ожном появлении волков. И все.
   Такие  же  черноусые  пастухи   в   огромных   бараньих   тулупах   в
сопровождении громадных собак, охраняют свои  стада,  зачастую  обходясь
лишь собственными руками и неизменным большим ножом, висящим по традиции
на левом бедре. У некоторых пастухов встречаются старые винтовки,  чудом
сохранившиеся то ли с начала этого века, то ли с конца прошлого. И  это,
пожалуй, единственное достижение цивилизации,  все-таки  добравшееся  до
этих гор. Пастухи или чабаны, как их называют в этих горах,  по-прежнему
обходятся своими запасами, той неприхотливой пищей которую  им  посылает
Бог в этих горах. И они вполне счастливы и  довольны  своей  размеренной
жизнью, своим так по-мудрому устроенным бытом.
   В этот день старый Курбан поднялся чуть позже обычного.  Солнце,  уже
полностью появившееся из-за гор, освещало всю небольшую  горную  долину,
где они нашли вчера  долгожданный  корм  для  своих  баранов.  В  стаде,
доверенном Курбану его односельчанами, насчитывалось более тысячи  голов
баранов и почти  две  сотни  ягнят.  Хвала  Аллаху,  им  удалось  обойти
враждующие стороны внизу и увести свое стадо от начинавшегося  обстрела.
Курбан знал, как сильно могут повлиять на  самочувствие  его  подопечных
эти артобстрелы, так нервирующие  баранов.  Когда  три  года  назад  они
попали под обстрел и потеряли всего  пять  баранов,  ему  казалось,  что
худшее позади. Но лишь осенью он понял, как ошибался. Вместо  ожидаемого
приплода в триста ягнят они не получили даже половины.  Курбан  съел  за
свою долгую жизнь несколько тысяч баранов, примерно половину из  них  он
зарезал собственными руками. И никогда не думал, что у  этих  спокойных,
доверчивых животных могут быть нервы. Где они располагались, он не  знал
- может, в сердце, а может, в голове. Хотя из внутренностей баранов  они
готовили отличное блюдо, называемое джиз-биз, а голову барана умудрялись
отваривать вместе с языком и глазами, подавая как деликатес. И нигде  не
было никаких нервов. Так казалось ему до того артобстрела. После него он
думал уже иначе,  понимая,  что  эти  проклятые  нервы  все-таки  где-то
существуют. И хотя верить в душу барана было кощунством и богохульством,
он иногда ловил себя на мысли, что разговаривает со своими  подопечными,
как с малыми детьми.
   По городским понятиям он  был  очень  старый  человек,  ему  шел  уже
восьмой десяток. По понятиям гор это был  зрелый  возраст  мужчины.  Его
сосед Пири только женился в семьдесят два, а через девять месяцев у  его
сорокалетней жены уже пищал на руках младенец, сын  Пири.  В  горах  все
относительно.
   Стариками здесь называли людей, перешагнувших столетний  рубеж.  А  в
семьдесят лет здесь еще можно было стать отцом  и  сохранить  почти  все
зубы во рту. Может, помогала горная вода, так обжигающая зубы, когда  он
полоскал рот по утрам. Здесь никогда не слышали про зубные щетки и новые
пасты, сохраняющие зубы от всевозможных болезней. Однако  многие  жители
окрестных сел могли похвастаться крепкими зубами почти до самой смерти.
   Курбану обычно помогал его внук, три года подряд выходивший с дедом в
горы. Но в этот год внука пришлось отослать в дальнее горное селение. Из
райцентра стали приезжать люди, требовавшие, чтобы внук Курбана явился в
военкомат. А это очень не  понравилось  старику.  Защищать  родину  было
святым делом  каждого  мужчины  в  семье  Курбана.  Его  брата  убили  в
Белоруссии, сам он  участвовал  в  войне  против  Японии  и  даже  сумел
побывать в Порт-Артуре. Но его  внук  уже  был  в  армии,  уже  отслужил
положенные два года еще тогда, когда была единая армия и большая страна.
Теперь внука хотели забрать в местную армию уже небольшой  страны.  Если
вспомнить, что сын местного военкома, которому шел  двадцать  пятый,  до
сих пор не был в армии, если вспомнить, что дети местного главы районной
администрации давно уехали из республики  и  по  слухам  жили  где-то  в
Турции, если вспомнить, что сын прокурора открыл магазин и разъезжал  по
райцентру на немного побитой, но  все-таки  иностранной  машине,  старый
Курбан был по-своему прав.  Он  не  хотел  посылать  внука  вместо  этих
бездельников второй раз в армию.  И  на  семейном  совете  было  принято
решение отправить парня в  Казахстан  к  родственникам.  Теперь  Курбану
помогал совсем молодой соседский сын Али, которому шел лишь  пятнадцатый
год. Но в горах время - понятие субъективное, и по  горским  законам  он
был уже мужчиной, способным помогать Курбану в его трудном деле.
   Али уже кричал на отставших  баранов,  пытаясь  собрать  их  в  более
упорядоченную массу. Курбан прошел к роднику, умылся,  прополоскал  рот,
привычно поблагодарил Аллаха за хороший день и,  надевая  на  ходу  свою
огромную бурку из овечьей шерсти, поспешил на  помощь  Али.  Нужно  было
собрать все стадо в одно место под охрану трех огромных собак, так точно
понимавших Курбана и словно составлявших  с  ним  единое  целое.  Только
затем можно было садиться завтракать.
   Они уже заканчивали завтрак, по традиции почти не разговаривая друг с
другом, когда зоркий глаз Али заметил на ближнем  склоне  соседней  горы
цепочку людей с рюкзаками.
   - Кажется, чужие, - тревожно сказал он, всматриваясь вдаль. Курбан не
испугался.  Пугливых  чабанов  в  их  селении  просто  не  было.  Но  он
встревожился.
   Внизу шла война, и это вполне могли оказаться солдаты другой стороны.
И тогда на пощаду рассчитывать не приходилось.
   - Уходи в сторону камней, - показал он Али, - если со мной что-нибудь
случится, приведешь стадо обратно в селение сам.
   Парень кивнул головой. Все было обговорено заранее и  здесь  не  было
места ни ложной патетике, ни героическим порывам. Стадо для  их  селения
было важнее жизни самих чабанов.
   Если это свои, Али вернется обратно, если чужие - значит, их  жертвой
падет старый Курбан. "Чужаки,  конечно,  покуражатся,  забьют  несколько
баранов, несколько пристрелят  для  собственного  удовольствия.  Но  все
стадо не тронут.
   Зачем им возиться с тысячей баранов, куда  они  их  перегонят?  Тогда
Али, дождавшись темноты, должен постараться собрать  уцелевшее  стадо  и
идти вместе с ним обратно, в свое селение.
   Кивнув  на  прощание  старику,  Али  заторопился  к  большим  камням,
сложенным на краю долины. Он шел,  немного  пригибаясь,  используя  тень
горы, чтобы  его  не  было  заметно  со  стороны  направляющихся  к  ним
незнакомцев.
   Курбан аккуратно сложил свои вещи в  небольшой  узелок,  связал  его,
положил  сверху  старое  ружье.  В   горах   люди   быстро   становились
фаталистами, спокойно ожидая неизбежного. Незнакомцы подходили ближе. Он
уже различал детали их одежды, большие рюкзаки,  автоматы,  висевшие  за
плечами. Чужаков было пять человек, и старое ружье Курбана, и  даже  его
три собаки ничего не могли сделать с пятью автоматами. Курбан знал это и
поэтому спокойно сидел на одном из  валунов,  ожидая,  когда  незнакомцы
подойдут поближе. Те уже  успели  заметить  и  стадо  баранов,  медленно
отступающих в тень горы, и старого чабана, спокойно поджидающего  их  на
камне.
   Расстояние сокращалось, и вот, наконец, незнакомцы уже в ста шагах от
чабана. Курбан тихонько перевел дыхание - кажется, на этот раз пронесло.
Он слышал знакомую  речь,  видел  лица  подходивших.  Но  ему  сразу  не
понравились двое шедших позади людей. Они были чужие,  и  он  это  сразу
почувствовал. Может, поэтому он не стал  звать  обратно  Али,  терпеливо
выжидая, чем окончится неожиданная встреча с незнакомцами.
   Незнакомцы  подошли  уже   совсем   близко.   Собаки   встретили   их
настороженно, но пока спокойно. Животные следили за  жестами  и  словами
своего хозяина. Они знали, что в горах чужими бывают волки и очень редко
люди. Но признавать последних чужаками или нет - зависело от хозяина.  А
он молчал. Огромный, почти черный Шайтан подошел к хозяину и лег  у  его
ног, внимательно всматриваясь, в подходивших людей,  словно  всем  своим
видом успокаивая чабана: не бойся, я с тобой. Идущий впереди  незнакомец
лет  сорока  в  большой  фуражке,  надвинутой  почти   на   самые   уши,
остановился, тяжело переводя дыхание.
   - День добрый, старик, - по-русски сказал он.
   - Добрый день, - Курбан неплохо знал русский еще по армии и не  забыл
его в этих горах.
   Шедшие следом двое людей, явно азербайджанцы, подошли  поближе.  Один
был маленький, юркий, с бегающими глазами, постоянно улыбавшийся. Другой
был среднего роста, коренастый, с густыми черными усами.
   - Аллейкума салам, - поздоровался черноусый.
   - Ваалейкума салам, - ответил Курбан, - садитесь, гостями будете.
   - Спасибо отец, -  они  видимо  шли  издалека,  -  далеко  отсюда  до
границы?
   - Нет, один день пути, - спокойно  ответил  Курбан.  В  горах  нельзя
задавать лишних вопросов, он это хорошо знал и поэтому не спросил, зачем
незнакомцам граница. Но  как  ему  не  нравились  двое  последних!  Они,
правда, молчали, отводя глаза, но он явно ощущал  их  смятение.  "Почему
они так волнуются, - удивился про себя Курбан, - один из них кажется мне
знакомым. Где я мог его видеть?"
   - Скажите, - теперь снова обращался старший, говоривший на русском, -
впереди есть какие-нибудь посты?
   Он снял свою фуражку, под которой  была  огромная  лысина  и,  достав
носовой платок, начал вытирать голову.
   - Не знаю, дорогой, - пожал плечами Курбан, - война идет. Может есть,
а может и нету.
   Ох,  как  ему  не  нравились  двое  последних  незнакомцев,  даже  не
смотревших в его сторону.
   - Ладно, - махнул рукой черноусый, - будь здоров, чабан, до свидания.
Нам еще долго идти. А ты что, один пасешь свое стадо, не страшно?
   - Я не один, - спокойно возразил Курбан, заметив,  как  насторожились
сразу все пятеро, - у меня трое друзей. Шайтан и его братья.
   Он ласково потрепал огромного волкодава за уши.
   - Да, конечно, - засмеялся  черноусый,  -  это  настоящие  помощники.
Пойдем, - кивнул он своим спутникам.
   И вдруг один из все время молчавших незнакомцев как-то резко поправил
автомат  и  повернулся  в  сторону  Курбана.  И  он  сразу  узнал   этот
характерный нос, эти  губы,  эти  глаза.  Перед  ним  стоял  Армен,  сын
Вазгеня, в доме которого он много раз бывал до этой проклятой войны.
   - Армен, - непослушными губами  произнес  Курбан.  Парень  замер,  не
решаясь повернуться в сторону чабана.  Рядом  кто-то  передернул  затвор
автомата.
   - Черт бы тебя побрал, старик, - с явной угрозой произнес  черноусый,
- напрасно ты узнал его.
   Курбан обернулся..  Он  ничего  не  понимал.  Внизу,  в  долине,  шла
ожесточенная война вот уже пятый год. И недавние братья-соседи армяне  и
азербайджанцы убивали друг друга, стараясь превзойти врага жестокостью и
коварством. А здесь, высоко в горах, он вдруг встречает отряд, где  двое
азербайджанцев  и  двое  армян  куда-то  дружно  идут.  Может,  наконец,
наступил долгожданный мир. Это  была  его  последняя  мысль.  Автоматная
очередь прошила его тело, и он успел еще  увидеть  метнувшегося  к  нему
парня.
   - Все-таки не напрасно, - тихо произнес  Курбан,  -  старый  хлеб  не
забывается.
   Он умер до того, как парень успел подхватить его.  Шайтан  с  яростью
бросился на чужака. Черноусый взревел, схватившись за руку.
   - Стреляйте, - в отчаянии закричал он, - скорее. Это животное оторвет
мне руку.
   Напарник Армена, достав пистолет, быстро подошел к ним и почти в упор
расстрелял  Шайтана.  Только  после  пятого  выстрела  собака  отпустила
наконец руку обидчика и, сумев проползти несколько метров, умерла у  ног
своего убитого хозяина.
   - Проклятые идиоты, - закричал лысый, - зачем  вы  стреляли?  Неужели
нельзя было обойтись без этого?
   - Он узнал одного из наших людей, - оправдывался черноусый.
   - Да, - кивнул Армен, - он меня узнал. Был знакомым моего отца.
   Они стояли над чабаном, почти касаясь  плечами  друг  друга.  В  этот
момент со стороны стада послышалось рычание двух оставшихся собак.  Всем
пятерым пришлось отстреливаться, чтобы не подпустить животных к себе.
   И лишь покончив с собаками, все снова посмотрели на убитого. Он лежал
на земле, словно удивленный интернациональным единством стоявших над ним
бандитов  -  русского,  азербайджанцев,  армян.  Все  пятеро  уже  давно
потеряли совесть и переступили грань, отделявшую нормального человека от
бандита. Но стоя  теперь  над  трупом  старого  чабана,  Армен  все-таки
испытывал какое-то неудобство, словно смерть этого старика как-то  могла
отразиться и на его собственной судьбе.
   - Что делать с его телом? - спросил азербайджанец маленького роста.
   - Бросим здесь, - махнул рукой старший группы.
   - А потом азеры скажут,  что  армяне  убили  их  чабана,  -  возразил
армянин, стрелявший в Шайтана.
   - Можно подумать, армяне не стреляют в азербайджанцев, - зло прошипел
Омар.
   - Но этого старика застрелил ты, - разозлился Армен, -  не  нужно  на
нас сваливать. Вартан, там кажется за камнями кто-то прячется.
   - Быстро туда, - приказал старший по группе. Вартан,  на  ходу  снова
доставая пистолет, бросился к камням.  Раздалось  два  выстрела.  Вартан
вышел из-за камней.
   - Мальчишка был, - крикнул он, улыбаясь,  -  теперь  счет  сравнялся.
Одного убил я, одного Омар. Пусть говорят, что стреляли армяне.
   - Сука ты, - закричал Омар, - нашего парня убил.
   - Еще одно слово, и стрелять начну  я,  -  зло  произнес  старший,  -
уходим быстрее. Выстрелы в горах далеко слышны.
   Они снова построились в цепочку, и  вскоре  их  небольшой  отряд  уже
скрылся за горизонтом.
   Из-за камней послышался стон. Тяжело  раненный  Али,  слышавший  весь
разговор, был жив. Непонятно, каким образом, несмотря на большую  потерю
крови, ему удалось продержаться почти сутки, когда к  вечеру  следующего
дня их нашли чабаны соседнего селения. Али по-прежнему был  жив,  и  его
срочно отправили в госпиталь, расположенный в райцентре. Хотя  шансов  у
мальчишки почти не было.
   Так говорили старики.

Глава 2

   В этот день неприятности начались с самого утра. Сначала позвонили из
журнала и попросили закончить статью, переданную всего два дня назад.  В
издательство поступило какое-то количество бумаги и  главному  редактору
удалось добиться первоочередного выхода своего журнала,  который  и  без
того опаздывал почти на целый год.
   Потом на стоянке выяснилось, что сел аккумулятор  в  его  автомобиле.
Это была довольно большая неприятность. Аккумуляторы в этом году были  в
большом дефиците, а поступившие в город продавались лишь за доллары.  И,
наконец, уже подходя к своему дому, он обнаружил ведущееся наблюдение.
   Пришлось сделать контрольный круг и выйти на  своего  преследователя,
столкнувшись с ним почти лицом к лицу, когда он выбегал из-за поворота.
   - Ну,  молодой  человек,  -  улыбнулся  "Дронго",  -  зачем  вы  меня
преследуете?
   - Вы "Дронго"?  -  спросил  парень  лет  тридцати.  Он  как-то  мягко
выговаривал букву "р".
   - Допустим, что из этого следует?
   -  Я  помощник  регионального  инспектора,  -  представился   молодой
человек.
   - Да, - он уже не удивлялся, -  я  думал,  вас  давно  распустили  за
профнепригодностью.
   - Почему, - изумился молодой человек, - нас должны были распустить?
   - А что полезного вы смогли  сделать  в  Европе?  Допустили  войну  в
Югославии? Или у вас были большие успехи  в  Африке?  Хотя,  причем  тут
лично вы - это, наверное, мой возраст, простите. - Он повернулся,  вошел
в подъезд своего дома.
   - Вы идете за мной? - спросил "Дронго", не поворачивая головы.
   - Конечно, - поспешил молодой человек.
   - У вас странный акцент, - задумчиво произнес "Дронго", -  поднимаясь
по лестнице, - вы словак или чех?
   - Венгр, - быстро ответил молодой человек, - папа  у  меня  венгр,  а
мама украинка. Поэтому я так хорошо знаю русский язык.
   - Как вас зовут? - они уже поднялись на следующий этаж.
   - Дьюла, - Популярное венгерское имя. Настоящее или по документам?
   Парень немного замешкался.
   - Настоящее, - раздалось с верхнего этажа. На верхней площадке  стоял
темноволосый, плотный, невысокого роста мужчина с трубкой  в  руках.  На
подбородке у него был заметен глубокий шрам, очевидно, полученный еще  в
молодости. Ему было лет сорок-сорок пять.
   "Дронго" пригляделся внимательно. Сомнений не было.
   - Мистер Лаутон,  -  удовлетворенно  сказал  он,  -  это  вы,  мистер
Джеральд Лаутон?
   Мужчина кивнул головой, не спеша убрал трубку и поднял свои руки.
   "Дронго" бросился наверх. Через минуту они  уже  больно  давили  друг
друга в объятиях.
   - Знал ведь, что сразу узнаешь меня, - возбужденно говорил Лаутон.
   - Конечно, твой шрам невозможно забыть. Первое, что я  увидел,  когда
начал приходить в  сознание  -  это  круглую  физиономию  Дюнуа  и  твой
чудовищный шрам. Потом я начал вспоминать все остальное.
   Дьюла с интересом следил за встречей  двух  старых  друзей,  "Дронго"
открыл дверь квартиры и пропустил гостей первыми.  Еще  через  несколько
минут они уже сидели в глубоких креслах и поочередно вспоминали  события
почти семилетней давности.
   Тогда  в  Нью-Йорке  "Дронго"  и  его  друзьям  удалое  предотвратить
покушение  на  жизнь  Президентов  США  и  СССР.  Но  сам  "Дронго"  был
смертельно ранен и лишь чудом выжил. В те дни врачи не оставляли ему  ни
малейших шансов, и руководитель специальной группы  экспертов  ООН  Пьер
Дюнуа буквально не  отходил  от  его  постели.  Вдвоем  с  Лаутоном  они
дежурили по очереди у постели умиравшего товарища, надеясь  на  чудо.  И
чудо произошло,  "Дронго"  выжил.  Но,  вернувшись  домой,  надолго  был
отстранен от активной деятельности. Потом был август девяносто  первого,
распад СССР. Дважды о нем вспоминали в Москве, посылая на очень нелегкие
задания и дважды ему чудом удавалось возвращаться домой теряя  друзей  и
близких. В его жизни было слишком много чудес, и появление Лаутона в его
городе, на лестничной площадке у его квартиры было одним из таких чудес.
   Обмен    воспоминаниями    закончился,    когда    "Дронго    наконец
поинтересовался:
   - Вы приехали только для того, чтобы вспомнить наше  прошлое?  Или  у
тебя есть другое задание? Лаутон оценил иронию "Дронго":
   - Да, - сказал он улыбаясь, - у меня  есть  специальное  задание  для
тебя.
   - Ты теперь сотрудничаешь с "Интерполом"? - спросил "Дронго".
   - Конечно. Я и есть тот самый региональный инспектор  по  Закавказью,
помощником которого является этот молодой человек. - Лаутон  показал  на
Дьюлу.
   - Не завидую, - тихо пробормотал "Дронго", - пожалуй, на сегодня  это
один из самых сложных регионов в мире. И почему  прислали  именно  тебя?
Здесь не хватает больше местных кадров?
   -  Каких  местных  кадров?  -  изумился  Лаутон,  -  в  Грузии   бюро
"Интерпола" было  парализовано  более  двух  лет,  в  Армении  почти  не
работало. А в Азербайджане руководителя местного отделения за участие  в
очередном перевороте просто посадили в тюрьму. Достаточно?
   - Он действительно участвовал в перевороте? - спросил "Дронго".
   - А ты сам не знаешь?
   - Мне интересно твое мнение.
   - Во всяком случае, именно по такому обвинению он посажен  в  тюрьму.
Мы проверяли - связи с нашими делами здесь нет,  чистая  политика.  А  в
политику, как тебе известно, мы не вмешиваемся.
   - Удобная позиция, - пробормотал "Дронго".
   - Не понял.
   - Ничего, просто для этого нужно пожить здесь достаточно долго.
   Продолжай дальше.
   - Мы были встревожены сообщениями о бесконтрольной переброске больших
партий  наркотиков  из  Закавказья  в  Европу.  Используя  войну   между
Азербайджаном и Арменией, нестабильность в  Грузии,  местные  преступные
кланы  наладили  довольно  тесное  сотрудничество  с   пакистанскими   и
афганскими наркодельцами. И хотя исламское правительство Ирана  пытается
хоть  как-то  помешать  этому  бурному  напору,   успехи   иранцев   тут
малозаметны. Или вообще очень незн