ценивать других...
   - Эта мразь лезла на рожон, а мы им обламывали  рога,  отбивая  охоту
нападать на прохожих. Что же здесь плохого?
   - ...И ты всегда был инициатором драк, если не нападали -  откровенно
провоцировал, так что иногда трудно определить - кто хулиганы, а  кто  -
жертвы.
   - А иногда напротив - очень легко, - вмешался Зимин,  и  все  поняли,
что он имеет в виду. У Колпакова вновь ворохнулся в душе комплекс  вины.
Все, кроме Гришки.
   - Когда же это? - с вызовом спросил он, не без  основания  заподозрив
выпад в свой адрес.
   - С футболистами.
   - А-а-а, -  протянул  Габаев.  -  Мальчики  с  мячиком,  бьют  -  как
фугасиком... У меня аж в  голове  зазвенело...  Чего  я  их  -  целовать
должен?
   Наступила пауза. Стало душно. Тревожно шелестела под резкими порывами
ветра листва, запахло грозой.
   Колпаков готов был поспорить, что думают все об одном.
   - А помните, как я того бритого уделал?
   Но только у Гришки могло хватить ума сказать об этом вслух, да еще  с
оттенком бахвальства.
   Гришка  даже  через  свою  толстую   кожу   почувствовал   молчаливое
осуждение.
   - Я вас не тянул, сами влезли. Генка семерку здорово уработал...
   Идиот! Колпакова передернуло...
   - Пошли по домам, сейчас начнется...
   Окладов и Зимин поднялись вслед за ним.
   - Чего заспешили? Дождика испугались?
   Да, нюансов он никогда не ухватывал, поэтому и не понял,  из-за  чего
они прекратили рейды в "штат Техас".
   Спотыкаясь о выступающие корни, четверка бойцов выбралась  из  глухой
части парка. Забросив за спину спортивные сумки, они  размашисто  шагали
рядом, занимая почти всю ширину аллеи.
   - А ведь нас всего четверо! - воскликнул Гришка. -  Четверо  на  весь
город! Это что-то да значит!
   Действительно, их было четверо.  Геннадий  Колпаков  -  преподаватель
вуза,  перспективный  молодой  ученый,  выросший  без  отца   и   потому
привязанный  к  бывшему  детдомовцу  Николаю  Окладову,  с  ранних   лет
зарабатывающему  на   жизнь   и   беззаветно   преданному   Системе.   В
противоположность  им  Александр  Зимин  в  детстве  и  юности  не  знал
трудностей. Родители - известные спортсмены, затем - популярные тренеры,
дом  -  полная  чаша,  Саша  -  единственный  любимый  сын,  старательно
ограждаемый от житейских забот. К чести  Зимина,  он  избежал  опасности
превратиться  в  избалованного  недоросля.  Хорошо  учился  в  школе,  с
отличием окончил психологический факультет, в  аспирантуре  разрабатывал
нестандартную тему, успешно защитился. Сейчас он  руководил  сектором  в
научно-исследовательской   лаборатории   психологии   спорта   института
физкультуры.
   Того самого, в котором уже добрых десять лет учился Григорий  Габаев.
Оставление  на  повторное   изучение   курса,   академические   отпуска,
отчисления с  последующими  восстановлениями  -  классический  послужной
список "вечного студента". Бесшабашный и ветреный,  Габаев  подрабатывал
то в ресторанном оркестре,  благо  в  молодые  годы  мать  из-под  палки
выучила его музыке, то нанимался сторожем в садоводческое  товарищество,
в черные  дни  разгружал  вагоны,  а  когда  приходилось  совсем  плохо,
прибивался  под  крылышко  разочаровавшихся  родителей,  но  удерживался
недолго - до очередного скандала.
   Они были разными людьми и могли никогда не встретиться,  если  бы  не
Система, единственное объединяющее их звено,  даже  непостоянный  Габаев
служил ей верно и истово. Когда-то давно они думали, что общее увлечение
превратит их компанию в вечный и несокрушимый монолит...
   Ветер усилился, на горизонте  ярко  сверкнуло,  в  воздухе  отчетливо
чувствовался запах озона.
   Братства не получилось. Что-то помешало,  и  соединяющие  их  узы  не
упрочились  до  нерасторжимости.  Скорее  наоборот  -  появилось   нечто
разъединяющее  компанию,  вызывающее  холодок  отчуждения,   порождающее
какое-то  скрытое  неудовлетворение  при   внешней   видимости   полного
благополучия...
   Колпаков наедине с собой  пытался  разобраться  -  в  чем  тут  дело,
несколько раз ему казалось, что вот-вот удастся нащупать это  нечто,  но
мысль ускользала, так и не оформившись в догадку.
   И сейчас он вдруг ощутил: "штат  Техас"  разъединяет  их,  как  любое
сделанное совместно предосудительное  дело.  И  подумал,  что  каждый  в
настоящую минуту понял это. Кроме, пожалуй, Гришки.
   Они снова прошли мимо Зеленого театра. У  рекламной  тумбы  с  хорошо
знакомой афишей  припозднившиеся  пацаны,  гортанно  выкрикивая,  пинали
ногами воздух.
   Ветер мел по асфальту мятые пригласительные билеты  и  другой  мусор.
Упали первые тяжелые капли, Колпаков поднял голову и ускорил шаг.
   На город наползала большая черная туча.
 
Глава вторая 
 
   - А какова ваша позиция? Определитесь четче, пожалуйста!
   Завкафедрой философии Гавриленко был близорук и писал только в очках,
но сейчас впервые за весь экзамен снял их  и,  поглаживая  щеку  облитой
прозрачным пластиком золоченой проволокой, в упор смотрел на Колпакова.
   - Я считаю, что человек не может познать окружающий  мир,  не  познав
самого себя...
   -  А  на  этом  пути,  как  можно  понять  по  интонации,  вы  видите
непреодолимые препятствия?
   Колпаков  несколько  секунд  молчал.  Перед  ним  два   аспиранта   и
соискатель гладко отбарабанили по билетам, округло и правильно  ответили
на дополнительные вопросы и  мирно  выкатились  в  коридор,  не  нарушив
академической покойности кандидатского экзамена.
   Его же черт  дернул  продемонстрировать  самостоятельность  мышления.
Гавриленко перестал чертить на промокашке  замысловатые  фигуры  и  явно
подталкивает к продолжению нестандартного, ответа, а это может  привести
к самому неожиданному результату.
   Проще всего незаметно попятиться и  благополучно  вернуться  в  рамки
хорошо изученной программы, на протоптанную тропинку, наверняка  ведущую
к положительной оценке. Дескать, познание не имеет границ,  победоносное
шествие человеческого разума к глубочайшим тайнам мироздания неудержимо,
ну и так далее. Пара примеров торжества науки, подходящая цитата -  и  в
коридор, ожидать объявления оценок.
   Колпаков упрямо тряхнул головой.
   - Нет. Преодолимые. Но препятствия серьезные даже с  методологических
позиций.
   - Поясните свою мысль.
   Гавриленко заинтересованно подался вперед, Дронов оторвался от бумаг,
доценты с философской кафедры прервали тихий доверительный разговор.
   - Охотно.
   Пристальное внимание членов комиссии не испугало Колпакова,  напротив
- он ощутил прилив бодрости и уверенности в себе. Так и должно было быть
у хорошего бойца.
   - Орудием познания окружающего мира является человеческий мозг, он же
становится объектом самопознания. Таким образом, возникает порочный круг
- то самое препятствие, которое я имел в виду...
   -  Позвольте,  мозг  успешно  исследуется   биологами,   гистологами,
морфологами! - вмешался философ помоложе, но Гавриленко  движением  руки
остановил его, впрочем, Колпаков не смутился.
   - Исследуются клетки, структура, нейронные  цепочки,  то  есть  части
целого. А само целое - мозг как мыслетворный орган - до сих пор остается
терра инкогнита! Но я говорю не об этом, а о методологических  проблемах
процесса самопознания. Объект  исследования  не  может  быть  идентичным
орудию исследования!
   - Ну-ка, ну-ка... - поощрил Гавриленко.
   - Для исследований бактерий нужен микроскоп, но изучить  микроскоп  с
помощью другого микроскопа не удастся! Чтобы определить его вес, размер,
оптические свойства,  состав  металлов,  из  которых  сделаны  объектив,
тубус, предметный столик, - понадобятся совсем другие приборы, реактивы,
инструменты. И на более сложном  уровне  то  же  самое:  нельзя  изучать
компьютер другим, такого же класса... - Колпаков  на  секунду  замолчал,
переводя дыхание, и добавил:
   - В процессе самопознания человеческий мозг - и инструмент и объект.
   - Это же чистой воды агностицизм! - снова не выдержал молодой доцент.
   Колпаков вспомнил его фамилию  -  Петров.  На  втором  курсе  он  вел
семинары в параллельной группе, несколько раз подменял у них заболевшего
преподавателя и нещадно ставил "неуды" за малейшее отступление от текста
учебника. К счастью, здесь решает не он.
   -  Значит,  вы  отрицаете  возможность  самопознания  в  принципе?  А
следовательно, и познаваемость мира?!
   - Спокойней, коллега, - снова поднял руку Гавриленко, и Петров  сразу
же умолк, преданно глядя на своего заведуюшего. -  Навешивать  ярлыки  в
научном споре не принято, к тому же  я  не  думаю,  что  наш  юный  друг
проповедует агностицизм. Очевидно, сейчас он окончательна прояснит  свою
позицию.
   Профессор  снова  надел  очки,  отчего  лицо  сделалось  строже,   но
излюбленное  обращение  "юный  друг"  свидетельствовало  о   благодушном
настроении.
   -  Решение  проблемы  в  том,  чтобы  усовершенствовать   инструмент,
качественно изменить его...
   - Сверхмозг? - задал первый вопрос Дронов.  -  Интересная  мысль.  Но
каким     способом?     Повышением     информативности,     наращиванием
интеллектуального потенциала? Но  это  будет  количественное  изменение.
Вмешательство в структуру  мозговой  ткани,  биологическая  перестройка?
Утопия!
   - Речь а другом. Сейчас человек  использует  всего  десять  процентов
нейронов. Остальное - резерв с  многократным  запасом  надежности.  Если
включить его в работу...
   Гавриленко улыбнулся и повернулся к Дронову:
   - Нашему юному другу следовало  быть  биологом,  как  считаете,  Илья
Михайлович?
   - Он вообще разносторонняя личность, -  с  неопределенной  интонацией
ответил проректор.
   - Я не затрагивал биологических-аспектов - только гносеологические...
   Колпаков завелся и не мог сразу остановиться.
   - Концентрация сознания, самососредоточение, созерцание  собственного
"я"  -  это  чисто  психологические  приемы,   отработанные   веками   в
философской мысли Востока...
   - Теперь вы проповедуете буддизм?! - вскинулся Петров. -  Хорошенькое
дело! Вы не забыли, по какому предмету сдаете экзамен?
   - В настоящее время многие из них используются в советской психологии
для снятия нервного  напряжения,  устранения  стрессов.  -  Колпаков  не
обратил  внимания  на  реплику.   -   Разработаны   системы   аутогенной
тренировки, способы повышения психологической устойчивости  спортсменов,
летчиков, космонавтов.
   Петров растерянно поджал губы и бросил быстрый взгляд на Гавриленко.
   - Тренировка сознания  по  специальным  методикам  позволит  повысить
эффективность  мозгаинструмента  и  успешно  изучать   мозг   -   объект
исследования.   Порочный   круг   разорван,   открывается    возможность
самопознания, а следовательно - и познания окружающего мира.
   Гавриленко пожевал вялыми губами.
   -  Выстроенная  вами  концепция  подразумевает   существование   двух
разновидностей людей: исследователей и исследуемых. Вас это не смущает?
   - Высшие и низшие! - вновь ободрился Петров, - Сверхлюди и кролики!
   Гавриленко поморщился.
   - Ладно, достаточно.
   - В социологии такое разделение никого  не  шокирует,  -  по  инерции
продолжал Колпаков. -  К  тому  же  способы  психологической  тренировки
доступны каждому. Тут нет элитарности...
   - Достаточно.
   Гавриленко задумчиво постучал ручкой по столу.
   - У членов комиссии есть вопросы?
   - Вполне достаточно, - по-прежнему неопределенно сказал Дронов.
   Доцент постарше отрицательно качнул головой, Петров открыл было  рот,
но  передумал  и,  наклонившись  к  рукописному  списку  экзаменующихся,
поставил против фамилии Колпакова нарочито крупную двойку.
   - Подождите немного в коридоре. Мы сравним впечатления,  посоветуемся
и пригласим для объявления оценок.
   Гавриленко  не  добавил  обычного   "мой   юный   друг",   и   Петров
демонстративно обвел двойку кружочком. Это был предел его возможностей в
данной  ситуации,   и   если   столь   наивная   демонстрация   приносит
удовлетворение... Бедняга!
   Колпаков сдержал улыбку и громко попрощался.
   - Почему так долго? Скоро они там?
   Предшественники истомились в ожидании.
   - Теперь скоро, -  не  останавливаясь,  бросил  Колпаков.  -  Петька,
зайдешь, скажешь мою Оценку.
   Быстро шагая по длинному коридору, Колпаков спиной ощущал  изумленные
таким равнодушием взгляды.
   Чего ждать? Полный ответ по  билету,  проявленная  самостоятельность,
умение нешаблонно мыслить... Побалансировал на грани, подразнил  немного
гусей, но остался в рамках...  Держался  уверенно,  говорил  свободно  и
объективно, выглядел на голову выше остальных. Чистая  пятерка!  Правда,
если его бравада вызвала раздражение не только у Петрова, могут  влепить
и тройку. Практически разницы никакой,  даже  самолюбие  не  пострадает,
поскольку причина известна и результат предугадан Так чего  торчать  под
закрытой дверью?
   В кабинет завкафедрой он вошел без стука,  резко  распахнув  дверь  с
обновленной табличкой. Здесь все  оставалось  по-прежнему.  Только  стол
Гончаров придвинул ближе к окну.
   - Сколько?
   Вениамин Борисович оторвался от  беглой  карандашной  схемы,  на  лбу
проступили три вопросительных морщины.
   -  "Пять".  -  Колпаков  плюхнулся  в  кресло  -  Впрочем,  это   мои
предположения. Как объявят, Петька скажет.
   - Ты что, не дождался результата? Ну и ну!
   - Что удивительного?
   - Все. Твоя самонадеянность, неэтичность...
   - Чепуха Присутствие при объявлении оценок вовсе не  есть  проявление
уважения к экзаменаторам. Лучше послушай, как я раздразнил Петрова.
   Гончаров  выслушал  короткий  пересказ  экзамена,  добавил  несколько
острых точных штрихов в схему, с  трещоточным  звуком  прокатил  ладонью
отточенный карандаш.
   - Значит, самое главное ты им не  открыл?  Про  монахов,  постигающих
истину круглосуточным рассматриванием собственного пупа? Жаль.
   - Не уподобляйся некоторым...
   - Петров не самый умный человек в институте, согласен. Но  ты  своими
буддийскими  эскападами  наверняка  разозлил  и   Гавриленко,   и   Илью
Михайловича. Да еще не явился на  оглашение  результатов.  Не  удивлюсь,
если тебе закатят "пару" и ты потеряешь на этом полтора года.
   - Хочешь  пари?  "Неуд"  -  я  до  конца  семестра  провожу  за  тебя
индивидуальные консультации по субботам. "Отлично" - ты отпускаешь  меня
на сегодня с лабораторных. По рукам? Заметь -  условия  неравные  и  для
тебя крайне выгодные.
   - По-моему, Геннадий, ты чересчур вольно обращаешься с начальством.
   Гончаров изобразил суровость.
   - Будьте проще, Вениамин Борисович, и народ к вам потянется!  Помнишь
любимую  присказку  бывшего   проректора,   уважаемого   Ивана   Фомича?
Принимаешь пари? Весь семестр по субботам!
   - Давай.
   Гончаров протянул руку.
   - Однако очень долго... - забеспокоился Колпаков.
   - Увидели, что тебя нет, и терпение лопнуло - вернулись  переписывать
ведомость, - съязвил Гончаров.
   Зазвонил телефон.
   - Слушаю вас, Гончаров.  Здравствуйте.  Как  раз  здесь.  Пожалуйста,
передаю... Не стоит, до свидания. Тебя. - Он закрыл микрофон ладонью.  -
Светская дама, воспитанная, и голос очень приятный.
   - Привет, Геннадий! Не забыл еще меня?
   - Здравствуй... - Колпаков не мог скрыть удивления. - Как узнала этот
номер?
   - Спросила у секретаря, где ты  можешь  быть,  -  вот  и  все.  Скоро
освободишься?
   - Занят до шести, но мой  друг  и  начальник  любезно  вызвался  меня
подменить...
   - Ну и нахал, - покачал головой Гончаров.
   - ...Так что скоро, но с четырех у меня дела...
   - Набор в секцию?
   - Откуда данные? - снова удивился Колпаков.
   - Весь город знает, ты стал популярной личностью. Сегодня даже читала
про тебя в газете...
   - Смотри-ка, не читал...
   - Видишь, сколько раз я тебя удивила, - засмеялась Лена.
   Колпаков  остро  ощутил,  что  ему  нравится  ее   смех,   голос,   и
почувствовал желание увидеть ее прямо сейчас, немедленно...
   - Ты меня выручишь?
   - Всем, чем могу.
   - Возьми в секцию двух  ребят.  Сына  моей  заведующей  и  племянника
директора. Для меня это очень важно. Сделаешь?
   - Конечно, - не задумываясь, ответил Колпаков. - Пусть подходят.
   - Умница, огромное спасибо, - обрадованно затараторила Лена,  и  чуть
заметная напряженность в голосе исчезла. - Когда освободишься,  позвони,
что-нибудь придумаем на вечер. Договорились? Вот и славненько. Целую.
   Колпаков ошарашенно смотрел в гладкую, с  аккуратными  стыками  обоев
стенку. Такой ласковой он не знал Лену уже давно. Но почему в  радостное
чувство вплетается неприятный горький оттенок?
   - Положи трубку, Ромео! - Насмешливый голос Гончарова  вернул  его  к
действительности. Тревожная мысль,  оставшись  недодуманной,  развеялась
без следа.
   Осторожно  постучав,  в  кабинет  заглянул  вспотевший  от  пережитых
волнений Петька.
   - Пятерка! - сообщил он, почтительно поздоровавшись с  Гончаровым.  -
Гавриленко  похвалил  -  говорит,  смелость  позиции,  кругозор,  умение
творчески использовать полученные знания и все  такое...  А  мне  тройку
поставили. За что? Все рассказал, как в учебнике, Петров был  доволен...
Да, Дронов спросил, почему тебя нет, я сказал - живот схватило...
   - Умней ничего не придумал! - Колпаков подскочил в кресле. - Кто тебя
просил болтать глупости?
   Петька обиженно закрыл дверь.
   Гончаров хохотал.
   - Супермен с расстройством желудка! - еле выдавил он между приступами
смеха.
   Колпаков мгновенно успокоился.
   -  Смейтесь,  Вениамин  Борисович,  смех   способствует   правильному
дыханию. Но пари я выиграл, до свидания. Осторожно с третьим  стендом  -
там барахлит трансформатор.
   Колпаков спустился в вестибюль и прямо возле "Молнии",  сообщавшей  о
его героической  схватке  с  вооруженным  преступником,  был  перехвачен
астматическим толстяком Писаревским, непревзойденным мастером  интриг  и
лидером кулуарных бунтов.
   - Молодежь взрослеет, мужает, а мы и не замечаем, пока нам  глаза  не
откроют. - Писаревский  махнул  рукой  в  сторону  "Молнии".  -  Отрадно
слышать, да я вас и своими  глазами  видел  в  деле,  оченьочень  смело,
давайте в том же духе...
   - Вы разве тоже были в парке?
   - В лесу, темном и страшном, где смелый  мальчик  в  одиночку  свалил
старого опасного зубра!
   - Что-то я...
   - И прекрасно, скромность - добродетель, но следует знать себе  цену,
а вы пока не знаете...
   Покровительственная  скороговорка  и  целеустремленность,  с  которой
толстяк оттеснял его в укромный уголок вестибюля,  навели  Колпакова  на
мысль, что эта встреча не случайна.
   - Без поддержки человек жалок и одинок, ему не на  кого  опереться  в
трудную минуту, а таких минут в жизни  гораздо  больше,  чем  кажется  в
молодости, поверьте, гораздо больше!
   Выпуклые, горячечно блестевшие глаза  гипнотизировали,  и  речь  была
обволакивающей и проникновенной. Но куда он клонит?
   - ...А они обошлись с вами несправедливо! И Дронов и Гончаров даже не
помнят, кому обязаны своим успехом!  И  уверяю,  они  не  пришли  бы  на
подмогу, если бы вся эта стая набросилась и стала рвать вас в клочья!
   До Колпакова наконец дошел смысл мрачных аллегорий Писаревского.
   - Между  тем  есть  люди,  готовые  стать  вашими  верными  друзьями.
Например...
   Толстяк значительно назвал несколько известных в институте фамилий.
   - Вы понимаете, что это значит  -  ключевые  посты  в  администрации,
совете, на смежных кафедрах... С такими друзьями все у вас пойдет как по
маслу. - Писаревский заговорщически  понизил  голос.  -  Чтобы  не  быть
голословным: дайте мне любой материал, и мы протолкнем его  в  ближайший
институтский сборник. Даже сырой или компилят!  Публикация  для  молодых
всегда проблема, а для вас их не будет!
   - Предложение заманчивое... - сказал Геннадий.
   Писаревский довольно улыбнулся.
   - ...Для бездарностей. Я сам решаю свои проблемы!  -  резко  возразил
Колпаков.
   - И чудесно! Ответь ты по-другом