те девяносто первого,  когда  страна  оказалась  на  краю  распада,
Горбачев решит реанимировать идею Андропова и  предложит  пост  премьера
страны лидеру Казахстана Назарбаеву. Но будет уже слишком поздно...
   А до этого будет еще несколько лет  совместной  работы  в  Политбюро.
Горбачев стремительно набирает очки. Он молод, говорит,  как  нормальные
люди, почти не заглядывая в  написанные  советниками  талмуды,  начинает
рассуждать  о  "социализме  с  человеческим  лицом",  о  демократических
ценностях, возвращает Сахарова из Горького, даже разрешает некое подобие
гласности, которое затем уже  по  инерции,  словно  сорвавшаяся  с  горы
каменная лавина, станет набирать скорость, круша на своем пути не только
прошлое, но и настоящее.
   Правда, при этом Горбачев  делает  массу  ошибок,  начиная  с  глупой
антиалкогольной  кампании,  превратившейся  в  очередную   кампанию   по
испытанию народа на прочность.  Но  в  начале  перестройки  люди  готовы
простить и это. Народу так хочется  верить,  что  пришел  наконец  новый
Мессия.
   И  в  Азербайджане,  и  в  Грузии  на  должность  Первых   секретарей
рекомендованы бывшие  секретари  ЦК,  выросшие  и  сформировавшиеся  при
Алиеве и Шеварднадзе. Но  в  Грузии  начинается  странная  возня  вокруг
Солико Хабеишвили, бывшего секретаря ЦК, арестованного по  подозрению  в
причастности к коррупции. Ни для кого  не  секрет,  что  Хабеишвили  был
одним из самых близких людей Шеварднадзе. Они пришли  в  Бюро  ЦК  целой
волной, по личной инициативе самого Шеварднадзе  -  Черкезия,  Читанава,
Хабеишвили, Адлейба, Санакоев, Папунидзе.  Все  они  попали  в  "ближний
круг" в январе семьдесят девятого. И самый близкий из них -  Хабеишвили.
Но после  отъезда  Шеварднадзе  человека,  которого  он  рассматривал  в
качестве своего преемника, арестовывают и возбуждают уголовное дело. Для
Шеварднадзе не секрет, что в Москве против него действуют мощные силы  в
лице  Чебрикова  и  Лигачева,  не  любивших  этого  грузина,  так  и  не
научившегося правильно говорить по-русски.
   Шеварднадзе по  натуре  своей  никогда  не  был  демократом.  Он  был
комсомольским  вожаком,  милицейским  генералом  и   строгим   партийным
руководителем.
   И его "перестройка" в МИДе -  это  просто  новая  волна  выдвиженцев,
которые сменяли действительно  застоявшиеся  кадры  Громыко,  многие  из
которых  сидели  на  своих  местах  десятилетиями.  Но  вместе  с  водой
Шеварднадзе выплеснул и ребенка.
   Следуя в фарватере  неустойчивого  курса  Горбачева,  Шеварднадзе  не
заметил или не захотел замечать, что внешнеполитический курс  Советского
Союза или курс  лично  Горбачева-Шеварднадзе  становится  гибельным  для
страны.
   Постепенно сдаются все позиции, предаются  союзники,  бывшие  друзья,
портятся отношения с социалистическими  странами.  За  пять  лет  своего
пребывания в МИДе Эдуард Шеварднадзе умудрился объективно больше сделать
для развала всего  социалистического  лагеря  и  Советского  Союза,  чем
многие грузинские диссиденты.
   Особенно  позорной  была  эпопея  с  Германией,  когда   Горбачев   и
Шеварднадзе пошли на все, абсолютно все требования  западных  партнеров,
уступая по всем пунктам, явно в ущерб собственным интересам.
   Умный Шеварднадзе первым понял, что подобная тактика ведет к  развалу
всего достигнутого. И первым осознал,  что  собственные  ошибки  в  МИДе
сделали невозможным его дальнейшее пребывание на  этом  посту.  К  этому
времени критические стрелы  в  адрес  Шеварднадзе  уже  невозможно  было
отбивать. Сказалась и тбилисская трагедия апреля  восемьдесят  девятого,
после которой к власти в Грузии пришел прежний диссидент и  личный  враг
Эдуарда Шеварднадзе - Звиад Гамсахурдиа.
   Ему пришлось уйти в отставку. Уйти еще до того, как  недовольное  его
деятельностью окружение Горбачева заставит первого советского президента
принять решение о его освобождении.
   С Алиевым все произошло несколько иначе.  Горбачев  с  самого  начала
подозрительно относился к этому выдвиженцу Андропова из КГБ. В окружении
маразматиков, потерявших чувство реальности, Алиев выгодно отличался  от
остальных. Горбачев честно терпел его более двух лет. А в это  время  из
Азербайджана шли многочисленные  письма  о  нарушениях  бывшего  Первого
секретаря ЦК Гейдара Алиева. Были ли на самом деле  какие-то  нарушения?
Безусловно, были.
   Но письма  умело  организовывались  и  противниками  Алиева  в  самой
республике. И в конце  восемьдесят  седьмого  Горбачев  произносит  свою
знаменитую фразу: "Гейдар, тебе нужно уходить".
   Через месяц после снятия Гейдара Алиева академик Аганбегян  заявит  о
том, что Карабах должен отойти к соседней республике. Через  три  месяца
начнется  знаменитая  сессия  в  Степанакерте  и  последующая  за   этим
известная всему миру трагедия Сумгаита. А  еще  через  несколько  недель
будет снят протеже Алиева на посту Первого  секретаря  ЦК,  вместо  него
будет назначен  посол  СССР  в  Пакистане,  знакомый  Горбачева  еще  по
комсомольской юности. Казалось, круг замкнулся.
   К этому времени Гейдар Алиев потеряет единственного человека в  мире,
которому искренне доверял и которого любил.  По  природе  своей  человек
недоверчивый,  скрытный,   абсолютный   прагматик   и   реалист,   умело
пользующийся человеческими пороками, Гейдар Алиев всегда  имел  рядом  с
собой человека, чьи советы были для него  небезразличны.  Это  была  его
супруга, которую он потеряет, еще работая в Москве. Ничто, даже вывод из
Политбюро, не будет для него более сильным и ощутимым ударом.  Казалось,
рушится мир, в котором он  живет.  После  отставки  из  Политбюро  он  в
состоянии сильной депрессии получит первый сердечный приступ.
   Но настоящий политик, от случайно оказавшегося в политике  проходимца
отличается еще и тем, что умеет, как  боксер  на  ринге,  держать  удары
судьбы.
   Удары подчас безжалостные и страшные. И Шеварднадзе, оказавшийся не у
дел и подвергнутый безжалостной критике,  и  Алиев,  потерявший  жену  и
любимую  работу,  не  стали  спокойно  дожидаться   конца.   Шеварднадзе
организует  внешнеполитическую  ассоциацию,  которую  сам  и  возглавит.
Гейдар Алиев, пользуясь  случаем,  уже  будучи  пенсионером,  выйдет  на
трибуну Пленума ПК КПСС, который примет "историческое" решение о  выводе
из своего состава почти  трети  членов,  и  решительно  заявит  о  своей
невиновности. "Все обвинения в мой адрес, - громогласно скажет Алиев,  -
надуманны. Они не  имеют  ничего  общего  с  реальными  фактами".  Вызов
Горбачеву,  всей  его  политике  на  Кавказе.  Тот   молча   следит   за
выступлением  бывшего  товарища  по  Политбюро.  И  примет  этот  вызов,
организовав с этого дня негласное наблюдение за строптивым бывшим членом
Политбюро, так и не смирившимся с собственной участью.
   А на родине тем временем набирают силу другие процессы.  И  январское
кровопролитие в Баку Горбачев полностью отнесет на счет влияния  Гейдара
Алиева, чьи люди, оставшиеся в Баку, по-прежнему имеют реальную власть и
деньги. Но Алиев и  здесь  поступит  как  политик.  Шеварднадзе,  будучи
министром иностранных дел,  заявит  о  том,  что  в  апреле  восемьдесят
девятого года в Тбилиси произошла  трагедия,  и  выразит  соболезнование
погибшим. Для него это сделать очень нелегко. Он принадлежит  к  высшему
кремлевскому руководству, и часть вины лежит и на нем. Алиев, уже будучи
пенсионером, приедет в январе девяностого в постпредство Азербайджана  и
заявит  о  своем  несогласии  с  политикой  советского   руководства   в
Азербайджане.
   Это уже не просто вызов. Это  тот  самый  повод,  по  которому  можно
арестовать бывшего генерала КГБ и бывшего члена Политбюро  ЦК  КПСС.  На
следующий день в Москве будет арестован один из лидеров Народного фронта
Этибар Мамедов, выступивший в столице с аналогичным заявлением.
   Понимая, что  в  Москве  можно  ожидать  любой  неожиданности,  Алиев
возвратится в Баку и станет  депутатом  Верховного  Совета.  Но  события
опережают время, в котором он существует. Общий развал назревает, и  оба
политика понимают, что возврата к прошлому уже  быть  не  может.  Гейдар
Алиев в июле девяносто  первого  подает  заявление  о  своем  выходе  из
Коммунистической партии. Он  словно  предчувствует  то,  что  произойдет
через месяц, когда бессильные чиновники ГКЧП попытаются остановить  само
время. Именно тогда, в августе, на стороне Ельцина решительно выступит и
Шеварднадзе, ставший символом демократических преобразований в стране.
   После августа девяносто первого  остановить  развал  Империи  уже  не
может  никто.  Она   обречена,   и   Горбачев   своими   судорожными   и
бессознательными шагами  лишь  облегчает  распад  этого  механизма,  уже
зафиксированного позже в Беловежской Пуще, ставшей  подлинной  трагедией
для миллионов людей.
   Но для обоих политиков это еще не конец. Начавшаяся  трагедия  только
ускорит их выбор, катализируя процессы в их государствах. Второй взлет у
обоих  политиков  еще  впереди.  Они  все  еще  бессознательно  надеются
повторить французский опыт Наполеона и де  Голля  и  снова  вернуться  к
власти. Но для осознания этого выбора их  народам  еще  придется  пройти
через братоубийственные столкновения  и  гибель  десятков  тысяч  людей.
Через поражения и кровь, через страдания и разрушения.
   Впереди были новые испытания.

Глава 30

   На этот раз появление  Дронго  вызвало  меньшее  раздражение,  чем  в
первый. Но министры демонстративно отсели в  угол,  а  начальник  службы
охраны  поспешил  наверх,  решив   все-таки   доложить   о   случившемся
президенту.
   -  Ну,  и  как  вы  хотите  искать  террористов?  -  спросил  министр
национальной безопасности. - Будете проверять всех гостей?
   - Нет, мне лучше там лишний раз не появляться. В зале наверняка сидят
люди,  знающие  меня  в  лицо.  Лучше   сделать   по-другому.   Позовите
телеоператоров, и пусть снимут всех гостей, находящихся в большом зале.
   - Красивая идея, - улыбнулся его собеседник, - я думаю, мы это  можем
сделать.
   - Ты поезжай в аэропорт, - приказал  министр  внутренних  дел  своему
заместителю, - узнай, что там случилось.
   - Хорошо. - Заместитель вышел из кабинета.
   - Это страховка, - задумчиво сказал Дронго. -  Кажется,  план  у  них
более изощренный, чем я предполагал. Они собираются что-то  вывезти  или
кого-то.
   Захват самолета - это совместная акция с террористами внутри  дворца.
Эта их страховка, - повторил он. - Но для чего?
   Касумов внимательно следил за рассуждениями Дронго. Он уже понял, что
этот человек отличается особой системой мышления, не похожей на другие.
   В  аэропорту  действительно   был   захвачен   самолет   авиакомпании
"Люфтганза", прибывший поздно вечером. Все произошло так,  как  и  могло
случиться  с  учетом  ряда  обстоятельств  по  охране  самолетов  разных
компаний. В Германии на посадке проверяют и досматривают  только  личный
багаж пассажиров, тогда как сдаваемый багаж идет в хранилище и оттуда  в
багажное отделение самолета.  При  этом  часто  проходящий  мимо  багажа
пассажир обязан указать на свои чемоданы перед отправкой самолета.  Если
по каким-либо причинам пассажир не пройдет в самолет, соответственно,  и
его багаж не будет погружен.
   Три молодых человека, сдав свой багаж, добросовестно показали на него
и вошли в самолет после тщательного личного осмотра. В  самом  аэропорту
Баку, уже  после  прибытия  самолета,  багаж  получается  до  выхода  из
аэропорта, уже после прохождения границы. Но багажное  отделение  нового
аэропорта выходило прямо на летное поле, куда можно было  пройти,  минуя
границу.
   Молодые люди, прилетевшие из Франкфурта, спокойно прошли  пограничный
контроль на границе, затем прошли к багажному отделению и, не дожидаясь,
пока заработает транспортер, исчезли  в  отделении  выдачи,  попав  туда
прямо по линии транспортера.  Обычно  это  часто  делали  предприимчивые
молодые люди, чей груз нужно было срочно получить. На такие нарушения  в
бакинском аэропорту давно не обращали внимание.  Получался  парадокс.  С
одной стороны, была внешняя  охрана,  не  пускавшая  посторонних  внутрь
аэропорта, с другой, внутренняя, проверявшая всех прибывших. Но в  самом
терминале был вакуум, в  котором  существовала  дыра  в  виде  багажного
отделения. Там никогда не было никакой охраны еще и потому, что грузчики
зарабатывали неплохие деньги и не терпели конкуренции.
   Молодые люди, пройдя линию транспортера, вышли на улицу.  Здесь  тоже
никого не было. На них никто не обращал внимания, так как здесь привыкли
к тому, что приехавшие гости,  проходившие  через  депутатский  зал  или
очень  спешившие,  посылали  затем  своих  помощников  и  водителей  для
получения  багажа  непосредственно  на  месте,  не  дожидаясь   выгрузки
чемоданов на ленту транспортера.
   Гости дождались, когда подъедет грузовик  с  чемоданами,  нашли  свой
багаж, спокойно оттащили чемоданы за  угол,  достали  автоматы  "узи"  и
пистолеты "скорпион", лежавшие в чемодане в таком  виде,  что  их  можно
было  принять  за   детали   внутреннего   устройства   автомобиля.   И,
вооружившись таким образом, пошли к  самолету.  Пассажиры  уже  покинули
салон, груз был выгружен,  пограничников,  разумеется,  не  было.  Кроме
того, сегодня в  республику  прилетела  правительственная  делегация,  и
большая часть дежурных и сотрудников охраны была как раз на летном  поле
перед старым аэропортом.
   Молодые  люди,  не  встречая  никакого  сопротивления,  поднялись   в
самолет, дождались, когда из кабины выйдет последний пилот, и лишь затем
объявили о захвате, заодно  задержав  в  качестве  заложников  и  экипаж
лайнера.
   Захват самолета произошел в  восемь  часов  тридцать  минут  местного
времени.
   Сразу об этом  стало  известно  обоим  силовым  министрам.  И  теперь
следовало доложить президенту.  Набравшийся  мужества  начальник  личной
охраны подошел к нему.
   - Гейдар Алиевич, - тихо сказал он, - в  аэропорту  захвачен  самолет
авиакомпании "Люфтганза".
   Президент нахмурился. Помня, что  на  него  смотрят,  и  поэтому,  не
поворачивая головы, спросил:
   - Есть жертвы?
   - Пока нет.
   - Думаешь, здесь нужно заканчивать?
   - Нет. - Начальник охраны помедлил и произнес:
   - Здесь, в зале, заложены три бомбы.
   Президент не потерял  самообладания.  Даже  улыбнулся,  заметив,  как
пристально смотрит в его сторону посол Китая.
   - Где? - спросил он.
   - На столе, перед вами, в трех вазах с цветами.
   - Вы не можете их убрать?
   - Нет. Они управляются на расстоянии, и мы подозреваем, что кто-то из
террористов сидит в зале.
   Президент взглянул на него. Это был тот самый  взгляд,  которого  все
так боялись. Взгляд раненого тигра.
   - А ты куда смотрел?
   -  Мы  нашли  человека,  который  заложил  бомбы.  Сейчас  ищем   его
пособников. - Начальник охраны задыхался, пот стекал ему под рубашку, он
стоял, наклонившись, и говорил очень тихо, чтобы не слышали окружающие.
   - Что думаешь делать?
   - Мы найдем террористов, - твердо пообещал начальник службы охраны.
   Президент кивнул, словно разрешая ему отойти. Потом приказал:
   - Никому и ничего не говорите. Чтобы не было паники.
   Начальник охраны отошел. Шеварднадзе, сидевший рядом и понявший,  что
происходит нечто невероятное, тихо спросил:
   - Что-нибудь случилось?
   Никому другому азербайджанский президент  не  сказал  бы  правды.  Не
стоило нервировать гостя. Но рядом сидел человек, которого он  знал  уже
тридцать лет.
   Кроме того, он знал,  что  покушение  рассчитывается  таким  образом,
чтобы убрать их обоих.
   - Террористы хотят взорвать наш зал, - сообщил он. Шеварднадзе  понял
сразу.
   - Вы хотите остановить банкет?
   - Уже поздно, - сообщил хозяин, - взрывчатка  установлена  у  нас  на
столе.
   Шеварднадзе не боялся смерти. Он, как и Алиев, понимал, что рано  или
поздно покушение состоится.
   - Ее нельзя убрать, - понял грузинский лидер.
   - Говорят, нельзя, - ответил Алиев, - кто-то из террористов  сидит  в
зале.
   Он посмотрел на окружавших его людей. Как определить, что творится  в
их душах?  Рядом  с  ним  его  близкие  люди,  кажется,  уже  доказавшие
преданность своими делами. Но душа человека - потемки.  Он  помнил,  как
предавали многие, в чьей верности он не сомневался,  как  лгали  друзья,
казалось, такие преданные и верные, как менялись  люди,  оставившие  его
наедине со своими проблемами. У кого из них в руках пульт управления?
   Он вдруг подумал, что это и есть  судьба  политика.  Когда  пульт  от
твоей собственной судьбы может находиться в руках другого человека. И ты
даже не знаешь, каким станет этот человек после твоего ухода.
   Рядом  сидел  министр  иностранных  дел.   Этот   человек   вырос   и
сформировался на глазах Алиева. Он пользовался  несомненным  влиянием  и
был исключительно работоспособен. Но президент, знал о нем и  другое.  В
те дни, когда он сам  остался  без  друзей  и  без  поддержки,  нынешний
министр, снятый с поста премьера, был отправлен в США в  качестве  посла
при ООН.
   Тогда по телевизору часто звучали обвинения в адрес посла  и  бывшего
премьера,  а  тогдашний  министр  внутренних  дел  неоднократно   обещал
привезти посла обратно в республику, надев на него наручники.  И  именно
тогда будущий министр иностранных дел сказал одному из своих работников:
"Эти политики напоминают мне небольшие холмы Нью-Джерси, тогда  как  наш
бывший лидер по своей мощи равен Эвересту".
   Нет, этот останется верен, даже  если  обстановка  вновь  поменяется.
Рядом сидит руководитель аппарата. Он был  секретарем  по  идеологии  и,
оставшись без поддержки, оказался снятым со своих постов, лишенным всего
и подвергнутым остракизму. Именно в те дни он ходил  по  организациям  и
предприятиям, агитируя за нынешнего президента. В случае падения  самого
президента он будет первым человеком на вылет. Нет, этот  тоже  вряд  ли
изменит.
   Он оглядывал собравшихся. Как  много  неискренних  людей.  Как  много
хамелеонов, готовых хвалить любого президента. Им все равно, кто  именно
будет во главе республики. Главное - остаться  на  своем  теплом  месте,
получить свой "кусок пирога". Он знал, как много людей, работающих  даже
в  официальных  структурах,  не  прерывают   связей   с   оппозиционными
движениями и лидерами, находящимися  вне  республики.  Каждый  обманывал
каждого.  Оставшиеся  в  Москве   или   Нахичевани   сторонники   других
президентов готовы были на любое предательство, чтобы вернуться в  Баку.
А многие чиновники, находящиеся в Баку, точно  так  же  готовы  на  все,
чтобы остаться.
   У многих не было убеждений,  веры,  принципов.  Революция  не  делает
людей лучше. Из очень немногих она делает героев. Из некоторых  палачей.
А остальных приучает к ненависти и приспособленчеству. Он слишком хорошо
это знал. Для этого нужно было прожить столько лет, пройти через столько
испытаний.  Алиев  на  миг  закрыл  глаза.  Потом  снова  наклонился   к
Шеварднадзе.
   - Давно хотел тебя спросить, - обычно они обращались друг к другу  на
"вы", но сегодня перешли на "ты", словно лежавшая на столе бомба сделала
их ближе, сблизила и без того переплетавшиеся судьбы предельно тесно,  -
почему ты тогда не возражал, когда Горбачев настаивал на моем  уходе  из
Политбюро? Ты ведь был его личным другом, мог ему подсказать.
   - Не мог, - пожал плечами Шеварднадзе, - он  уже  не  слушал  никого.
Когда я уходил, он со мной тоже не стал разговаривать. А насчет  тебя...
Ты ведь знаешь, как там против тебя работали.
   - Знаю, - помрачнел Алиев, задумчиво глядя в зал, - все знаю.
   И вдруг Шеварднадзе сказал:
   - Мы не думали, что все так кончится. Алиев посмотрел  ему  в  глаза.
Что это было? Запоздалое признание собственных ошибок? Горечь от  утраты
великого государства, в котором сам Шеварднадзе был  одним  из  лидеров?
Или кровавые разборки в Осетии и Абхазии?
   - Никто не