й.  Он
считал, что такой случай наступил и без их консультации не обойтись.
   Хургинас взял трубку сразу, после первого звонка. Очевидно,  это  был
его прямой телефон. Он сказал что-то по-литовски.
   - Добрый день, - поздоровался Дронго,  -  кажется,  у  меня  возникли
некоторые проблемы.
   - Что случилось? - напряженным голосом спросил Хургинас. - У вас  все
в порядке?
   - Пока да, спасибо. Мне срочно понадобилась ваша помощь.
   - В чем?
   - Я не могу выйти на своих друзей в Москве, поэтому хотел  бы  узнать
об одном человеке через ваши каналы. Если это возможно.
   - Какого человека? - не понял Хургинас. - Откуда вы говорите?
   - Я нахожусь в Москве. Мне нужно узнать, не связывался ли ваш  убитый
дипломат с кем-нибудь  из  Германии?  Может,  ему  звонили  или  к  нему
приезжали? Или он сам звонил в Германию? У него могли  быть  знакомые  в
Германии. Нельзя ли это узнать?
   - Конечно, можно. Мы проверим все телефонные звонки за месяц  до  его
смерти. У вас есть еще какие-нибудь просьбы?
   - Нет, только эта информация. Когда я могу позвонить?
   - Завтра в это время. Я постараюсь все уточнить.
   - Спасибо. - Дронго положил трубку на рычаг.
   Теперь нужно каким-то образом  выяснить,  не  служил  ли  в  Западной
группе войск в Германии офицер с фамилией Савельев.  Это  можно  сделать
через Министерство обороны. Ему понадобятся данные по кадровому  составу
группы войск.
   Такая информация уже давно не засекречена,  ее  не  станут  скрывать.
Просто необходимо правильно сформулировать вопрос и получить ответ через
их компьютерную сеть. Но  для  этого  хорошо  бы  найти  кого-нибудь  из
знакомых в Министерстве обороны, иначе  компьютер  не  выдаст  ему  даже
такую, уже совсем не секретную, информацию, как присутствие  в  Западной
группе войск офицера по фамилии Савельев.
   Опять звонить Владимиру Владимировичу? Нет, это не выход.  Они  могут
проследить и выйти на него раньше, чем он сумеет сделать запрос.  "Легче
работать в Америке", - подумал Дронго. Там любой желающий может войти  в
компьютер со своим запросом, и, если ответ  на  поставленный  вопрос  не
является секретным,  он  получит  его  почти  сразу.  А  если  ответ  по
какой-либо причине не может быть дан,  то  компьютер  просто  составляет
соответствующую справку и  при  попытке  обойти  запреты  блокирует  всю
информацию. Но подобного стиля общения еще не существовало ни в  России,
ни на всем постсоветском пространстве, не говоря уж о том, что во многих
министерствах обороны  новых  национальных  государств  вообще  не  было
единой компьютерной системы.
   Оставалось использовать связи самого Потапчука.  Когда  на  следующее
утро  они  встретились   у   книжного   магазина,   Дронго   спросил   у
"ликвидатора":
   - У вас не осталось старых знакомых среди военных?
   - Нет, - удивился Потапчук, - а почему вы спрашиваете?
   - Нужно сделать запрос через их  компьютерную  сеть,  чтобы  получить
быстрый ответ. Если бы у вас были знакомые...
   - Есть один, - сразу  вспомнил  Потапчук,  -  как  раз  то,  что  вам
требуется.
   Он работает  в  пресс-службе  Министерства  обороны.  Майор  Стымский
Леонид Алексеевич.
   - Откуда вы его знаете? - уточнил Дронго. - Надеюсь, он не из  бывших
"ликвидаторов"?
   - Когда КГБ ликвидировали, он еще  даже  не  работал,  -  ухмыльнулся
Потапчук, - это племянник моей жены. Он иногда  к  нам  приходил,  очень
толковый парень, всегда компьютерами увлекался. Ему еще тридцати нет,  а
уже майор. Он далеко пойдет с такими знаниями.
   - Вы можете с ним связаться? - Дронго боялся поверить в такую удачу.
   - Попробую. Но у меня нет  его  рабочего  телефона.  Никогда  ему  не
звонил.
   - Это я быстро узнаю, - кивнул Дронго, - поехали ко мне в  гостиницу,
позвоним оттуда. Заодно и пообедаем.
   - Вы думаете, он  сумеет  добыть  для  нас  какие-нибудь  сведения  о
"кузене"
   Игнатия Савельева? - удивился Потапчук. -  У  него  может  просто  не
получиться.
   Столько лет прошло, войска из Германии давно вывели.  Какая  разница,
кто и когда там служил. У них давно нет таких данных.
   - У них есть данные даже по офицерам и солдатам,  погибшим  во  время
войны, - прервал его Дронго. - Если не хотите звонить, лучше признайтесь
честно.
   Только не нужно меня обманывать.
   - Почему не хочу? - обиделся Потапчук. - Поехали, я ему сам позвоню.
   Уже в гостинице,  когда  они  наконец  смогли  дозвониться  в  газету
"Красная звезда" и через  ее  сотрудников  узнать  телефон  пресс-службы
министерства, Дронго набрал номер и передал трубку Потапчуку.
   - Леонида Алексеевича позовите, - пророкотал Потапчук басом.
   - А кто говорит?
   - Скажите, Потапчук, его родственник, он знает.
   Через минуту трубку взял Стымский.
   - Добрый день, Виктор Николаевич, - удивился майор столь неожиданному
звонку своего родственника, - что случилось?
   - Ничего страшного,  Леонид,  просто  помощь  твоя  нужна,  -  сказал
Потапчук.
   - Какая помощь? Откуда вы говорите?
   - Да ты успокойся, ничего страшного не  случилось.  Мне  твоя  помощь
нужна по личному вопросу, понимаешь, по личному.
   - Слава богу, - услышал он голос майора, - а я думал, с мамой  плохо.
Она болеет в последнее время.
   - Нет, с ней все в порядке.
   - А какое у вас личное дело?
   - Мы с друзьями собрались и былое вспоминаем, - сказал Потапчук,  как
его научил  Дронго,  -  хотели  узнать,  где  один  наш  товарищ  теперь
находится. Он военным был. Ты не мог бы узнать, где он сейчас  и  что  с
ним случилось?
   - Конечно, могу. Назовите его фамилию, имя, отчество и место  службы.
Я  отправлю  запрос,  и  через  полчаса  вы  получите  на  него   полную
информацию.
   - В том-то все и дело, - уныло сказал Потапчук, - фамилию мы помним и
место, где служил, знаем. А имя, отчество, хоть убей, забыл,  из  головы
вылетело. Главное - он был  братом  одного  нашего  сотрудника.  Вот  мы
теперь его и ищем.
   - И вы не знаете его имени, отчества? - удивился майор, но ничего  не
заподозрил. В конце концов, его спрашивали не об офицере  в  действующей
группе  войск.  Речь  шла  всего-навсего  о  бывшем   офицере   из   уже
ликвидированной группы войск.  -  Где  он  хотя  бы  служил?  -  уточнил
Стымский.
   - Летом девяносто первого служил в Германии, -  ответил  Потапчук,  -
его фамилия Савельев.
   - Вы бы еще сказали -  Иванов,  -  засмеялся  Стымский,  -  там  было
столько Савельевых. Это же распространенная фамилия. Как я  могу  найти,
кто именно вам нужен?
   - Дай мне список всех, а мы своего сразу найдем, - попросил Потапчук.
- Тогда ему было лет сорок - сорок пять.
   - Ладно, Виктор Николаевич, сделаем, - пообещал молодой офицер, - раз
надо, значит, надо. Вообще-то можно и так узнать. Эти  сведения  уже  не
закрытые, ничего секретного нет.
   - Поэтому я тебе и позвонил, - нашелся  Потапчук.  -  Уважь  старика,
узнай, служил ли там Савельев.
   - Какой вы старик. Вы здоровее всех нас, - засмеялся  Стымский.  -  В
общем, вечером я вам позвоню. Скажите только, куда.
   - Я сам тебе позвоню, -  начал  Потапчук,  но,  заметив  укоризненный
взгляд Дронго и его жест в сторону телефона, быстро поправился:
   - А впрочем, запиши номер. Я продиктую.
   Он продиктовал гостиничный номер телефона Дронго.
   - Обещал узнать к вечеру, - произнес Потапчук,  недовольно  глядя  на
Дронго.
   - Зачем вы дали свой телефон?
   - Он и так уже начал подозревать, что это не ваш сослуживец и  вообще
не ваш знакомый. Вы не знаете ни его части, ни его имени, ни отчества. И
не хотели давать телефон. Он может решить, что в таком случае не стоит и
искать, - резонно заметил Дронго. - Ничего, теперь мы будем  дежурить  с
вами в этой комнате. Привыкайте к  моему  обществу,  Потапчук,  нам  еще
предстоит вместе совершить путешествие в Германию.
   - Только этого мне и не хватало, - буркнул напарник.
   В этот день они обедали и ужинали в номере, Дронго сам ходил в  буфет
за продуктами. Он еще помнил  времена,  когда  в  буфетах  не  торговали
ничем, кроме старой сметаны и плохо нарезанной и дурно пахнущей колбасы.
"Россия" всегда снабжалась очень неплохо, и в семидесятые годы считалась
одной  из  самых  престижных  гостиниц  Советского   Союза.   Но   после
перестройки,  как  и  во  всем  государстве  в  целом,  ситуация  начала
стремительно  ухудшаться,  и  к  концу  восьмидесятых  здесь   создалось
отчаянное положение. Если и раньше в  гостинице  не  соблюдалось  особой
нравственности и официанты могли послать  в  номер  любую  понравившуюся
девочку, то с ослаблением бдительности КГБ, когда-то имевшего здесь свою
службу, и МВД, откровенно махнувшего на все рукой, в коридорах гостиницы
начали работать "поточным" методом специальные девушки-проститутки.
   Они просто обходили номер за номером, не задерживаясь больше  чем  на
десять-пятнадцать  минут,  во   время   которых   умудрялись   доставить
удовольствие постояльцу и заработать до ста рублей. Разумеется, инфляция
постоянно корректировала цены, а сама гостиница продолжала  стремительно
разрушаться. По коридорам уже бегали  крысы,  мебель  "сыпалась",  полки
ломались, в ванных комнатах отваливалась  плитка.  А  буфеты  напоминали
худшие времена "военного коммунизма".
   После реформ девяностых буфеты разом наполнились  продуктами,  в  том
числе и самыми дефицитными. Правда, цены теперь  стали  заоблачными,  но
это уже никого  особенно  не  волновало.  С  крысами  вели  малоуспешную
борьбу, а на проституток просто махнули рукой. Кто  из  клиентов  хотел,
все равно приводил с собой хоть целый легион,  заплатив  соответствующую
мзду швейцарам. "Россия" середины девяностых была уже другой гостиницей.
   В  семидесятых  она  напоминала   солидного   советского   служащего,
уверенного в своем будущем  и  имеющего  хорошую  крепкую  семью,  а  по
вечерам посещающего любовницу и откровенно берущего взятки, понимая, что
прожить на зарплату при его расходах довольно  трудно.  В  восьмидесятых
она  стала  похожа  на  беспутную  женщину,   потерявшую   ориентиры   и
представление о возрасте, когда все равно с кем и зачем, но в  душе  еще
остались какие-то светлые позывы, впрочем, не до конца реализованные.  В
девяностых  гостиница  больше  походила  на  молодящегося  сорокалетнего
бизнесмена, вечно озабоченного своим имиджем, не имеющего еще  денег  на
покупку хорошей квартиры, но уже обзаведшегося непременным  "Мерседесом"
и сотовым телефоном.
   Дронго помнил  все  метаморфозы,  происходившие  с  этой  гостиницей.
Когда-то давно здесь часто останавливался его отец, предпочитавший  жить
во время командировок  именно  в  этой  гостинице.  По  странной  логике
судьбы,  после  своего  первого,  самого  трудного   визита   за   рубеж
вернувшийся оттуда Дронго останавливался именно в "России".
   Стымский не обманул. Молодые  люди,  стремительно  делающие  карьеру,
имеют большой потенциал благородства, не успевший еще  развеяться  из-за
различных потрясений на жизненном пути. Он позвонил в половине  шестого,
весьма довольный собственными розысками.
   - Я все узнал, - услышал Потапчук его напористый голос. - Отчасти  вы
были правы, но отчасти оказался прав и  я.  Летом  девяносто  первого  в
Западной группе войск в Германии служили сразу шестеро  Савельевых.  Вам
дать все данные?
   - Да, конечно.
   -  Двое  из  рядового  состава,  призывники.  Один  сержант,   другой
рядовой-водитель. Их данные тоже давать? Они молодые  ребята,  вернулись
домой сразу после демобилизации.
   - Нет, их  пропусти,  только  офицеров,  -  быстро  сказал  Потапчук,
полагая, что солдаты не представляют для них интереса.
   - Из подходящих есть  только  двое.  Остальные  очень  молодые.  Один
Савельев шестьдесят пятого года рождения, лейтенант-связист. Он служил в
Германии только шесть месяцев, потом его перевели в  Казахстан.  Кстати,
он там до сих пор и находится. Наверное, уже в их армии.
   - Не подходит, - согласился Потапчук, - давай следующего.
   - Другой капитан-переводчик. Но это не мужчина, а женщина,  Савельева
Лидия Марковна.
   - Тоже не подходит, - не  улыбнувшись,  сказал  Потапчук,  -  женщину
можешь исключить. А кто остальные двое?
   - По-моему, эти как раз то, что вам нужно. Поэтому  я  выписал  более
подробно, - радостно  сказал  Стымский.  Ему  было  приятно,  что  сумел
оказать такую услугу мужу тетки.
   - Говори, я записываю, -  не  разделяя  его  радости,  сухо  произнес
Потапчук.
   - Олег Савельевич Савельев, полковник, в  то  время  начальник  штаба
дивизии, сорока трех лет. И Петр  Игоревич  Савельев,  подполковник.  Он
контрразведчик. Ему было сорок Два. Вот и все.
   - Адреса обоих офицеров у тебя есть? - взволнованно спросил Потапчук,
записывая данные.
   - Точные адреса, возможно, и изменены, оба офицера уволились из армии
после лета девяносто первого  года.  Полковник  Олег  Савельевич  сейчас
живет в Санкт-Петербурге, у нас есть его последний адрес и телефон.
   - Давай, - попросил Потапчук, записывая все данные бывшего начальника
штаба дивизии.
   - А  второй  Савельев  тоже  уволился  из  армии  и  теперь  живет  в
Новороссийске.
   Но его телефона у нас нет. Только адрес.
   Потапчук аккуратно записал адрес и этого офицера. Потом спросил:
   - А почему они оба уволились из армии?
   - Первый "по болезни". Я не сказал,  что  это  была  дивизия  ВВС,  а
второго уволили из армии в связи с  какими-то  неприятностями.  Так,  во
всяком случае, вытекает из его личного дела. Хотя  в  деле  есть  и  его
собственный рапорт об увольнении.
   - Значит, оба живут сейчас в России?
   - Этого я не знаю. Они же не докладывают нам, если меняют адреса. Но,
по данным  нашего  компьютера,  их  последнее  место  жительства  именно
Санкт-Петербург и Новороссийск.  Если  они  вам  так  нужны,  вы  можете
сделать запрос в адресное бюро. Теперь у вас имеются их  точные  Данные.
Имя, отчество, год рождения. А то я уже сомневаться начал,  кого  именно
вы ищете? Может, вы, Виктор  Николаевич,  свое  собственное  детективное
агентство открываете? Учитывая ваш прежний опыт.
   - Какое еще агентство, - сказал на  прощание  Потапчук.  -  Ну,  будь
здоров, Леонид, спасибо тебе за все!  Он  положил  трубку,  взглянул  на
Дронго.
   - Один из двоих приходится братом  Савельеву,  если  действительно  у
того был двоюродный брат в Германии. Нам  остается  только  узнать,  как
звали  отца  Игната  Савельева  и  сравнить  его  отчество  с  отчеством
родителей этих Савельевых, - предложил Дронго, - у кого оно совпадет,  и
есть тот, которого мы ищем.

Глава 17

   Дункан Фрезер прилетел в Гамбург поздно вечером. Уже  сидя  в  такси,
отвозившем его в гостиницу, он с неудовольствием заметил, что начинается
сильный дождь. "Придется идти на встречу с  зонтом",  -  подумал  он,  с
досадой глядя на усиливающийся ливень. В отеле он попросил выделить  ему
самый тихий номер. Испуганная девушка,  выдававшая  магнитную  карточку,
заменявшую ключи, заметила его недовольство и не стала говорить, что все
номера в их отеле достаточно тихие.
   Он взял карточку и прошел к лифту,  кивнув  на  свой  багаж,  который
должны были поднять в номер. Теперь  следовало  позвонить  тому  чертову
немцу. Из-за него он перелетел Ла-Манш, который  англичане  до  сих  пор
называли "Английским каналом". Подсев к телефону, он набрал номер.  Часы
показывали половину первого ночи,  но  он  знал:  человек,  которому  он
сейчас звонил, дождется его при всех обстоятельствах.
   - Добрый вечер, - сказал Фрезер по-английски.
   Он плохо говорил по-немецки, этот язык не всегда удавался англичанам.
   Правда, Дункана Фрезера извиняло  и  то  обстоятельство,  что,  кроме
родного английского, он знал еще французский, испанский и итальянский. И
даже такой экзотический язык, как русский.
   В Европе уже давно считалось дурным тоном знать один или два языка.
   Просвещенные европейцы уяснили для себя,  что  язык  -  это  средство
международного  общения.  И  полагаться  в  таких  случаях   только   на
переводчика  нельзя.  Изучению  иностранных   языков   помогало   и   то
обстоятельство,  что  многие  из  них   были   достаточно   близкими   и
родственными друг другу. Знающий  итальянский  язык  вполне  сносно  мог
понимать испанский и наоборот.
   На западе Соединенных Штатов очень многие свободно владели не  только
английским, но и испанским, а некоторые даже японским. После введения  в
Европе  Шенгенской  зоны   и   свободного   прохождения   границ   между
государствами люди стали общаться еще больше, выбирая языки соседей  для
изучения и освоения.
   Собственно, подобное случалось и в других  местах,  где  концентрация
перемещения  наций  и  народов  была   достаточно   плотной.   В   таких
полифоничных и многоязыковых городах, как Баку  или  Тбилиси,  считалось
нормальным знание трех-четырех языков, причем  стоявших  друг  от  друга
неизмеримо  дальше,  чем  обычные  европейские  языки.  Любой  городской
житель, выросший в старых кварталах  Тбилиси,  достаточно  свободно  мог
владеть русским, грузинским, азербайджанским, армянским  языками.  Точно
так же живущий в Баку человек мог одинаково  хорошо  говорить  по-русски
или по-армянски, уже не говоря о своем родном языке  -  азербайджанском,
благодаря которому он мог понимать  и  турецкий,  узбекский,  татарский,
туркменский языки.
   Однако европейцам приходилось легче в том смысле, что употребляемые в
маленькой  Европе  языки  считались  универсальным   мировым   средством
общения.
   Английский  язык   небольшой   Великобритании   уже   стал   поистине
международным благодаря его применению в США, Канаде, Австралии,  Индии.
На испанском языке говорили почти все страны  Латинской  Америки,  а  на
французском - многие  страны  Африки.  Именно  поэтому  знание  основных
языков обеспечивало приоритет европейцев в их путешествиях по миру  и  в
общении с представителями  других  народов.  Но  Фрезер  все-таки  слабо
владел немецким языком. и если бы не чрезвычайная важность операции, его
наверняка не послали бы в подобную командировку.
   - Кто говорит? - спросил на ломаном английском незнакомец.
   "Не хватает только, чтобы и он не знал английского языка, - с  ужасом
подумал Фрезер. - Как же мы будем общаться?"
   - Мне нужен герр Уве Фогель, - сообщил он.
   - Я вас слушаю, - ответил собеседник и вдруг поинтересовался:
   - А вы не говорите по-немецки или по-русски?
   - По-русски немного говорю, - ответил обрадованный Фрезер  и  уже  на
русском языке спросил:
   - Я не уверен, что мой русский настолько хорош. Но когда мы могли  бы
встретиться?
   - Я думаю, не нужно откладывать, - предложил Фогель, - мои друзья  не
любят, когда подобные процессы слишком затягиваются.
   По-русски он говорил нормально, только медленно,  тщательно  подбирая
слова.
   "Может, он выходец из России? - подумал Фрезер. Немцы обычно  говорят
на русском языке с чудовищны  акцентом,  а  этот  очень  хорошо,  только
маленькие паузи выдают его желание подумать.  Или  вспомнить  подходящее
слово. Да, скорее всего он выходец из России. Сейчас  в  Германии  много
таких людей".
   - Понимаю, - сказал он, - когда вы сможете ко мне приехать?
   - Прямо сейчас, - сказал Фогель, - назовите ваш  адрес,  и  я  приеду
через пятнадцать-двадцать минут. В каком вы отеле?
   - "Кемпинский отель Атлантик", это на берегу реки, -  сказал  Фрезер,
собираясь продиктовать точный адрес своему собеседнику.
   - Я знаю, - быстро перебил его Фогель, - какой номер?
   - Триста пятый, - обрадовался Фрезер.
   Пусть этот немец сам тащится под дождем.
   - Через двадцать минут. Я как раз оставил свой  автомобиль  внизу,  у
дома, не стал отгонять его на стоянку.  У  меня  в  руках  будет  журнал
"Гонг". Надеюсь, вы меня узнаете.
   - Прекрасно, я жду вас внизу, в вестибюле.
   Фрезер положил трубку и посмотрел на часы.  Снова  поднял  трубку  и,
набрав номер ресторана, попросил принести ему пару сандвичей. Он  достал
из