е по
сторонам, красота-то какая! Когда бы мы это увидели! Правда, Федя  и  не
такое  повидал  во  время  странствий  по  белу  свету!   Расскажи   нам
что-нибудь.
   - Неохота, - вяло ответил Петренко. - Настроения нет.
   - Дело поправимое! Сейчас по двести граммов водочки под ушицу,  потом
еще - под цыплят на вертеле, и жизнь радужными красками заиграет.
   Федор мрачно усмехнулся.
   - Если бы так! Выпил, пошел - и счастлив... Вот была бы красота!  Все
просто, никаких проблем.
   - А их и не стоит создавать! Ты не думаешь, что большинство проблем -
дело наших собственных усилий? Надо смотреть на окружающий мир проще.  А
то ведь что получается? Куда-то стремимся, выдумываем для  себя  идеалы,
поступаем как нужно и как правильно, ставим общественное выше личного...
Крутимся, бежим, и вдруг - бац! Инфаркт! Или  автомобильная  катастрофа!
Или нож в пьяной драке!
   Мы живем так, будто имеем в запасе вторую жизнь - для себя, для своих
удовольствий, жизнь, в которой все будет хорошо, спокойно и красиво.  Но
на самом-то деле ее нет! Значит, надо,  чтобы  каждый  сегодняшний  день
приносил радость! Не переживай, Федька, "все пройдет, как с белых яблонь
дым"!
   Впереди показалась плетенная из гибких ивовых веток изгородь, за  ней
- несколько крытых  камышом  глинобитных  хат  и  срубленная  из  бревен
высокая сторожевая вышка.
   - Вот и добрались!  Может,  теперь  немного  развеселитесь!  Вы  пока
погуляйте, а я пойду закажу столик.
   Территория ресторана была оформлена с явным смешением стилей. Рядом с
казачьими домиками - сложенная из больших каменных  глыб  шашлычная,  за
ней - деревянный сруб колодца с торчащим вверх  журавлем,  неподалеку  -
водонапорная   башня,    замаскированная    под    ветряную    мельницу.
Асфальтированные дорожки, европейские клумбы.
   - Давайте поднимемся на башню!
   Идея пришла  к  Вершиковой  неожиданно  и,  как  всегда,  была  сразу
приведена в исполнение. Не ожидая ответа, она быстро взбежала по  крутой
деревянной лестнице.
   Первая обзорная площадка, вторая... На третьей ее догнал Федор.
   - Дальше полезем?
   Лестница закончилась, и подняться выше можно  было  по  вертикальному
толстому бревну с вырубленными углублениями и  прибитыми  на  расстоянии
полуметра досками.
   - Конечно, я же в брюках!
   Перехватываясь  руками   за   доски,   она   ловко   карабкалась   по
импровизированным  ступеням,  и  ей  нравилось,  что  по  пятам  следует
человек, готовый подстраховать в случае чего.
   Протиснувшись в узкий люк, они  оказались  на  крохотной  треугольной
площадке, огороженной грубо обтесанными перилами.
   - Осторожно, не занозите руки, - предупредил Федор. - Не страшно?
   Под порывами ветра вышка ощутимо  раскачивалась,  земля  была  далеко
внизу, а широкие  щели  между  плохо  подогнанными  досками  под  ногами
наводили на мысль о ненадежности всего сооружения.
   - Нет, мы с Валерием выпили понемногу, это придает храбрости. А  вам?
Впрочем, вы привыкли лазать по мачтам!
   Федор промолчал, осматриваясь. Справа и  слева  теснились,  утопая  в
зелени,  многочисленные  базы  отдыха,  растянувшиеся  вдоль  берега  на
несколько километров.
   Впереди река раздваивалась, огибая густо заросший деревьями и камышом
остров, на высоком правом берегу раскинулся город -  старые,  обреченные
на снос кварталы: частные домишки, бесконечные  заборы,  сады,  огороды,
приусадебные участки. Сзади лесополоса, а потом, до самого  горизонта  -
голая степь...
   - Почему вы такой невеселый?
   Он молча пожал плечами.
   "Скрытен", - отметила про себя Вершикова.
   - Расскажите что-нибудь! Хотя бы новый анекдот!
   Вершикова   откровенно   разглядывала   своего   спутника.   Крепкий,
правильные  черты  лица,  круглые  зеленые   глаза,   как   у   большого
внимательного кота. Даже в  вылинявшей  клетчатой  рубашке  и  в  старых
джинсах он выглядел  неплохо.  А  если  приодеть  по  высшему  классу...
Интересно, почему он не привезет себе шмоток?
   Неужто все сбывает барыгам?  Вряд  ли,  непохоже.  Может,  Золото  не
брешет на этот раз и действительно привел стоящего  жениха?  Солдатик-то
как возможный муж совершенно неинтересен, тут Валерка прав. Да  она  его
почти забыла: много всякого было за эти годы, а тот далеко,  в  казенной
шинелишке. Переписка шла больше по инерции, да и про запас надо  кого-то
иметь.
   - Хотите пожевать резинку?
   Федор  протянул  Марине  яркую  пачечку.  Она  кивнула  и   энергично
заработала челюстями.
   - Приходит муж домой, а у жены любовник. Она ему: "Прыгай в окно!"  -
"Так ведь  восьмой  этаж..."  -  "Если  любишь  меня,  прыгай!"  Ну,  он
прыгает...
   - Знаю, - со смехом перебила Вершикова. - Она высовывается и  кричит:
"А теперь отползай подальше!"
   - О, слышу, здесь веселье!
   В проеме люка показалась голова Золотова.
   - Держите, - он протянул бутылку  шампанского,  на  горлышко  которой
были надеты три картонных  стаканчика,  и  довольно  ловко  выбрался  на
площадку. Втроем они еле разместились.
   Золотев приложил ладонь козырьком ко  лбу,  над  бровями,  пристально
осмотрелся и тонким голосом закричал:
   - Вижу вражеские струги! Тревога! По местам стоять! Огонь! - Хлопнула
откупоренная бутылка. - За успешный исход битвы!
   Скомканный стаканчик он швырнул под ноги.
   - А теперь - все вниз!
   Ресторанный зал был полупуст, но Золотов  направился  к  столику,  за
которым сидел смуглый худощавый человек в белом джинсовом костюме.
   - Познакомьтесь, мой товарищ, гость нашей страны, Хамид. Он  случайно
оказался здесь, и я пригласил его присоединиться.
   "Ну и лиса, - подумала Вершикова.  -  Не  иначе  что-то  задумал".  В
случайные встречи она уже давно перестала верить.
   - Выпьем за дружбу и сотрудничество между народами!
   Золотов умело разлил водку, потом, чтобы не  сбавить  темп,  произнес
еще два тоста, рассказал несколько анекдотов. Атмосфера стала свободной,
завязалась общая беседа.  Хамид  говорил  почти  без  акцента,  держался
раскованно, громко смеялся, одним словом, вошел в компанию.
   Раскрутив веселье, Золотов отошел в тень и, хотя не забывал наполнять
рюмки и продолжал участвовать в разговоре, погрузился в размышления.
   Если для всех остальных участников застолье было просто развлечением,
то для него - ответственным и важным мероприятием, от которого  зависела
реализация дальнейших планов. Во-первых, Федор познакомился  с  Хамидом.
Теперь они знают друг друга в лицо,  что  значительно  упрощает  будущие
контакты. А во-вторых, Федька, кажется, заглотнул наживку - вон  как  он
рассматривает девочку, так бы и съел глазами. Это хорошо, очень хорошо.
   - А где, наш друг Сурен? - обратился к нему Хамид.  -  Что-то  я  его
давно не видел.
   При упоминании имени Шаха Вершикову передернуло.
   - Он... э-э-э... уехал, - выдавил из себя Золотов. -  Уехал  отдыхать
на море.
   - На Белое, - ядовито рассмеялась Вершикова.  -  Но  скоро  вернется.
Через каких-нибудь восемь лет!
   Золотов напрягся, но Хамид  продолжал  улыбаться  и  понимающе  кивал
головой, отнеся несуразность ответа  на  счет  своего  незнания  нюансов
языка.
   Вот идиотка! Золотов, не меняя равнодушного  выражения  лица,  сильно
наступил Марине на ногу. Так и сгорают на  мелочах.  Одно  лишнее  слово
может  спугнуть  партнера,  и  с  огромным  трудом  налаживаемый   канал
закроется, не успев открыться.
   - Что с тобой, Машенька? - участливо спросил он.  -  Нехорошо  стало?
Пойдем на улицу...
   Он помог Вершиковой выйти из-за стола, бережно придерживая за локоть,
провел к двери.
   - Сдурела, стерва? Не знаешь, когда тебе  можно  пасть  открывать?  -
Золотов говорил тихим голосом, выпучив бешеные глаза.  -  Ты  со  своими
куриными мозгами можешь мне все карты спутать в  большой  игре!  Знаешь,
что за это бывает?
   - Хватит пугать! Я уже устала бояться, надоело  участвовать  в  твоих
аферах, думать над каждым словом! Когда ты оставишь меня в покое? Я  уже
ничего не хочу, только отвяжись!
   - Ничего не хочешь? Врешь, милая! А австрийские  сапоги  на  зиму?  А
канадскую  дубленку?  А  югославское  белье?  А  французскую  косметику?
Обойдешься? Нет, дорогая, ты уже порченая, к дорогим шмоткам приученная,
к дармовым деньгам!
   Посади тебя на зарплату и  одень  в  ширпотреб,  и  все  -  сразу  же
увянешь! Да и вид товарный потеряешь, а это  ведь  единственное,  что  у
тебя есть!
   Золотов немного успокоился  и  теперь  наслаждался,  хлеща  Вершикову
словами, на которые она не могла ничего возразить.
   - Никакой путной специальности ты  не  выучилась,  даже  лаком  ногти
мазать и то я тебя пристроил. За душой ничего нет. Делать бизнес тоже не
способна. Что же остается? Сниматься в кабаках - по четвертаку за  ночь?
Ну, годик покрутишься, примелькаешься, истаскаешься, цена  и  упадет!  А
потом?
   Вершикова молчала.
   - Или я не прав? Тогда возрази, выложи свои козыри!
   - Да чего ты взъелся? Что я такого сделала?
   Воля у нее была сломлена уже давно, она привыкла приспосабливаться  к
обстоятельствам, к тому же прекрасно понимала, что в чем,  в  чем,  а  в
этом Золотов прав.
   - Не твоего ума дело! Лишнее сболтнула, а потому заруби себе на носу:
про знакомых, про дела при посторонних ни звука! Ясно?
   - Ясно...
   Вершикова высморкалась, глядя  в  зеркальце,  поправила  расплывшиеся
глаза.
   - То-то. Ну как жених, нравится?
   - Ничего. Но он на меня не реагирует.
   - Ты просто к такому не привыкла. Медленно загорается - дольше горит.
Глаз на тебя положил, еще пару раз встретитесь, и все в порядке!
   Когда они вернулись к столику, Федор и Хамид  беседовали  как  давние
знакомые.
   - Ну что? - участливо спросил Петренко.
   - Нормально, - Вершикова как ни в чем не бывало села рядом. -  Почему
не пьете? И у меня пустая рюмка!
   - Но... Может быть, вам хватит?
   - Ерунда! Давайте выпьем за любовь! Вы верите в любовь, Федя?
   - Как сказать... Иногда да, иногда нет.
   - В зависимости от настроения? - лукаво  засмеялась  она.  -  Или  от
женщины?
   - Даже не знаю, что вам ответить.
   Федор растерянно подергал мочку уха.
   - А почему мы до сих  пор  на  "вы"?  Живо  брудершафт!  -  Вершикова
выставила согнутую полукольцом руку со стопкой.
   Преодолевая  неловкость,  Федор  выпил  через  переплетенные  руки  и
замешкался.
   - Ну! - Марина ожидающе подняла лицо, и он  поцеловал  плотно  сжатые
губы.
   "Молодец девка!  -  подумал  Золотев.  -  Умело  работает.  По-моему,
мальчик уже готов. Или почти готов. Но  надо  контролировать  дальнейший
ход событий. Если они вдруг и впрямь надумают пожениться.  Тогда  плохо.
Перемкнутся друг на друга, и все - теряю обоих! Этого допустить  нельзя.
Ну да ладно, видно будет...
   Используем старую любовь - солдатика служивого,  или  еще  что-нибудь
придумаем. Не впервой..."
   Золотов на миг взглянул на себя со стороны. "А ведь я привык  вертеть
людьми, распоряжаться чужими судьбами. Даже испытываю удовлетворение  от
этого. И неплохо получается. А как расценить такую  привычку  с  позиций
общепринятой морали?
   Безусловно, однозначно: значит, я мерзавец, отщепенец и негодяй! Так?
Лично я не считаю себя негодяем. Правда, ни один мерзавец не  признается
в этом.
   Подсознательный  барьер  ограничивает  пределы   самокритики.   Можно
сказать: "Ах, я недостаточно усидчив!" Или: "Я  ленив!"  В  чем  еще  не
стесняются признаваться?
   "Грешен - люблю хорошо поесть (выпить, одеться, погулять)!" То есть в
мелочах, подразумевая, что в случае необходимости эти  недостатки  легко
преодолеть...
   А кто посмеет сказать: "Я глуп, жаден, подл, труслив"? Какая  женщина
произнесет:
   "Я развратна"? Даже не произнесет, подумает? Нет таких!  Перед  собой
всегда находится тысяча оправданий, объяснений,  уважительных  причин  и
веских аргументов, чтобы задрапировать голую правду,  сделать  ее  более
привлекательной и не такой стыдной. А  если  все-таки  это  не  удается,
можно махнуть рукой и  не  держать  ответа  перед  собой,  а  окружающим
нетрудно замазать глаза, запудрить мозги, заткнуть рты. И все в порядке.
Как легко  быть  чистым,  честным  и  порядочным!  Мало  кто  занимается
самокопанием.
   Но я же не принадлежу к серой массе! Правда, так думают все - каждому
человеку свойственно оценивать себя выше остальных. Но я  могу  доказать
это очень просто: признаться  себе  в  том,  в  чем  рядовой  середнячок
признаться не способен: да, если исходить  из  объективных  критериев  и
общепринятых оценок, то иначе как негодяем меня не назовешь! То,  что  я
это понимаю, и возвышает меня над толпой!
   Я не всегда был таким, и моя беда, а не вина, что я таким стал. Бытие
определяет сознание.  Точно!  Окружающим  пришлось  немало  постараться,
чтобы сделать из меня  того,  кто  я  есть.  Так  что  теперь  пусть  не
обижаются".
   - Валера, ты что, заснул? - Голос Федора вывел его из задумчивости.
   - Да вроде задремал - разморило. По-моему, засиделись мы здесь.
   Когда они вышли на улицу, оживление спало - то,  что  связывало  этих
четверых людей, осталось в ресторанном зале.  Первым  откланялся  Хамид,
потом засобиралась Вершикова, а Федор вызвался ее проводить.
   - Счастливо, - улыбнулся им Золотов. - С Федей я не прощаюсь, вечером
зайду, поговорить надо.
   Он шел в сторону лесополосы, и мягкая рыхлая земля приятно подавалась
под ногами. Между молодыми деревцами Золотов лег  на  траву  и,  заложив
руки за голову,  закрыл  глаза.  Хотелось  безмятежности  и  абсолютного
покоя, но мысли о Деле продолжали терзать мозг.
   О Деле он начал думать давно.
   Достойного места под солнцем добиться не удавалось: крах честолюбивых
планов в институте положил начало цепочке аналогичных неудач. Он  так  и
топтался у подножия лестницы,  в  которой  следующими  ступеньками  были
отдельный  телефон,  отдельный  кабинет,  несколько  телефонов,  двойная
входная  дверь,  селекторная  связь  и  длинный  приставной   стол   для
совещаний, приемная с симпатичной секретаршей и персональный  автомобиль
с исполнительным водителем. Все - предел!
   Каждый человек имеет свое представление о внешней  стороне  успеха  в
жизни.  Для  Золотова  атрибуты  высшего  преуспевания   связывались   с
водителем,  и  секретаршей  -  людьми,  обязанными  за   государственную
зарплату обслуживать его персону, заботиться об  удобстве,  спокойствии,
комфорте, избавлять от  прозаических  житейских  забот  и  ограждать  от
назойливых посетителей.
   Он прекрасно понимал, что не  обладает  способностями  или  талантом,
позволяющим шагнуть вверх от  стола  в  комнате  на  четверых  и  трижды
запараллеленного  телефона,  но   это   не   обескураживало:   мало   ли
посредственных середнячков важно перетаскивают геморроидальную задницу с
пружинистого автомобильного сиденья в мягкое кресло и обратно!
   Главное - обзавестись  нужными  связями,  проникнуть  в  определенный
круг, заручиться поддержкой, и все пойдет как по маслу!
   Не получалось!
   Одни шарахались от контакта, не подпуская обаятельнейшего и милейшего
Валерия Федоровича на пушечный выстрел, видно, чувствовали,  сволочи,  в
нем настоящее...
   Другие были доступнее: охотно ездили  на  дачу,  парились  в  баньке,
жрали на халяву водку,  травили  анекдоты,  но  вот  беда  -  чем  ближе
сходились  с  услужливым  хозяином  бесформенные  жирняки,  чем   больше
обещали, тем скорее сгорали синим пламенем:
   Кузьмича сняли с треском, Федотыча посадили, а Исайкин и вовсе  помер
от инфаркта.
   Как рок какой преследовал! А деньги-то нужны: угощенья  устраивать  в
немалые суммы вылетает, а зарплаты иногда и на такси не хватало.
   Преодолевая страх, начал вертеться. Кое-какие каналы  имелись,  потом
закупал дефицит и через своих людей сбывал  в  розницу.  Хлопотно  и  не
очень выгодно: со многими приходилось делиться. А потом еще Мэри,  дура,
залетела, запахло жареным - нет, грубые игры надо кончать.
   Пробовал заняться "самолетом": в пору вступительных  экзаменов  через
посредников находил ловкачей,  стремящихся  обойти  конкурсные  барьеры,
устраивал  небольшой  спектакль  в  вестибюле  горисполкома,  придирчиво
изучал  документы,  особое   внимание   аттестату   и   стажу.   Говорил
значительно, дескать, попробую, но ничего не обещаю и вперед  ничего  не
прошу, нет-нет, никаких авансов! Если получится, тогда...
   Один раз теория вероятностей ему подыграла, и  растроганный  родитель
принес  увесистый  конверт,  но   потом   пошли   неудачи:   абитуриенты
проваливались, а когда один все-таки поступил,  папа  "забыл"  выполнить
свою часть обязательства.
   Персональный  автомобиль  и   приветливая   секретарша   не   светили
по-прежнему, и постепенно выкристаллизовалась мысль: а на фига? Были  бы
деньги, проживем не хуже! Но денег нужно много...
   Он  почти  влюбился  в   Валентину   Степановну   -   администраторшу
гостиничного комплекса "Молодежный", с которой жил почти два  года.  Она
была старше на семнадцать лет и весила  под  девяносто  кэгэ,  дарила  к
праздникам дорогие подарки и давала деньги на расходы - сотню-полторы  в
месяц.
   Однажды в люксе "Молодежного", разомлев от особо  старого  коньяка  и
цыпленка табака, он предложил ей сойтись по-настоящему.
   - Расписаться, что ли? -  с  непонятной  улыбкой  спросила  Валентина
Степановна, расправляя на округлых плечах яркий шелковый халат.
   - Ну да, - Золотов тоже улыбнулся и допил очередную рюмку.
   - А тебе что, мало? - Она ткнула пальцем в японские  часы  на  столе,
туфли под креслом, кожаный пиджак на спинке стула. - Насухо отжать  меня
хочешь? Не выйдет, миленький!
   Валентина Степановна отобрала бутылку и демонстративно вылила остатки
коньяка в раковину. Вскоре она дала ему отставку.
   "Испугалась", - понял Золотев, но не обиделся. Всяк по-своему думает.
Как узнать, что у другого на уме?
   Самое смешное, что испугалась она напрасно: предлагая брак, он  вовсе
не гнался за материальной выгодой, во всяком случае, напрямую не  ставил
целью прибрать к рукам состояние подруги. Он действительно был очарован.
Обилие золотых зубов, драгоценностей, поражающий воображение гардероб  -
одних дубленок три! - воспринимались Золотовым как физическая красота, у
него просто дух захватывало, когда он в мечтах видел  шикарную  женщину,
манекенщицу или кинозвезду, спешащую к нему на свидание.
   Если бы грузная, страдающая одышкой и  прогрессирующим  плоскостопием
Валентина Степановна разгадала впечатление, которое  она  производит  на
молодого  партнера,  возможно,  их  жизни  резко   бы   изменились.   Но
гостиничный администратор не умела строить иллюзий, напротив, отличалась
чрезвычайной практичностью, рационализмом и недоверчивостью.
   В памяти  Золотова  она  так  и  осталась  идеалом  женщины,  правда,
вспоминал он ее всегда в одном, зимне-уличном варианте: серые, на низкой
танкетке сапоги, серая дубленка с  пушистым,  закрывающим  нижнюю  часть
лица воротником, отсвечивающие дымчатыми стеклами очки в модной красивой
оправе и белая норковая шапка.
   Марочникова и Вершикова, как ни пыжились, не шли с  ней  ни  в  какое
сравнение.
   Однажды рассказал Галке,  пооткровенничал,  так  она,  дура,  чуть  в
глотку не вцепилась... Мол, для тебя главное - золотые коронки на гнилых
зубах да деньги.
   Мало тебе того, что есть? Да ты весь нафарширован бабками!
   Золотов довольно улыбнулся, поерзал на прохладной траве,  перекатился
на бок, устраиваясь поудобней, насколько это возможно на жесткой земле.
   Пустить пыль в глаза и создать нужное впечатление он  умел!  Однажды,
сидя  без  копья,  занял  у  папахена  двести  рублей,  обменял  на  две
коричневые  купюры,  вложил  между  ними   девяносто   восемь   листиков
журнальной бумаги такого же формата, оклеил выуженной из урны в кассовом
зале банка бандеролькой, получилась тугая  и  внушительная  "кукла",  ни
дать ни взять - пачка "стольников"!
   Потом ходил утомленно-озабоченный, пояснял  приятелям,  мол,