что вы знали, куда и зачем уезжает Мурсаев. Если об этом знал Сушков, то наверняка знали и вы, Ивашов.
     - Не помню, - нагло ответил Ивашов, - я ничего не помню.
     - Вы остались в компании, зная, что ее купит ОНК. Ваши вздохи и сетования по поводу положения компании были игрой, - безжалостно продолжал Дронго, - вы прекрасно знали, кто стоит за процедурой мнимого банкротства. Они хотели сначала заставить вас продать контрольный пакет акций, а затем прибрать к рукам и всю компанию.
     - Это вы так думаете, - хрипло возразил Ивашов.
     - Я могу напомнить вам ваши слова. Вы сказали, что вы долго "искали завещание или распоряжение Салима". Вас интересовали его документы на акции.
     - И сейчас интересуют, - повысил голос Ивашов, - ну и что?
     - Вчера Сушков в разговоре со мной, разозлившись, что мы во всем обвиняем ОНК, вдруг сообщил, что вы неоднократно просили Салима Мурсаева уступить часть акций, но он вам неизменно отказывал.
     - Мало ли чего вам сказал Сушков. Это не доказательство.
     - Вы послали убийц в Париж за Салимом Мурсаевым, - сказал Дронго глядя в глаза Ивашову, - они должны были убить его и забрать документы. Но, очевидно, документов там не оказалось. И тогда вы приказываете убрать Авдеечева, чтобы никто не знал о цели поездки вашего бывшего президента. Потом вы приказываете Мальгасарову следить за Аллой и выяснить у нее, куда делись документы.
     - Это чушь, - ответил Ивашов, - мы вообще были шапочно знакомы с Мальгасаровым.
     - Вот еще одна фотография, - достал из кармана снимок Дронго, - здесь вы сидите рядом с Мальгасаровым за банкетным столом.
     - Я иногда бывал в клубе, - зло ответил Ивашов, даже не глядя на фотографию, - и мог оказаться рядом с директором за столом. Это ничего не доказывает.
     В этот момент в кабинет вошел Кружков и, подойдя к Дронго, что-то тихо сказал ему. Тот кивнул.
     - Хочу предупредить всех присутствующих, что клуб оцеплен сотрудниками ОМОНа, - сообщил Дронго, - и поэтому не нужно делать лишних и ненужных телодвижений.
     - Так я и знал, - сказал Шенгелия, - все закончилось ОМОНом. Теперь побьют мебель и посуду.
     - Ничего не понимаю, - поднялась Линовицкая, - вы нас всех запутали, - сказала она, - если Ивашов виноват в этих убийствах, то кто тогда убил Мальгасарова, кто зарезал Сафиева?
     - Когда ко мне пришла Мурсаева, она попросила не расследовать убийство брата, а найти убийц, - сообщил Дронго, - именно найти убийц ее брата. Я еще тогда обратил внимание на очень странную деталь поведения ее брата. Перед тем как уехать в Париж, он перевел все свои деньги на имя сестры и ее сына.
     Мурсаева взглянула на него, но промолчала.
     - Два дня назад я должен был встретиться с Мальгасаровым, - сообщил Дронго, - но когда я собирался приехать к нему, мне позвонила Эльза Мурсаева и сообщила, что на ее квартиру напали неизвестные. Когда мы приехали к ней, мы действительно увидели повреждения на ее двери. Я отвез ее к себе домой, и вскоре стало известно, что Мальгасаров убит. Я мог считать это совпадением. Но когда мы полетели в Голландию, выяснилось, что нас опередили. Впереди нас полетел некто, он нашел и убил Сафиева. Дважды таких совпадений не бывает. Оставалось проверить, кто именно полетел в Голландию в ту ночь, выкупив билет непосредственно перед вылетом. И я наткнулся на знакомую мне фамилию. Мехти Самедов. Тот самый человек, который исчез из Северной нефтяной компании и которого считали причастным к убийству Авдеечева. Господин Самедов - член этого клуба и дважды уже появлялся здесь за последнее время. Я обнаружил список членов клуба, где около убитых и выбывших стояли отметки директора Мальгасарова. Рядом с фамилией Самедова никаких отметок не было. Значит, Мальгасаров знал, что тот жив.
     Дронго помолчал, обводя взглядом присутствующих. И неожиданно сказал:
     - А теперь позвольте вам представить господина Самедова.
     Не успел он закончить, как дверь открылась и в кабинет втолкнули мужчину с пышной шевелюрой, в темных очках и с темными усами. Он был одет в черную рубашку и черный костюм. За его спиной стояли Кружков и двое сотрудников милиции.
     - Значит, Самедов был убийцей? - взволнованно крикнул Кобаев, глядя на вошедшего.
     - Никакого Самедова не существует, - вдруг сказал Дронго, - он пришел сюда, чтобы рассчитаться с последним из оставшихся "кровников", с убийцей, заказавшим его убийство. С бывшим другом, который его предал. С господином Ивашовым. Я думаю, вы должны быть нам благодарны, мы спасли вашу жизнь.
     - Опять вы за свое? - разозлился Ивашов, вставая со своего места. - Я же вам объяснил, что понятия не имел, зачем Салим летит в Париж? Неужели вы мне не верите?
     - Не верят, - сказал Самедов. Он вдруг снял очки, парик и усы.
     - Господи, - Ивашов попятился назад, опрокидывая стул, - господи, - закричал он, - этого не может быть. Он же убит!
     - Как видишь, я живой, - неизвестный вдруг метнулся в сторону Ивашова. Дронго бросился на него. Вбежали омоновцы и Кружков, которые с трудом оттащили нападавшего.
     - Познакомьтесь, - сказал Дронго, обращаясь к Линовицкой, - это Салим Мурсаев, чье убийство вы расследуете.
     - Не может быть, - на этот раз изумленно произнесла она, - не может быть. У меня есть протокол вскрытия. Протокол опознания.
     Эльза Мурсаева сидела не шелохнувшись.
     - Все очень банально, - объяснил Дронго, - он чувствовал, как сужается кольцо вокруг него, и на всякий случай готовил себе двойника. Они выехали в Париж вместе с Самедовым. Кстати, госпожа Мурсаева не смогла узнать Мехти Самедова на фотографии, чем вызвала у меня еще большее подозрение. И потом я обратил внимание на такую деталь. Сафиев не просто прятался. Он все время бормотал о дьяволе, которого он видел. И я подумал, что должно было случиться нечто невероятное, чтобы человек с подобным уголовным прошлым, как у Сафиева, мог так испугаться. А когда я увидел его убитым, я уже не сомневался, что это месть. Но месть не исчезнувшего Самедова, а неизвестно каким образом воскресшего Салима Мурсаева.
     - Я не думал, что они убьют Мехти, - выдавил Салим Мурсаев, - он должен был сделать вид, что уезжает в Англию. Я хотел, чтобы они так думали. Но они его застрелили. Убили выстрелами в спину. Я стоял и смотрел сверху. Он побрил лицо, постригся и был похож на меня. А чемодан, который приказал им забрать эта гнида, - Салим кивнул на сидевшего на стуле уже в наручниках Матвея Ивашова, - чемодан был пустой. Я увидел, как "меня убили", надел парик, усы, очки и ушел. А потом приехал с документами Мехти в Москву.
     - Вы сделали несколько ошибок, - сказал Дронго, - во-первых, с машинами перемудрили. Я понимал, что вашей сестре не нужна вторая машина. Но она была нужна вам. И, очевидно, вы должны были изображать ее водителя. Но в последний момент она испугалась. Увидела фотографию, которую я ей показал, и испугалась. Во-вторых, насчет Мальгасарова. Здесь вы тоже немного перестарались. Хотели успеть до того, как я с ним поговорю. Вы знали, что он задушил вашу бывшую жену, которую вы, очевидно, не очень любили. Сначала вы имитировали нападение на квартиру вашей сестры, а когда мы туда поехали, вы отправились в клуб. И имея в запасе время, вошли в кабинет Мальгасарова. Вам отчасти повезло, так как его секретарь в это время была занята с господином Шенгелия.
     - Опять Шенгелия, - проворчал Георгий, - вы без меня не можете сказать ни одной фразы.
     - Вы застрелили Мальгасарова и ушли, - продолжал Дронго обращаясь к Салиму Мурсаеву. - Ваша сестра очень ловко придумала легенду для Мальгасарова. Она меня уверяла, что он рассказывал всем, что сидел за драку, тогда как на самом деле он сидел за контрабанду. Она понимала, что я проверю и начну подозревать Мальгасарова в желании меня обмануть. Но она не знала, что я успел поговорить и с Георгием Шенгелия. А тот сразу мне сообщил, что Мальгасаров сидел за контрабанду и даже работал в тюремной лавке. И я снова задал себе вопрос, почему Мальгасаров врет вашей сестре, а своему шефу говорит правду? И не нашел убедительного ответа.
     - Наконец мое имя было произнесено в позитивном плане, - с чувством произнес Шенгелия.
     - Ты живой, - Кобаев поднялся и, подойдя к своему другу, обнял его так, что затрещали кости, - ты живой, Салим, - прошептал он, - молодец. С этими шакалами нужно быть хитрым как змея и сильным как лев, - он кивнул на Ивашова.
     - Подождите вы со своими зоологическими изысканиями, - прервала его Линовицкая, - а как же мои протоколы?
     - Вместо него убили Мехти Самедова, - пояснил Дронго, - и это тело привезли в Москву. Конечно, его сразу "опознала" Эльза Мурсаева, уже знавшая обо всем. Но ей нужно было найти Сафиева, чтобы выйти на настоящих убийц. Салим не знал, кто послал убийц. Ивашов? Возможно, и он. Но никаких доказательств у него не было. Шенгелия? Тоже может быть. Ведь он был связан с Мальгасаровым и с местной мафией...
     - Прошу прощения, это клевета, - гордо произнес Георгий, - прошу в присутствии следователя прокуратуры принести мне извинения, или я подам в суд за клевету.
     - Приношу свои извинения. Просто руководители некоторых преступных группировок обедают в вашем клубе, - уточнил Дронго, - и вы их хорошо знаете.
     - Согласен, - кивнул Шенгелия, - это уточнение меня устраивает.
     - И, наконец, он подозревал руководителей ОНК, - продолжал Дронго, - которые сделали все, чтобы толкнуть его к бегству из страны.
     - У них своя логика, - прошептал Салим Мурсаев, - у нас - своя. Богатому не понять бедного. Каждый обманывает как может.
     Его сестра наконец резко поднялась со стула.
     - Нет, - сказала она, - это несправедливо. Почему так должно быть? Салим ничего плохого не сделал. Он застрелил негодяя, убившего его жену. Пришел в клуб и застрелил Мальгасарова. И где доказательство, что именно он убил Сафиева, которого следовало убить, так как он хотел отнять деньги у моего брата и убить его. В чем виноват мой брат? Он защищался.
     Линовицкая нахмурилась.
     - Два человека на его совести, - не совсем уверенно сказала она, взглянув на Дронго.
     - В данном случае я соглашусь с госпожой Мурсаевой, - возразил Дронго, - убийство Мальгасарова легко доказать. Дело в том, что в тот вечер я проверял по журналу регистраций, и оказалось, что единственным гостем клуба именно в это время был я. Значит, убийца должен был предъявить членскую карточку, чтобы его не задержали при входе. Такую членскую карточку и предъявил Мурсаев. Только не свою, а Самедова, за членство в клубе которого он исправно платил деньги. Теперь что касается непосредственно убийства. Мне тоже кажется, что убийство Мальгасарова было совершено в состоянии аффекта. Насчет второго убитою, господина Сафиева: возможно, все мои рассуждения - всего лишь домыслы. Никаких доказательств пребывания господина Мурсаева в Голландии у нас нет. Я думаю, что в Амстердаме Сафиева зарезали те самые убийцы, которых послал Ивашов.
     Линовицкая с изумлением взглянула на Дронго, но промолчала. Мурсаева смотрела перед собой не шелохнувшись, словно опасаясь нарушить некое равновесие.
     - Еще и это убийство на меня хотите повесить? - закричал Ивашов. - Но уж дудки. Это у вас не выйдет. Я никого в Голландию не посылал.
     - А во Францию посылали? - спросил Дронго. - Ай-я-яй. Какой вы нехороший человек, господин Ивашов. Вы ведь семейно дружили с господином Мурсаевым. Друг к другу в гости ходили, целовались на празднике, вместе обедали. И оказались такой сволочью. Из-за денег. Вы ведь и жену его приказали убить...
     - Это не я, - заорал Ивашов, - это сам Мальгасаров. Я об этом даже не знал, - он вдруг понял, что себя выдал, и, опустившись на стул, громко зарыдал.
     - Таким образом, - продолжал Дронго, обращаясь к Линовицкой, - вы можете предъявить господину Мурсаеву обвинение по статье "убийство в состоянии аффекта". Он узнал, что Мальгасаров задушил его жену, и, придя в клуб, наказал мерзавца. Кажется, наказание за это не столь большое, и можно даже ограничиться условным сроком. Во всяком случае, суд должен принять во внимание многие смягчающие обстоятельства.
     Линовицкая смотрела на него, прикусив губу. Она не решалась комментировать его слова.
     - Уведите задержанных, - приказала она сотрудникам милиции.
     Потом взглянула снова на Дронго.
     - Вы иногда бываете таким проницательным, а иногда таким непробиваемо глупым, - сказала Валентина.
     Мурсаева подошла к Дронго, протянула руку. В ее глазах блеснули слезы.
     - Извините меня, - попросила она, - я должна была вам доверять с самого начала. Все было так страшно. Но я очень боялась за брата. Если бы его убили, я бы не пережила. Честное слово. Спасибо вам за все, - она посмотрела на дверь, которая закрылась за Линовицкой. - Это та девочка, которая приезжала к вам домой? - уточнила она.
     - Да.
     - В таком случае возьмите ее сегодня с собой вместо меня, - предложила она, томно улыбнувшись, - кажется, на этот раз вы не оставите ее одну на целую ночь.
     Дронго растерянно пожал плечами и улыбнулся.
   Чингиз АБДУЛЛАЕВ
   РАЙ ОБРЕЧЕННЫХ

OCR & SpellCheck: Zmiy


     Самая жестокая тирания -
     та, которая выступает под
     сенью законности и под флагом
     справедливости.
     Шарль Монтескье

     Лучше быть свиньей Ирода,
     чем его сыном.
     Октавиан Август Цезарь

     Скажи: "Если я
     заблудился, то заблуждаюсь во
     вред самому себе, а если я иду
     прямым путем, то от того, что
     внушил мне мой Господь..."
     Коран, Сура 35,
     Ангелы 49 (50)

     Ибо они народ, потерявший
     рассудок, и нет в них смысла.
     Второзаконие, 32:28

     Автор лично побывал в местах, которые описаны в романе.
     Персонажи, приведенные в этом повествовании, не всегда совпадают с реальными лицами. Хотя некоторые и очень похожи на существующие прототипы.
     Эта история случилось еще в давние времена.
     Во времена Империи, которая уже начинала распадаться.
     Мужеству обреченных автор посвящает эту книгу.

ГЛАВА 1

     Казалось, это место было проклято Богом. В зимние месяцы сюда почти никто не приезжал, шоссейная дорога пролегала довольно далеко, рейсовые автобусы не ходили, а случайные машины лишь иногда отваживались свернуть с основной дороги, чтобы добраться в непогоду до этого маленького поселка с таким смешным и немного странным именем - Умбаки.
     В летние месяцы, когда беспощадное солнце выжигало все вокруг и даже чахлый кустарник, питавшийся собственным соком, сберегая столь необходимую для него влагу, сворачивался в круг, пытаясь выжить, сюда добирались лишь редкие посетители, навещавшие некогда родных, близких людей, знакомых еще по прежней жизни.
     Но эти случайные свидания были столь тягостны для обеих сторон, что после одного-двух визитов встречи прекращались, и поселок существовал сам по себе, словно отрезанный от всего мира. Во время визитов чужих обитатели поселка обычно прятались где-нибудь, стараясь не попадаться на глаза людям, и без того находящимся в состоянии страха, неуверенности и растерянности от собственной смелости.
     Иногда, примерно раз в год, сюда привозили новичков. Это было событием для всех, нетерпеливо ожидавших новых вестей, новых историй, новых знакомств. Особенное оживление царило в случае приезда молодых женщин, которых в поселке было лишь несколько. По несправедливой логике судьбы молодые женщины были самыми редкими гостьями этого странного места.
     Оно было странным для одних, таким обжитым для других и очень страшным для многих. Ибо это был единственный на юге страны лепрозорий, в котором жили и умирали больные лепрой. Или иначе говоря - прокаженные, те самые, которых Бог решил пометить, посылая на них подобную проклятую болезнь. Никто не знал, почему и как она зарождается в человеческом организме. Работавшие тут десятилетиями врачи и санитары не боялись ее, словно заговоренные. Она не передавалась никаким путем: ни через одежду больных, ни через общение с ними. Она не передавалась даже в результате случайных контактов, иногда случавшихся между больными и работавшими здесь людьми. Она не передавалась никак. Но не всем.
     Из каждых десяти тысяч человек один имел восприимчивость к подобной болезни. И этот один получал весь свой земной ад в полном объеме. Никакие лекарства не помогали, любые врачи были бессильны. Больного сначала лечили: пичкали лекарствами, кололи уколами, возили к специалистам, а затем, когда проказа уже начинала свой губительный путь, уродуя конечности заболевшего, обреченного отвозили в Умбаки. Здоровых здесь никогда не бывало. Пока оставалась хоть какая-то надежда, человек предпочитал бороться. Когда она исчезала, он появлялся в Умбаки.
     Поступавшие сюда больные словно сходили с картин Брейгеля или Босха, настолько чудовищными и отталкивающими были образы новых обитателей Умбаки. Болезнь могла поразить любую часть тела. Гниение начиналось с руки или ноги, с головы или плеча. По счастливому совпадению у женщин почти всегда оставались нетронутыми лица, тогда как у мужчин проказа чаще всего начиналась именно сверху.
     К началу восьмидесятых в поселке насчитывалось около двухсот больных, восемь врачей, человек тридцать сотрудников больницы, необходимых для поддержания в ней должного порядка, состоящих из санитарок, уборщиц, электриков и водителей. В поселок почти никогда не приезжали комиссии. Даже чиновники из Министерства здравоохранения, обязанные по долгу службы бывать здесь хотя бы раз в квартал, появлялись здесь один раз в несколько лет, стараясь лишь отметиться и тут же уехать.
     При этом все живущие в поселке знали, что через несколько километров, за поворотом, там, где проселочная дорога выходила на шоссейную и где находился небольшой источник, машина обязательно остановится. Любой приехавший гость обязательно привозил с собой бутылку спирта, чтобы протереть руки и лицо, еще до того как выедет на дорогу, ведущую в город. Некоторые привозили даже канистру спирта и умудрялись протирать всю машину, опасаясь стать одним из десяти тысяч, кого может коснуться эта непонятная зараза.
     Но однажды в Умбаки приехал очень важный гость - секретарь районного комитета партии. По сложившейся традиции в райкомах партии первые секретари были представителями коренной национальности, вторые обычно русскими, а третьи в обязательном порядке женщинами. В этом районе квота была поделена несколько другим образом, и первые секретари всегда были русскими по национальности, занимавшими эту должность тоже в порядке лимита. Вторые секретари были представителями коренной национальности, а третьи всегда подбирались из лучшей половины человечества.
     Первым секретарем этого райкома партии был Яков Александрович Тоболин. Его совсем не оскорбляло, что свою должность он занял исключительно в силу отпущенного лимита. Наоборот, он был вполне счастлив и доволен сложившимся положением. Невысокого роста, с довольно заметным брюшком, он обладал мирным и спокойным характером. Район регулярно выполнял план, как положено - на сто один процент, почти все предприятия регулярно отчитывались, доводя своими приписками среднюю цифру плана до положенной. В районе все было спокойно и чинно. Если не считать того странного обстоятельства, что этот район был своеобразной криминальной зоной. В районе располагалось сразу четыре колонии, из которых две были населены особо опасными преступниками, и четыре спецкомендатуры, заключенные которых трудились на соседних каменных карьерах.
     И хотя за всем этим хозяйством должны были приглядывать высокие чины из МВД, тем не менее наличие такого количества закрытых учреждений на территории района было само по себе очень неприятно, а инструкторы райкомов должны были еще и регулярно бывать в колониях, где существовали свои партийные и комсомольские организации, созданные из офицеров и других сотрудников.
     Вторым секретарем районного комитета партии был Гусейн Фархадович Малиев, бывший боксер и бывший организатор комсомольских студенческих отрядов. Выпускник физкультурного института, он по н