рый сумеет выявить возможный источник угрозы. Если мы вернемся в дом, я смогу объяснить более конкретно. Согласны?
     - Ну раз я уж сюда приехал, - пробормотал Дронго, поворачивая в дом.
     - Ваш гонорар мы обговорим заранее, - сказал Осипов.
     - Это самое важное, что меня волнует, - отмахнулся Дронго. - Идемте быстрее. Дождь пошел.

     Берлин.
     30 октября 1999 года

     Воронин приехал на встречу в мрачном настроении. Он понимал, что у немцев есть все основания для недовольства. Два покушения подряд, это больше чем случайность. Однако он получил твердую установку из Москвы отрицать любые факты, связанные с покушением на жизнь Барлаха или Нигбура.
     На этот раз они встретились с Херманом почти в самом центре, недалеко от бывшего отеля "Штадт Берлин", когда-то служившего образцом архитектуры бывшего Восточного Берлина. Вытянутое на сто двадцать четыре метра, это здание более органично смотрелось бы в центре Манхэттена, чем в центре Берлина, где были отреставрированы здания, составляющие историческую ценность столицы. Чем-то этот отель напоминал гостиницу "Интурист" на Тверской: он смотрелся так же нелепо рядом с исторически-монументальными зданиями, окружавшими отель. Обычно по субботам в центре города было меньше людей, чем в будние дни. Хотя среди недели немцы предпочитали праздному времяпровождению конкретные дела.
     - Вы просили о встрече, - сказал Херман после приветствия.
     - Да, - кивнул Воронин, - мы проверили вашу информацию, герр Херман.
     - И как обычно будете все отрицать? - несколько насмешливо спросил Херман. Он провел несколько лет в Бельгии и научился быть более раскованным, чем его коллеги. Сказывался галльский дух Южной Бельгии.
     - Будем, - кивнул Воронин, стараясь не замечать сарказма. - Однако мое руководство решило проверить изложенные вами факты.
     - Долго будете проверять?
     - Несколько дней. Мы абсолютно точно знаем, что наши сотрудники не имеют отношения ни к взрыву в Нойенхагене, ни к автокатастрофе в Гамбурге. Мы, конечно, проверим изложенные вами претензии, но на этот раз вы ошиблись. Наша служба не имеет никакого отношения к этим инцидентам.
     - Вы понимаете, что мы проведем собственное расследование. И если выяснится, что вы причастны к смерти Нигбура, мы сделаем официальное заявление.
     - Конечно. Не в наших интересах портить отношения с Германией. Я надеюсь, в это вы можете поверить.
     - Не знаю, - ответил Херман. - Мы будем проверять все известные нам факты. К счастью, Барлах остался жив, и нам будет легче установить, кто и почему решил таким образом избавиться от бывшего осведомителя "Штази".
     - Это ваше право, - равнодушно ответил Воронин.
     - До свидания. - Они не подали друг другу руки. Очевидно, Херман рассчитывал на более серьезное понимание своих проблем. Возвращаясь в посольство, Воронин подумал, что за ним могут следить. Поэтому он шел неторопливо, заглядывая по пути в магазины, стараясь ничем не выдать своего волнения. И лишь вернувшись в посольство, он составил рапорт, в котором указывал на возможные осложнения в случае любых проявлений активности советской резидентуры СВР в Германии.
     Он даже не мог предположить, что его рапорт будет передан высшему руководству, и в Москве будут решать, как именно отреагировать на столь жесткое заявление немцев. Воронин не мог даже предположить, что большая игра, в которую он оказался вовлечен, уже началась.

     Москва.
     30 октября 1999 года.

     Они сидели в кабинете Осипова на втором этаже. За окнами лил дождь. Дронго расположился на диване и внимательно слушал хозяина дачи.
     - В живых на сегодня остались пять человек, - продолжал свой рассказ Георгий Самойлович. - Оливер Бутцман - в Израиле, Альберт Шилковский - в России, Карстен Гайслер, Бруно Менарт и Габриэлла Вайсфлог - в Германии. Только пять человек, один из которых предполагаемый информатор Барлаха, через которого он и собирается передать документы американцам.
     - Может, Барлах блефует? - уточнил Дронго. - Может, просто хочет взять деньги с американцев? Он ведь бывший осведомитель "Штази", бывший сотрудник полиции, как вы говорили. Вряд ли опытный агент ему доверится.
     - И тем не менее, Барлах сообщил такие сведения, о которых не должен был знать никто. Никто, кроме членов группы полковника Хеелиха. Именно поэтому американцы ему поверили.
     - Вы не можете сказать о чем идет речь?
     - Конечно, не могу. Но если в общих чертах, то - об агентуре, оставленной в объединенной Германии. О самых ценных агентах, о существовании которых ни американцы, ни немцы не должны ничего знать.
     - Понятно. Барлах представил убедительные доказательства?
     - Да. И через наши источники мы вышли на него. Стало ясно, что он представляет угрозу для нашей сети в Германии. Было принято решение устранить эту опасность. Однако в последний момент что-то не сработало, и Барлах остался жив, хотя и попал в больницу.
     - И тогда вы решили вычислить его источник?
     Осипов сидел в кресле напротив. Он мрачно кивнул.
     - Наши аналитики проверили все связи Барлаха. Выяснилось, что он был связан с одним из сотрудников группы Хеелиха - Фредериком Нигбуром. Наши специалисты сделали вывод, что именно Нигбур решил таким образом передать через Барлаха имеющиеся у него документы.
     - Почему не сам Нигбур? Почему он доверился другому человеку?
     - Это очень опасно. По-существу, немец, который выдает подобные секреты американцам, совершает государственное преступление. Ведь после объединения Германии агенты Восточного блока не должны работать на чужую страну. Мы полагали, что Нигбур каким-то образом получил доступ к закрытой информации. Кроме того, очевидно, сработали стереотипы. Во-первых, связь Нигбура с Барлахом, во-вторых, поведение самого Нигбура. На судебных процессах против бывших сотрудников разведки он несколько раз выступал на стороне обвинения. Если хотите, мы сознательно остановили свой выбор на Нигбуре. И как источнике повышенной опасности и как предателе, от которого давно пора было избавиться.
     - Вы его убрали?
     - А вы как думаете? Или вы полагаете, что мы могли остаться безучастными к возможной попытке провалить всю нашу европейскую сеть?
     - Я думал, от этих методов давно отказались.
     - Не нужно, - поморщился Осипов. - Вы все прекрасно понимаете. У разведки всегда свои интересы, у каждой страны - свои. Я не должен вам этого объяснять, ведь вы специалист с многолетним стажем. Кстати, почему вы не хотите работать у нас?
     - Не хочу, - упрямо сказал Дронго. - Что было после того, как вы ошиблись?
     - Ничего хорошего, - ответил Осипов. - Американцы сумели договориться с Барлахом, который уже был в больнице, что он передаст документы десятого ноября. Они положили его в свой военный госпиталь и уже перевели деньги на счета, но они пока заблокированы.
     - Подождите, - довольно невежливо перебил своего собеседника Дронго. - Каким образом неизвестный связался с Барлахом? Откуда вы знаете про десятое ноября?
     - У нас свои источники, - уклонился от ответа Осипов. - Думаю, вы понимаете, что мы не можем ошибаться в таком вопросе. Если они перевели деньги, значит, уверены, что документы у них будут. И Барлах уверен, что получит эти документы. Тогда выходит, что с Нигбуром мы ошиблись. И теперь нужно срочно выяснить, кто информатор Барлаха. Мы не можем ошибиться во второй раз. К тому же немецкие представители уже встретились с сотрудниками нашего посольства и официально предостерегли нас от дальнейших активных действий. Они могут негативно сказаться на... наших отношениях.
     - Вот почему вы вспомнили обо мне, - понял Дронго. - Теперь понятно, почему вам понадобился бывший эксперт ООН. Американцы и немцы прекрасно знают, что я не соглашусь на роль "ликвидатора". Это другая профессия, она "несколько отличается" от того, чем я до сих пор занимался.
     - И поэтому тоже, - согласился Осипов.
     - Пять человек, - подвел итог Дронго. - Мне понадобится досье на каждого.
     - Безусловно.
     - Кто еще входил в состав этой группы кроме Нигбура?
     - Всего их было восемь. Полковник Хеелих и Освальд Вайс. Он умер шесть лет назад.
     - Действительно умер? Может быть, он решил начать новую жизнь?
     - Мы проверили. Первый инфаркт случился у него в девяностом. Потом второй - в девяносто третьем.
     - Неужели такого инвалида взяли в специальную группу?
     - Он не был инвалидом до объединения Германии, - мрачно заметил Осипов. - Вы забыли, какая тогда была обстановка? Люди стрелялись, умирали от инфарктов, сходили с ума. Кроме того, на Вайсе сказалась и судьба его старшего брата. Тот застрелился в девяностом. Он работал одним из руководителей пограничной службы ГДР. Тогда на них вешали всех собак.
     - Ясно. Вы твердо уверены, что Вайс умер?
     - Абсолютно. Его похоронили в Лейпциге. На похоронах были сотрудники полиции, его бывшие друзья, супруга и дети. Они бы не могли устроить подобную инсценировку.
     - А где сам Хеелих?
     - Это как раз самая запутанная история в нашем расследовании. Полковник Хеелих был убит в ноябре восемьдесят девятого. Он вместе со своими сотрудниками готовил реорганизацию всех документов. Вместе с ним был тяжело ранен его заместитель - Альберт Шилковский. Тогда нам удалось его спасти буквально чудом. Он получил ранение в позвоночник. Полная неподвижность несколько лет, интенсивное лечение, четыре операции. Только несколько лет назад он сделал попытку подняться. Потом снова лечился. Сейчас он уже передвигается, но вынужден пользоваться палкой.
     - Понятно. Как это случилось?
     - Тогда было неспокойное время. На них напали в дороге. До сих пор не установлено, кто именно. Возможно, это было подразделение, специализирующееся на изъятии секретных документов бывших спецслужб. Возможно, действовали китайцы, которые были очень активны в тот период. Возможно - американцы. Или западные немцы. Кто угодно. Может быть, это была даже другая группа восточных немцев. Или наша военная разведка, которая узнала, что готовится операция по ликвидации документов, и решила нанести упреждающий удар. Мы ничего не смогли узнать. Группа Хеелиха проводила работу по нашему заданию. И нашим сотрудникам, прибывшим на место, достался только сожженный микроавтобус, убитый Хеелих и тяжелораненый Шилковский, который, придя в себя, не смог сказать ничего определенного. Вот и вся его история.
     - Невеселая, - сказал Дронго. - Это тот самый агент, который находится в России. Кажется, вы назвали именно его.
     - Да, - кивнул Осипов, - он сейчас в Москве.
     - С ним можно поговорить?
     - Конечно. В идеале было бы лучше, если бы вы поговорили с каждым из них. Нам важно выяснить, кто мог выйти на Барлаха и у кого сейчас находятся копии документов.
     - Я не совсем понимаю. Группа Хеелиха готовила документы к уничтожению. Если на них напали, когда они были в пути, то все документы должны были похитить нападавшие.
     - Нет. Дело в том, что на них напали, когда они возвращались после встречи с нашим представителем. У них с собой документов уже не было. Но нападавшие не могли этого знать. Отсюда мы и сделали вывод, что это Нигбур. Только он не знал, что документы уже были сданы нашему представителю. Он и Вайс остались в здании "Штази", пока остальные перевозили документы. Мы изменили наш план в самом конце на случай, если среди сотрудников Хеелиха окажется предатель. И он действительно был среди них. Но документы они уже передали. Это точно.
     - Тогда мне непонятно, почему вы подозреваете одного из этих людей?
     - Документы, которые они перевозили, были сверх секретными. О них практически никто из посторонних знать не мог. Вы ведь понимаете, что в разведке ни при каких обстоятельствах нельзя составлять списки самых ценных агентов. Любой, кто заикнется о подобном списке, будет объявлен либо сумасшедшим, либо предателем. Ни в одной разведке мира такого не допустят. Ни в одной, если только заранее не известно, что через несколько дней и ваша разведка, и ваша страна просто исчезнут. Только в этом уникальном случае могут быть заготовлены подобные списки, чтобы уничтожить подлинники всех документов и не дать возможности противной стороне узнать настоящие имена агентов.
     - Я, кажется, начинаю разбираться в ситуации, - пробормотал Дронго. - Вы, очевидно, считаете, что у меня может получиться то, что не получилось у ваших аналитиков. Вам не кажется, что вы несколько переоцениваете мои возможности?
     - В таком случае вы ничего не найдете, - раздраженно сказал Осипов, - и мы будем считать, что вам не удалось вычислить этого человека. Я думаю, вы понимаете, что параллельно с вами будут работать и наши эксперты.
     - Не сомневаюсь, - кивнул Дронго, - но, зная некоторые методы спецслужб, я никогда не поверю, что это единственный вариант разрешения ситуации. В случае, если информатора вычислить не удастся, вы, очевидно, рискнете пойти на нарушение ваших договоренностей с немцами. Верно?
     Георгий Самойлович поднялся с кресла, подошел к столу, налил в стакан минеральной воды и залпом выпил. Потом сухо осведомился:
     - Что вам еще нужно для выполнения вашей задачи?
     - Спасибо, - поднялся Дронго. - Кажется, я получил ответ на предыдущий вопрос. Когда я могу ознакомиться с досье? Надеюсь, они теперь не секретные?
     - Конечно, нет. Немедленно. Мой водитель отвезет вас. Я попрошу показать вам все материалы, которые имеют отношение к этому делу. Все документы восьмидесятых и относятся к спецслужбе страны, которой уже десять лет не существует. Можете ознакомиться с ними.
     - Завтра утром я хотел бы встретиться с Шилковским. Хотя завтра воскресенье, но мне нужно срочно с ним переговорить. Это возможно?
     - Безусловно. Мы с ним много раз беседовали, и вы сможете прочитать протоколы допросов, если захотите. Еще что-нибудь?
     - На понедельник мне нужен билет в Тель-Авив.
     - Разумеется. Что-нибудь еще?
     - Последний вопрос. Зачем вы меня позвали? Вы верите в успех или таким образом хотели использовать последний шанс, перед тем как принять решение о ликвидации всех оставшихся в живых агентов группы Хеелиха?
     - Вы же прекрасно знаете, что я не отвечу на этот вопрос. Что бы вы хотели услышать? Какой ответ?
     - Ничего, - ответил Дронго. - Вы уже ответили на все мои вопросы.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

     Прошлое.
     Восточный Берлин.
     8 ноября 1989 года

     Он с трудом продвигался по городу. В центре толпились люди - в ГДР уже вторую неделю шли митинги протеста. Несколько дней назад на Александр-плац вышло почти полмиллиона человек. Многие из них несли портреты Горбачева и лозунги на русском языке. Он хорошо понимал русский язык и видел повсюду эти ненавистные ему слова - "гласность" и "перестройка". Он резко нажал на тормоз, нервно просигналил. Трое подвыпивших молодых людей чуть не попали под его машину. У него была советская "волга", и люди обходили машину стороной, весело улыбаясь.
     Поставив автомобиль, он огляделся. Здесь было тихо, спокойно. Он успел заметить, как зашевелилась занавеска в окне дома напротив. Квартира, где они должны были встретиться, находилась под плотным контролем советского КГБ, который чувствовал себя особенно вольготно на территории Восточной Германии. Он знал об этом. Усмехнулся, затем набрал известный ему код и вошел в подъезд. Автоматически включился свет. Он знал, что сейчас за ним следят камеры, уже зафиксировавшие его появление. Он поднялся по лестнице на второй этаж, позвонил. Подумал, интересно, будут ли следить за ним и на этом этаже. Ему было чуть больше сорока лет. Коротко постриженный, с резкими, будто вырубленными, чертами лица, внимательными серыми глазами. Он терпеливо ждал, когда ему наконец откроют.
     Дверь мягко отворилась. Неизвестный мужчина, внимательно взглянув на него, посторонился и пропустил в квартиру. Он поздоровался по-немецки, а гость ответил по-русски. В просторной квартире была оборудована одна из конспиративных квартир советской внешней разведки, которых было так много в Восточном Берлине. В одной из комнат за столом сидел человек невысокого роста лет пятидесяти. У него была характерная запоминающаяся внешность: большой лысый череп, выпуклый лоб, тонкие губы, немного раскосые глаза. Перед ним на столе лежала папка. Увидев вошедшего, он поднялся и поздоровался, не протянув руки. Затем сел первым, жестом пригласив сесть.
     - Вы полковник Рудольф Хеелих? - спросил он.
     - Да, - кивнул полковник.
     - Вы меня знаете?
     - Знаю. Мы встречались в Москве три года назад, генерал.
     - Верно. Вы помните, зачем вы тогда приезжали в Москву?
     - Конечно, помню, генерал.
     - Я хочу еще раз напомнить некоторые факты. Если я буду неточен, можете меня поправить. Тридцатого мая восемьдесят шестого года ваш бывший непосредственный руководитель генерал Маркус Вольф подал в отставку. По приказу министра национальной безопасности Мильке была сформирована специальная группа офицеров из сотрудников двадцать второго отдела для проверки агентурной сети, известной Вольфу. В течение нескольких месяцев руководителем группы "Р" был полковник Хеелих. Я ничего не спутал?
     - Ничего, - угрюмо ответил Хеелих. - Зачем вы меня пригласили, генерал? Маркус Вольф уже три года не работает в нашей внешней разведке.
     - Вы работаете в двадцать втором отделе уже восемь лет. А до этого работали в девятом отделе.
     - Вы можете объяснить, что происходит?
     - Не торопитесь, Хеелих. Я прилетел в Берлин только для того, чтобы встретиться с вами. С вашим руководством я уже согласовал нашу встречу. Ни один человек в Германии не знает истинных причин моего приезда. Мы хотим снова использовать вашу группу, Хеелих.
     - Опять кого-то проверять? - недоверчиво спросил Хеелих. - Вы разве не видите, что творится? Вчера подало в отставку наше правительство.
     - Именно поэтому я и приехал. Сегодня в отставку ушло Политбюро СЕПГ. Кстати, насчет Маркуса Вольфа. Четыре дня назад он выступал на митинге. Сначала его встретили аплодисментами, а когда он признался, что был генералом госбезопасности, его освистали и не дали закончить выступление.
     - Да, он был на митинге, - нахмурился Хеелих. - Это его выбор. Какая-то часть немцев все еще верит в вашу страну, верят вашему Горбачеву. Если так будет продолжаться, уже через несколько дней люди прорвутся сквозь берлинскую Стену и мы не сможем их остановить даже с помощью ваших танков.
     - Наших танков не будет, - вдруг сказал генерал.
     - Что? - не понял Хеелих.
     - Советское командование передало приказ Западной группе войск в Германии. При любом варианте развития событий наши войска не станут вмешиваться во внутренние дела Германии. Это установка нашего политического руководства.
     - Значит, вы нас бросили? - ошеломленно спросил полковник. - Вы нас предали? Этого не может быть.
     - Я прилетел сюда не для того, чтобы обсуждать с вами моральные аспекты нашего решения, Хеелих. В вашем ведомстве работали тысячи, десятки тысяч людей. Мы обязаны спасти хотя бы часть из них. Вы правильно заметили по поводу Стены. Вы видите, что творится в Берлине? Только я думаю, что у нас нет в запасе нескольких дней. Мы должны немедленно начать эвакуацию личных дел и документации.
     - Вернер Гроссман знает об этом? - спросил Хеелих.
     Генерал несколько секунд молчал. Очевидно, он обдумывал наиболее подходящий ответ.
     - Мы не хотели бы подставлять никого из сотрудников вашей разведки, - осторожно объяснил он. - Мы не знаем, в каком направлении будет развиваться ситуация внутри Германии и германо-германские отношения.
     - Нашу группу не пустят в архивы, даже если об этом попросит Эгон Кренц, - возразил Хеелих. - Нужно личное указание Гроссмана. Или министра национальной безопасности.
     - Это не проблема. Вы знаете Эриха Дамме?
     - Конечно. Мы знакомы много лет.
     - В таком случае все гораздо проще. Он отвечает за безопасность архивов. Я думаю, имея приказ, вы сумеете его убедить. А затем нужно срочно эвакуировать наиболее ценные документы.
     - Я в