меньше  лимитной
численности осужденных, а лимит в те времена постоянно  превышался.  Ви-
кентьев сумел организовать работу в три смены. Каждый, кто  представляет
специфику ИТУ, знает, что это значит. Особый режим работы вольнонаемного
состава и конвойных подразделений, дополнительные противобеговые  мероп-
риятия, получение специальных разрешений в министерстве, утряски и  сог-
ласования, наконец, сопротивление самой "рабсилы", у которой срок идет и
так и так: спишь ночью, как положено правилами  внутреннего  распорядка,
или пашешь на хозяина... Все пробил, утряс, согласовал, да и  охраняемый
контингент не пикнул - пошел в ночную! Из многих  колоний  приезжали  за
опытом в ИТК-7, только руками разводили.
   А чего, спрашивается, удивляться? У него порядок был. Он, а не  паха-
ны, держал зону. Как и положено хозяину.  Со  всеми  вновь  поступающими
лично беседовал, а если в этапе оказывался "авторитет" - времени не  жа-
лел, несколько раз наедине встречался, объяснял: амба, поблатовал на во-
ле, повыступал в других зонах, а сейчас пришел к Викентьеву, слышал  не-
бось? А раз слышал, делай выводы. Дави понт себе в  бараке,  держи  свой
"закон", пусть тебе "шестерки" носки стирают - твое дело. Но  преступле-
ний чтоб в отряде не было! И еще: с активом не ссориться,  "наседок"  не
выявлять, администрацию слушать. Хочешь нам помогать -  пожалуйста,  при
случае и мы тебе поможем. Но мешать - остерегись. Командует в зоне,  ми-
лует и карает один человек - начальник. Забудешь - пеняй на себя!
   В преступном мире все про всех знают, каждому цена определена. И  про
зону Железного Кулака известно: там не разгуляешься, слово скажешь в от-
ряде, а хозяин слышит, отпетушил фраера ночью - утром в штрафной  изоля-
тор, на пониженную норму питания, да под дубинки прапорщиков, а то и  на
раскрутку пойдешь, новый срок наматывать. И на камерное содержание пере-
водили пачками, и в тюрьму, и на особняк.  Потому  когда  беседовал  Ви-
кентьев с очередным вором в законе, уставясь немигающим холодным  взгля-
дом да выложив перед собой огромные кулаки, то чаще его понимали.
   Так что порядок в зоне был, хотя  многочисленные  нарушения,  которые
обычно начальники старательно замалчивают, изрядно  портили  отчетность.
Но главный бог любой зоны - производственный план - надежно защищал  Ви-
кентьева от оргвыводов. К тому же тяжких преступлений и громких ЧП в его
колонии не происходило, именно потому, что  мелочевка  не  загонялась  в
глубь колонийской жизни, а следовательно, не нагнеталось в тускло  осве-
щенных ночных бараках то страшное напряжение,  которое  прорывается  ка-
ким-нибудь тройным убийством или массовым побегом.
   Как настоящий хозяин, Викентьев чувствовал себя уверенно  и  держался
со всеми соответственно, для руководства тоже исключения  не  делал.  На
этой почве и произошла размолвка с начальником УИТУ Голиковым, тот неза-
висимость в подчиненных не любил, всегда умел  одернуть,  "поставить  на
место", а тут не вышло: характер на характер, коса на камень...
   Может, и не связано одно с другим, но когда после группового  непови-
новения из "двойки" выводили зачинщиков и активных участников  беспоряд-
ков, основное ядро - одиннадцать человек - поступило в "семерку". С  од-
ной стороны - а куда еще - лучшая колония края, сильный руководитель,  к
тому же зон строгого режима поблизости больше не было... А  с  другой  -
можно было разогнать их поодиночке по всей стране, мороки,  правда,  по-
больше, зато судьбу не испытывать, не проверять на прочность  начальника
ИТК-7.
   Как бы то ни было, прибыло к Викентьеву сразу три вора в законе, да и
остальные восемь не подарок - за проволокой больше прожили, чем на воле.
С первых бесед стало ясно - быть беде. Один Хан чего стоил -  его  давно
надо было на луну отправить, когда семь разбоев  да  убийство  доказали,
так нет - отвесили тринадцать лет, а в колонии он много  чего  сотворил,
только свидетелей никогда не было либо кодда на "мужиков" его дела наве-
шивала. Он напрямую Викентьеву сказал: "Я, начальник, всегда зону держал
и здесь буду. Пугать меня не надо, я сам кого хошь испугаю. И  разговоры
задушевные я с ментами не веду. Отправляй в барак, спать лягу, на  этапе
не выспался..." Лениво так сказал и зевнул, сволочь, обнажив грубо обра-
ботанные стальные коронки, торчащие из серых десен.  И  сидел  развалив-
шись, глядя в сторону, будто капризный проверяющий из министерства, - не
отоспавшийся в мягком купе, а потому  откладывающий  на  какое-то  время
предъявление чрезвычайных полномочий, в числе которых может оказаться  и
предписание об отстранении от должности нерадивого начальника колонии.
   Викентьев молча встал, неторопливо обошел стол, почти без замаха уда-
рил. Мощный кулак, как кувалда скотобойца, обрушился на стриженую башку,
и Хан загремел костями по давно не крашенному полу. Так  же  неторопливо
Викентьев вернулся на место, заполнил нужный бланк, подождал, пока расп-
ростертое тело зашевелилось.
   - Круто солишь, начальник. - Хан с трудом сел и, обхватив голову  ру-
ками, раскачивался взадвперед. - Круто солишь, как есть будешь?
   Узкие глаза настороженно блестели, возможно, он понял, что с Железным
Кулаком не стоило так боговать, но обратного хода не было: вор в  законе
должен отвечать за произнесенное слово, а не брать его назад. Иначе  ав-
торитет лопнет как мыльный пузырь.
   - Твоя забота - тебе хлебать-то, - равнодушно сказал Викентьев и дви-
нул вперед заполненный бланк. - Ознакомься и  распишись:  шесть  месяцев
камерного содержания.
   - Да за что?! - Хану не удалось сохранить соответствующую его положе-
нию невозмутимость. - Я тут еще в барак не вошел!
   - Спать в дневное время собирался? - вопросом на вопрос  ответил  Ви-
кентьев. - Блатной закон устанавливать хотел? Начальнику  хамил?  Вот  и
получи аванс!
   - За то, что "хотел", - на камерный режим? Беспредел, начальник!  Как
бы кому-то плохо не было. - Презрительно кривя губы. Хан подписал поста-
новление и хотел сказать что-то еще, но Викентьев перебил:
   - Я знаю, кому плохо будет. Да и ты небось догадываешься. А в  камере
подумай - к кому ты на зону пришел!
   Когда Хана увели, Викентьев вызвал начальника оперчасти.
   - Этих, из "двойки", - под особый контроль. Они  развращены  безнака-
занностью, поэтому любое нарушение документировать и принимать меры. Ес-
ли мы им рога не обломаем, они свою погоду сделают.
   И сделали, перебаламутили, гады, "семерку". Вначале вычислили Ивлева,
которого подвели освещать их отряд, и повесили в сортире, вроде  он  сам
руки на себя наложил. Остальные осведомители хвосты поприжали и переста-
ли давать информацию, так, гнали фуфло для отмазки. Оперчасть сразу  ог-
лохла и ослепла, а тем временем пошли неповиновения, потом начались про-
тесты против ночных смен, а когда Хан вышел из ПКТ, ночная смена  вообще
отказалась работать. Попробовали изъять зачинщиков - и тут поднялась вся
зона. Кто и не хотел, не мог в стороне отсидеться: с авторитетами поссо-
риться еще опасней, чем с администрацией.
   Все шло как обычно: в отрядах окна побили, матрацы в клочья  расплас-
тали, тумбочки - в щепки, кровати разобрали, вооружились прутьями и пош-
ли гулять по зоне. Медпункт разгромили,  выпили,  проглотили  и  вкололи
все, что можно, и давай жечь оперчасть, осаждать ШИЗО и рваться в произ-
водственную зону. Особых успехов не добились, тогда вылезли на крышу ад-
министративного корпуса, орут, кривляются, песни поют...
   Заложников захватывать еще моды не было, прокурор безбоязненно  пошел
на КПП для переговоров, а там его раз! - за руку и дернули  внутрь,  он,
бедолага, аж заверещал, как раненый заяц... Хорошо, Викентьев за  вторую
руку успел ухватить и вырвал обратно в привычный  мир,  вернув  свободу,
должность и власть...
   Мощный рывок, чуть не разорвавший прокурора пополам, сыграл в  судьбе
Викентьева немалую роль, а слухи, которыми оброс бунт в "семерке", прев-
ратили его в блестяще проведенную операцию по освобождению заложников.
   Почти сутки не успокаивалась зона. Голиков ежечасно запрашивал обста-
новку, чтобы демонстрировать перед руководством свою осведомленность, но
конкретных указаний не давал: "Действуй сообразуясь с  обстоятельствами,
опирайся на роту охраны, восстанавливай контроль  над  зоной".  Командир
роты запросил свое начальство и получил приказ применять  оружие  только
при нарушении охраняемого периметра. Солдаты окружили ограждения и выжи-
дали: С крыши административного корпуса в них полетели куски шифера, не-
сколько человек были ранены.
   Штаб по ликвидации массовых беспорядков расположился в общежитии сот-
рудников колонии, стоявшем в полусотне метров от внешнего  декоративного
забора зоны. Прямо в просторном холле четвертого  этажа  установили  два
стола, за одним сидел моложавый майор, командир роты, другой  предназна-
чался для начальника колонии, но Викентьев не присел ни на минуту,  нах-
мурившись, он механически ходил взад-вперед между толкущимися здесь сол-
датами - вестовым, прапорщиками войскового наряда и своими подчиненными,
которые явно ждали приказа. То, что сейчас происходило,  было  в  первую
очередь вызовом ему, Викентьеву, Хозяину, Железному Кулаку, а все знали,
что он не прощает подобных вещей.
   Для надежности обеспечения режима лишения свободы администрация коло-
ний и подразделений конвойной охраны подчиняется разным центрам.
   На обоих столах  звонили  телефоны  прямой  связи,  зуммерили  рации.
"Сверху" запрашивали информацию и давали директивы о  сборе  новой,  еще
более полной и точной, информации.
   Тогда еще не было рот оперативного реагирования, частей  спецназначе-
ния и групп захвата террористов. И начальник любого уровня знал: за неп-
ринятое решение с него не спросят или спросят несильно,  понарошку,  ибо
спрашивать будут те, кого он добросовестно информировал и с  кем  почти-
тельно советовался, а те в свою очередь  информировали  и  советовались,
ибо подлежащий решению вопрос должен был "созреть", а еще лучше - разре-
шиться сам собой.
   Викентьев подошел к окну.  Колония  была  окружена  двойным  кольцом:
внешнее составляли серые мундиры милиции, внутреннее -  зеленые  гимнас-
терки роты охраны. В центре мельтешили черные комбинезоны заключенных.
   Викентьев увидел, как из сгоревшей оперчасти черные, будто  закопчен-
ные, фигурки выволокли тяжелые закопченные сейфы и пытались их взломать.
Подходящего инструмента в жилой зоне не было, но при достаточном времени
и желании вскрыть металлические ящики можно и подручными средствами. Же-
лание у бушующей толпы имелось, значит, во времени следовало их  ограни-
чить.
   Голиков в очередной раз дал обтекаемый ответ: "Смотри по  обстановке.
Взаимодействуй с командиром роты". Командир роты высказался более  опре-
деленно: "Полезут на ограждение - открою огонь. Сейчас  вводить  в  зону
людей рискованно, а оснований стрелять нет". Каждый из них прав и неуяз-
вим в своей правоте для всех будущих комиссий и служебных расследований.
Зато отчетливо вырисовывалась фигура козла отпущения - начальника ИТК-7,
допустившего бунт и не сумевшего стабилизировать обстановку. Если  будут
взломаны сейфы, то несколько десятков человек постигнет судьба злосчаст-
ного Ивлева, что, естественно, усугубит вину начальника.
   Взбешенный Викентьев, намертво сжав  челюсти,  посмотрел  в  бинокль,
разглядывая беснующуюся на крыше группу осужденных, и сразу увидел Хана.
Скаля стальные зубы, он отдавал команды черным  комбинезонам,  швырял  в
отступивших солдат обломки шифера, делал непристойные  жесты  и  победно
хохотал. Он выполнил обещание: он держал зону. И Викентьев принял  реше-
ние.
   - Внимание, - сказал он в мегафон, и усиленный динамиком  голос  зву-
чал, как всегда, спокойно. - Говорит начальник колонии подполковник  Ви-
кентьев. В последний раз приказываю  прекратить  беспорядки.  Немедленно
отойти от сейфов, очистить крышу, всем построиться у своих отрядов.  Даю
три минуты. При неподчинении открываю огонь.
   Викентьев отложил мегафон и взял автомат. Отстегнул снаряженный мага-
зин, выщелкнул из него пять патронов, вложил их  в  запасной  "рожок"  и
вставил на место. Поставил на  одиночную  стрельбу,  передернул  затвор,
взглянул на часы.
   - Блефуешь? А если не испугаются? - спросил командир роты.
   - Готовь своих людей, - не отвечая, сказал Викентьев.  -  Сейчас  они
сдадутся, и мы войдем в зону.
   Он опять посмотрел в бинокль. Черных комбинезонов вокруг сейфов  поу-
бавилось, и оставшиеся трудились уже с меньшим рвением. Несколько  чело-
век пытались уйти с крыши, их не пускали. Хан ударил одного куском шифе-
ра по лицу.
   Словно на полигоне, Викентьев опустился на колено, оперся  локтем  на
подоконник, прицелился в черные комбинезоны на крыше.
   В превращенном в штаб вестибюле общежития стало очень тихо.
   Бах! Бах! Бах! Бах! - туго обтянутая мундиром спина  начальника  "се-
мерки" дернулась четыре раза.
   Хану пуля угодила в лицо, отброшенный ударом, он споткнулся о  низкое
ограждение и бесформенным кулем рухнул на землю. Сбитыми кеглями  вразб-
рос упали еще три черные фигурки.
   Викентьев перевел ствол автомата вниз, туда, где ошеломленно  замерли
над сейфами двое самых упорных осужденных.
   Бах! Видно, по инерции Викентьев нажал спуск еще раз, но затвор лязг-
нул вхолостую. На полу крутились отскочившие от  стены  горячие  гильзы.
Все было кончено. С момента объявления  Викентьевым  ультиматума  прошло
три минуты сорок секунд.
   Еще через пять минут рота  охраны  и  администрация  колонии  беспре-
пятственно вошли в зону. Бунт был подавлен.
   Старожилы "семерки" оценили решительность начальника и также то,  что
выпущенные им пули попали только в баламутов из ИТК-2. Масса  всегда  на
стороне победителя и всегда ищет виновников поражения. Хан и его подруч-
ные и так успели нажить немало врагов, а теперь, когда  всем  предстояло
отведать резиновых палок, этапов и штрафных  изоляторов,  зачинщиков  не
мог спасти никакой авторитет. Оставшихся в живых измордовали  до  полус-
мерти и сложили у КПП как дань возвращающейся законной власти.
   Избежавший незавидной участи заложника прокурор дал заключение о пра-
вомерности применения оружия. Это спасло Викентьева от еще больших  неп-
риятностей, но в соответствии с общераспространенным бюрократическим ри-
туалом "принятия мер" он был изгнан из начальников и назначен на  унизи-
тельную маленькую майорскую должность, только чтобы досидеть до пенсии.
   Предложение возглавить спецопергруппу "Финал" он принял по двум сооб-
ражениям: деятельная натура требовала активной работы, ответственных за-
даний, докладов на высоком уровне, словом, вращения в центре событий.  А
кроме того, он ненавидел уголовную пакость и считал полезным освобождать
общество от самых опасных и мерзостных тварей, носящих по  недоразумению
человеческое обличье. Правда, приняв участие в первом исполнении, он по-
нял - это совсем не то, что расстрелять с сотни метров  бунтующую  толпу
зэков. Противоестественность процедуры вызывала протест  всего  его  су-
щества, хотя Викентьев никогда не считал себя слишком эмоциональным  или
впечатлительным.
   Но обратного хода не было, к тому же наставник помог, он великий  фи-
лософ, когда надо оправдать приказ или служебный долг. Викентьев переси-
лил себя и однажды почувствовал, как  внутри  что-то  сломалось,  лопнул
стержень изначально заложенных в каждом человеке представлений о возмож-
ном и недопустимом... И все стало на свои места: восстановился сон и ап-
петит, перестали мерещиться всякие рожи  по  углам...  Викентьев  всегда
гордился железной волей и лишний раз убедился, что она его  не  подвела.
Работа есть работа.
   Вот только привлекать новых сотрудников в группу было чертовски  неп-
риятно. Ведь он знал, что им предстоит пережить, он помнил про спившего-
ся дрожащего Титкина, который и сейчас, после восьми лет, проведенных на
пенсии, до крови стирает руки пемзой,  оттирая  что-то,  видимое  только
ему. А ведь и был всего-то шестым номером, открывал ворота да  обеспечи-
вал кладбище... И Фаридов с его галлюцинациями...
   Сергеев - на что крепкий парень, а ведь  болезненно  переносит,  хотя
виду не подает, не привык  за  три  года.  Даже  наставник  на  него  не
действует... А Попов как перенесет? Правда, держался молодцом, чуть-чуть
не шлепнул Удава, повезло ему с первым объектом! Может, и лучше было бы,
если б выстрелил. Конечно, сбой в работе группы, генерал  бы  не  похва-
лил... Да и прокурор с врачом недовольны были бы - лишнее  беспокойство.
Ничего, приехали бы на "Волге" за полчаса, на месте акт бы и  составили.
А паренек, глядишь, самый трудный барьер с разбегу  и  проскочил  бы,  а
дальше оно уже полегче. Хотя кто знает, как бы оно  обернулось...  Пусть
идет как идет. Он, дурашка, спрашивал, можно ли жене  рассказать...  Еще
не понял, кем себя почувствует... После исполнения вопрос сам собой  от-
падет - под пыткой не признается, где был да что делал... Стыд  надежней
подписки рот закрывает. Хотя чего стыдиться...
   Викентьев тяжело вздохнул, так что невозмутимый Сивцев скосил глаза в
сторону подполковника. Супруга начальника была дьявольски ревнива и  бо-
лезненно переживала ночные отлучки мужа. Наплел пару раз про срочные за-
дания, да баба настырная - оседлала телефон: кабинет не отвечает, дежур-
ный Викентьева не видел, про ЧП и неотложные дела не слышал... А он  за-
является под утро, да еще с запахом - стресс-то надо снять...  И  понес-
лось, чуть не до мордобоя... Как уж он ни ухищрялся - то в кабинете спал
на стульях, чтобы глаза не мозолить: уехал в колонию на сутки - и дело с
концом, то побег придумает, то засаду... Раз прошло, два -  со  скрипом,
три - кое-как, но сколько можно лапшу вешать? И снова - как на  исполне-
ние, так скандал! Тут нервы тратишь, а домой вернулся - опять,  и  неиз-
вестно, где больше... Хотя чего неизвестно,  ясное  дело,  Лидка  больше
здоровья отнимает, чем исполнение! И сегодня гавкаться предстоит, оправ-
дываться, успокаивать.
   Викентьев снова тяжело вздохнул. Настроение  было  испорчено  оконча-
тельно.
   Слева на обочине мелькнул невысокий столбик  обелиска:  восемнадцатый
километр. Подполковник отогнал посторонние мысли и подобрался. Несколько
лет назад здесь убили двух гаишников, место излучало сигналы опасности и
тревоги.
   Шоссе было пустынным, неожиданно хлебный фургон обогнала черная "Вол-
га".
   "Под сотню, - отметил Викентьев. - И куда  "частник"  торопится?"  Он
взглянул на часы. Два ноль пять. Все уже  собрались,  ожидают...  Первый
подбивает на партию в домино, Григорьев, как всегда, кисло отказывается,
а Буренко, может, и сядет, если они, конечно, не успели поцапаться...
   - А чего это они здесь пост выставили? - внезапно спросил Сивцев.
   Викентьев и сам увидел впереди,  в  мертвенном  свете  ртутного  све-
тильника, стоявшую на кромке шоссе "Волгу", обогнавшую их несколько  ми-
нут назад. Милиционер проверял у водителя документы.  Второй  милиционер
вышел из темноты на освещенное пространство и повелительно выставил  по-
лосатый жезл, приказывая хлебному фургону остановиться.
   - Прямо! - скомандовал Викентьев и, приподняв автомат, положил его на
колени, стволом к двери.
   Видя, что автомобиль не снижает скорость, милиционер вышел  наперерез
и несколько раз зло махнул жезлом сверху вниз.
   В этом месте никогда не было милицейского поста. Больше того,  его  и
не должно быть. Викентьев тщательно готовил  операции,  и  спецперевозка
назначалась в такую ночь, когда не проводилось  никаких  рейдов,  засад,
прочесывании. Несколько часов назад подполковник уточнял в дежурной час-
ти оперативную обстановку и убедился, что на трассе все спокойно.
   Сивцев чуть качнул руль влево и, не сбавляя скорости, объехал милици-
онера, чуть не задев его будкой фургона.
   - Что за дурак! - бормотнул водитель, выравнивая машину. - Еще  пого-
нится с сир