курор направился к двери.
   - Товарища Викентьева прошу на два слова, - небрежно  обронил  он  на
ходу.
   Начальник спецгруппы встал, оглядел присутствующих и, пожав  плечами,
пошел следом.
   - Да, хлебнем мы с ним, - задумчиво сказал Иван Алексеевич. -  А  мо-
жет, попервах строгость напускает, а там глядишь - и  привыкнет.  Уж  на
что занудливый был Григорьев, а и то терпел...
   На крылечке диспетчерской прокурор спросил:
   - Я не понял, что здесь делает этот старикан? Готовит выпивку  и  за-
куску?
   Викентьев зачем-то пошарил по карманам.
   - Полковник Ромов Иван Алексеевич? - переспросил он. - Это наша  гор-
дость. Кавалер многих орденов и медалей. Почетный чекист, наставник  мо-
лодежи...
   Он хотел вызвать у властного и самоуверенного молодца  неловкость  за
"старикана", но не достиг результата.
   - Не надо рассказывать его биографию, - оборвал прокурор.  -  Что  он
здесь делает?
   - Иван Алексеевич опытный специалист,  ветеран  спецгруппы.  Уже  лет
двадцать он выполняет функции первого номера...
   - Выполнял. Но сегодня его единственной функцией  было  откупоривание
бутылки!
   Викентьев оторопело молчал. Только сейчас он понял, что один  этап  в
работе спецгруппы закончился и начинается другой.
   - Люди, не имеющие отношения к исполнению, являются посторонними и не
должны здесь находиться! - отрезал прокурор. И он был прав.
   Вернулся в диспетчерскую Викентьев явно обескураженным.
   - Что такое, Михайлыч? - Ромов посветил своим мутноватым рентгеном  в
лицо начальника спецгруппы. - Небось перевоспитывал, за трезвость борол-
ся?
   Подполковник отвел глаза.
   - Уезжать хочет. Кто отвезет?
   - А можно я? - неожиданно вызвался Шитов.
   - Тебе ж еще закапывать...
   - Пусть едет, сами справимся, - разрешил Сергеев.
   - Ну давай, если так... - кивнул Викентьев.
   - Кто с нами - собирайтесь, - сержант пулей выскочил  из  диспетчерс-
кой.
   Когда Сергеев с Поповым подошли к санитарному  фургону,  Федя  Сивцев
был мрачнее тучи.
   - Теперь, выходит, Петька по отдельному графику работает? Что  хочет,
то и делает? Вы за него носите, я буду закапывать... За какие,  интерес-
но, заслуги?
   - Да брось, Федя, - успокоил сержанта Сергеев. - Группа не  укомплек-
тована, оттого так и выходит. Вместе закопаем. А в следующий раз и  тебя
отпустим.
   Сергеев подмигнул Попову. Санитарный фургон выехал из точки  исполне-
ния.
   Через час "РАФ" подкатил к дому Попова.
   - Пока! - Валера пожал руку Сергееву и, преодолевая себя, Сивцеву.
   Проводив взглядом растворяющийся в ночи белый фургон, Валера привычно
взглянул на окна своей квартиры и увидел, что в кухне горит свет.  "Отец
приехал!" - подумал он и, не дожидаясь лифта, быстро пошел по лестнице.
   Так и оказалось. Как всегда обветренный и загорелый, отец сидел  нап-
ротив Валентины, сильно пахло копченой рыбой, на протянутой между проти-
воположными углами, наискосок, веревке для сушки белья висели два  полу-
метровых цимлянских леща, несколько рыбцов, капающих жиром на предусмот-
рительно разложенные женой газеты, связка сухой, отливающей серебром та-
рани.
   - На реке живете, а рыбы  не  видите,  -  прогудел  отец,  поднимаясь
навстречу. - Специально ловил...
   Они обнялись.
   - И правда, с запахом, - отец повернулся к Валентине. Валера попытал-
ся отстраниться, но крепкая рука с шершавыми пальцами помешала это  сде-
лать.
   - Жена рассказала: "В три, четыре ночи приходит, да еще выпивший",  я
не поверил, а оно так и есть...
   Отец внимательно рассматривал Валеру и о чем-то думал.
   - Сейчас-то только полвторого, - попытался отшутиться Валера и,  нап-
рягшись, разжал отцову руку. - А уголовный розыск и до утра работать мо-
жет...
   - Оно так. Я на своем буксире круглые  сутки  работаю,  -  подтвердил
отец. - Но ведь трезвым! А какая серьезная работа, если выпивший?
   - Да брось, папа! По пятьдесят грамм приняли с ребятами после  опера-
ции, чтоб расслабиться.
   Валера зашел в комнату, разделся, поплескался в ванной.
   - За встречу? Как там мать?
   Отец пить отказался и, пока Валера ужинал, рассказал семейные  новос-
ти. Родители жили недалеко, в Темерницке. У матери болели ноги, и она  в
город почти не ездила, отец был капитаном на буксире и все время  прово-
дил на реке. Только когда буксир оставался на ночлег в Тиходонском  пор-
ту, он забегал к сыну.
   - Говорит, мог бы и почаще, не только в праздники...
   - Выберу время на той неделе и приеду, - пообещал было Валера  и  тут
же вспомнил, что в Предгорье активно реализуется розыскное  дело  "Трас-
са", в любой момент может поступить срочная информация,  перечеркивающая
все планы... И к тому же дикая авантюра Сергеева, которая тоже завершит-
ся неизвестно чем.
   - Нет, чтоб брехуном не быть, обещать ничего не  буду,  -  поправился
он. - Обстановка сейчас очень напряженная! Очень! Вот схлынет волна...
   Отец грустно улыбнулся.
   - Дела никогда не кончаются. Я помню себя еще мальчишкой, а сейчас ты
- взрослый дядя... А дела и тогда были, и теперь. А у тебя особенно... -
Он оживился. - Валя сказала, наградили тебя недавно да  работу  поменял!
Расскажи, похвастай!
   Валера долго смотрел на отца, не зная, что сказать.
   - Наши дела, знаешь, какие, - неопределенным тоном протянул он. -  То
секретно, то запретно, а то самому не хочется  вспоминать.  Давай  лучше
спать ложиться.
   Валентина постелила постели, Валера, почистив зубы, вошел в комнату и
остолбенел.
   - Слышь, сынок, а на кой ляд тебе эти штуки? - Отец  держал  в  руках
макет пистолета и защитные очки с толстыми стеклами.
   Попов почувствовал, что заливается краской, как случалось в  детстве,
когда отцу становилось известно о каких-то неблаговидных и оттого  скры-
ваемых проделках маленького Валеры.


   Глава восемнадцатая

   - Неужели ты не понял, что это безумная затея, из которой ровным сче-
том ничего не получится? - раздраженно спросил Валера.
   Они сидели в холостяцкой квартире Саши Сергеева, тихо играла  музыка,
"представительская" бутылка коньяка, привычно  извлеченная  хозяином  из
секретера, стояла на полированном журнальном столике, дымился  в  чашках
янтарный чай, словом, обстановка располагала к беседе легкой и необреме-
нительной.
   - Как раз наоборот - все выйдет отлично! - бодро сказал Саша.
   Попов мог бы удивиться такой уверенности, если бы не  знал  принципа,
которым руководствовался товарищ: чем меньше шансов на успех, тем  реши-
тельней иди к цели!
   Коньяк так и стоял нетронутым, к чаю тоже не приступали, и  атмосфера
в аккуратной, уютной комнатке была наэлектризованной и нервной.
   - Что показала репетиция? - спросил майор и сам же ответил: -  Старый
мухомор, конечно, влез своим носом прямо в рану, значит, надо его  нейт-
рализовать. Доктору эта процедура совсем не нужна, взялся  для  виду  за
пульс, да и то - если б я не сказал... Может, и его надо будет  подрабо-
тать, подумаем. Викентьев, говоришь, почти не смотрел. Прокурора я  вна-
чале заопасался, да он из-за стола не выходит. Шитов? Мешается, конечно,
здорово, но у него заботы поважней - как бы одежду не  испачкать...  Па-
рень фасонистый, а переодеваться неудобно -  не  к  станку  ведь  стано-
вишься...
   Кончилась пластинка, и автостоп со щелчком отбросил звукосниматель  в
исходное положение.
   - Теоретические рассуждения почти всегда расходятся с практикой. Мыс-
ленно легко решать любые проблемы. - В наступившей тишине  голос  Валеры
звучал резко и неприязненно. - Но вот скажи, например, как можно  имити-
ровать простреленный череп?
   Сергеев усмехнулся и встал.
   - Это как раз легче всего. Пойдем, покажу.
   Он направился в ванную, по пути выдернув из плечевой кобуры  тяжелый,
тускло блестящий "макаров".
   - Стреляться, что ли? - Попов нехотя оторвался от дивана и пошел сле-
дом, уставясь в треугольную спину, туго обтянутую белой рубахой. Лопатки
слегка шевелились, Валера услышал характерный звук  извлекаемой  обоймы,
мягкое скольжение металла по металлу и через секунду - резкий лязг  спу-
щенного с задержки затвора с почти одновременным щелчком предохранителя.
   - Включи музыку. - Сергеев открыл дверь ванной и мощной струей пустил
воду. - На полную ручку, до отказа!
   Ему приходилось кричать, чтобы перекрыть шум бьющей струи. Попов  вы-
вел регулятор громкости до предела, от рева динамиков задрожали  стекла.
Сергеев поднял руку с пистолетом, вспышка, рывок отдачи и  удар,  проис-
хождение которого на подобном звуковом фоне установить  было  совершенно
невозможно.
   Попов убрал звук и подошел к ванной.
   - Посмотри сам, что скажешь?
   На белом кафеле бурело густое, с трехкопеечную монету пятно в  ореоле
пятен, брызг и потеков.
   - Да-а-а... - только и  выговорил  Валера,  потрогав  зачем-то  пятно
пальцем, и тут же брезгливо сунул руку под кран.
   - Да нет, это краска, - успокоил Сергеев, вставляя обойму на место  и
возвращая пистолет в кобуру. - Точнее, специальный  состав.  Применяется
для киносъемок - эффект полный. Еще вопросы есть?
   Валера молча плюхнулся обратно на диван, молча открыл бутылку,  молча
выпил три рюмки подряд.
   - Девушкам оставь, - укоризненно произнес  Сергеев.  -  Сейчас  водки
принесу, раз ты так расходился.
   - Не надо, - тихо ответил Попов. - И что дальше?
   - Врач трогает пульс, или делает  вид,  что  трогает,  или  он  будет
знать, что ничего делать не надо, - это я решу позже... Мы с тобой быст-
ро заворачиваем его в брезент, выносим в машину,  подписываем  акт,  все
разъезжаются, отпускаем сержантов, едем ко мне, по  дороге  ты  снимаешь
брезент, я впускаю его в квартиру, едем закапываем  яму,  и  все!  Неде-
лю-две он живет у меня, а потом - куда захочет!
   Жестом фокусника Сергеев шлепнул на полированный столик между початой
бутылкой коньяка "Тиходонск" и фарфоровым чайником местного производства
привычный предмет - паспорт гражданина СССР, не новый, немножко засален-
ный и помятый.
   Медленно-медленно, как во сне, Попов потянул его к себе, раскрыл, уже
зная, что увидит, и бросил обратно на стол.  Этот  документ  принадлежал
человеку, которому было отказано в праве на жизнь,  которого  юридически
не существовало, и паспорт не мог находиться здесь, в обыденном  и  при-
вычном мире, но он вопреки должному лежал рядом с коньячной рюмкой, зае-
хав углом под блюдце, и его владелец, заснятый в сорок пять лет  хмурым,
решительного вида мужиком с внимательным цепким взглядом, еще жил и  ды-
шал в особом корпусе Степнянской тюрьмы, а если несгибаемой воле и  точ-
ному расчету майора Сергеева удастся изменить неумолимую  линию  судьбы,
то произойдет невиданное: списанный навечно в архив документ и  пригово-
ренный к смерти хозяин встретятся как ни в чем не бывало здесь же, в ак-
куратной уютной комнатке, и начнут вторую жизнь...
   Только сейчас Попов с удивительной  четкостью  осознал,  что  замысел
Сергеева не просто авантюра, а авантюра, которая, скорее всего, удастся,
бешеный напор ведущего бойца группы захвата сметет с дороги все барьеры,
препятствия, преодолеет ловушки и контрольные рубежи. При  одном  непре-
менном условии. Если он - Валерий Федорович Попов, законопослушный граж-
данин, капитан милиции с беспорочным послужным списком, согласится нару-
шить... Собственно, что нарушить? Он не давал присяги исполнять смертные
приговоры, да и закон, запрещающий отнимать человеческую жизнь, не возб-
раняет ее оставлять... Да ладно, ерунда! Какая разница, что он  нарушит!
Надо дать согласие на невероятное, вопиющее нарушение  должностных  обя-
занностей, которое к тому же рано или поздно раскроется, ибо тайна,  ко-
торую знают хотя бы три человека, - уже не тайна, а тут и Ромов,  и  Бу-
ренко; а сколько случайностей подстерегает человека, живущего не на Мар-
се, не на необитаемом острове, даже не в Австралии, а  в  той  же  самой
стране, в которой он числится расстрелянным по приговору  суда,  да  еще
при отсутствии чемодана денег, конспиративных связей, сети явочных квар-
тир, сообщников...
   - Ну что ты молчишь? - Голос Сергеева вывел Валеру из  оцепенения.  -
Что скажешь?
   - Ради чего все это? В конце концов, наше дело исполнять чужие  реше-
ния... Можно отказаться...
   Самому Попову то, что он говорил, казалось маловразумительным и  нев-
нятным...
   - Неужели ты не понимаешь, что этим его не спасешь? - громко произнес
он и посмотрел товарищу в глаза. - Продлишь агонию - и все... Разве смо-
жет нормальный, обычный человек провести всю жизнь на нелегальном  поло-
жении?
   Сергеев на миг отвел взгляд, но только на миг.
   - Завтра, послезавтра, через год приговор могут  пересмотреть  -  это
раз. Лунин - не обычный человек, у него милицейский опыт, он  знает  все
крючки, на которые мог бы попасться, - это два. У него есть родственники
в селе на Алтае, они ничего не знают, примут его, легализуют,  ведь  его
никто не будет искать - это три. Но я понимаю - все это лотерея: пятьде-
сят на пятьдесят...
   Сергеев тяжело вздохнул.
   - Я обязан ему жизнью. И не хочу выполнять роль  забойщика  или  даже
наблюдателя. Послушай, что я тебе расскажу...
   Через два часа Валера Попов продуманно и взвешенно дал  окончательное
согласие на невероятный, но теперь представляющийся вполне реальным план
освобождения приговоренного Лунина. Еще два часа товарищи обсуждали  де-
тали этого плана. Казалось, они учли все мелочи, шероховатости и случай-
ности. Но одного фактора они вообще не принимали в расчет. В центральной
городской больнице выздоравливал и готовился к выписке  после  долгой  и
тяжелой болезни пациент Лебедев - вохровец с завода "Прибор".
   Он с детства ненавидел свое имя. Единственный Гоша на улице, в  детс-
ком саду, потом в школе - он постоянно  оказывался  мишенью  насмешек  и
острот, в которых его имя глумливо рифмовалось, коверкалось и  трансфор-
мировалось в разные неприличные слова.
   Когда заплаканный Гоша прибегал домой с очередной жалобой  на  безжа-
лостных сверстников и в который раз высказываемым  требованием  изменить
имя, мать говорила: "Это они завидуют. Имя редкое, красивое, такого ни у
кого нет. Не обращай на дураков внимания". И он успокаивался, потому что
свято верил тому, что говорят взрослые, особенно родители,  воспитатели,
учителя. Но и здесь подстерегали разочарования.
   В первом классе Лидия Михайловна отлучилась с урока, дав наказ:  "Си-
дите тихо, а про тех, кто будет шуметь, расскажите мне,  я  их  накажу".
Добросовестный Гоша Лебедев старательно записал, кто болтал, кидался бу-
мажными шариками и запускал голубей, а когда урок  возобновился,  поднял
руку и, честно глядя в глаза учительнице, сообщил о нарушителях  дисцип-
лины. Лидия Михайловна отругала их, но как-то вяло, а его похвалила,  но
тоже без особой искренности. Зато на перемене  "Гошке-сексоту"  устроили
форменную травлю, и он убежал из школы, а потом та же  Лидия  Михайловна
сказала матери, что он должен уметь строить отношения в коллективе и что
ябед нигде не любят. Совершенно дезориентированный Гоша  выместил  злобу
на соседском коте, но стал умнее: когда завуч призывала честно встать  и
рассказать, кто вырвал листы из классного журнала, он сдержал себя, дож-
дался перемены и высказался в кабинете, без свидетелей.
   Пару лет спустя Мишка Кульков натер  мылом  доску,  сорвав  несколько
уроков, расследование проводил сам директор, который  обратился  к  пио-
нерской совести каждого, привел в пример Павлика Морозова, напоминал про
честь, смелость и принципиальность, в груди у  Гоши  ворохнулось  что-то
теплое, и хотя он  боялся  мосластого,  с  несуразно  большими  кулаками
Кулькова, но встал и, преодолевая страх, выложил все начистоту.
   И снова правильный  поступок  не  вызвал  симпатий  у  соучеников,  а
Кульков пообещал после уроков оторвать голову. Пришлось спасаться непра-
вильными способами: замахиваться кирпичом и громко материться. "Псих ка-
кой-то!" - сплюнул Кульков и отвязался.
   "Ножницы" между должным и сущим с каждым годом становились все  шире.
Прилежно зубривший уроки Лебедев учился в основном на тройки,  а  Вовчик
Сидоркин едва заглядывал в учебники, зато хватал смысл  на  лету  и  был
круглым отличником. Летние трудовые лагеря,  призванные  укреплять  здо-
ровье и закалять характер, принесли Гоше дизентерию и хронический  брон-
хит. В десятом классе на физкультуре он неудачно прыгнул через "коня"  и
получил сотрясение мозга.
   Он  надеялся,  что  явная  неправильность  жизни  сопутствует  только
школьным годам и после получения аттестата все пойдет так, как положено.
Начать новую страницу биографии поможет армия - кузница  настоящих  муж-
чин. Гоша представлял, как вернется из воздушно-десантных войск:  окреп-
ший, загорелый, владеющий всеми видами рукопашного  боя,  в  залихватски
облегающей форме, увешанной значками воинской доблести...
   Но в армию его не взяли по здоровью, пришлось ехать за славой по ком-
сомольской путевке на Всесоюзную стройку, куда посылали лучших из лучших
и где ковалось будущее страны. Лебедев рассчитывал заработать там  орден
или, на худой конец, медаль, завоевать авторитет  и  признание,  обрести
верных друзей и - чем черт не шутит! - хорошую спутницу жизни.
   Однако и на Всесоюзной ударной все оказалось  неправильно:  приписки,
воровство, пьянство, убогие бытовые условия... Хуже  всего,  что  вместо
самых наипередовых комсомольцев работали здесь откровенные  босяки,  ус-
ловно осужденные и бежавшие за городским счастьем сельские парни. За из-
лишнее усердие, ведущее к срезанию расценок, Лебедева сразу же поколоти-
ли, потом пару раз обыграли в карты, украли пиджак,  а  стокилограммовый
уголовник по кличке Утюг пытался сделать из него  "шестерку",  заставляя
стирать себе белье, бегать за папиросами и стоять в очереди за водкой. В
конце концов Лебедев подстерег Утюга в коридоре общаги  и  выплеснул  на
него кастрюлю кипятка, после чего забрал заранее уложенные вещи и немед-
ленно уехал обратно в Тиходонск.
   Он поступил на "Прибор" - солидный, с  устойчивой  репутацией  завод.
Фундаментально выполненная Доска почета с красивыми цветными фотография-
ми передовиков показывала, что здесь умеют ценить  добросовестный  труд.
Отдельно висели портреты рабочих - героев труда, делегатов и  депутатов.
Гоша задумался о новых перспективах: от станка можно выдвинуться в поли-
тики, профсоюзные активисты, да мало ли куда...
   Он выучился на токаря, получил разряд, стал работать  самостоятельно.
Приходил раньше всех, уходил последним, но с трудом  выполнял  норму,  к
тому же много заготовок отправлял в брак. Несмотря  на  это,  начальство
относилось к нему хорошо, ставило в пример пьяницам и  прогульщикам,  за
безотказность при отправлении на сельхозработы наградило грамотой.
   Но ордена и медали, конечно, не светили, в  депутаты  тоже  пробиться
вряд ли удастся, тем более их теперь не назначают, как раньше, а выбира-
ют из нескольких претендентов... Лебедев понимал, что если начальство  и
выдвинет его за трудолюбие и послушание, то предвыборную борьбу  он  все
равно проиграет. Жить стало скучно, а тут попалось на глаза объявление о
вакансиях в охране, и Лебедев сделал выбор.
   Он очень любил оружие, в школе был отличником  по  начальной  военной
подготовке, подлизываясь к военруку, получал возможность  часами  разби-
рать и собирать древнюю трехлинейную винтовку, "ППШ"  и  ручной  пулемет
Дегтярева. Здесь он получил настоящий боевой "наган" с клеймом Тульского
оружейного завода и датой: "1838". Несмотря на древность, "наган" был  в
хорошем состоянии. Лебедев тщательно отладил его, подогнал трущиеся  де-
тали, украдкой расточил круглым надфилем каморы  барабана,  чтобы  легче
выходили стреляные гильзы. Узнай о таком варварстве начальник охраны, он
бы отходил его широким армейским ремнем, зато теперь перезарядить оружие
удавалось легко и быстро.
   Стрелял Гоша прилично, заступая на пост,  он  отгибал  клапан  кобуры
так, что изогнутая руко