ьмо,  а  потом
обвиняют других. Но с Кирпичом надо быть очень осторожным, не злить, гладить
по шерстке: вдруг приедет кто-то из Центра на контрольную  встречу...  Хотя,
похоже, интерес к программе "Чистые руки" начинает затухать.
   - Какой квартиры? - майор всем своим видом давал понять,  что  времени  у
него нет. Обычно Вика понимала с полуслова, но не сейчас.
   - Моей квартиры. Сколько можно углы снимать? Вы же обещали!
   Даже в самые откровенные минуты она называла его на "вы",  и  Агееву  это
тоже нравилось. Но сейчас ему вдруг не  понравилось  все:  и  непонятливость
этой дуры, и ее требовательный тон, и вздорные претензии.
   - Что я тебе обещал? Я разве в квартбюро работаю?  У  нас  сотрудники  по
десять лет квартиры ждут!
   - Как же так? Мы договорились, я вам честно все сообщала, да и здесь  все
делала, - она показала рукой на диван. - Столько времени прошло, я устала по
углам, дайте квартиру, как договаривались!
   Она не просила, а требовала. Смотрела прямо в глаза и говорила напористым
тоном. У такой публики  это  называлось  "добиваться  того,  что  положено".
Агееву стало не по себе.
   - Ну сама подумай, где я тебе возьму  квартиру?  -  мягко  спросил  он  и
принужденно улыбнулся.
   - А хоть эту отдайте!
   - Какую "эту"? - не понял майор.
   Вика обвела рукой вокруг.
   - Вот эту. Обои тут, правда, староваты, но я новые поклею...
   Агеев оторопел.
   - Ты соображаешь, что говоришь? Это служебная квартира!
   - Ну и что? У меня подруга дворником три года отработала, тоже начальнику
давала,  так  он  ей  служебную  квартиру  в  ордерскую  переделал!   И   вы
переделаете, если захотите. Или позвоните кому-нибудь: для вас все сделают!
   На этот раз уверенность глупой  бабы  во  всемогуществе  своего  куратора
вместо гордости вызвала у Агеева прилив озлобления.
   - Ты просто идиотка! Думаешь, дала - и квартира в  кармане?  Нет,  милая!
Дырок много, а квартир мало! И не я ими командую. Собирайся быстро, я спешу!
   - Не хотите, значит, - утвердительно сказала Вика и поджала губы.  -  Как
сверху залезть - так пожалуйста, а как помочь - так нету... Попользовались в
свое удовольствие - и в сторону... Только со мной так не выйдет!
   - Ты что, угрожаешь мне? - изумился Агеев.
   - Узнаете... Думаете, над простой женщиной что угодно творить можно? Нет,
мы не в Америке живем!
   Она  быстро  прошла  к  двери,  открыла   замок,   на   пороге   на   миг
приостановилась, обернулась.
   - У нас издеваться над простым человеком  никому  не  дозволено!  Никаким
начальникам! А с начальства и спрос сгроже!
   Дверь захлопнулась с такой силой, что осыпалась штукатурка.
   Майор Агеев оцепенело стоял посреди  прихожей.  Всю  жизнь  он  занимался
идеологией,  и  это  была  совершенно  неблагодарная,   провальная   работа:
утвержденные в высших инстанциях правильные  слова,  замечательные  мысли  и
положительные примеры  отторгались  мозгами  большинства  сограждан.  И  вот
только  что  простая  советская,   а   ныне   российская   женщина-труженица
продемонстрировала  образцовую  идеологическую  убежденность.  Труд   майора
Агеева не пропал даром! Но он почему-то не радбвался.
   Раздался звонок. Кирпич! И  точно  -  в  дверь  ввалился  медведеподобный
Курлов. Он изменился. Типичная бандитская рожа!  Она  у  него  и  раньше  не
отличалась благочинностью, но глаза хоть были человеческими...  А  сейчас  -
тусклые стекляшки без всякого выражения. Мятый, грязный, свалявшиеся волосы,
устойчивый подвальный запах - бомж да и только!
   - Значит, ничего не бояться, все будет тип-топ? - криво улыбаясь, спросил
Кирпич, проходя в комнату. - Никто  не  заставляет  меня  никого  убивать  и
вообще все вокруг пай-мальчики?
   Он развалился на диване, и Агеев подумал, что грязные  штаны  обязательно
запачкают обивку.
   - Что случилось, Сергей? - как можно более теплым тоном спросил он. -  Не
волнуйся, мы во всем разберемся... Кстати, этот Чумаченко уже  арестован,  я
не бросаю слов на ветер. И в остальном мы тебе поможем...
   - Да  уж  пожалуйста,  -  Курлов  протянул  руку  к  аккуратно  сложенной
простынке. Агеев выругал себя за рассеянность. Впрочем, он просто  не  успел
ее убрать.
   - Сто лет не спал на простыне, - огромная грязная лапа смяла белую ткань.
- После убийства ни разу. Как раз сто лет и прошло.
   - Какого убийства? - сипло спросил Агеев. В  жизни  майора  еще  не  было
столь насыщенных неприятностями дней.
   - Обычного. Приставили трубу к горлу и сказали: или  ты  кончаешь  Дрына,
или мы кончаем тебя. А что мне было делать?
   - И ты... убил?!
   Кирпич кивнул.
   - А куда деваться. Правда, у него башка и так была пробита, все равно  не
выжил бы. Наверное, не выжил... Хотя если бы его в больницу  отвезти,  а  не
трубой мочить...
   - Подожди, подожди, - Агеев быстро забегал  по  комнате.  -  Успокойся  и
расскажи все подробно!
   Но успокаиваться надо было самому майору. У него даже голова закружилась.
Вот денек! Вначале эта дура, теперь еще  хлеще!  Любое  совершенное  агентом
преступление - ЧП, за которое несет ответственность куратор. А уж убийство -
это сверх ЧП! Такого еще никогда и не было!
   - Родик меня пожалел, сука. Хорошо пожалел. Замазал кровью  и  посадил  в
говенную хату. Только все равно я им, как бельмо в глазу,  рано  или  поздно
кончать надо, - медленно говорил Кирпич. У него был вид смертельно уставшего
человека. Глаза слипались. - Да  и  какая  у  них  жалость...  Родик  своего
лучшего дружка, Метлу, отдал. Его задушили вместо меня в той  квартире,  где
говно... А с меня  хватит.  Я  на  вас  работал,  теперь  вытаскивайте,  как
обещали. Хоть поживу у вас здесь пару дней по-человечески... Стояк не течет?
   Он вытянулся на диване и закрыл глаза.
   - Подожди, Сергей, подожди... Где жить, мы  тебе  найдем...  И  уладим...
Обязательно все уладим... Подожди, не спи!
   Но Кирпич уже ничего не слышал. * не"
   На ягодицах у Тани Лопатко имелись прыщики,  и  она  это  знала.  Но  для
самоуспокоения переносила собственный  недостаток  на  всех  других  женщин,
преимущественно  молодых  и  красивых.  Психологи  называют  такой   феномен
проекцией.  Он  действительно  позволяет  разгрузить  психику  от   ненужных
переживаний. Надо только соблюсти еще одно  условие:  никому  не  показывать
собственную задницу. А при  кабинетном  Сексе  сделать  это  тяжело,  ибо  в
девяноста  процентах  случаев  практикуется  вторая  основная  позиция,  при
которой весь зад виден как на ладони.
   Можно, конечно, сесть на край стола, но зимой такой вариант малопригоден,
ибо надо снимать и сапоги, и  колготы,  и  трусы  -  во-первых,  холодно,  а
во-вторых  -  служебная  обстановка  не  располагает   к   столь   обширному
раздеванию.  Таня  все-таки  предложила,  но  Курбатов  идею  не  поддержал,
сослался на сложность, хотя и знал, что в Г-образном состоянии  она  кончает
еще реже, чем в обычном. Может, он не захотел оказываться в позиции лицом  к
лицу, когда вроде бы надо целоваться, а зачем  ему  телячьи  нежности...  Но
Таня быстро прогнала эту неприятную мысль.
   Партнер быстро сделал свое дело, Лопатко даже  разгорячиться  не  успела,
впрочем,  для  нее  такой  финал  был  привычным.  Она  мгновенно   натянула
приспущенную одежду на место, надеясь, что из-за сумерек и тесноты  Курбатов
не рассмотрел прыщиков.  Интересно,  чего  он  вообще  полез  после  долгого
перерыва?
   - Небось теперь с Петровским трахаешься каждый день?  -  спросил  важняк,
застегивая ширинку. - Я же вижу, что ты в  него  втрескалась  по  уши!  Даже
заревновал...
   Таня полыценно фыркнула:
   - Нужен мне этот жлоб! Он магнитофон в кармане носит, разговоры  с  Хулио
записывает. А может, и с тобой. А может, и со мной...
   - Вот как? - Курбатов тщательно разгладил брюки. Они у  него  никогда  не
мнутся гармошкой. И этих горизонтальных складок нет, которые  расходятся  от
паха в стороны и угадываются даже после  самой  тщательной  утюжки.  У  всех
нормальных мужиков есть эти складки. И у Президента, и у  премьера.  Даже  у
голливудских модников,  когда  они  выходят  из  магазина  модной  одежды  в
Лас-Вегасе, одетые с иголочки, - тоже есть складки.
   А вот у Курбатова их не было. Даже сейчас, когда он энергично  потерся  о
задницу Тани Лопатко, на которой успел рассмотреть розовые пятнышки, складки
не появились.
   Почему так происходит, Курбатов и сам не знал. Просто он очень аккуратен.
Это врожденное.  У  него  маленькие  уши,  маленький  рот.  Сорок  первый  с
половиной размер обуви, и ноги никогда  не  потеют.  Волосы  из  ноздрей  не
торчат. Ладони сухие.
   - Вот как? - повторил он и потер ладони друг о дружку. - И зачем  же  ему
нас записывать?
   - Да уж, наверное, надо, - сказала  Таня,  поправляя  юбку.  -  Наверное,
задание у него такое. Он у меня все про тебя выпытывал, про шефа. Про  всех,
в общем. Значит, стучит себе понемногу в Контору.
   "А ведь так и есть, - подумал Курбатов. - Тогда все  становится  ясно,  и
все странности получают объяснение..."

   * * *

   - И что мне с  ними  теперь  делать,  товарищ  полковник?  -  почтительно
спросил майор Агеев.
   - С кем "с ними"? - напряженно поморщился  Заишный.  Чтобы  не  поднимать
глаз, он напряженно смотрел в свои бумаги, а  потом  сунул  руку  в  карман,
достал пластиковую трубку с яркими двухцветными гранулами и отправил  в  рот
сразу две штуки. Агеев усмехнулся про себя: у него в боковом кармане  лежали
точно такие же. Берофлекзол. Гастрит или язва, вне всякого сомнения. Это  их
сближало, но надо, чтобы полковник узнал об общем недуге.
   - С обоими, товарищ полковник,  -  сказал  Агеев.  -  Холмс  принес  кучу
материалов на городского  прокурора:  внеслужебные  связи  с  руководителями
оргпреступности, злоупотребления, волокита, из-за которой погибли  несколько
свидетелей и потерпевших.  Теперь,  ждет  результата,  каждый  день  звонит,
спрашивает.
   Заишный запил капсулы минеральной водой.
   - А второй что?
   - Живет на  конспиративной  квартире  на  Кавказской.  Не  могу  выгнать.
Говорит: идти некуда, вытаскивайте, помогайте...
   Полковник молча жевал губами,  уставившись  в  стену,  будто  проталкивал
желатиновые гранулы по пищеводу. Организм тоже не дурак,  он  уже  с  пятого
приема распознает опасную  химию  и  упирается,  как  только  может.  Теперь
Заишный заместитель начальника Управления  и  непосредственный  руководитель
программы "Чистые руки". Точнее, был им до вчерашней шифрограммы.
   - А  что  мы  теперь  можем  сделать?  -  видно,  лекарство  благополучно
провалилось в желудок, и полковник повеселел.
   - Программа свернута, и ничего удивительного  в  этом  нет.  Придумал  ее
Коржов, чтобы подмять всех под себя: и правительство, и МВД, и  прокуратуру,
и налоговиков, и нас... Но теперь его нет, а если маховик не крутить, то  он
останавливается. Скандалы никому не нужны, ниточки  всегда  тянутся  во  все
стороны, лезут вверх... Надо или рубить сотни голов, либо отрезать  ниточки.
А тогда зачем вообще все это затевать?
   Агеев почтительно слушал, глядя в пол перед собой.
   - Так что ничего удивительного, -  повторил  Заишный.  -  Обществу  нужна
стабильность, а громкие процессы и газетные разоблачения  ее  не  добавляют.
Скорее наоборот... Так что... Ты же сам читал: уборка закончена, и свиньи...
   - Свиньи возвращаются к корытам, - закончил майор. - Но они сожрут  наших
лучших агентов.
   - Могут, - кивнул полковник. - Но вовсе не обязательно.
   Слева от Заишного возвышалась стопка опустевших скоросшивателей. На  полу
справа  -  горка  мятой  бумаги.  Бумажные  снежки,   распрямляясь,   издают
неприятный  скрип  -  это  трупы,  расправляющие  коченеющие  члены,  следуя
последнему зову условного рефлекса. Агеев, слава Богу, уже навел  порядок  у
себя в кабинете. Новый этап требует  новых  подходов.  Но  скоросшиватели  -
одно, а живые люди-другое..
   - Так что мне с ними делать, товарищ полковник? - снова спросил майор.
   - С кем? - поднял утомленные глаза Заишный.
   - С Холмсом и Кирпичом, - терпеливо повторил Агеев.
   - Да ничего не делать.  Холмс  работает  в  прокуратуре,  ему  ничего  не
угрожает. Ведь так?
   - Недавно на него было покушение...
   - Это обычный риск  следственной  работы.  Мы  обеспечили  ему  табельное
оружие, теперь он защищен...
   Агеев промолчал. Заишный действительно звонил прокурору области и  просил
выдать Холмсу пистолет. Но "разворошить муравейник" Холмса просил он, Агеев.
И тот влез глубоко. Если его бросить, пистолет  не  поможет.  Но  спорить  с
начальством - одно из самых неблагодарных занятий.
   -  Пусть  продолжает  работать,  пусть  информирует   об   обстановке   в
прокуратуре. Объясните ему, что  сейчас  мы  работаем  в  режиме  накопления
информации, но в любой момент обстановка может  измениться.  И  он  в  любой
момент может быть востребован, как офицер госбезопасности.
   - Так, может быть, сейчас...
   Полковник покачал головой.
   - Решения должны быть зрелыми и  политически  взвешенными.  Завтра  может
прийти приказ об аннулировании зачисления в  штаты  лиц,  задействованных  в
программе "Чистые руки". А может и не прийти. В зависимости от  этого  и  мы
можем действовать либо так,  либо  этак.  А  пока  пусть  Холмс  работает  в
прокуратуре.
   - Так точно, - кивнул Агеев. - А второй?
   - С ним еще проще. Ведь он не кадровый  сотрудник.  К  тому  же  совершил
тяжкое преступление. Это наш серьезный просчет. Точнее, ваш просчет!
   Майор покаянно потупился.
   - Надо  исправлять  положение.  Исключите  его  задним  числом  из  числа
негласных сотрудников за...  За  выход  изпод  контроля  и  утрату  связи  с
куратором. Это сразу снимет сяас ответственность.
   - Так точно. Но он живет на Кавказской...
   - У нас не гостиница. Объясните это ему. Очень мягко и деликатно, ведь он
оказал нам помощь, и мы должны это помнить. И посоветуйте пойти в милицию  и
все рассказать. Это смягчит его вину. Про нас пусть не упоминает вообще. При
этом  условии  мы  поможем  ему  в  колонии.  Ясно?  А  вы  собирайтесь   на
переподготовку в Москву. Три месяца.  Подучитесь,  отдохнете.  И  здесь  все
рассосется само собой.
   - Так точно! - в третий раз сказал майор Агеев, четко  развернулся  через
левое плечо и вышел из кабинета.
   Вернувшись к себе, он сел, воткнув локти в столешницу. Стул под ним мерно
раскачивался, словно майор уже мчался в спальном вагоне поезда "Тиходонск  -
Москва"  навстречу  своей  судьбе,  и  ненастье   расплывалось   по   стеклу
стремительными горизонтальными линиями.
   Вот такие дела... У каждого свои. Холмс и Кирпич ему не родственники и не
друзья. К тому же у них свои головы на плечах, свои жизненные дороги. Иногда
дороги расходятся. Сутки в СВ, бутылка коньяка, уходящий назад перрон...  Ну
и все такое. Это - долгожданный отдых. Нигде так не думается,  как  утром  в
постели, под стук колес, под сонное бормотание соседа. А если  повезет  и  в
купе окажется соседка...
   Заишный прав - за это время здесь все рассосется само собой.


   Часть четвертая
   БЕЗ ПОДДЕРЖКИ


   Глава первая
   ПОКУШЕНИЕ

   - Звонок раздался посередине ночи, когда самый  глубокий  сон  и  тяжелей
всего подниматься. Денис вскочил с постели  -  в  это  время  звонить  могли
только ему. Джоди подняла голову,  негромко  зарычала.  Дом  напротив  стоял
черной стеной, хотя уже в половине пятого утра в квартирах зажигаются первые
огоньки. Сколько же сейчас времени?
   Трень-трень-трень.
   Натыкаясь на стены, Денис вышел в  коридор,  но  окончательно  проснулся,
лишь когда холодная трубка телефона коснулась уха.
   - Слушаю, - пробормотал он.
   - Денис Александрович? Срочный вызов: человека убили.  Это  недалеко,  на
улице Некрасова, двадцать третий дом. Выходите, сейчас за вами приедут.
   - Хорошо, - сказал Денис. - Выхожу.
   Но тут же спохватился:
   - Постойте, почему я? Есть же дежурный следователь...
   Но ответом стали только короткие гудки. Денис нервным движением пригладил
волосы, опустил трубку на  рычаг.  Тело  настойчиво  просилось  обратно  под
одеяло - туда, где тепло, где живут неостывшие еще обрывки сновидений.
   - Что случилось?
   Это мама, она вышла из спальни, кутаясь в халат. В последнее время "после
той хамской выходки" она с ним  практически  не  разговаривала.  Но  сейчас,
похоже, сменила гнев на милость.
   - Срочный вызов, - автоматически повторил Денис.
   - Но ты ведь дежурил совсем недавно.
   - Наверное, ЧП какое-то. Не знаю, ма.
   Он уже залез в шкаф за свежими носками. Затем вернулся  в  свою  комнату,
нырнул в брюки, набросил рубашку. Вышел в ванную, ополоснул  холодной  водой
лицо и шею. Уже лучше. Осталось почистить зубы, и - порядок, он снова станет
человеком.
   - Какое еще ЧП?
   Мама стояла в проеме двери ванной. Бледные губы, стеганый халат -  жуткий
писк моды конца семидесятых. Денис  пожалел,  что  употребил  эту  идиотскую
аббревиатуру: ЧП.
   - Может, убили какого-то начальника и сразу решили  подключать  город,  а
может, просто дежурный отъехал  на  другое  происшествие...  Знаешь  ведь  -
молодыми всегда затыкают дырки.
   Мама покачала головой; она, конечно,  ничего  такого  не  знала.  В  окне
блеснул свет фар. Ладно, зубы можно почистить после. Денис бросил  полотенце
на крючок, быстро заправил рубашку.
   - Где мой свитер, не знаешь?
   - В шкаф убрала, - мама смотрела в окно. - А кто звонил?
   Денис уже открыл было рот, чтобы сказать:  ну  какая  тебе  разница?!  Но
сдержался, чтобы очередной "хамской выходкой" не нарушить  устанавливающийся
в семье хрупкий мир.
   Пройдя к себе в комнату, он полез в стол и  извлек  из-за  пачки  книг  в
правой  тумбе  пистолет  в  оперативной  кобуре,  туго  обмотанной  ремнями.
Кургузый и тяжелый "макар" здорово отличался от  привычного  малокалиберного
"ПЦС" для скоростной стрельбы. Денис долго не мог  приспособиться,  как  его
носить, пока не купил в "Охотнике" желтую открытую кобуру из мягкой кожи  со
стальной вставкой. Закрепив все ремни, он надел сверху пиджак, проверил, как
достает  рука  до  пластмассовой  рукояти.   Оказалось   -   нормально.   "А
действительно, кто звонил?"
   Звонить могли из райотдела или городского  управления  милиции.  Дежурный
или помощник. Но поднимать следователя городской прокуратуры не входит в  их
компетенцию, они управляют только дежурной  сменой.  Если  сложились  особые
обстоятельства, то должны  доложить  Степанцову,  и  только  он  может  дать
команду вызвать своего следака. При этом звонивший обязательно  сошлется  на
прокурора. Хотя среди сержантов-помощников есть  такие  вахлаки,  которые  и
двух слов связать не могут. Ладно, какая разница...
   Звук, отраженный в колодце двора: машина притормозила, хлопнули дверцы  -
одна, вторая. Негромкие голоса. Они в самом деле быстро подъехали.
   Денис набросил пальто,  натянул  непросохшие  с  вечера  ботинки,  быстро
принялся шнуровать. "Как бы не начали сигналить - разбудят весь дом..."
   - Ну ладно, я побежал, а ты ложись, спи. Пока.
   Дверь хлопнула. Денис  выбежал  на  лестничную  площадку  и  остановился.
Прислушался. Затем осторожно поднялся на один пролет и посмотрел  в  мутное,
засиженное мухами окно. Машина стояла у подъезда - судя по вкрадчивому свету
подфарников внизу.  Скорее  всего  это  была  малолитражка  -  "жигуль"  или
старенький "Москвич". Чья-то неподвижная тень  у  багажника.  Больше  ничего
разобрать в темноте не удалось.
   Денису уже приходилось вскакивать среди ночи на телефонный звонок,  сломя
голову выбегать в гулкий ночной двор,  в  машину  с  прокуренным  салоном  и
небритыми полусонными милиционерами и экспертами. Первый раз это  случилось,
когда на пятом автокомбинате взорвалась  цистерна  с  соляркой  и  несколько
рабочих обгорели насмерть, - туда  согнали  целую  бригаду  следователей  со
всего города; в другой раз это была потасовка с пальбой в  гостинице  "Дон":
четыре трупа и де