а она, - думаешь, они его...
   - Ничего не думаю. Просто говорю, что у меня пока нет  доказательств.
А без пленки мне никто не поверит.
   - Что думаешь делать?
   - Ждать. Ждать, пока не найду Вадима. Мне  нужно  где-нибудь  от  них
спрятаться и звонить Вадиму. Как только он будет дома, я поеду  к  нему.
Вот и все. Мне нужно несколько часов где-то продержаться. Деньги у  меня
есть, главное, чтобы они меня не нашли.
   - Давай ко мне, - обрадовалась Света. - Мамы дома нет. Она  уехала  к
сестре в Нижний Новгород. От меня и будешь  дозваниваться  Вадиму.  А  я
пока посижу на работе, мало ли кто тебя будет спрашивать.
   - Давай ключи, - кивнула, соглашаясь  с  подругой,  Римма,  -  только
никому ни слова.
   Свете было за тридцать. Это была миловидная женщина с тяжелой  копной
светло-каштановых волос. На ее круглом лице застыло выражение удивления,
делавшее ее похожей на  подростка.  Женщины  ее  возраста,  не  сумевшие
устроить свою судьбу, обычно становятся  раздражительными  именно  после
тридцати, когда шансы на личное счастье стремительно тают, а возможность
остаться одной растет в геометрической прогрессии. Но даже  среди  таких
неустроенных женщин есть оптимистки, находящие свою жизнь  не  такой  уж
страшной, и они продолжают верить в свою счастливую судьбу. Именно такой
женщиной и была Света. В ее жизни,  правда,  случились  два  романа,  не
кончившиеся  браком,  они  укрепили  ее  во  мнении,  что  среди  мужчин
порядочных людей мало, и настоящий мужчина в жизни женщины -  это  почти
счастливый лотерейный билет,  который  редко  кому  выпадает.  В  натуре
женщин-оптимисток природой заложено доброжелательство, они внимательны к
своим подругам, словно возмещают дружбой избыток  ласки,  нерастраченной
на мужа или любовника.
   Все случившееся с Ритой она восприняла как свою личную беду, с  такой
готовностью отдала ей ключи и согласилась помогать в столь  неординарной
ситуации.
   - Только никому ни слова, - еще раз предупредила на прощание Римма. -
У вас есть код на подъезде?
   - Есть. СК триста двадцать пять. Запомнишь или записать?
   - Не  нужно,  запомню.  Только  ты  сиди  на  нашем  телефоне,  вдруг
что-нибудь случится, я тогда позвоню. Итак, никому и ничего, -  еще  раз
напомнила Римма, расплачиваясь за кофе.
   Они вышли на улицу. Римма кивнула в сторону "Волги" у редакции.
   - Пройди мимо них спокойно. Не оборачивайся. И сразу иди  в  кабинет.
Там тебя никто не тронет. Я думаю, Вадим скоро объявится. После этого  я
сразу же отправлюсь в ФСБ. Будь на месте.
   - Конечно, - кивнула  Света.  -  А  ты  будь  осторожнее.  Вдруг  они
действительно знают, что ты отдала  магнитофон  Вадиму.  Ты  к  нему  не
езжай, пусть он сам к нам приедет. Ты же видела, у меня в квартире двери
железные, ни один вор не сможет сломать. А  если  вздумают,  ты  милицию
вызывай. Да и соседи у нас все хорошие, сразу сообщат куда нужно. Сиди у
меня и жди пленку. И с ней не советую самой  ездить,  лучше  позвони  на
"ноль два", пусть они приедут за тобой.
   Сама никуда не езжай, здоровее будешь, - пошутила на прощание Света.
   - Не бойся, я собиралась именно так и сделать,  -  кивнула  Римма.  -
Спасибо  тебе,  Света.  Пока,  жди  звонка.  Такси!  -   закричала   она
проходившей  мимо  машине  и,  уже  подбегая  к  затормозившему  желтому
"Москвичу", крикнула на прощание:
   - Спасибо тебе!
   Света кивнула с чувством исполненного долга, гордясь  возложенной  на
нее миссией. Взглянув на видневшуюся впереди "Волгу", она с  независимым
видом направилась к редакции.
   Проходя мимо машины, она  внутренне  сжалась,  словно  опасаясь,  что
сидевшие в автомобиле мужчины  могут  наброситься  на  нее.  Но  все  же
рискнула повернуть голову и взглянуть на опасных незнакомцев. Внешне они
не вызывали того ужаса, который внушила ей своим рассказом Римма.  Света
подумала, что подруга могла  немного  преувеличить,  все  опасаясь  быть
разоблаченной. Возможно, эти люди ждали Римму для объяснений,  а  совсем
не для того, чтобы, затолкав в багажник, вывезти за город и расстрелять.
   В редакции и вовсе все показалось таким естественным и привычным, что
она  успокоилась  окончательно.  Света  села  за  свой  стол  и  глубоко
вздохнула. Все же как можно помочь Римме? Ничего в голову не  приходило.
От безделья она начала перебирать лежавшие  на  столе  материалы.  Через
двадцать минут раздался звонок.
   Римма.
   - Я уже добралась, - сообщила подруга, - ищу по всему городу  Вадима.
Как только найду, сразу перезвоню.
   - Жду, - сказала Света, и в этот момент ее  позвали  по  селектору  к
Главному.  Она   вспомнила,   что   должна   показать   ему   материалы,
подготовленные для номера, взяла папку со стола и отправилась в  кабинет
редактора.
   Их Главный чудом уцелел в девяностые годы на своем посту, когда общее
поветрие начавшихся перемен выбрасывало из своих  кабинетов  людей  куда
более известных в  журналистике.  Николай  Николаевич  Глебов  пришел  в
газету из партийных органов, с должности заместителя заведующего отделом
Московского горкома партии. Тогда это было не очень  большое  повышение.
Можно было даже  говорить  о  провале  карьеры,  если  бы  не  протекция
всесильного Первого секретаря горкома.
   Именно благодаря ему Глебову удалось получить прекрасный особнячок  в
самом центре города, где два этажа принадлежали  редакции.  Когда  после
августа девяносто первого года все редакции лишились партийных  дотаций,
их газета попала в очень тяжелое положение, но Глебову тогда повезло. На
него  вышел  бывший  коллега  по  горкому  партии,  работавший  у   него
инструктором, а  теперь  возглавивший  большую  посредническую  нефтяную
фирму, который предложил Глебову снять у него  на  десять  лет  еще  два
этажа дома с обязательством платить небольшую арендную плату.
   Первое время дела шли  не  очень  хорошо,  но  потом  газете  удалось
устояться,  укрепиться,  найти  своего  читателя,  и  бывший   партийный
функционер Глебов стал заядлым перестройщиком, печатал острые статьи, не
гнушался даже полупорнографических и откровенно порнографических фото  и
"желтеньких" статеек, и  его  бульварный  еженедельник  стал  достаточно
популярным среди молодежи столицы.
   Однако Глебов помнил, с каким трудом  удержался  в  своем  кресле,  и
никогда не позволял себе ссориться с властями или публиковать  "опасные"
материалы, задевающие "сильных мира сего".  В  отличие  от  "Московского
фаталиста" он предпочитал занимать безопасную нишу и не вылезать из  нее
без необходимости.
   Света вошла в кабинет, когда там уже сидел незнакомый мужчина.  Сидел
он спиной и даже не повернул голову, когда она вошла.
   - Добрый день, - подчеркнуто сухо поздоровался шеф, - Светлана, вы не
знаете, где в данный момент находится Кривцова?
   -  Н-нет,  -  с  некоторой  запинкой  ответила   Света,   испугавшись
неожиданного вопроса. - Не знаю, - повторила уже более уверенно.
   - К нам приехал  помощник  депутата.  Он  хочет  поговорить  с  нашей
сотрудницей. Сегодня утром она безобразно вела себя у здания парламента.
   Ударила депутата по лицу, приставала к нему с  разными  непристойными
обвинениями, кричала, что у нее есть от него ребенок. Разве у  Кривцовой
есть дети?
   - Нет, - сразу ответила Света, - это все вранье. Она ничего такого не
делала... - В этот момент незнакомец повернул голову, и Света  с  ужасом
узнала в нем одного из сидевших в машине людей. Значит, это был помощник
депутата.
   - Откуда вы знаете, что она делала? - спросил незнакомец. - Вы  разве
с ней разговаривали? Или встречались?
   У него было круглое лицо с чуть  выступающим  вперед  подбородком.  И
светлые,  кажется,   голубые   глазки,   совсем   не   страшные.   Света
почувствовала, как краснеет.
   Она не умела врать так нагло, в лицо. Эта ее привычка  сказывалась  и
на отношениях с мужчинами. Когда нужно было соврать или даже промолчать,
она начинала неудержимо краснеть.
   - Действительно, - кивнул Глебов, - откуда вам все известно?  Кстати,
я вас не представил. Это редактор отдела культуры нашей газеты  Светлана
Рыженкова. А это помощник  депутата  Тетеринцева,  господин  Бондаренко.
Откуда, Света, вы все знаете? Вы  разговаривали  с  Кривцовой?  Где  она
сейчас находится? Вы не сказали ей, что мы ищем ее весь день?
   - Я не знаю, - краснея еще больше, прошептала Света, - не  знаю,  где
она сейчас находится. Но Римма порядочная девушка, она не  могла  такого
сделать.
   - Это мы с вами потом решим, что она могла, а чего не могла, - вконец
рассердился Глебов. - Мне звонили уже из милиции, и вот  сейчас  приехал
помощник депутата, а вы  здесь  рассказываете  нам,  какая  она  хорошая
девочка. Пусть напишет объяснение, как только явится. Или вообще - пусть
сразу зайдет ко мне.
   - Она вам не звонила сегодня? - уточнил Бондаренко.
   - Нет, - сказала Света, чувствуя, что  оба  понимают  очевидность  ее
вранья.
   - Нет, - повторила она с вызовом.
   - У нее есть мобильный телефон? - спросил гость.
   - Она его обычно не носит. Оставила в  редакции,  -  быстро  ответила
Света, радуясь, что наконец может сказать правду.
   Помощник  депутата  испытующе  посмотрел  на   нее.   Он,   очевидно,
почувствовал, когда именно  она  ему  врала  и  когда  говорила  правду.
Видимо, чувствовал это и Глебов. Поэтому, нахмурившись, он сказал:
   - Я временно отстраняю Кривцову от обязанностей нашего парламентского
корреспондента. Пусть напишет объяснение, и мы тогда разберемся, что там
случилось. Найдите ее и пусть срочно явится в редакцию.
   - Хорошо, - испуганно сказала Света.
   Она уже повернулась,  чтобы  выйти,  когда  помощник  депутата  вдруг
схватил ее за руку. И от этого прикосновения она вздрогнула,  словно  он
собирался убить ее прямо в кабинете Главного.
   - Скажите ей, что нам очень нужно поговорить, - улыбнулся Бондаренко.
   Вернее, показал свои  зубы  при  этом,  а  глаза  у  него  оставались
бесстрастными и холодными.
   - Да, - кивнула Света, освобождаясь от его хватки, - да, конечно.
   Выскочив  из  кабинета  Главного,  она  добежала  до  своей  комнаты,
схватила телефон и, набрав номер, закричала в трубку:
   - Они уже здесь, Римма. Ищут тебя повсюду. Главный ругается,  просит,
чтобы ты написала объяснительную.
   - Ты ему сказала, где я нахожусь?
   - Нет, конечно. Но  он  распорядился  отстранить  тебя  от  работы  в
парламенте за твое поведение. Теперь уже говорят, что  ты  приставала  к
нему. В общем, все валят на тебя.
   - Ничего, разберемся. Ты потом зайди к Ник-Нику и объясни все толком.
   Только не говори, где я нахожусь. Поняла?
   - Конечно. Он хочет твоего объяснения, но я ему все скажу.
   - Света, - сказал кто-то из девушек за ее спиной, - к тебе пришли.
   - Потом, - отмахнулась Света, - короче,  ты  быстрее  ищи  Вадима.  И
сразу позвони мне, как только найдешь его и заберешь пленку.
   Положив трубку, она повернула голову и с  ужасом  увидела  за  спиной
того человека, с которым только что разговаривала в  кабинете  Главного.
Света попятилась к стене, чувствуя, что ей не хватает воздуха.
   - Вы, кажется, говорили с Кривцовой, -  холодно  произнес  он.  -  Не
позвоните ли вы ей еще раз?

Глава 7

   Точкин  вошел  в  кабинет  почти  сразу  же  после  вызова  Корытина.
Невысокого роста, худой,  стремительный,  с  цепким  взглядом  -  в  нем
ощущалась энергия, присущая очень деятельной натуре. Войдя в кабинет, он
коротко кивнул Дронго и вопросительно посмотрел на ответсека.
   - Это наш сотрудник, Олег Точкин, - представил его Корытин. -  А  это
господин Конти, сотрудник английской радиокомпании. Он делает передачу о
гибели Славы Звонарева.
   - Давно пора, - буркнул Точкин, - а то все делают вид, что ничего  не
случилось.
   - Ты не горячись, -  строго  заметил  Корытин.  -  Давай  спокойно  и
объективно.
   Господин Конти хочет с тобой поговорить.
   - О чем? - удивился Точкин.
   - О последних статьях Звонарева, о его замыслах. В общем - обо  всем.
И о  его  компьютере.  Об  информации,  которую  переписали  следователи
прокуратуры - Не понимаю, - у Точкина стало злое и непроницаемое лицо, -
о  какой  информации  вы  говорите,  Савелий  Александрович?  Вы  что-то
перепутали.
   - Ничего  я  не  перепутал.  Господин  Конти  собирается  подготовить
специальный  репортаж  об  убийстве  Звонарева.  Специальный,  ты   меня
понимаешь?
   - Ничего не понимаю, - разозлился Точкин. -  И  ничего  у  меня  нет,
никакой информации. Я лучше пойду, а вы тут говорите без меня.
   Он вскочил, собираясь выйти из комнаты, когда Дронго, достав  бумагу,
вдруг прочел:
   - Корытин Савелий Александрович и Олег Точкин, два сотрудника газеты,
которые  знают  о  том,  что  Сорокин  ищет  специального  эксперта  для
проведения независимого расследования по факту убийства  Звонарева.  Вы,
кажется, и есть Точкин?
   Олег остановился. Минуту он смотрел на сидевшего перед ним  человека.
Потом шумно вздохнул:
   - Вы Дронго?!
   - Я имею отношение к  этой  проблеме,  -  уклонился  тот  от  прямого
ответа. - Во всяком случае, меня просил приехать сюда  Павел  Сергеевич.
Вы все поняли?
   - Так бы сразу и сказали, - Точкин  шумно  вздохнул  и  плюхнулся  на
стул. - Только больше никому не говорите,  что  вы  эксперт,  иначе  вся
редакция будет знать о независимом расследовании.
   - Сорокин заверил меня, что только вы двое  и  будете  знать  о  моем
появлении в газете. От вас я не стал  скрывать,  зачем  мне  нужна  ваша
информация.
   - Приступим, -  заявил  Точкин,  -  у  меня  все  записано.  Я  успел
переписать все данные. Если хотите, можете забрать мой "ноутбук".
   - Спасибо. Обязательно возьму перед уходом. А пока побеседуем. Как вы
думаете,  последняя  статья  Звонарева  могла  послужить  причиной   его
убийства.
   - Не знаю. Раньше был убежден, что могла. А сейчас не знаю.  У  Славы
не было врагов, он был очень порядочным человеком. Свои интервью  всегда
согласовывал и не менял в них ни слова после  того,  как  его  визировал
собеседник, никогда не  передергивал  факты.  Знаете,  есть  журналисты,
которые стремятся сделать карьеру любой  ценой,  не  гнушаясь  ничем.  У
Славы был некий профессиональный кодекс чести. Даже люди, о  которых  он
высказывался не очень хорошо, признавали за ним эти качества. Два  героя
его последней статьи уже пострадали. Одному выразили недоверие,  второго
тоже ждут неприятности. Но дирижировали ли они убийством Звонарева -  не
знаю. И вообще мне трудно представить причины убийства. Две недели назад
я еще был убежден,  что  это  из-за  его  последней  статьи.  Теперь  не
убежден. У меня нет ответа на этот вопрос.
   - Вы с ним дружили?
   - Да. Он собирался жениться. У него была чудная девушка. Он собирался
сделать ей предложение.
   - А на почве ревности? Не было ли у него ревнивого соперника?
   - Нет, конечно, - печально улыбнулся Точкин. - Они очень чисто любили
друг друга.
   - Может быть, у него были недоброжелатели?  Он  ничего  подобного  не
говорил вам в последние дни? Или угрозы в его адрес?
   - Ничего. Следователь меня об этом спрашивал. Нет, никаких  угроз  не
было.
   Честно говоря, мы до сих пор в шоке. Почему Слава? Если кто-то  хотел
рассчитаться с журналистом,  который  часто  выступает  на  криминальные
темы, то откровенно говоря, у нас есть  сотрудники,  которые  связаны  с
этой тематикой более  длительное  время,  на  их  счету  материалы,  где
затрагиваются очень известные люди. Но убили именно Славу.
   - Вы ведь тоже пишете в основном на криминальные темы?
   - Да, это мое амплуа.
   - И как вы оцениваете это убийство? Не  как  друг  Звонарева,  а  как
профессиональный журналист, занимающийся этими проблемами.
   - Типичное заказное убийство, - пробормотал Точкин, - убийца ждал его
в подъезде дома, ждал, когда он спустится вниз. Даже деньги не взял. Это
не ограбление, а самое типичное заказное убийство. К сожалению,  процент
раскрываемости таких убийств самый маленький в стране.
   - Он невелик во всем мире, - согласился Дронго, - поэтому я не иду  к
следователю, чтобы узнать подробности о найденных на месте  преступления
гильзах, не жду от них возможных свидетельских показаний. Тут все  ясно.
Убийца  давно  выбросил  свой   пистолет,   и   найти   его   достаточно
проблематично.
   - Убийцу или пистолет? - уточнил Корытин.
   - И того, и другое, - невозмутимо ответил  Дронго.  -  Но  на  убийцу
можно выйти,  если  удастся  понять,  кому  именно  понадобилось  убрать
Звонарева. Поэтому мне нужны все записи, черновики и все статьи, которые
он готовил за полгода до гибели.
   - Я принесу вам их, - кивнул Точкин.
   - У него были какие-нибудь контакты в последнее время с криминальными
или подозрительными элементами? Иногда у журналистов бывают  информаторы
из таких типов.
   - Возможно, только он об этом никому не рассказывал. У  каждого  есть
свои информаторы, но мы не обнародуем их  имена,  чтобы  не  подставлять
людей. У Славы тоже были свои информаторы. Но  он  никогда  про  них  не
говорил.
   - Даже вам?
   - Даже мне, -  кивнул  Точкин,  -  и  правильно  делал.  Разве  можно
рассказывать о людях, которые помогают тебе в работе? Это как в  милиции
- каждый опер бережет своих агентов.
   - Про милицию поговорим в следующий раз, - заметил Дронго, - меня все
же интересует круг информаторов Звонарева. Неужели вы никого из  них  не
знали, ни о ком не слышали?
   -  Некоторых  знал.  Профессия  у  нас  такая:  ни  одной  статьи  не
подготовишь, встречаясь с  одним  человеком.  Тут  пять,  шесть,  восемь
человек нужно - иначе нельзя составить полное впечатление. А тем более -
объективное.
   - Мне о Звонареве нужно знать как можно больше. Какой он был человек,
что  любил,  как  вел  себя  в  разных  ситуациях,  как  реагировал   на
несправедливость. Он был равнодушным, эмоциональным, сдержанным? Каким?
   - Его главное качество - наблюдательность, - подумав, ответил Точкин.
- У него было своеобразное  умение  примечать  детали.  Как  у  хорошего
следователя.
   Если многие из нас видели проблему  в  целом,  то  он  замечал  такие
детали, на которые другие не обращали внимания. Эмоциональным он не был,
нет, скорее сдержанным.  Но  и  равнодушным  его  нельзя  назвать.  Умел
веселиться,  радоваться,  грустить.  Мы  готовили  материал   о   детях,
попрошайничающих на улице, и я видел, как он переживал это. Но  старался
не показывать. Даже с Валей особенно много не говорил. Во всяком случае,
мне так казалось. Конечно, он гордился своими успехами, но радовался  им
как-то сдержанно, внутри, не стараясь особенно выказывать свои чувства.
   - Он любил выпить?
   - Нет. Иногда, после работы, в хорошей компании  выпивал,  но  весьма
умеренно. Всегда себя контролировал. Умел держаться.
   - У него были враги в редакции?
   - Вы думаете - его убил кто-то из наших? - даже улыбнулся Точкин.
   - Я пока только спрашиваю, - терпеливо уточнил Дронго.
   -  Нет,  думаю,  нет.  Не  всем,  конечно,  нравилась  его   растущая
популярность.
   Среди  журналистов  тоже  есть  конкуренция.  Но  чтобы  из-за  этого
убивать... Нет, врагов у него не было. Все его любили.
   - За исключением Виолы, - напомнил Корытин.
   - Какой Виолы? - сразу насторожился Дронго.
   - Секретарь Главного, - нехотя ответил Точкин. Было  видно,  что  ему
неприятно говорить на эту тему. - Она раньше встречалась  со  Славой,  а
потом он переключился на Валю. Виола считала, что он сделал это из-за ее
отца, а девушку не любил. Ну, все как обычно. Когда парень бросает одну,
она начинает сочинять гадости про другую.
   - Я, кажется, видел ее в приемной, - кивнул Дронго, - очень эффектная
блондинка.
   - Весьма, - кивнул Корытин.
   Точкин пожал плечами, предпочитая не спорить.
   - Она вам не нравится, - понял Дронго.
   - Она не нравилась Славе. А из-за этого у нее испортились отношения и
со мной. Виола знала, что мы дружим. В общем, она  считала,  что  это  я
позна