бя идти прямо, не обращая внимания на галлюцинацию, но в последний  миг,
когда нога уже проваливалась в пустоту, отчаянно дернулся  в  сторону  и
упал на бетонное перекрытие подземного бассейна для воды.
   - Ну вот, - раздался досадливый голос Валентины. - Напился и  валяет-
ся... Куда это годится?
   Очередная  операция  спецгруппы  "Финал"  началась,  как  обычно,   с
инструктажа и чтения приговора. По делу проходили шесть человек с  обыч-
ным для молодежных групп "букетом": хулиганства, кражи, грабежи. Четверо
совершили серию изнасилований, две потерпевшие были зверски убиты.  Эпи-
зоды чередовались в хронологической последовательности:  кража  белья  с
веревки на двадцать шесть рублей, ограбление Сидоркина - часы  за  трид-
цать рублей, кольцо за сорок рублей шестьдесят копеек, туфли за шестьде-
сят рублей, изнасилование и убийство Соловьевой, изнасилование  Титовой,
драка в кафе "Романтика", ножевое ранение Ковалева...
   Четыре основных обвиняемых отличались  одинаковой  дерзостью,  жесто-
костью и бесстыдством, по мнению Попова, все четверо заслуживали  высшей
меры, но совершеннолетия достиг один Кисляев, он-то и получил на всю ка-
тушку.
   - А ведь это второй приговор, -  сказал  Иван  Алексеевич,  неодобри-
тельно покашливая. - Первый раз ему пятнашку дали! Молодой,  пожалели...
У двух девчонок родители на одном заводе, ну и поднялась  волна,  телег-
раммы, письма, подписи, чуть не  забастовка,  прокурор  опротестовал  за
мягкостью, отменили... Теперь  уберем  его,  а  остальные  отсидят  свои
шесть-восемь, заматереют, озверятся вконец,  и  добро  пожаловать  из-за
проволоки в наше гуманное общество... Гуманисты! Вечно не тех жалеют...
   - Иван Алексеевич, а вам было жалко когонибудь из... - Попов замялся,
подыскивая слова. - Из объек... из приговоренных?
   - Зверье жалеть? - грубым голосом отозвался Ромов, вскинув голову, но
тут же осекся, покивал головой и другим, рассудительным тоном продолжил:
- А знаешь, Валерочка, было... Помните Матрашева? Его до сих пор  жалко.
Хорошенький такой мальчишечка, культурный, воспитанный...
   - Ну даешь, аксакал! - усмехнулся Викентьев.
   - А что?  -  запальчиво  спросил  Ромов.  -  Скажешь,  правильно  его
расстреляли? Он же не убил никого, порезал двоих! Если бы не Указ, самое
большее - шесть лет! Самое большее! Попал не ко времени,  не  повезло...
Сейчас бы уже отбыл и забыл, семья, дети...
   Дело Матрашева в свое время наделало много шума. Первого мая в приго-
родном лесопарке он затеял с отдыхающими пьяную ссору  и  пырнул  одного
мужчину ножом в живот. А девятого мая хулиганил на пляже, начальник  ра-
йонного уголовного розыска сделал ему замечание и тоже получил проникаю-
щее ранение брюшины.
   Как раз шла кампания по борьбе с хулиганством,  недавно  вышел  соот-
ветствующий указ, налицо был цинизм, пренебрежение к отдыхающим в празд-
ник труженикам, посягательство на представителя власти. Большой  общест-
венный резонанс, показательный процесс, теле-, радиорепортажи, статьи  в
газетах. Город с удовлетворением воспринял суровый  приговор.  Но  Ромов
был прав: при других обстоятельствах Матрашев вряд ли получил бы  больше
шести-восьми лет.
   - Конечно, правильно! - зло выплюнул Сергеев. - Если гадов не уничто-
жать, они нормальным людям жизни не дадут! "Двоих порезал"! Этого  мало,
что ли?
   - Я с тобой согласен, - кивнул аксакал и сделал  неопределенный  жест
рукой. - Просто говорю, что по-человечески было жаль мальчонку.  А  если
не убирать самых опасных, то дела совсем плохие пойдут...
   - Да уже идут полным ходом, - вмешался Викентьев.  -  За  год  больше
двадцати тысяч человек убивают! А приговаривают к расстрелу двести прес-
тупников. И что интересно: убийства растут, а смертных приговоров с каж-
дым годом все меньше... Может, потому и рост? Двести милиционеров убито,
а наши сорок пять бандитов уложили. Ничего себе пропорция!
   - Да, похоже, они верх берут, - скорбно покивал Ромов. - А им еще по-
дыгрывают этой гуманностью. Горбатого могила исправит! А им вместо  пули
- срок. И куда? На другую планету?
   - Там уже стонут, на тех планетах, - буркнул Викентьев. -  В  колони-
ях-то что творится? Побеги, убийства, захваты заложников! В зоне деньги,
водка, наркотики, на администрацию кладут с прибором, паханы шишку  дер-
жат! И все на глазах - за пять-десять лет!
   Викентьев пристукнул кулаком по столу.
   - Одно время мы уже и думать забыли про такое, а оно  опять  возроди-
лось!
   Иван Алексеевич вскочил со стула и семенящим шагом подбежал  к  столу
руководителя группы.
   - А знаешь, как порядок навели?
   Он наклонился к Викентьеву, быстро глянул на  развалившегося  в  углу
Сергеева, напряженного, как обычно, Попова.
   - Очень просто! Перед войной спустили в  лагеря  директиву:  паханов,
авторитетов, воров в законе, нарушителей режима, особо злостных... - Ро-
мов резко провел ладонью над столом. - И все! Голову отрубили  -  гадюка
не опасна... Пусть незаконно, но, скажу я вам, про захват  заложников  и
слыхом не слыхивали!
   Попов поморщился.
   - Тогда эти директивы не только на паханов спускали... И вообще, раз-
ве это метод? Вроде правовое государство строим...
   Иван Алексеевич покрылся красными пятнами.
   - Вот увидишь, что построите! - Голос у него осип. - Я уже на излете,
Михайлыч тоже, а вам расхлебывать! И не позавидуешь вам, ребята. Если со
зверями гуманность разводить - схавают они вас, и дело с концом!  Схава-
ют, свои законы установят, и по их законам поганым вы жить будете...
   Иван Алексеевич закашлялся, поймал чуть не вылетевшую челюсть и, сог-
нувшись, добрел до своего стула.
   - Вечно одно и то же, - с досадой произнес Викентьев. - Политика, фи-
лософия, мораль... Прямо депутатское собрание! Неужели спокойно  нельзя,
без крика?
   Операция шла по графику. Вовремя прибыли в Степнянск, вовремя забрали
из особого блока Кисляева, вовремя выехали обратно.
   Объект не хотел выходить из камеры, пытался ползать на коленях и  це-
ловать ноги Викентьеву, в котором безошибочно распознал старшего, на ма-
ршруте безостановочно плакал, икал, портил воздух и обещал  исправиться,
потом, лихорадочно давясь словами, начал убеждать, что взял чужую вину и
поможет не только найти настоящих преступников, но и раскрыть все  самые
страшные убийства, совершенные в Тиходонске с незапамятных времен.
   - Отвезите обратно в тюрьму, я самому главному прокурору все  расска-
жу, а хотите, про других все буду передавать, слово в  слово  пересказы-
вать... Отвезите обратно в родненькую тюрьму!  Ну,  миленькие,  что  вам
стоит?!
   Попов не испытывал ни жалости, ни сочувствия, он был глубоко убежден,
что Кисляев не должен жить на свете, но сейчас в душном и вонючем кузове
спецавтозака, под полубезумный монолог бывшего человека, обволакиваемого
волнами животного ужаса, он в очередной раз ощутил наряду с  отвращением
стыд и неловкость от того, что участвует в каком-то нечеловеческом деле.
   Если бы  исполнение  осуществлялось  автоматически...  Но  все  равно
кто-то должен нажать кнопку, повернуть тумблер, опустить рубильник.  По-
тому что если даже и изобретут самоорганизующиеся мыслящие машины, в  их
программы никогда не введут такой вид деятельности, наоборот:  установят
специальные, многократно продублированные запреты, чтобы не ставить  под
угрозу весь человеческий род... Валера вспомнил, что  читал  об  этом  в
фантастическом рассказе еще до зачисления в "Финал", и тогда, естествен-
но, не задумывался над проблемой так, как сейчас.
   - Замолчи,  наконец!  -  приказал  Сергеев  бессвязно  выкрикивающему
объекту. - А то кляп надену, и дело с концом.
   Профессия исполнителя всегда будет принадлежать человеку, даже в  са-
мом развитом и  механизированном,  автоматизированном,  роботизированном
обществе, если оно, конечно, посчитает необходимым сохранить высшую  ме-
ру. Профессия неотделима от этого наказания. И  имеет  древнее  как  мир
название, которое не затушевать никакими словесными ухищрениями:  испол-
нитель, первый номер, да что там - любой номер спецгруппы "Финал"...
   - Слушай меня, - понизив голос, проговорил Сергеев. - Сегодня  внима-
тельно следи за всем вокруг. Кто где стоит, кто куда смотрит, что  можно
увидеть, что нужно предусмотреть. Внимательно! Мне будет не до  того,  а
это последняя репетиция...
   Сергеев показался абсолютно спокойным, хотя сегодня именно ему предс-
тояло ставить последнюю точку в операции.
   - Ну что? Повезете обратно, да? - заискивающе спросил объект, по-сво-
ему истолковав их переговоры.
   - Заткнись, я сказал. - Сергеев наклонился к  лицу  Попова.  От  него
пахло мятой - леденец сосет, что ли? - Особенно за Викентьевым и  докто-
ром. Ну и, конечно, старый мухомор... Да  и  прокурор,  хотя  он  обычно
из-за стола не вылазит...
   - А это больно? Скажите, больно? - забился в тесной камере объект.  -
Дайте хоть колес какихнибудь, хоть водки стакан  дайте...  Дайте  водки,
суки! Нет, извините, это вырвалось...
   Спецавтозак въехал в точку исполнения. Здесь их поджидал первый сюрп-
риз. Викентьев, заглянув в кузов, шепотом сказал:
   - Смотрите, чтоб все аккуратно, точно по инструкции: прокурор сегодня
новый. А новая метла...
   - Чего же раньше не предупредил? - раздраженно спросил третий номер.
   - Да только сейчас вспомнил. Тебе-то какая разница?
   Сергеев пожал плечами.
   - Да никакой.
   - И еще, - скороговоркой продолжал Викентьев. - Ты сегодня за  перво-
го, значит, Валера - третий, а четвертым попробуем Шитова. Все ясно? Ну,
давайте, я вниз...
   Руководитель спецгруппы прикрыл стальную дверь, по бетонному полу га-
ража тяжело простучали удаляющиеся шаги.
   - Вот блин, - процедил Сергеев и выругался, что делал нечасто. - Черт
их дернул именно сейчас затеять перестановки!
   Он на миг задумался, потом досадливо крякнул и положил  огромную  ла-
донь на плечо товарища.
   - А про сдвижку номеров мы и не подумали, вот тебе еще один гвоздь...
   - Отменили, да? - раздалось из углового "кармана". - Правда ведь? Те-
перь обратно на тюремку поедем? Да? Скажите...
   - Давай! - бросил Сергеев, быстро отпер камеру, легко, как куклу, вы-
дернул Кисляева, подождал, пока Попов зажал, удерживая, стриженую  голо-
ву, и вмиг перекрестил мелово-бледное лицо черными повязками.
   - Такси подано! - весело и бодро проговорил кто-то, и дверь спецавто-
зака распахнулась. - Здорово, ребята! Давайте высаживать пассажира, ува-
жаемые люди ждут!
   Петя Шитов улыбался немного  напряженно,  но  было  заметно,  что  он
польщен пробным перемещением в четвертые и намеревается проявить себя  с
лучшей стороны.
   - Во, правильно, завязали хайло - меньше воя!
   Он осторожно, но настойчиво отстранил Сергеева, вцепился в правую ру-
ку объекта и зачем-то дважды тряхнул.
   - Повели?
   Попов и Шитов поволокли слабо сопротивляющееся тело по лестнице, Сер-
геев шел сзади. В подвале за столом на месте Григорьева находился  моло-
дой мордатый парень в костюме, при галстуке, с новой кожаной папкой,  на
боку которой отблескивала памятная пластина. По обе стороны от него  си-
дели Викентьев и Буренко, а чуть подальше, у стены, сутулился  на  табу-
ретке Иван Алексеевич с большим  треугольным  газетным  свертком.  Когда
Кисляева подвели к столу, Ромов поднялся, бочком скользнул за спину  По-
пова и что-то зашептал.
   - Отстань, аксакал, - громко сказал Сергеев.
   Викентьев удивленно поднял голову. Новый прокурор выпятил нижнюю  че-
люсть.
   - Снимите повязки! - властно скомандовал он.
   Попов отметил, что держится тот уверенно, явно ощущает себя  хозяином
положения и хочет, чтобы другие это чувствовали. Он  хорошо  знал  такую
категорию прокурорских чинов, которые любят себя в  системе  надзора  за
законностью больше, чем сами законы. Они  менее  опасны,  чем  въедливые
формалисты-буквоеды вроде желчного Григорьева, с ними легче найти  общий
язык. Достаточно не подвергать сомнению их власть и авторитет, и все бу-
дет в порядке: несмотря на извергаемые по поводу и без него громы и мол-
нии, они, как правило, не мешают работать. Впрочем, поглядим...
   - Снимите повязки, я сказал! - повысил голос прокурор, и  Валера  по-
нял, что это именно он должен снимать черные зловещие  ленты,  черт  его
знает, как они расстегиваются. Но ему не понадобилось ничего делать.
   - Есть, товарищ прокурор! - рапортнул Шитов и мигом  сорвал  повязки,
будто делал это уже много раз.
   - Имя, фамилия, место и год рождения...
   Григорьев выполнял обязательную часть будто по принуждению, спеша за-
кончить тягостную процедуру, его преемник, напротив, -  смаковал  ситуа-
цию, допрашивал со вкусом и  основательно,  как  начинающий  следователь
полностью изобличенного вора.
   - В Верховный Совет республики ходатайство подавали?
   Кисляев кивнул.
   - Не слышу! - громыхнул прокурор.
   - П-п-подавал...
   - Ответ знаете?
   Осужденный кивнул и заревел.
   - Отказали там, отказали...
   - А Президенту  ходатайство  подавали?  -  Голос  прокурора  приобрел
скорбную торжественность, ибо ему предстояло объявить судьбу осужденного
Кисляева.
   - Тоже подавал, сразу же...
   - Ответ знаете?
   Вопрос был обязательным, хотя и лишним, ответ лежал в кожаной  проку-
рорской папке, и его содержания осужденный не знал, хотя о  смысле,  бе-
зусловно, догадывался: если бы ходатайство удовлетворили, ему бы объяви-
ли под расписку в тюрьме да перевели из блока смертников в общий корпус.
   - Нет, не знаю...
   Кисляев затряс головой и заревел еще сильнее.
   И тут прокурор выкинул удивительный номер - встал и, торжественно че-
каня фразы, металлическим голосом произнес:
   - Именем Союза Советских  Социалистических  Республик  за  совершение
тягчайших преступлений вам в помиловании отказано! Приговор будет приве-
ден в исполнение немедленно! - И совсем неожиданно брякнул:  -  Вопросы,
жалобы, заявления есть?
   Очевидно, он привык спрашивать так при проверках тюрем и колоний, вот
и всплыла в памяти затверженная казенная  формулировка,  да  и  застряла
костью в горле.
   Потому что с того момента, как пришел последний отказ, а  особенно  с
той минуты, когда "Финал" забрал осужденного из особого блока, уже и  не
понятно, кто он такой есть: мертвый человек или живой мертвец...  Юриди-
чески он лишен жизни, вычеркнут из числа граждан, никаких прав у него не
осталось и обязанность единственная - получить пулю в затылок, одно сло-
во - объект исполнения. Оттого и протягивают его спешно через  необходи-
мую официальную процедуру, чтобы вдруг "вопросы, жалобы, заявления... ".
И стоят первый, второй и третий номера, ждут чего-то, и объект задергал-
ся обнадеженно:
   - Есть, есть жалоба! Я не согласен! У меня и заявление есть -  не  я,
другие убивали! Я вам всевсе расскажу, отвезите обратно...
   У объекта началась икота, тело била крупная редкая дрожь.
   Столбом стоял прокурор, не двигались Попов и Шитов, непонимающе смот-
рел Буренко, Ромов делал какие-то  знаки  и,  округлив  глаза,  бесшумно
складывал губы в неразборчивые слова.
   - Привести приговор в исполнение! - Резкая команда Викентьева прерва-
ла затянувшуюся немую сцену.
   Попов с Шитовым рывком развернули осужденного, втащили  в  комнату  с
засыпанным опилками полом, Сергеев  синхронно  вошел  следом,  поднял  к
стриженому затылку штатный "ПМ" и выстрелил.  В  замкнутом  пространстве
грохот мощного патрона ударил в  барабанные  перепонки.  Объект  рвануло
вперед. Попов выпустил его руку, а Шитов - нет, поэтому тело  крутнулось
и упало прямо на ноги сержанту. Тот брезгливо отпрыгнул.
   Попов механически фиксировал происходящее. Викентьев в проеме  двери,
прокурор, опустившийся наконец на свое место, половина  головы  и  плечо
Ивана Алексеевича... И, наконец, труп, глядя на который невозможно пове-
рить, что попадание в голову девятимиллиметровой пули можно  имитировать
на живом человеке.
   - Давай убирать, - Сергеев задрал синюю арестантскую куртку на прост-
реленный череп, не так ловко, как Наполеон, но достаточно  сноровисто  и
быстро. - Доктор, смотреть будете?
   Буренко покосился на прокурора; нехотя подошел, тронул обтянутую  ру-
кавом руку. По инструкции он должен проверять реакцию  зрачка  на  свет,
слушать фонендоскопом сердце, на практике все сводилось  к  прощупыванию
пульса, да и то формальному, ибо слишком наглядным был  проверяемый  ре-
зультат.
   - Готов! - Врач небрежно бросил на опилки безвольную руку и выпрямил-
ся.
   - А ну, как там у тебя получилось... - Иван  Алексеевич,  держась  за
поясницу, заглянул под куртку и вновь  натянул  синюю  ткань  на  голову
объекта. - Нормально. Только чем так греметь, послушался бы меня и  взял
"маргошу"... И звука нет, и убирать меньше...
   - Чем тут толпиться, лучше займитесь актом, - раздраженно  огрызнулся
Сергеев. И когда врач с Ромовым направились обратно к столу, обратился к
Шитову:
   - Готовь машину, выдвигай носилки, мы сами вынесем...
   Утративший недавнюю веселость  сержант  машинально  отряхивал  брюки,
будто от пыли.
   - Хорошо... Заодно замоюсь, перепачкался.
   В комнате исполнения остались Попов, Сергеев и труп. Викентьев и  ос-
тальные занимались актом, никто не  наблюдал  за  действиями  первого  и
третьего номеров.
   Они закатали тело в брезент, перехватили сверток двумя ремнями и  вы-
тащили наверх. Шитов с мокрой брючиной и Сивцев ждали у белого медицинс-
кого "РАФа".
   - Смотри, как тебя уважают, - подначил Сивцев Шитова. - Офицеры само-
лично жмурика таскают...
   - Он же сегодня за четвертого работал, - пояснил  Сергеев.  -  Вот  и
подмогнули, пусть привыкает к новому номеру. Может, еще раз подмогнем, а
потом - таскайте сами. Доукомплектуют группу - пятый с шестым будут тру-
диться, как обычно. С новым шестым.
   - Ты, Петька, сразу на два номера продвинулся, - снова подначил  Сив-
цев, стараясь казаться равнодушным. - Так,  гляди,  и  до  первого  дой-
дешь...
   - Запросто, - ответил новоиспеченный четвертый, не сумев скрыть  оза-
боченности, которая, впрочем, тут же разъяснилась. - Брюки новые  запач-
кал, наверное, пятно останется.
   Задняя дверь санитарного фургона захлопнулась.
   Новый прокурор расхаживал по диспетчерской,  неодобрительно  погляды-
вая, как Иван Алексеевич хлопотливо оборудует стол. Тот  чувствовал  эту
неодобрительность и оттого суетился еще больше, расхваливая бабкины  со-
леные огурчики и кооперативную колбасу.
   Прокурору было лет тридцать пять, хотя крупное рыхловатое тело с  за-
метно выделяющимся животиком могло принадлежать и более старшему  мужчи-
не.
   - Что это вы тут банкет устраиваете? - строго спросил  он,  поправляя
массивные очки, постоянно сползающие с переносицы. - По какому поводу?
   - Да повод вроде есть, - хихикнул Иван Алексеевич и сделал приглашаю-
щий жест. - Людей от опасного зверя избавили, и новые у нас  -  вот  вы,
Сашенька, тоже в новой роли, и Петенька...
   Смотрел Наполеон остро и испытующе, заглядывая под маску  важности  в
самую прокурорскую душу. Что он там рассмотрел -  осталось  неизвестным,
только вдруг сбросил облик старичка - божьего одуванчика,  выдвинул  че-
люсть и другим, грубым, властным, голосом закончил:
   - А главное - нервы расслабить надо! Дело тяжелое, особенно с  непри-
вычки, а лекарств специальных на него не придумали. Вот и приходится...
   Прокурор выпил полстакана, хрустнул  огурцом,  надкусил  бутерброд  с
колбасой.
   - Тяжелое дело, - подтвердил он. - Но необходимое. Я со Степаном Гри-
горьевичем спорил,  он  считает,  надо  пожизненное  вводить.  А  откуда
деньги? Их же всю жизнь кормить, охранять...  Может,  лучше  пенсионеров
подкормить? Да и устрашающий фактор снимать нельзя.
   Он встал, отодвинув стакан и недоеденный бутерброд.
   - Спасибо за угощение. Но превращать исполнение в  пьянку,  по-моему,
не следует. Первый раз - за знакомство, а в дальнейшем, если потребность
есть, - без меня. И не в официальном месте.
   Про