другое дело. Главное, что сам он
ощущал себя знающим человеком, полезным окружающим.
   Поручения жены Вова рассматривал очень серьезно и  выполнял  со  всей
ответственностью. Если требовалось просверлить дырку в стене  на  кухне,
этому посвящался целый выходной  день:  он  обходил  соседей,  одалживал
дрель и сверла, искал удлинитель электрического шнура и провод  для  за-
земления, потом резиновые перчатки... Когда можно было приступать,  Вова
вспоминал, что есть более мощные дрели, снова ходил по квартирам,  пере-
бирал инструменты, сравнивал,  попутно  участвовал  в  разговорах,  если
приглашали, присаживался к столу. Поздно вечером в квартире Зотовых ста-
новилось на одну дырку больше, и Вова с чувством выполненного долга  ло-
жился спать, не подозревая, что к следующему воскресенью планы жены  мо-
гут измениться, дырку придется сверлить в другом месте, а сегодняшнюю  -
тщательно заделывать.
   Все это его нисколько не угнетало, считалось, что он живет ничуть  не
хуже других, а когда удавалось позволить себе маленькие радости,  напри-
мер, вырваться из стойла под предлогом отнести взятые на  время  инстру-
менты и поболтать вволю часок-другой за кружкой пива с приятелем,  жизнь
вообще превращалась в праздник, и даже предстоящий скандал с  женой,  не
выносившей его отсутствия, не омрачал настроения.
   Элефантов как-то не вошел в дворовую жизнь. Его не привлекало  домино
на дощатом столе, пиво с водкой в увитой виноградом беседке, беседы  про
футбол у подъезда, субботние застолья с музыкой и песнями. Основные  ин-
тересы его лежали за пределами этой сферы, в институте, куда он, бывало,
приходил и в выходные дни.
   Экспериментируя  с  чувствительными  микроволновыми  приемными   уст-
ройствами, Элефантов пытался обнаружить электромагнитные  поля,  которые
могли быть носителями внечувственной информации. Однажды стрелка дрогну-
ла, Сергей утроил усилия и почти переселил на  выползающую  из-под  пера
самописца подрагивающую линию и ощущал торжество первооткрывателя,  нес-
колько омрачаемое мыслью, что так просто великие открытия  не  делаются,
как бы не попасть впросак...
   Не обнародуя результатов, Элефантов понес рулончик бумажной  ленты  в
мединститут и попросил специалистов по физиологии мозга  высказать  свое
мнение о происхождении  покрывавших  ее  зигзагов.  В  глубине  души  он
все-таки надеялся, что прибор зафиксировал неизвестный вид мозговой  ак-
тивности, тем большее разочарование вызвал ответ: обычная  энцефалограм-
ма, причем очень некачественная.
   Огорчение Элефантова было наглядным, врачи  поинтересовались,  в  чем
дело; когда он рассказал, настроение специалистов резко изменилось.
   - Молодой человек, да вам плясать следует! -  завкафедрой  -  румяный
доцент с модной бородкой, ненамного старше Элефантова, снова, уже  заин-
тересованно, принялся разглядывать ленту. - В обычных условиях надо при-
соединить контакты к черепу пациента, поместить его в специальную сетча-
тую клетку, чтобы экранировать помехи, а ваш аппарат позволяет  обойтись
без всего этого! Низкое качество объяснимо: вы же вообще не имеете поня-
тия об энцефалографии!
   Бородач решительно свернул ленту.
   - Знаете что? Бросьте заниматься поисками несуществующих  субстанций,
давайте вместе доведем прибор! Опытный образец - наш. На приоритет,  ес-
тественно, претендовать не будем, открытие ваше, вознаграждение -  тоже,
авторское свидетельство получите на свое имя... Как ваша фамилия?  Прек-
расно! БЭЭ-1. Звучит? Бесконтактный энцефалограф Элефантова, первая  мо-
дель. Почему первая? Навалится наша медицинская братия,  начнут  усовер-
шенствовать, модифицировать, уменьшать вес, габариты, увеличат число ка-
налов, да мало ли что еще?
   Доцент возбужденно размахивал руками.
   - И потом, чувствительность вашего прибора позволяет использовать его
гораздо шире, для контроля функционирования многих  внутренних  органов.
Я, например, вижу перспективы для  бесконтактной  кардиографии,  локации
желчного пузыря, почек... Это изобретение  сделает  вас  знаменитым,  не
сразу, конечно, когда реализуются все те разработки, основанные на вашем
принципе... И мы не останемся в тени...
   Элефантов почувствовал, что ему передается возбуждение собеседника.
   - Знаете что? Сейчас мы пойдем к проректору по науке, у нас  планиру-
ется создать лабораторию медицинской техники, нужен толковый  зав,  тех-
нарь, как говорится, на ловца и зверь бежит...
   - Подождите, я совсем не собирался... - Элефантова смутил  такой  на-
тиск.
   - А чего ждать? Куй железо, пока горячо!
   Румяный бородач вскочил и, схватив Элефантова за руку, попытался  ув-
лечь за собой, но тот решительно освободился.
   - Разработка медицинской техники в мои планы не входит, - сказал Эле-
фантов довольно сухо: он не любил слишком напористых людей. - Переходить
в мединститут я не собираюсь, потому идти к проректору незачем.
   - Воля ваша, - несколько обиженно ответил доцент.
   Правда, он учтиво проводил Элефантова и,  вручив  визитную  карточку,
призвал к сотрудничеству, повторяя, что оно выгодно обеим сторонам.
   - А в чем ваша выгода? - поинтересовался Элефантов, разглядывая плот-
ный кусочек картона с золотым тиснением: "Пичугин, кандидат  медицинских
наук, доцент, телефоны, адрес".
   - Неужели вы не понимаете? - удивился Пичугин. - Это же золотое  дно!
Новое направление интересных, перспективных исследований! Думаете, часто
к нам приходят с такими идеями? Нет, вы - первый.
   Он рассмеялся.
   - Ходил один шизик, просил его исследовать, он якобы чуть ли не мысли
читает. "Я, - говорит, - феномен". Еле избавились.
   - А адрес его у вас есть? - неожиданно спросил Элефантов. -  И  фами-
лия?
   - Зачем? - Пичугин недоуменно поднял брови. - Пореев, как зовут,  за-
был, он оставлял телефон, если не выбросил... Но зачем он вам?
   - Нужен, - Элефантов сам не мог объяснить  причину  своего  интереса,
просто следовал интуиции, подсказывающей, что с "шизиком" надо  познако-
миться.
   Пичугин порылся в пухлой записной книжке, вынул мятый листок.
   - Нашел! Отдаю безвозмездно, но будьте осторожны: психи  очень  часто
производят впечатление вполне нормальных людей  и  убедительно  излагают
свои бредни. Этот Пореев как раз из таких.
   Элефантов спрятал листок в карман, но позвонить по записанному на нем
телефону пришлось не скоро: доводка бесконтактного энцефалографа занима-
ла все свободное время на протяжении восьми месяцев.
   Наконец аппарат был отлажен, чувствительность и качество записи  пре-
восходили показатели серийных приборов, можно смело оформлять заявку  на
изобретение.
   В это время Элефантова вызвал Кабаргин. Поднимаясь к заместителю  ди-
ректора, Элефантов вспомнил, что за последние полгода тот дважды обратил
к нему свое внимание.  Первый  раз  запретил  пользоваться  библиотечным
днем, мотивируя тем, что это право распространяется  только  на  научных
сотрудников, но не на инженерно-руководящий состав. Второй - исключил из
плана работу над бесконтактным энцефалографом,  как  не  соответствующую
профилю лаборатории. Что он приготовил сейчас? Уж не сокращение ли штат-
ной единицы заведующего сектором?
   Но Кабаргин встретил его приветливо, дружески спросил, как дела,  по-
интересовался семейной жизнью, предложил сигарету. Затем перешел к делу.
   - Читал результаты испытаний, - он со вкусом затянулся и красиво  вы-
пустил дым. - И понял, что ошибся: надо было включать прибор в  план,  а
не пускать по хоздоговору. Я, честно говоря, думал, что это пустая  фан-
тазия и ничего путного у тебя не выйдет.  Но...  Недооценивал.  Молодец!
Ошибки надо исправлять, для того тебя и вызвал...  Сейчас  начнется  вся
эта канцелярская канитель, бумажная волокита, другие - там, наверху, то-
же могут ошибиться в оценках... Надо както застраховаться от этого.
   - Как же?
   Кабаргин отвел взгляд в сторону.
   - Тебе нужно заручиться поддержкой, опереться  на  чей-то  авторитет.
Тогда и здесь оформление документов пройдет быстрее, да и дальше не воз-
никнет осложнений.
   Элефантову все стало ясно.
   - Где же его взять, авторитет-то? Солидный человек не пойдет на липо-
вое соавторство, я предлагал Никифорову, но он - наотрез... Да и  ты  бы
тоже, конечно, не согласился...
   Кабаргина передернуло от этого "ты", но деваться некуда - он сам  за-
дал беседе свойский тон.
   - Подписаться на такое может только какая-нибудь дешевка,  совершенно
несостоятельная в творческом отношении...
   Элефантов простодушно смотрел в ничего не выражающие глаза собеседни-
ка.
   - ...Но зачем она мне? Лучше уж обходиться своим авторитетом, большой
он или маленький - какой есть. Правильно?
   Кабаргин внимательно разглядывал кончик сигареты.
   - Когда берешься за большое дело, важно  не  переоценить  свои  силы.
Иначе можно надорваться. Поэтому я тебя и пригласил -  вместе  подумать,
посоветоваться...
   Элефантов непонимающе развел руками.
   - Сейчас что советоваться - дело-то сделано. Заявку подготовил, а ес-
ли наши бюрократы начнут волокитить, тогда обращусь за помощью - и к те-
бе, и к директору... Но думаю, такой необходимости не возникнет: я зару-
чился блестящим отзывом мединститута и ходатайством перед  министерством
о внедрении аппарата в серийное производство. При таких  обстоятельствах
вряд ли кто осмелится тормозить заявку - это, пожалуй, небезопасно, мож-
но прослыть консерватором, ретроградом, да мало ли кем еще...
   - Ну ладно.
   Кабаргин осторожно затушил сигарету о край пепельницы.
   - Можете быть свободны.
   - До свидания.
   Выйдя в приемную, Элефантов улыбнулся: они с Кабаргиным прекрасно по-
няли друг друга. И хотя он только что  приобрел  могущественного  врага,
Элефантов был доволен собой - у него ни на миг не появилась  мысль,  что
можно пойти на выгодную сделку, он не дал подмять себя, не позволил  на-
вязать чужую волю. Пусть даже в дальнейшем это грозило осложнениями,  он
действовал как подобает: честно, по правилам.
   Когда он рассказал о происшедшем Никифорову, тот посмеялся:
   - Ничего, такие типы пасуют, когда им дают отпор. Они  процветают  на
уступках, боязливости, угодничестве. Молодец!
   Алик Орехов расценил ситуацию иначе.
   - Старик, надо вперед смотреть. Ты себя показал, ткнул начальника но-
сом в стол, - конечно, приятно, но приятность пройдет, а недруг останет-
ся. Вот Семен Федотович в таких делах великий дока. Умеет и свой интерес
соблюдать и конфликта избежать!
   - Этот Семен Федотович у тебя с языка не  сходит.  Ты  его  приводишь
примером на все случаи жизни, скоро начнешь цитировать.
   Сергею много раз приходилось выслушивать восторженные отзывы об  этом
человеке. Орех восхищался умом и деловой хваткой Семена Федотовича,  его
умением жить, уймой полезных знакомств, способностью достать что угодно.
Он с упоением рассказывал, как и с какими людьми провели они время в са-
уне, какой замечательной оказалась рыбалка на особой, открытой далеко не
всем даче, какой великолепный мебельный гарнитур подарил Семен Федорович
своей любовнице...
   Элефантов восторга приятеля не разделял, и его равнодушие бесило Оре-
ха до крайности.
   - Ты бы учился у умных людей, как надо жить! - в запале он даже забыл
об обычной, старательно отработанной сдержанности. -  А  то  водишься  с
этим Никифоровым, у которого, кроме старого, залатанного пальто,  ничего
за душой нет!
   - Да ты что. Орех, спятил? - Элефантов  рассматривал  Алика  с  явным
удивлением человека, растолковывающего другому совершенно очевидные  ве-
щи. - У Никифорова за душой больше, чем у всех твоих проходимцев, вместе
взятых. У тех и душ-то нет - одна  жадность  да  расчет  сплошной:  кому
улыбнуться, кому услугу оказать, а кого облаять... А Борис - умница, та-
лантливый парень, порядочный, на него во всем положиться можно. И никог-
да выгоды не искал, потому и ходит в старом пальто.
   - И дурак!
   Спокойствие Элефантова, его убежденность  в  своей  правоте  задевали
Орехова за живое.
   - А Семена Федотыча и его друзей ты зря проходимцами считаешь. Солид-
ные люди, с положением, авторитетные. Все их уважают...
   Элефантов улыбнулся.
   - До поры. Пока характеристика для суда не потребовалась.
   - Ты их просто не знаешь. Как-нибудь познакомлю - изменишь мнение.
   Через пару недель, когда Элефантов уже забыл об этом разговоре,  Оре-
хов притащил его на дачу, где веселились  пятеро  дородных,  похожих  на
лоснящихся бобров мужчин.
   Алик был здесь своим, но как шофер, повар или банщик. Элефантова при-
няли как равного, хотя дали понять, что для него это большая честь.
   Семен Федотыч умело говорил тосты, впрочем, в этом ему никто не усту-
пал, и застольные речи выходили красивыми, мудрыми и поучительными.
   Выпили за гостей и за хозяев, за родителей, за настоящую  дружбу,  за
порядочных людей. Слова "порядочность" и "честность" употреблялись здесь
очень часто, но смысл в них вкладывался совсем не тот, к  которому  Эле-
фантов привык и который считал для этих понятий единственным.
   Например, Семен Федотович очень хвалил какогото Мамонова, отсидевшего
семь лет, а потом отдавшего крупную сумму долга.
   - Был бы непорядочным - сказал: все забрали,  описали,  конфисковали,
сколько времени прошло, я совсем голый... И мне стыдно требовать.  А  он
по-честному поступил.
   - А сидел за что? - поинтересовался Элефантов.
   - Не за кражи, конечно! - хмыкнул Семен Федотович. - Неприятности  по
работе...
   "Не в лоб, так по лбу", - подумал Элефантов и хотел  спросить:  какая
же честность может быть у человека, осужденного за противозаконные махи-
нации, но передумал. В этой компании существовала своя система представ-
лений о хорошем и плохом, похвальном и постыдном, она отличалась от  об-
щепринятой, и исповедующие ее должны осознавать  собственную  ущербность
среди нормальных людей, когда они загоняют свою сущность  глубоко-глубо-
ко, позволяя ей только настороженно выглядывать  наружу  через  глазницы
оболочки.
   И сейчас компенсационный комплекс заставляет их превозносить  высокие
человеческие качества друг друга и повторять, до затертости, слова,  ко-
торые не принято произносить всуе.
   Жалкая жующая и пьющая протоплазма!
   Честность не появится от того, что за нее сто раз выпито!
   Любой из вопросов, которые хотелось задать Элефантову,  прозвучал  бы
сигналом тревоги: в лагерь единомышленников проник чужак, сумевший  заг-
лянуть под тщательно пригнанные маски" ату его, бей и в воду!
   Элефантов усмехнулся.
   До этого бы, конечно, не дошло, но взаимная неприязнь обеспечена, за-
чем портить вечер? Посижу молча.
   Вместе со всеми он выпил за честность в человеческих  отношениях,  за
настоящих людей, поел приготовленной Ореховым ухи.
   Потом Орехов отвез всех к Ивану  Варфоломеевичу,  огромный  кирпичный
дом которого гордо отсвечивал оцинкованной крышей на тихой зеленой улоч-
ке в двух шагах от центра города.
   Расположились во дворе, рядом с выложенным голубой и розовой  плиткой
бассейном, хозяйка подала настоящий турецкий кофе, хозяин достал бутылку
тридцатилетнего коньяка.
   После кофе затеяли купаться, Элефантов хотел уйти, но Семен Федотович
пошептал что-то на ухо Ореху, и они ушли втроем.
   Элефантов думал, что его просто завезут домой, но "ЗИМ"  Орехова  за-
тормозил у красивого девятиэтажного здания в новом микрорайоне.
   - Теперь прошу ко мне, - радушно прогудел Семен  Федотович  и  первым
вышел из машины.
   - Везет тебе, старик, - подмигнул Орех. - У Полковника немногие  дома
бывали.
   - Почему Полковника? - спросил Элефантов первое, что пришло в голову.
Его ошеломило непонятное внимание со стороны Семена Федотовича, и он пы-
тался понять, чем вызван такой интерес к его персоне.
   - Полковника он давно перерос, это верно, - ухмыльнулся  Орех.  -  Да
прозвище не поменяешь, так и осталось с молодых лет.
   Семен Федотович жил на втором этаже в четырехкомнатной квартире, воп-
лотившей последние достижения домостроения. Цветной паркет, мягко отсве-
чивающие в тон шторам обои, сплошные, без переплетов стекла окон, косми-
ческого вида сантехника, необыкновенные мебельные гарнитуры должны  были
сразу демонстрировать неординарность хозяина.
   Семен Федотович усадил гостей в глубокие, податливо охватывающие  се-
ребристым велюром кресла и удалился дать распоряжения, а  Орех  с  видом
победителя уставился на приятеля.
   - Ну, как? Умереть и не встать?
   Элефантов пожал плечами. Он привык к определенным признакам значимос-
ти человека, пахнущим типографской краской авторским экземплярам статьи,
опубликованной в солидном журнале, увесистым монографиям, авторским сви-
детельствам и тому подобным атрибутам признания.
   Существовали и другие наглядные критерии успеха: непререкаемый  науч-
ный авторитет, плеяда учеников и последователей, обязательные ссылки  на
твое имя в специальной литературе, непременные приглашения на всевозмож-
ные семинары, конференции, симпозиумы, членство в различных редколлегиях
и ученых советах, заграничные командировки.
   Успех такого уровня имел соответствующее внешнее оформление:  научный
коллектив в подчинении, более или менее шикарный кабинет, молодая,  кра-
сивая либо моложавая, достаточно привлекательная секретарша в  приемной,
персональный автомобиль, командировочные в валюте.
   Отблеск достигнутого освещал и быт: комфортабельная квартира,  краси-
вая мебель, дорогая одежда. Все это было  как  бы  обрамлением  таланта,
трудолюбия, огромных затрат умственной  энергии,  следствием  того,  что
удалось достигнуть на научном поприще, было неотделимым от него, а пото-
му, как правило, приходило уже тогда, когда жизнь клонилась к закату.
   И Элефантов всегда с удивлением воспринимал  иной,  непривычный  мир,
где шикарные обставленные антикварной мебелью квартиры, новехонькие  ав-
томобили, благоустроенные дачи, фирменные вещи, увлекательные круизы  не
были довеском к главному, не венчали трудный и достойный путь, а сами по
себе являлись основным в жизни.
   Элефантов  каждый  раз  удивлялся:  на  чем  основано  сытое   раннее
сверхблагополучие, что оно демонстрирует и олицетворяет?  И  приходил  к
выводу: оно есть следствие чего-то недостойного,  постыдного,  а  потому
непрочно, зыбко и в любую минуту может обратиться в прах, тлен, ничто. И
хотя за свою жизнь он ни разу не видел подобных  поучительных  превраще-
ний, убеждение это не менялось, и к вызывающей демонстрации необъяснимо-
го материального благополучия он относился с брезгливостью  и  некоторой
опаской, как в детстве относился к ужам - безобидным, но все-таки змеям.
   Но ответить на вопрос Ореха, что второй раз за сегодняшний  вечер  он
испытал опасливую брезгливость, Элефантов посчитал  неудобным:  все-таки
его приглашали в гости, и ответить так значило проявить черную  неблаго-
дарность. Достаточно и того, что больше он никогда не  переступит  порог
дома Аркадия Христофоровича или Семена Федотовича. Поэтому он молча  по-
жал плечами, что Орех расценил как сдержанное проявление восторга.
   - Еще не то увидишь! - гордо посулил он, удобнее устраиваясь в мягком
кресле.
   Вскоре к ним присоединился Семен Федотович, а через  несколько  минут
холеная молодая жена в дорогом домашнем платье выкатила уставленный  де-
ликатесами сервировочный столик.
   - Элизабет, - коротко представил хозяин.
   Орехов галантно приложился к ручке, Элефантов, чуть замешкавшись, то-
же ткнулся губами в гладкую, пахучую кожу.
   - Сядешь с нами, малыш? - явно для приличия спросил Семен Федотович.
   - Нет, пойду посмотрю видеомаг.
   У нее было красивое лицо, холодные безразличные глаза, ленивая поход-
ка.
   - Я хочу выпить за тебя, Сергей, - хозяин наполнил хрустальные  рюмки
пахучей темно-коричневой жидкостью, положил всем бутерброды с икрой.
   - Я много слышал о тебе от Олега, - он указал на почтительно замерше-
го Орехова, - а сегодня внимательно наблюдал за тобой и  понял,  что  не
ошибся: ты умный и п