то да  значили.
У меня была сибирская закваска.  Я  улыбнулся  в  ответ  актеру  и  тихо
сказал:
   - Вам просили передать пакет.
   - Какой пакет? - не понял он.
   - Посылку. Просили передать без свидетелей. - Да, он даже не вспомнил
меня. Для него я был предметом интерьера. Он покорно прошел  за  мной  в
туалет.
   - Где же пакет? - спросил он,  и  в  этот  момент  я  ударил  его  по
физиономии. Он вскрикнул. Я нанес еще два удара в живот, и  он  упал  на
пол.
   Парень оказался хлюпиком, несмотря на все свои внушительные  размеры.
Он хныкал, когда я поднял его.
   - Я муж Вилмы, - сообщил я этому типу, и он начал  размазывать  слезы
по лицу. Мне стало противно. На какую же мразь она польстилась.
   - Вы с ней спали? - спросил я. - Только не врать.
   - Нет. - Он все еще думал, что я собираюсь его убивать.
   - Говори правду. - Я бил его  без  эмоций,  и  это,  наверное,  самое
страшное.
   - Мы с ней... мы... Это она... она... Я не хотел...
   - Где вы были?
   - В машине. Я взял машину у консула. Но я не хотел.
   Черт побери, она изменила мне с этим типом в машине. Не  могла  найти
нормального места, чтобы трахнуться. Потому-то сразу побежала в душ. Мне
даже стало смешно. Я поднял его и еще раз отвесил  пощечину.  Если  бить
ладонью, то эффект получался двойной. Больно и обидно. И  главное  -  не
оставляет видимых следов.
   - Иди к самолету. Опоздаешь и останешься в этой проклятой стране, - я
подтолкнул его к выходу.
   Я надеялся, что никто ничего не заметил. Но я ошибался. Только спустя
много лет я узнал, что все обратили внимание на наше отсутствие.  Кто-то
рассказал об этом своей жене, а та, в свою очередь,  своей  подруге.  По
цепочке сплетня дошла до Вилмы.
   Целых три месяца после этого мы с ней не общались. Пока однажды ночью
она не пробралась ко мне в постель. И мы, ничего не объясняя друг Другу,
занялись любовью. Мне не хотелось ее обвинять,