кий слой населения.
   Основная же масса жителей падает в  пропасть  нищеты  и  ищет  свои  пути
свести концы с концами.  Вот  почему  пронизывающий  Россию  трубопровод  на
территории маленького, но гордого государства щетинится тысячами  деревянных
чопиков,  затыкающих  пулевые  пробоины.  По   той   же   причине   массовым
разграблениям подвергаются  следующие  из  России  грузовые  и  пассажирские
поезда.
   В самой Чечне все это  криминалом  не  считается.  Низкорослый  президент
объявил: народ не может совершать  преступлений.  Значит,  если  целое  село
грабит поезд, это уже не грабеж. Поэтому каждая боегруппа,  отправляясь  "на
дело", зовет жителей  ближайшего  села.  Всем  хватит!  Хотя  и  по-разному:
гвардейцы увозят добычу на "КамАЗах", а местные  -  на  тележках.  Зато  все
довольны!
   Вначале побаивались разбудить медведя:  один  поезд,  второй,  десятый  -
сколько можно? Вдруг введут войска или как тогда, в войну, выселят  к  черту
на кулички... Особенно старики этого опасались, которые на своей  шкуре  все
испытали. Но нет, молчат, терпят. А раз так - чего бояться! Каждый  день,  а
то и по нескольку раз за сутки составы стопорили. Счет уже на тысячи  пошел!
И ничего... Стали в товарняки с особо ценными грузами охрану сажать. Но  что
сделает десяток омоновцев против вооруженной толпы?  Никому  не  хочется  за
чужую  глупость  жизнью  расплачиваться,  постреляют  вверх  -  и   все.   А
пассажирские даже для вида не охраняли...
   Боегруппа Идигова  без  претензий  на  оригинальность  называлась  "Волки
ислама". В российских газетах подобные  формирования  деликатно  именовались
"повстанцами",  "ополченцами",  "отрядами  самообороны"  и  тому   подобными
благородными именами. В любой цивилизованной стране ее однозначно считали бы
бандой. Семеро были судимы, остальные либо имели преступный опыт,  либо  всю
жизнь считались пьянью, серыми никчемными людишками. Камуфлированные комбезы
и автоматы являлись для них средством преодоления комплекса неполноценности.
   Банда собралась у железнодорожного полотна заранее - еще не  было  шести.
Дул пронизывающий ветер, для согрева развели костер, выпили  водки.  Коротая
время, играли в интересную игру: становились кружком  вокруг  костра,  и  по
очереди каждый бросал в  огонь  автоматный  патрон.  Он  взрывался,  пуля  с
противным чвирканьем летела в любую сторону, и интерес состоял в том,  чтобы
преждевременно не дрогнуть, а в нужный момент успеть отскочить.  Без  ствола
пуля не набирала большой скорости, но вполне могла искалечить и даже  убить.
На этот раз обошлось - никто из пятнадцати человек не пострадал.
   Тегеранский скорый шел точно по расписанию. Сумерки прорезал  голубоватый
луч тепловозного прожектора, загудели рельсы. В это время Алаудин  перекинул
проволочки светофора, и зеленый свет сменился  красным.  Раздался  тревожный
гудок, скрежет и лязг экстренного торможения. С намертво  зажатыми  колесами
состав по инерции несся навстречу  своей  судьбе.  Звонко  ударялись  буфера
вагонов, гремели  сцепки,  снопы  искр  вылетали  из-под  колес.  Летела  со
столиков посуда, падали с полок пассажиры, тяжелые чемоданы норовили  добить
упавших людей. Бандиты от души хохотали.
   Роли были распределены заранее,  и  как  только  поезд  остановился,  все
привычно взялись за работу. Самый молодой вскарабкался на тепловоз,  угостил
машиниста с помощником сигаретами и начал обычный разговор "за жизнь", будто
они случайно встретились в промежутке между рейсами где-нибудь на вокзале  в
Грозном. Автомат болтался  за  спиной,  но  те  все  понимали  и  вели  себя
спокойно, терпеливо дожидаясь разрешения продолжать движение.
   Разбившись на тройки, бандиты обходили  вагоны.  -  Национальная  гвардия
независимой Чеченской республики! - громко объявлял старший.  -  Приготовить
документы и вещи к досмотру!
   Они вели себя важно и солидно, как представители законной  власти.  Почти
никто не держал оружия на изготовку - вероятность сопротивления  практически
равнялась нулю. Напуганные, привыкшие  подчиняться  командам  пас-сажиры  на
своей  шкуре  ощущали,  что  эти  вооруженные  люди  и   есть   "независимая
республика",  и  беспрекословно  доставали   паспорта,   раскрывали   сумки,
успокаивая себя мыслью, что выполняют законы чужой страны.
   Для видимости  заглянув  в  паспорта,  "гвардейцы"  проявляли  повышенный
интерес к вещам и ценностям, то и дело производя "изъятия" и  "конфискации".
Высматривали и симпатичных женщин, которых следовало ссадить  с  поезда  для
"выяснения личности".
   Волк шерстил спальные вагоны. Он шел первым.  Ему  нравилось  ступать  по
выметенному ковру, оставляя  грязные  следы  рубчатых  подошв.  Полированные
панели,  зеркала,  испуганные  пассажиры  -  все  это  возбуждало  его,  как
бессильное дерганье утаскиваемой в лесополосу девчонки.
   Два перебирающих четки старика-единоверца не заинтересовали патруль.
   - Салям, - вяло сказал Аслан. - Сидите и не высовывайтесь, мало ли что...
А лучше на полу полежите...
   - Вах! - вскинулся один, с аккуратной седой бородкой.- Почему на полу?
   - Потому что пуля насквозь летит, - пояснил Волк и захлопнул дверь.
   В следующем купе ехали две толстые  азербайджанки,  суетливо  протянувшие
паспорта с вложенными двадцатидолларовыми купюрами.  У  них  были  массивные
золотые кольца, толстые цепочки,  в  ушах  бриллиантовые  сережки.  Но  Волк
подавил первый порыв.
   - Зачем? У вас все в порядке... - гордо сказал он, возвращая документы. -
И вообще мы со своих не берем!
   В третьем  купе  тоже  ехали  азербайджанцы  -  два  волосатых  мужика  с
огромными животами.
   - Валюту везете? - наобум спросил Волк, просматривая паспорта.
   Азербайджанцы переглянулись. От них навязчиво пахло дорогим одеколоном.
   - Нет...
   - Нет...
   Ответы прозвучали с заминкой.
   - Сейчас посмотрим!
   Во  внутренних  карманах  аккуратно  повешенных   на   плечики   костюмов
обнаружились толстые кожаные бумажники, набитые пятидесятитысячными купюрами
и  стодолларовыми  банкнотами.  В  дорожных  сумках  тоже  оказались   пачки
завернутых в газету и перехваченных аптечными резинками долларов.
   - Контрабанда! - объявил Волк  и  рассовал  деньги  по  карманам.  -  Все
конфискуется! Толстяки посерели.
   - Побойся Аллаха, - сказал тот, что постарше. - Один Коран читаем...
   Голос  его  дрожал,  мелко  тряслись  руки.  Он,  конечно,  понимал,  что
разговоры бесполезны.
   - У нас жизнь - сами знаете... То война, то  мобилизация...  Детям  хотим
квартиры в Москве купить. Много лет  собирали,  у  родственников  заняли,  у
друзей... - Не надо было врать! - стальным голосом отрезал Аслан.  -  Теперь
поздно!
   Тот, что помоложе, поймал его руку.
   - Брат, мы же одной веры! Волк раздраженно освободился.
   - Нашелся "брат"! Мы с Россией воевать собираемся,  а  ты  от  трудностей
туда бежишь! Сейчас выведем на улицу и расстреляем как дезертиров!
   Сопровождающие командира боевики с  готовностью  скинули  автоматы.  Волк
знал; стоит ему скомандовать, и через  пять  минут  две  жирные  туши  будут
лежать  под  насыпью,  изрешеченные  пулями.  Эта   уверенность   передалась
ограбленным.
   - Вай, вай, какое горе!  -  запричитал  старший,  схватившись  руками  за
голову и раскачиваясь из стороны  в  сторону.  Второй  окаменел  в  ступоре,
уставясь перед собой невидящим взглядом. "Национальные гвардейцы"  двинулись
дальше.
   Боевая тройка Алаудина "проверяла" шестой, купейный,  вагон.  Добыча  уже
оттягивала карманы, чувство всевластия над  испуганными,  униженными  людьми
веселило сердце.
   Хмельно  покачиваясь,  Алаудин  переходил  от  одной  двери   к   другой,
распахивал  широким  хозяйским  жестом,  впивался  тяжелым   гипнотизирующим
взглядом в  лица  своих  жертв.  Реакция  всех  была  одинаковой:  пассажиры
опускали голову, прятали глаза, суетливо выполняли распоряжения... Некоторые
бледнели, другие - наоборот, покрывались красными пятнами.
   И вдруг он наткнулся на твердый презрительный  прищур  темно-серых  глаз.
Когда-то, изобличив его в очередной краже, так смотрел опер угро  Магомедов.
Сейчас Алаудин видел перед собой крупного, сильного мужчину лет сорока пяти.
Коротко стриженная круглая голова, мощная шея, покато переходящая в  могучие
плечи, волевое лицо. Перебитый нос и пересекающий  левую  бровь  белый  шрам
говорили о том, что  ему  приходилось  попадать  в  переделки.  А  взгляд  и
уверенная властность позы выдавали многолетнюю привычку отдавать приказы.
   В отличие от других  пассажиров  незнакомец  успел  полностью  одеться  и
зашнуровать импортные ботинки - хотя и гражданского образца, но по прочности
и толщине подошвы не уступающие  форменной  обуви  спецназа.  Костюм,  белая
сорочка, слегка  приспущенный  узел  галстука  -  униформа  государственного
служащего. Но облик и повадки свидетельствовали о том,  что  это  не  жалкая
канцелярская крыса из числа кабинетных чиновников. Это зверь той же  породы,
что и проклятый Магомедов! Его следовало вывести из  вагона  и  повесить  на
ближайшем суку...
   Однако  какое-то  неприятное  ощущение  снижало  решимость   к   активным
действиям. Ему вообще не хотелось иметь дело с невозмутимым здоровяком.
   - Документы!  -  не  очень  уверенно  скомандовал  Алаудин,  обращаясь  к
спутнику  бывалого  -  молодому  подтянутому  парню,   довольно   равнодушно
встретившему появление "проверяющих".
   - Нету документов, брат, - спокойно, с презрительной ленцой ответил  тот.
В такой манере разговаривают блатные, Алаудин повидал их немало, но этот  не
походил на блатного. Кто же они, шайтан их возьми?!
   Парень тоже был одет, как будто приготовился  выйти  из  вагона.  Кожаная
куртка лежала на коленях, а руки находились под курткой, будто у него мерзли
ладони.
   Что-то не так... Обычные граждане реагируют  на  "представителей  власти"
свободной Чечни совсем по-другому... Больше всего Алаудину хотелось  закрыть
дверь и забыть о нетипичных проверяемых. Но за спиной стояли два товарища, а
им будет трудно объяснить подобный поступок. Пауза затянулась.
   - Вещи к досмотру, - машинально произнес "гвардеец" шаблонную заготовку.
   Он вдруг заметил,  что  и  правая  рука  старшего  пассажира  скрыта  под
небрежно скомканным плащом. Неприятное  ощущение  усилилось  и  переросло  в
страх: внезапно Алаудин понял, что под одеждой находится оружие, и не только
боегруппа "Волки ислама", но и вся "национальная гвардия" Ичкерии не  смогут
спасти его шкуру, если видавший виды  мужик  или  его  невозмутимый  молодой
спутник шевельнут указательными пальцами.
   - И вещей нет, брат. Командированные мы. Какие у командированных вещи?
   Говорил все время молодой, мужчина со шрамом молчал, не сводя с  Алаудина
внимательного, целящегося взгляда.
   "Важная птица... Недаром вдвоем в купе...  Видать,  московский  чекист  с
охранником",  -  лихорадочно  размышлял  Алаудин,  не  зная,  как  выйти  из
положения.
   Он был очень близок к истине. Генерал-майор госбезопасности Карпенко  всю
жизнь выполнял специальные задания правительства Советского Союза,  наиболее
известным из которых стал штурм дворца Амина в  Кабуле.  Последние  годы  он
возглавлял  группу  антитеррора  "Альфа".  Когда   опереточный   путч   ГКЧП
провалился и в высших эшелонах власти производились  политические  разборки,
он был назначен виновным неизвестно за что и отправлен на пенсию.
   Но люди со столь специфическим и богатым опытом, особым складом  мышления
и соответствующими связями очень редко переходят  к  мирному  садоводческому
труду на щедро выделенных шести сотках неудобий.  Виталий  Карпенко  получил
много  предложений  "консультировать"  частные   службы   безопасности   или
полукоммерческие-полумафиозные фирмы. Предложения  подкреплялись  обещаниями
таких вознаграждений, которые и не снились отставному генерал-майору. Однако
он до мозга костей был  государственным  человеком  и  привык  заботиться  о
безопасности государства,  а  не  о  защите  денег  и  задниц  малограмотных
скоробогачей, трем четвертям которых, по его глубокому убеждению, предстояло
окончить свои дни за решеткой.
   Поэтому официально Карпенко так и оставался пенсионером. Но по утрам  его
ждал у подъезда черный бронированный  "мерседес",  точно  такой  же,  как  у
Директора  ФСК,  а  к  автомобилю  отставного  генерала   сопровождали   три
телохранителя,   хваткой,   статью    и    профессионализмом,    несомненно,
превосходящие "волкодавов" Степашкина. И  ненормированный  рабочий  день,  и
миниатюрная, с автоматическим  блоком  шифровки-дешифровки  радиостанция,  и
круг деловых контактов явно не соответствовали  тому  статусу  отработанного
человеческого  материала,  к  которому  относятся   в   современной   России
пенсионеры практически Любого уровня.  Дело  в  том,  что  Виталий  Карпенко
являлся одним из  руководителей  нелегальной,  тщательно  законспирированной
организации "Белый орел",  объединяющей  бывших  и  действующих  сотрудников
специальных служб и силовых структур, недовольных  хаосом  и  беспределом  в
стране,  отсутствием   политической   воли   се   руководителей,   повальной
коррумпированностью  чиновников,   криминали-зацией   власти,   бездействием
закона, разложением армии, ФСК, МВД...
   "Белый орел" ставил целью  изменение  режима  и  наведение  порядка,  при
котором отпетые бандиты подлежат уничтожению так  же,  как  и  ответственные
должностные лица,  откровенно  продающие  Родину  ради  возможности  строить
дворцы с золотыми унитазами и покупать дома в Париже. Более мелкая уголовная
сволочь должна, как и положено в цивилизованном обществе, сидеть в тюрьме, а
раскатывающее на "БМВ" и "вольво" косноязычное быдло, в шлепанцах на немытых
ногах и с толстенными  драгоценными  цепями  на  бычьих  шеях,  должно  быть
впряжено в тачки золотых приисков Колымы...
   Выполнение  этих  элементарных  даже  для  "пред-правового"   государства
условий  явится  прекрасным  уроком  подрастающему  поколению,   выбирающему
"делать  жизнь  с  кого",   переубедит   среднестатистического   гражданина,
успевшего убедиться, что  воровать,  грабить  и  брать  взятки  безопасно  и
выгодно, а добросовестно работать и честно жить  -  рискованно  и  убыточно,
подействует на "неустойчивых" следова-телей, прокуроров,  судей,  чиновников
всех уровней и ран-гов куда лучше вяло-монотонных и даже не рассчитанных  на
убедительность призывов.
   Руководители и члены "Белого орла" понимали, что создание справедливого и
правильного общества - одна из вековечных утопий, будоражащих  умы  наиболее
совестливых мыслителей на протяжении всей человеческой  истории.  Но  твердо
знали: если за проблему не браться, она никогда не будет решена.
   "Белый орел" оставался невидимкой, хотя по отдельным косвенным  признакам
деятельность тайной организации можно  было  обнаружить,  как  астрономы  по
гравитационным возмущениям вычисляют сверхплотные потухшие звезды.  Но  если
бы сидящие у телескопов аналитики не хотели обнародовать  свои  открытия,  о
белых  карликах  никто  и  никогда  бы  не  узнал.  Снайперские  выстрелы  в
неуязвимых  для  закона  преступных   авторитетов   наделали   переполох   в
криминальном  мире  и  породили  смутные   слухи,   не   нашедшие,   однако,
подтверждения, потому что проверяли их  люди,  не  заинтересованные  в  том,
чтобы нелепые сплетни подтвердились.
   Нити  организации  постепенно  пронизывали  армию,   силовые   структуры,
отдельные звенья государственного аппарата. Но для  того,  чтобы  заявить  о
себе и  заручиться  поддержкой  населения,  требовался  убедительный  повод.
Попытка генерала Верлинова обнародовать  факты  использования  сейсмического
оружия и  перейти  в  наступление  на  своем  участке  провалилась,  поэтому
следовало найти Другую перспективную карту.
   По мнению генерала Карпенко, такой картой  являлась  Чечня  -  откровенно
криминальный регион, уничтоживший все атрибуты цивилизованного  государства,
отвергнувший центральную власть и ставший прибежищем  для  бандитов,  убийц,
грабителей, фальшивомонетчиков всех мастей.
   Ведь если в одной  из  комнат  "нашего  дома  России"  правит  бал  шайка
преступников,  нагло  и  демонстративно  убивающая,  грабящая  и  насилующая
жильцов, то возникает закономерный вопрос: а где же хозяин дома?  То  ли  он
трусливо сопит на кухне, то ли пьяно дрыхнет в спальне, то ли просто  делает
вид, что ничего не видит, не слышит и не понимает... Но раз  так,  на  хрена
нам такой хозяин?!
   И "Белый орел" повернул Голову  в  сторону  Чечни.  Карпенко  и  в  былые
времена считался специалистом по этому району Кавказа. Тогда  КГБ  занимался
ранней  профилактикой,   изучая   возможность   происхождения   угрозы   для
государства из любой области, края, союзной и автономной  республики.  Майор
госбезопасности Карпенко курировал  Чечено-Ингушетию.  В  СССР  торжествовал
старательно насаждаемый интернационализм, поэтому  любые  националистические
проявления пресекались железной  рукой.  Подпольные  организации  "Торжество
ислама" и "Зеленое  знамя"  были  разгромлены,  а  их  лидеры  отправлены  в
мордовскую спецколонию для политиков или помещены в  психушки.  Впоследствии
это назвали преследованием инакомыслия и  всячески  осудили,  хотя  Карпенко
никогда не было стыдно за проведенные операции.
   Одну подпольную группу так и  не  удалось  раскрыть.  Она  несколько  раз
взрывала памятник покорителю Кавказа генералу Ермолову, заявлявшему, что эта
нация перевоспитанию не подлежит, а только уничтожению...  Советская  власть
была  сильна  непоколебимой  последовательностью:  покушениям  на   памятник
противопоставили изготовление семи его копий. Ночью прогремит взрыв, а утром
как ни в чем не бывало стоит новый бюст. Взрывай не взрывай, итог один:  раз
власть поставила -  значит,  будет  стоять!  А  незыблемость  установленного
порядка - основа государственности...
   Кому бы в те времена пришло в голову класть  в  основу  государственности
национальный признак? Давайте, мол, ребята, разделимся на суверенные Чечню и
Ингушетию...
   Ну,  давайте!  Только  дальше  что?  На  сколько  независимых  государств
разделить Дагестан? На тридцать два или тридцать четыре? Это как  ногайцы  с
табасаранцами  договорятся,  согласятся  ли   на   одну   державу   в   силу
малочисленности   или   потребуют   чисто   национальной   автономии...   Да
"некоренные" нации как себя поведут; русские, армяне, грузины, азербайджанцы
- вдруг тоже обособляться надумают... Любому здравомыслящему человеку  ясно,
что путь этот тупиковый, и  если  требует  какой-нибудь  горлопан  свободной
Аварии со столицей в селе Гуниб или  независимого  Лак-ского  королевства  с
центром в селе Кумух, то ему самое место в психиатричке.  Это  уже  в  новые
времена российский руководитель  неосмотрительно  брякнул  про  суверенитет:
берите,  сколько  сможете  проглотить...  Вот  и  глотают  всякие  банановые
президенты, а простой люд давится и отрыгивает...
   В сейфах у Карпенко накопилось  достаточно  материалов  по  криминальному
"суверенитету" Чечни, но он отправился в поездку за  личными  впечатлениями,
ибо они в конечном счете служат решающим мотивом  в  принятии  ответственных
решений, а мелкие, не попадающие в отчеты  детали  придают  достоверность  и
убедительность любому докладу  на  высшем  уровне.  В  Нальчик  он  прилетел
самолетом вместе с Сашей  Королевым  -  капитаном  военной  контрразведки  в
официальной жизни.
   Здесь на старенькой "шестерке" их  встретил  Имран  Ма-коев  -  сотрудник
департамента госбезопасности Чечни, давний  друг  Карпенко  и  член  "Белого
орла". С ним москвичи пересекли часть Кабардино-Балкарии,  Северной  Осетии,
Ингушетию... Приближаясь к границе родной республики,  Макоев  переложил  из
багажника в салон автомат и  привязал  к  ручнику  гранату  "Ф-1",  выпрямив
предварительно усики предохранительной чеки.
   - Только гр