а  ей  не  хотелось  мне
ничего объяснять. Наверное, так было  лучше.  Мы  просто  вычеркнули  из
памяти этот эпизод. Вернее, постарались вычеркнуть.  Но  оказалось,  что
чувствовать себя прощенной еще хуже, чем чувствовать себя виноватой. Для
женщины такого истерического склада,  как  Вилма,  это  было  худшее  из
наказаний. Мое благородство казалось ей подозрительным,  неестественным,
непонятным.
   У нас снова начались скандалы. Она стала пить, и это было хуже всего.
   Хотя в той стране, где мы жили, ничего другого делать не  оставалось.
Иногда посольские напивались вдрызг, чтобы забыть обо всем на свете. Так
продолжалась наша совместная жизнь в африканской стране.
   После возвращения в Москву Вилма демонстративно несколько раз уходила
из дома, и я не спрашивал, где она ночевала. Мне действительно это  было
неинтересно.  Измена?  Но  изменить  можно  только  другу  или  любимому
человеку.
   Поэтому измены со стороны Вилмы не было. Очевидно, нас обоих  убивало
чувство одиночества, которое мы испытывали, живя рядом.
   Еще  пять  лет  после  возвращения  из  Африки  мы  только  формально
считались мужем и женой. Вилма жила со своим художником, я тоже  был  не
ангелом. К счастью, Илзе оставалась у меня, жила с  моей  мамой.  Весной
девяносто четвертого мы развелись. К тому времени уже не было  советских
судов, и не  нужно  было  лицемерить,  призывать  к  сохранению  "ячейки
социалистического общества".
   Латышский суд развел нас быстро и без лишних формальностей.
   А еще через несколько месяцев мы в последний раз поговорили с Вилмой.
Я приехал к ней перед  отъездом  подписать  документы,  разрешающие  мне
увезти дочь.
   К этому времени они почти не встречались. Илзе  уже  стала  понимать,
почему  мать  не  живет  с  нами.  А  Вилму,   похоже,   устраивало   то
обстоятельство,  что  ребенка  воспитывает  бабушка.  Мы  отправились  к
нотариусу окончательно все оформить.
   Когда все было кончено, мы  пошли  в  небольшое  кафе.  По  странному
совпадению, это оказалось то самое кафе,  где  мы  познакомились.  Жизнь
иногда любит такие гримасы. Мы сидели друг против друга и не знали,  что
сказать. Все и без того было ясно.
   Я уезжал в Россию, забирая с собой мать  и  дочь.  Она  оставалась  в
Латвии.  Мы  оба  понимали,  что  возможность  свиданий   будет   крайне
ограничена.
   Знали, что для поездки в наши  теперь  разные  страны  нужны  визы  и
иностранные паспорта. И нам  нечего  было  сказать  друг  другу.  Мы,  в
сущности, все время жили рядом, оставаясь чужими людьми.
   - Как твоя мама? - спросила Вилма. - Она ведь болеет?
   - Да, - кивнул я, - врачи считают, что в России ей помогут. Поэтому я
и решил переехать.
   - Илзе будет там лучше. Она ведь учится  в  русской  школе.  -  Голос
Вилмы не дрогнул.
   - Да, наверное. Хотя у нее здесь остаются Друзья.
   - Ты будешь просить российское гражданство?
   - Еще не знаю, - честно признался я Вилме, - там ведь,  сама  знаешь,
какая обстановка. После октября девяносто третьего ничего нельзя заранее
предугадать.
   - Ты надеешься устроиться на работу?
   - Да, мне обещали работу. - Я не стал говорить ей про Федю Гаско.
   Вообще-то ей это неинтересно. Мы оба тяготились и  нарочитостью  этой
сцены прощания, и ненужностью нашего разговора.
   - Мы здесь встречались с тобой десять лет назад,  -  вдруг  сказал  я
Вилме, - помнишь, там еще стояла в углу большая ваза?
   - Не помню, - посмотрела она в  ту  сторону,  -  я  тогда  как-то  не
замечала, где мы встречаемся.
   Все было ясно. И все было  сказано.  Лишние  слова  ничего  не  могли
изменить. Я расплатился, мы допили свой кофе и вышли на улицу.
   - Береги Илзе, - попросила Вилма.
   - Ты придешь на вокзал?
   - Нет. Я попрощаюсь с ней завтра, без тебя.
   - Прощай, - я кивнул ей на прощание.
   - Эдгар, - позвала она меня, и я обернулся. Вилма наклонила голову. -
Ты меня прости, - выдавила она, - прости меня за все.
   - Мы оба были не ангелы, - проговорил я.
   - Нет, не то. Тогда... в посольстве... я не должна была...  Мне  было
очень стыдно и плохо. Мне до сих пор  стыдно.  Мне  рассказали,  как  ты
избил этого актера в туалете. Мне было тогда очень стыдно...
   - Я уже все забыл, - сказал я ей, пряча глаза.
   - А я нет, - Вилма протянула мне руку,  -  не  забывай  меня.  Ты,  в
общем, был неплохой человек, Эдгар, жаль, что все так получилось.
   - Жаль, - согласился я, - прощай.  Потом  я  повернулся  и  ушел,  не
оглянувшись. Я подвел черту под целой эпохой моей жизни. Через несколько
дней мы переехали в Москву, и С тех пор я уже никогда  не  встречался  с
Вилмой. Она даже не знает, что я болен. И слава богу, что не знает.  Мне
сейчас меньше всего нужно сочувствие  кого-нибудь  из  моих  близких.  Я
думаю, что о моей болезни догадывается только моя мать. Но  она  сильная
женщина - ни разу не дала мне понять, насколько серьезно мое  положение.
А  может,  она  просто  боится  разговаривать  на  эту  тему.  Не  хочет
признаться самой себе, что у сына развивается болезнь, от  которой  умер
ее муж. Мы говорили с ней о моем здоровье два раза. В первый я  побоялся
сказать ей правду, но во второй мне пришлось это сделать. Это  случилось
перед самым отъездом, одиннадцатого апреля.
   За несколько дней я уже побывал в трех европейских городах.  Господи,
как же мне все надоело! Это труднее, чем я думал. Как гончая  собака,  я
натаскан  на  запах  Труфилова,  чтобы  найти  его  и  подставить  своим
неизменным спутникам-убийцам, идущим за мной по пятам. Но я  не  уверен,
что,  расправившись  с  Труфиловым,  они  оставят  живым  меня.  Слишком
рискованно оставлять жить такого свидетеля. Их не остановит ничто - даже
моя болезнь.
   Я принял душ и включил телевизор. Решил немного отдохнуть перед  тем,
как отправиться на авеню генерала  Леклерка.  Я  очень  быстро  устаю  в
последнее время. Лежа на  постели,  я  автоматически  переключал  каналы
телевизора. На одном показывали трупы. Два  трупа,  которые  выносят  из
здания. Что там произошло?
   Голос диктора за кадром - похоже,  русская  мафия  снова  заявляет  о
себе. "Сегодня в бельгийском городе Схетоне неизвестные  убийцы  жестоко
расправились  с  двумя  русскими  туристами,  неизвестно  каким  образом
оказавшимися в этом  заброшенном  доме.  Полиция  подозревает,  что  оба
погибших были членами преступной группировки. Тела  случайно  обнаружены
страховым  агентом.  Очевидно,  убитых  допрашивали   перед   тем,   как
застрелить, так как на обоих телах найдены следы истязаний..."
   Пока он говорит, я встаю с постели. Господи боже ты мой! Я все понял.
   Мои двое "наблюдателей" устроили засаду на людей Хашимова. Одни пауки
сожрали других. Будь они все прокляты! Я вскакиваю и  дрожу  от  желания
запустить в экран телевизора чем-нибудь тяжелым. И в этот момент  звонит
мой чертов телефон.
   - Да! - ору  я  в  трубку,  уже  зная,  что  позвонить  может  только
Кочиевский.
   - Вы уже в  Париже?  -  спрашивает  он  меня.  -  В  каком  отеле  вы
остановились? Наши люди будут в городе через полчаса.

ЗА НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ ДО НАЧАЛА

Москва. 9 апреля

   Утром  в  двенадцать  к  нему  приехала  Галина   Сиренко.   Довольно
элегантная - в темных брюках и темной водолазке. Пройдя в комнату и сухо
кивнув, села на свое привычное место.
   - Добрый день, - приветливо поздоровался Дронго.
   - Всеволод Борисович говорил мне, что вы вернулись вчера в Москву,  -
сообщила Галина. - Мне кажется, что вы зря так рискуете. Вам лучше  было
бы не приезжать сюда. Они могут вычислить и этот адрес.
   - Сегодня - нет, - возразил Дронго, - сегодня они будут  ждать  нашей
встречи в "Царской охоте".
   - Я  знаю.  Романенко  попросил  всех  своих  сотрудников  выехать  в
Жуковку.
   Мы постараемся сделать все, чтобы не допустить никаких эксцессов с их
стороны.
   - Никаких эксцессов и  не  будет,  -  сообщил  Дронго,  -  я  в  этом
абсолютно уверен. Сегодня утром мне позвонил Давид  Самуилович  Бергман.
Он гарантировал безопасность нашей встречи. Я давно его знаю. Это не тот
человек, который может подставить. Уверен, что и Кочиевский, и те  люди,
которые стоят за ним, доверяют ему полностью. Поэтому я мог  бы  поехать
на встречу даже один.
   - Всеволод Борисович не разрешит,  -  возразила  Галина,  -  в  самом
ресторане будут сотрудники ФСБ. А мы составим внешнее кольцо оцепления.
   - Хорошо, - согласился Дронго, - но  до  встречи  у  меня  еще  много
времени. Вам удалось что-нибудь узнать о Кочиевском?
   - Немного. Несмотря на все наши запросы, они, конечно,  не  разрешили
знакомиться с его личным делом.
   - Я так и думал. Они всегда были достаточно закрытой организацией.
   - Как я вам докладывала, он  работал  в  ГРУ  восемнадцать  лет.  Его
характеризуют как решительного,  смелого,  напористого  человека.  Очень
энергичный. И после  ухода  из  военной  разведки  пользуется  у  коллег
большим авторитетом. Говорят, что у него очень хорошие связи.
   - В прошлый раз вы говорили,  что  он  ушел  из  военной  разведки  в
девяносто втором и только в девяносто шестом стал  руководителем  службы
безопасности "Роснефтегаза". Вам не удалось установить,  где  он  провел
четыре года - с девяносто второго по девяносто шестой?
   - Удалось. В девяносто втором его видели в Приднестровье. Там он  был
что-то около  года.  Затем  переехал  в  Москву.  С  девяносто  третьего
находился в Таджикистане. Судя по всему, там изрядно отличился. Говорят,
в некоторых кишлаках "маленьким бровастым человеком" до сих  пор  пугают
детей.  Когда  требовали  обстоятельства,  он  становился  жестоким   до
беспредела. Сжег однажды живьем двоих боевиков, не  признававшихся,  где
находится склад оружия. Третий, оставшийся в живых, все ему рассказал  и
сошел с ума.
   - Колоритная личность, - пробормотал Дронго.
   - Мне не удалось установить, встречался ли он с  Труфиловым,  но  то,
что они могли встречаться, не вызывает сомнений.  Кочиевский  работал  в
так называемом "Аквариуме" - центральном аппарате ГРУ.  Там  же  работал
некоторое время и Труфилов. Думаю, они наверняка встречались.
   - Думаю - это еще не резон, - недовольно заметил Дронго, - мне  нужны
были точные данные. Они встречались или нет?
   - Почти наверняка встречались. Но об их совместных  операциях  ничего
не известно. Правда, я обратила внимание на такое совпадение: после того
как полковник Кочиевский стал руководителем службы безопасности концерна
"Роснефтегаз", через два месяца директором компании "ЛИК" был  утвержден
Дмитрий Труфилов. Если это совпадение, то достаточно странное. Тем более
что Силаков, который рекомендовал  Труфилова,  оказывается,  был  другом
Кочиевского. Во всяком случае,  Кочиевского  иногда  видели  в  компании
Силакова.
   - Интересно, - задумчиво произнес Дронго, - очень интересно. Судя  по
вашему рассказу, Кочиевский не просто мерзавец, а настоящий сукин сын.
   - Я не поняла, о чем вы?
   - Силаков был его знакомым, может быть, даже другом. И тем не  менее,
когда выяснилось, что цепочка от арестованного Ахметова может привести к
Труфилову, Силакова сразу убрали. То же случилось и  с  Артемьевым.  Его
убрали немедленно, как только Кочиевский понял, что  произошло  и  каким
образом мы прослушали их разговор. Получается, что он "специализируется"
на смерти своих знакомых. Есть такая  поговорка:  злейшие  враги  -  это
бывшие друзья. Боюсь, что дружить с Кочиевским достаточно  опасно.  Все,
кто оказываются рядом с ним, плохо кончают.
   - Да, - согласилась Галина, - именно поэтому Всеволод  Борисович  так
беспокоится за сегодняшнюю встречу.
   - Мне даже интересно будет встретиться с этим полковником,  -  сказал
Дронго. - У вас есть еще что-нибудь?
   - Есть, - кивнула она. - Романенко  предупредил,  что,  по  сведениям
ФСБ, Кочиевский готовит группу профессионалов  для  выезда  в  Европу  и
поиска исчезнувшего Труфилова. Они хотят опередить вас.
   - Это я уже знаю. Он мне вчера рассказывал. Вам удалось выяснить, кто
такой   неизвестный    представитель    "Роснефтегаза"    с    отчеством
Иннокентьевич?
   - Пока нет. Среди руководства и акционеров компании  нет  человека  с
таким отчеством.
   - Жаль, - пробормотал Дронго, - я рассчитывал,  что  Жучкова  сказала
мне правду. Как вы думаете, удастся ли нам узнать  через  ФСБ  возможные
адреса знакомых Труфилова в Европе?
   - Думаю, что нет. Мы пытались, но это невозможно. У Кочиевского  есть
свои выходы на ГРУ, мы таких выходов не имеем. Он  может  узнать  адреса
всех друзей и знакомых Труфилова, с которыми тот встречался в Европе. Но
в ФСБ нет никаких данных о Труфилове и его  возможных  связях.  Мы  даже
сделали запрос в Службу внешней разведки. Там тоже ничего.
   - Ясно, - кивнул Дронго, - значит, придется идти  по  следам  группы,
которую Кочиевский отправит в Европу. Интересный он тип. Другой бы сидел
спокойно и ждал, пока я найду Труфилова, а этот не желает  ждать,  хочет
все решить сам. Ладно. Вечером я еду в "Царскую охоту".
   - Я буду на месте, - поднялась Галина. Пройдя к двери, она замерла и,
оглянувшись, спросила:
   - Как прошла ваша поездка?
   - Неплохо...
   Она явно хотела задать еще  один  вопрос.  Хотела.  Но  вместо  этого
отвернулась, прошла в коридор и вышла из квартиры, хлопнув  дверью  чуть
сильнее обычного.
   Через час за ним приехали сотрудники  ФСБ,  чтобы  проинструктировать
его, как себя вести. Еще через час они отправились в  Жуковку.  Рядом  с
рестораном они  будут  ждать  до  шести  часов  вечера,  когда  появится
Кочиевский. Начиная с четырех в ресторан  начали  прибывать  посетители.
Некоторые  даже  здоровались  друг  с  другом.  В  большом  зале  сидели
несколько сотрудников ФСБ и бывших сотрудников ГРУ.  Без  пяти  шесть  у
ресторана появились  три  автомобиля.  Полковник  Кочиевский  приехал  в
сопровождении всей своей охраны. Похоже, опасался ареста непосредственно
в ресторане. Прямо из зала он  поднялся  наверх,  в  небольшую  комнату,
предназначенную для встречи.
   Через десять минут к ресторану подъехал Дронго. В машине, кроме него,
за рулем сидел офицер ФСБ. Выйдя из машины, Дронго  огляделся,  понимая,
как много глаз следит за ним в это мгновение, - и вошел в ресторан.  Его
сразу проводили наверх; поднявшись по лестнице, он оказался лицом к лицу
с Кочиевским. Кроме самого полковника, в  комнате  находились  двое  его
охранников.
   Полковник был гораздо меньше ростом,  чем  Дронго,  и  это  неприятно
поразило Кочиевского. Как и все коротышки, он  подсознательно  не  любил
высоких людей.
   Кивнув в знак приветствия и не протягивая руки, Кочиевский  пригласил
Дронго сесть. Когда они уселись друг против друга, полковник спросил:
   - Что вы будете есть?
   - Я не ем с незнакомыми людьми, - серьезно ответил Дронго, - скажите,
чтобы нам принесли минеральной воды.
   - Минеральной воды,  -  приказал  Кочиевский  застывшему  в  ожидании
приказа официанту.
   - У вас есть оружие? - спросил один из охранников Кочиевского.
   - Вы боитесь, что я могу убить вашего патрона? - улыбнулся Дронго.
   - Уходите, - нахмурился полковник.
   - Мы его не проверили... - оправдывался один из охранников.
   - Убирайтесь! - рявкнул Кочиевский. Оба охранника вышли из комнаты.
   Испуганный официант принес две  бутылки  минеральной  воды,  поставил
стаканы и мгновенно исчез,  споткнувшись  на  лестнице,  по  которой  он
буквально взлетел.
   - Вы, кажется, нервничаете, - добродушно заметил Дронго.  -  Если  вы
боитесь, меня могут обыскать. Я приехал без оружия.
   - Не боюсь, - криво усмехнулся полковник, - я знаю, что вы не  любите
ходить с оружием. И уж наверняка не станете в меня стрелять..
   - Спасибо. Но боюсь, что не смогу вернуть вам подобный комплимент. По
моим данным, вы практикуете отстрел своих бывших друзей  и  знакомых.  У
вас, судя по всему, такое хобби.
   Кочиевский сжал кулаки, отрывисто рассмеялся.
   - Неплохо, - сказал он, - вы  специально  меня  провоцируете,  хотите
вывести из состояния равновесия. Очень  неплохо.  Но  это  старый  трюк.
Давайте поговорим спокойно, без  срывов,  -  предложил  он,  -  в  конце
концов,  Давид  Самуилович   гарантировал   нам   конфиденциальность   и
безопасность нашей встречи.
   - И я должен был поверить, что  вы  приедете  на  встречу  без  своих
людей?
   - усмехнулся Дронго.
   - Конечно, нет. Как и вы. Ваши  люди  наверняка  сидят  где-нибудь  в
ресторане. Или вокруг него.
   - Не будем спорить, - согласился  Дронго,  -  зачем  вы  хотели  меня
видеть?
   - Чтобы поговорить. Я много о вас слышал. Очень много.  Говорят,  что
вы не просто аналитик, не  просто  человек,  умеющий  разгадывать  любые
комбинации.
   Многие  профессионалы  считают  вас  супераналитиком,   человеком   с
компьютерными мозгами. Говорят, что вы можете найти любого  преступника,
раскрыть любое дело.
   Удивляюсь, что вас еще не пригласили работать Генеральным  прокурором
страны.
   - Я не веду государственных расследований, - сухо ответил Дронго, - и
я не  состою  на  службе  ни  в  одной  государственной  организации.  Я
действительно иногда провожу  частные  расследования  по  просьбам  моих
друзей. И только...
   - Я все знаю, - усмехнулся Кочиевский, - я даже знаю больше,  чем  вы
думаете. Многие ваши операции стали достаточно широко известны  в  наших
кругах.
   Должен признаться, что профессионалы вас очень ценят.
   - Зачем вы говорите мне столько комплиментов? Переходите  к  основной
теме нашего разговора.
   - Это и есть основная тема. Жаль будет, если  такой  "суперкомпьютер"
разлетится вдребезги.
   - Вы мне угрожаете? - спросил Дронго.
   - Если хотите -  да.  Но  у  меня  есть  конкретное  предложение.  Вы
отказываетесь  от  розысков  известного  вам  человека  и  вместо  этого
получаете  достаточно  приличное  вознаграждение,   компенсирующее   уже
проведенные вами поиски.
   - То есть вы хотите меня купить?
   - А вы хотите сказать, что не продаетесь? Послушайте, Дронго, в нашем
мире все и всегда продается. И  ваши  услуги  тоже  продаются.  Вы  ведь
получаете гонорары за свои расследования. Вот теперь и я  предлагаю  вам
неплохой гонорар.
   Весьма неплохой, смею вас заверить.
   - На что вы рассчитываете, полковник? Вы ведь  наверняка  изучали  не
только мои дела. Перед тем как встретиться со мной,  вы  побеседовали  с
психологами, которые твердо заверили вас в невозможности меня купить.  И
не только потому, что я такой честный или богатый. Просто я  никогда  не
играю на стороне мерзавцев. Это, если хотите, мое кредо.
   - Вы наивный романтик, Дронго,  -  ухмыльнулся  Кочиевский,  -  такие
иногда  встречаются  в  нашей  жизни.  Я  думал,  что   это   порождение
писательской фантазии, но вижу, что подобные персонажи встречаются  и  в
реальной жизни. Только ваш героизм абсолютно никому не нужен.  Это  я  и
хочу вам объяснить.
   - Вы полагаете, что меня легко переубедить?
   - Нет. Убедить. Вы же аналитик. Вы верите только  фактам.  Поэтому  я
буду говорить исключительно фактами.
   Кочиевский помолчал, как бы собираясь с мыслями.
   - Во-первых, - начал он, -  вы  действительно  исключительно  сильный
аналитик. За несколько дней  вам  удалось  сделать  то,  что  другим  не
удалось бы и за целый  год.  Вы  специально  провели  беседу  с  Давидом
Самуиловичем, чтобы под ставиться под наше наблюдение. Мы клюнули на ваш
крючок. Должен сказать,  что  вы  все  продумали  безупречно,  никто  не
предвидел подобного хода. Затем вы с  безупречной  точностью  вычислили,
кто следит за вами, и вышли на Артемьева. Я верно излагаю?
   - Мне интересно вас слушать, полковник, - признался Дронго, - поэтому
не стану вас перебивать, подтверждать или опровергать ваши слова.  Пусть
каждый остается при своем мнении.
   - Хорошо.  Сцену  с  нападением  на  Артемьева  вы  разыграли  просто
красиво.
   Надо же так рассчитать психологию бывшего офицера милиции.  Учли  все
до мельчайших деталей. Я готов признать