, даете автоматную  очередь.
Это не работа, это хулиганство какое-то. Людей  убиваете  невиновных.  И
еще масса свидетелей ваши хари запоминает. А я работаю четко, меня никто
никогда опознать не может.
   - Ну, скажи, скажи, - горячился Проколов, -  значит,  мы,  по-твоему,
совсем чурки?
   - На серьезное дело вас взять нельзя, - рассудительно сказал Барон. -
Пошуметь, пострелять, покричать - это вы мастера.
   - Ты что говоришь?! - возмутился Казак. - Мы такие  дела  делали,  до
сих пор никто не знает. Знаешь, как мы работали ювелирно. Стреляли мы  в
контрразведчиков  только  потому,  что  другого  выхода  не  было.   Нам
приказали быстро все сделать,  чтобы  их  машина  до  Москвы  не  дошла.
Поэтому мы и стреляли, шумели. А если надо, мы и тихо работали.
   - Знаю вашу тихую работу, - издевательски засмеялся Барон. -  Вам  же
думать неохота. Пистолет есть, автоматы есть, зачем думать. Остановился,
дал очередь и дальше поехал.
   - Чего ты из нас дуболомов делаешь! - окончательно разозлился  Казак.
- Мы, если хочешь знать, такую операцию провели несколько месяцев назад,
комар носа не подточит.
   Барон продолжал тихо смеяться. Это окончательно вывело  из  себя  его
соседа по камере. Не  обращая  внимания  на  остальных  заключенных,  он
довольно громко спросил:
   - Не веришь, значит?
   - Не пыли, - больно толкнул его в бок Барон, - кричать не нужно.
   Испуганный Проколов оглянулся, чуть успокоился, видя, что все  заняты
своими разговорами, и продолжал:
   - Мы, если хочешь знать, полгода назад  одну  бабу  пришили.  Да  так
чисто все сделали, что все до сих пор считают, что она в аварию попала.
   Барон насторожился. Эта информация могла пригодиться.  Он  уже  знал,
что на квартире Марата ничего не  нашли  и  подозрительный  Уханов  даже
считал, что Барон решил  сыграть  за  обе  команды.  Теперь  нужно  было
реабилитироваться.
   - Какую бабу? - очень тихо спросил он.
   - Да не знаю какую, -  возбужденно  зашептал  уже  не  сдерживающийся
Проколов, - какая-то иностранка была. Она в машину села, и тут  Крутиков
ей шарф на шею - и задушил. Жалко, правда,  что  убил,  мы  бы  поиграть
могли. Красивая баба была.
   Но мы ее задушили, а потом на дороге машину поставили,  чтобы  она  с
грузовиком столкнулась. Знаешь, как все  точно  сделали.  Рассчитали  до
мелочей. Даже эксперты заключение дали,  что  баба  сама  столкнулась  с
грузовиком. Никто ничего не заподозрил. И шофер грузовика плакал, жалко,
говорит, я бабу убил. А это ведь мы все придумали.
   Барон скептически пожал плечами.
   - Ты мне сказки не рассказывай, - подзадорил он своего собеседника.
   - Правду говорю, - занервничал тот, - настоящая иностранка была.
   Американская журналистка. Мы все так чисто сделали, что никто  ничего
не понял.
   Разбилась, ну и разбилась.
   - Молодцы, - задумчиво сказал Барон, - ладно, кончай трепаться. Давай
спать.
   - Опять не веришь? - обиделся Проколов.
   - Спи лучше, - махнул рукой Барон, - и никому больше таких историй не
рассказывай. Загремишь на всю катушку.
   - Да ты что, - нахмурился Казак, - я ведь не  маленький.  Знаю,  кому
можно.
   Только тебе, Барон, только тебе рассказал.
   На следующее утро содержание  разговора  стало  известно  Уханову.  И
почти сразу о нем узнал полковник Самойлов. Юдин  был  на  совещании,  и
Самойлов, не желая терять времени, сам приехал в прокуратуру.
   Он терпеливо ждал Юдина возле кабинета, и когда тот наконец  вернулся
к себе, удивился визиту полковника. Самойлов, не давая  ему  опомниться,
втолкнул в кабинет, плотно прикрыл дверь.
   - Есть новости, - возбужденно сказал он. - Проколов вчера  признался,
что полгода назад они убили одну американскую журналистку. Задушили ее в
машине.
   Понимаешь, что это значит?
   - Какую журналистку?
   - Ту самую, которая была в  твоем  списке,  -  выдохнул  Самойлов,  -
американская журналистка, Элизабет Роудс.
   - Не может быть! - потрясение выдохнул Виктор, бросившись к столу, он
поднял список. - Да, - сказал  напряженным  голосом,  -  все  совпадает.
Элизабет Роудс приходила к Леонтьеву два раза. Я думал, она брала у него
интервью.
   - После чего ее убили? - возразил Самойлов. - Я уже все проверил.
   Американская  журналистка  погибла  полгода  назад  в   автомобильной
катастрофе. Как раз в том месте, которое указал Проколов. Все  совпадает
до мелких деталей.
   Видимо, ее сначала убили, а затем посадили в машину, столкнувшуюся  с
грузовиком.
   - А экспертиза?
   - Дала заключение,  что  женщина  погибла  в  результате  удара.  Ну,
экспертов понять можно,  они  ведь  исследовали  труп,  пострадавший  от
аварии. И могли не  заметить  некоторых  деталей.  Хотя  нам  еще  нужно
проверить, каким образом могло получиться так,  что  патологоанатомы  не
заметили столь явных следов удушья.
   - А кто был экспертом?
   - Бескудников.
   - Профессор Бескудников?! - не поверил Юдин. - Илья Сергеевич  лучший
специалист. Он не мог ошибиться.
   - Тем не менее он дал заключение, что женщина  погибла  в  результате
аварии.
   Я даже думаю, что ты можешь оказаться прав. Может, они  ее  не  стали
убивать, а  когда  она  потеряла  сознание,  просто  посадили  за  руль,
столкнув машину. Такое тоже возможно.
   - Час от часу не легче,  -  произнес  Виктор.  -  Значит,  они  убили
американскую журналистку, которая два раза приходила к Леонтьеву.
   - И это, конечно, не совпадение, - многозначительно заметил Самойлов.
- Ее точно убили из-за этого дела. Одни и те же исполнители, одни  и  те
же заказчики.
   Перед смертью Элизабет Роудс два раза побывала у Леонтьева. Затем она
трагически погибает, якобы в случайной автомобильной  катастрофе.  Через
несколько дней  стреляется  Леонтьев.  И,  наконец,  Дьяков,  получивший
паспорт и посланный в Голландию от фирмы "Монотекс", которую курирует  в
таможенном комитете сам Леонтьев, погибает от рук тех же убийц,  которые
убрали Элизабет Роудс. Все логично, Виктор, и все встает на свои места.
   - Да, - выдохнул ошеломленный Юдин, - за исключением того факта,  что
мы пока не знаем, кто стоит  за  всеми  этими  преступлениями,  кто  был
фактическим владельцем "Монотекса" и кто заказывал все эти убийства.  Но
уже сейчас ясно, что мне  придется  затребовать  еще  и  дело  о  смерти
Элизабет Роудс.
   - Которое ты не можешь добавить  в  качестве  обвинения  Крутикову  и
Проколову, так как  о  нем  мы  узнали  от  Барона,  -  строго  напомнил
Самойлов.
   - Все правильно, - горько сказал Юдин, - такого ценного стукача нужно
беречь. И поэтому  мы  не  можем  убийцам  предъявить  обвинение  за  их
действия. Они устроились лучше, чем мы, вы разве этого не замечаете?
   Самойлов отвернулся. Потом глухо сказал:
   - Для нас важнее всего найти тех, кто стоял за спинами наемных убийц.
За смерть моих сотрудников оба бандита все равно получат по полной мере,
заслужив свою высшую меру наказания. Это ты  можешь  доказать  с  чистой
совестью. А про дело Элизабет Роудс не должен знать  никто,  кроме  нас.
Барон еще много лет будет сидеть в колониях и тюрьмах, помогая  лагерной
администрации в разоблачении новых преступлений. Мы не можем лишить  МВД
столь  ценного  агента.  Это  в  Америке  хорошо  получается,  там  есть
специальные методы защиты свидетелей. А у нас такого еще долго не будет.
   - Не слишком ли высокую цену мы все платим за  нашу  безопасность?  -
поморщился Юдин. - Мне становится страшно, когда думаю о том, кто именно
мог отдать приказ об убийстве ваших сотрудников, полковник. Может  быть,
этот человек сидит где-то в соседнем кабинете. И это самое страшное, что
может вообще быть.

Глава 23

   Только человек, который хотя бы раз в  жизни  видел  направленное  на
него оружие,  может  реально  представить,  что  такое  ледяное  дыхание
смерти. В такие мгновения все чувства обостряются  до  предела,  а  само
время обладает способностью концентрироваться и замедляется в сотни раз.
   Дронго медленно повернул голову. Стоявший на  пороге  человек  держал
оружие в вытянутой руке. Он держал его в правой сильной руке,  свободно,
твердо, как обычно держат оружие люди, часто прибегающие к  его  помощи.
Пистолет Дронго был в правой руке, опущенной вниз.  Чтобы  поднять  его,
требовалась одна секунда. Но пистолет в руках незнакомца не  давал  этой
секунды. Пуля долетит быстрее, чем он поднимет  руку.  Это  Дронго  знал
точно. Но если он запоздает с принятием решения, то  стоящий  перед  ним
раненный  в  руку  капитан  сделает  несколько  шагов  и  поднимет  свой
пистолет. Против двух одновременно направленных на него стволов у Дронго
не будет никаких шансов. Вообще. Даже если считать, что у одного из  них
правая рука прострелена.
   Только в кино ковбои, стреляющие  с  бедра,  умудряются  убить  сразу
несколько соперников, стоящих в разных местах. В жизни это сделать почти
невозможно. И без того высокий и плотный Дронго казался себе еще  больше
и выше, а его тело представляло собой идеальную мишень.
   Его вооруженный противник стоял слева от него, в пяти метрах. С одной
стороны, это сильно затрудняло задачу, так как необходимо было  защищать
именно левую сторону, с другой - несколько облегчало, так как  противник
не мог видеть его правую руку.
   Молчание  длилось  полсекунды.  Наконец  Дронго  осторожно   повернул
голову.
   - Кто вы такой? - спросил его человек, стоявший с оружием в руках.
   Он чем-то неуловимо отличался от остальных. Первые двое,  что  лежали
сейчас в машине, были  просто  подмастерьями,  вторая  пара  сотрудников
милиции была обычными натасканными собаками, но этот был  уже  мастером.
Он не стал стрелять сразу, пытаясь выяснить, кто перед ним стоит.  Любой
сотрудник милиции выстрелил бы, не раздумывая. А этот тип... Дронго  его
узнал. Он был один из тех, кто вчера вбежал за  ним  на  станцию  метро.
Решение нужно принимать мгновенно. На ошибку Дронго не имеет права.
   - Вы могли бы меня узнать, - хрипло сказал он, -  я  ваш  коллега.  И
руководство знает, куда я поехал.  Через  несколько  минут  здесь  будет
много людей.
   Пистолет чуть дрогнул. Или его противник заколебался?
   - Он врет, - закричал раненый капитан,  -  он  врет.  Он  иностранец,
американский журналист. Просто он хорошо выучил русский язык.
   - Настолько хорошо, что могу тебе ответить, - усмехнулся Дронго.
   Он был не просто лучшим аналитиком, но еще и  психологом,  и  поэтому
знал, как можно воздействовать на психику стоявших перед ним людей. И он
разразился отборным матом,  когда-то  услышанным  от  одного  из  бывших
авторитетов в Америке.
   Ругательство было настолько  виртуозным,  что  даже  капитан  милиции
замер. Такого он никогда до этого не слышал.
   - Наш, - выдохнул он в испуге.
   И в этот момент Дронго выстрелил. Он получил свою секунду и просто не
имел права ею  не  воспользоваться.  Он  не  любил  убивать,  но  бывают
мгновения, когда на карту поставлена собственная  жизнь.  Тем  не  менее
стрелять в голову он не стал,  было  бы  слишком  неприятно  размазывать
мозги даже такому подлецу, который стоял сбоку от него. Он  выстрелил  в
грудь, и человек отлетел, выронив из рук пистолет.
   - Я же говорил, - закричал капитан.
   Подняв лежавшее в стороне оружие  и  не  обращая  внимания  на  крики
другого  раненого   сотрудника   милиции,   Дронго   поспешил   в   дом.
Тяжелораненый лежал на  полу,  в  крови.  Он  прерывисто  дышал.  Дронго
наклонился над ним.
   - Простите, - сочувственно сказал  он,  -  у  меня  не  было  другого
выхода.
   - Кто вы? - снова спросил тяжелораненый.
   - Почти ваш коллега, - Дронго  не  стал  обыскивать  этого  человека,
опасаясь причинить ему боль, - потерпите немного, я сейчас отнесу вас  в
машину, и мы поедем в больницу "Скорой помощи". Вы знаете, где находится
больница?
   - Нет, - раненый застонал.
   Дронго убрал пистолет в карман,  наклонившись,  поднял  мужчину.  Тот
застонал сильнее. Дронго перенес его  к  "Тойоте",  пострадавшей  меньше
"девятки". Затем выволок оттуда тела парней, еще не  пришедших  в  себя,
перенес их в багажник. С капитаном пришлось повозиться, он был  тяжелый.
А лейтенант, понявший, что Дронго собирается  делать,  сам  заковылял  к
автомобилю, устроился на переднем сиденье.
   Запустив двигатель, Дронго осторожно выехал со двора.
   - Ты знаешь, где больница? - спросил он у лейтенанта.
   - Да. Отсюда восемь километров, -  кивнул  тот,  -  минут  пятнадцать
езды.
   - Очень хорошо, показывай дорогу, - Дронго выехал на проселок.
   Раненый, стонавший сзади, вдруг спросил:
   - Зачем ты это делаешь?
   - Мне не нравится, когда люди умирают  от  потери  крови,  -  ответил
Дронго,  -  в  конце  двадцатого  века  раненому  всегда  можно  оказать
квалифицированную помощь.
   - А если я сейчас ударю тебя сзади? Не боишься?
   - Вряд ли ты имеешь сейчас на это силы. А каждая секунда  промедления
может быть для тебя самой нужной в твоей жизни. Поэтому не нужно об этом
думать. Лежи спокойно, пока я довезу вас до больницы.
   - Он ненормальный, - зло пробормотал лейтенант,  придерживая  раненую
ногу, - сначала стреляет, а потом везет в больницу.
   - Мне нужно было узнать, где  находится  женщина,  -  честно  ответил
Дронго, - она слишком для меня дорога.
   - Ты ее любишь? - спросил лежавший сзади раненый.
   Дронго молчал одну секунду. Потом выдохнул:
   - Да...
   Они уже проехали половину дороги, когда впереди показался  пост  ГАИ.
Дронго невозмутимо продолжал ехать, не сбавляя скорости.
   - Там впереди пост ГАИ, - сказал лейтенант, - мы не  сможем  проехать
мимо них. Если ты попытаешься прорваться, они  будут  стрелять..  У  них
автоматы.
   - У меня мало времени, - покачал головой Дронго, - и у тебя, судя  по
всему, тоже. Затяни  потуже  повязку  на  своей  ноге.  Опять  открылось
кровотечение.
   И постарайся немного помолчать, если нас  остановят  сотрудники  ГАИ.
Это и в твоих интересах тоже.
   Они приближались к посту ГАИ, и вышедший на  дорогу  офицер  дорожной
милиции уже поднял руку, требуя остановиться. Разбитый  нос  "Тойоты"  и
отсутствие правой фары были  слишком  явными  доказательствами  недавней
аварии.
   Дронго мягко притормозил. Офицер подошел к  нему,  наклоняясь,  чтобы
увидеть сидящих внутри людей.
   - Что у вас случилось?. - недовольно спросил он.
   - Обычная авария, - улыбнулся Дронго, - ничего страшного. Мы как  раз
едем в больницу.
   - Где произошла авария? - спросил другой офицер, также подходя ближе.
- В машине трое раненых.
   - Не задерживайте нас, капитан, - выдохнул лежавший на заднем сиденье
тяжелораненый, -  я  из  ФСБ.  Вот  мое  удостоверение,  пропустите,  мы
выполняли важное задание.
   Офицер  ГАИ  наклонился,  посветил  фонариком,  читая  удостоверение,
затем, козырнув, кивнул:
   - Проезжайте. Надеюсь, у вас больше нет никаких проблем?
   - Есть, -  очень  серьезно  сказал  Дронго,  -  еще  двое  раненых  в
багажнике.
   Оба офицера ГАИ  расхохотались  его  удачной  шутке,  и  он  медленно
отъехал от поста.
   - Спасибо, - сказал он через минуту, когда они были уже далеко.
   Офицер  ФСБ,  лежавший  на  заднем  сиденье,  молчал.   Трудно   было
предположить, о чем он думал. Еще через несколько минут они были  уже  у
больницы, и ворвавшийся в приемное отделение Дронго потребовал санитаров
с носилками.
   Особенно  удивило  врачей,  когда,  сдав  трех  раненых,  он   открыл
багажник, предлагая оттуда забрать еще двоих, один из которых уже  начал
приходить в себя.
   Когда на носилки положили офицера ФСБ,  он  жестом  подозвал  к  себе
Дронго.
   - Я не верил, что вы везете нас в больницу, - задыхаясь, произнес он,
- спасибо вам. Не знаю, кто вы такой, только догадываюсь.
   Дронго махнул рукой, собираясь сесть за руль. Потом достал из кармана
пистолет офицера. Вытащил обойму и положил оружие  на  носилки  рядом  с
раненым.
   - Наверное, это табельное оружие. Оставьте его себе.
   Он снова повернулся было к машине.
   - Подождите, - вдруг сказал  раненый,  -  будьте  осторожны.  Женщина
находится на квартире братьев Лобановых. Я дам вам адрес.
   И перед тем, как его унесли, он действительно  назвал  адрес.  Дронго
задумчиво смотрел ему вслед. Почему он дал адрес? Зная  номер  телефона,
Дронго мог узнать адрес и через Владимира Владимировича, но этот  офицер
назвал ему адрес. Может, в нем  шевельнулись  остатки  совести?  Или  он
понял, как дорога Дронго исчезнувшая женщина? А может, он просто сам был
влюблен и ему стало стыдно за боль  и  тревогу,  которую  они  причинили
Дронго?
   Отъезжая от больницы, он еще слышал, как кричали сзади врачи, требуя,
чтобы он вернулся для составления протокола. Такого удивительного визита
и столь странного посетителя они никогда раньше не видели.
   По дороге в центр города Дронго  гнал  машину,  выжимая  из  нее  все
возможное.
   Перед глазами стояла Сигрид. Он чувствовал, что сделает  теперь  все,
чтобы ее освободить. Его могла  остановить  только  смерть.  Но  и  она,
похоже, отступала перед таким напором.
   Он выжимал из машины  все  возможное,  еще  не  зная,  что  ждет  его
впереди.

Глава 24

   Ночью пришла информация из МВД. По непроверенным данным, Марат  исчез
из города,  агентурные  сообщения  подтверждали  это  сообщение.  Однако
поиски  пропавшего  бандита  не  прекращались.  Самойлов   снова   решил
побеседовать с Крутиковым. Для этого он поехал в больницу поздно  ночью.
Подъезжая туда,  его  водитель  едва  увернулся  от  разбитой  "Тойоты",
мчавшейся на полной скорости.
   - Черт бы его побрал, - выдохнул шофер,  -  носятся,  как  полоумные.
Куда только ГАИ смотрит?
   - Он уже и так где-то сломал себе нос, - заметил Самойлов,  -  может,
торопится по какому-нибудь важному делу.
   Они даже не могли подозревать, что пролетевшая мимо них  "Тойота"  по
какому-то странному, невероятному стечению обстоятельств была машиной, в
которой находился Дронго. И который  занимался  расследованием  того  же
преступления, но своими методами.
   В  тюремной  больнице  не  удивились  визиту   полковника.   Согласно
существующим правовым нормам, конечно, нельзя было  беспокоить  больного
поздно ночью, но в том беспределе, который творился  на  улицах  Москвы,
уже давно переступили все существующие нормы  морали  и  закона.  Именно
поэтому  правоохранительные  органы,  в  свою   очередь,   также   легко
переходили  границы  закона,  полагая,  что  в  борьбе   с   обнаглевшей
преступностью можно пренебрегать нормами,  строго  регламентирующими  их
деятельность. В последние месяцы сотрудники милиции  и  ФСБ  стали  чаще
применять оружие, стрелять на поражение, убивая преступников  на  месте,
не давая им никаких шансов.  В  свою  очередь,  абсолютно  ошалевшие  от
огромных денег и  полной  безнаказанности  бандиты  также  стреляли,  не
колеблясь.
   Самойлов вошел в  палату  и  попросил  врача  оставить  ее.  Рядом  с
Крутиковым лежал еще один  тяжелораненый,  но  полковник  не  стал  даже
обращать на него внимания. Он подошел  к  "своему"  больному  и  стукнул
дремавшего бандита по раненому плечу. Тот вздрогнул, открыл глаза.
   - Здравствуй, Крутиков, - сказал Самойлов, усаживаясь рядом на стул.
   - Опять вы, - недовольно поморщился то ли от  боли,  то  ли  от  вида
полковника раненый, - даже ночью от вас нет покоя.
   - Покой у тебя будет на том свете, и  очень  скоро.  Думаю,  ты  свою
"вышку" заслужил полностью.
   - Опять пугаешь, начальник, - усмехнулся Крутиков, -  не  надоело  ко
мне приезжать? У нас что-то вроде любви получается.
   - Я тебе любовь в  камере  устрою,  когда  ты  отсюда  выпишешься,  -
пообещал Самойлов, - посажу тебя с "голубыми" в одну камеру. Вот там  ты
у меня петухом и запоешь.
   - Такого, как я, они не тронут, полковник, и ты это хорошо знаешь,  -
возразил Крутиков.
   - А я их очень попрошу, - серьезно  сказал  полковник,  -  и  мы  еще
посмотрим, как ты проживешь свои оставшиеся дни.
   У  лежавшего  на  кровати  ок