не возражал. Он закрыл глаза и расслабленно сидел в глубоком кресле.
Девушка сходила на кухню, вернулась.
   - Сначала парочку сюда, потом сюда... Что-то мокрое и  холодное  ткнулось
за ухо, потом за второе...
   - Классе в третьем или четвертом кто-то из детдомовских сказал, будто  бы
пиявки могут всосаться в кожу и через поры  проникнуть  внутрь  человека,  -
вспомнил вдруг Макс. - Ну а потом, значит, прямиком  в  сердце.  И  тогда  -
стоп-машина. Сливай воду, как говорили наши. Меня после этого долго не могли
затянуть на пруд...
   - Это все ерунда, мы очень хорошо лечим, - ласково  проговорила  Маша,  и
было непонятно, к кому она обращается - к Максу или к пиявкам. -  Теперь  на
шейную артерию... У них в слюне антикоагулянты -  это  хорошая  профилактика
тромбозов...
   Пиявки напоминали смоченные в холодной воде и отжатые комочки ваты. Но  в
отличие от ваты они не отпадали и не нагревались до температуры тела.
   - Подними руку. Теперь вторую...
   Мокрые комочки сидели за  ушами,  на  шее,  под  мышками,  на  внутренних
поверхностях  предплечий.  Как   ни   странно,   Макс   почувствовал   некое
умиротворение. Подспудно владевшая им последние дни тревога стала постепенно
растворяться. И он незаметно погрузился в спокойный, оздоравливающий сон.

   * * *
   В потоки крови резко ворвались новые ферменты. Они явно  пришлись  не  по
вкусу расплодившимся чужакам: темные сгустки деформировались, уменьшались  в
размерах и растворялись.
   Съежился один микротромб, второй, третий... Опасный сгусток  распался  на
сотни и тысячи кровяных шаров, которые продолжили свой путь  по  бесконечным
лабиринтам кровеносной системы.
   Готовый закупориться сердечный  сосуд  очистился,  кровь  вновь  побежала
свободно и упруго. Через некоторое время последствия действия  тропина  были
нейтрализованы полностью.

   * * *
   Следующий день Макс посвятил поискам работы. Положив перед  собой  газету
объявлений, он обзванивал охранные фирмы, предлагая свои услуги. Ответы были
разнообразными, но одинаковой направленности.
   - Сколько вам лет? Нет, мы берем только до тридцати.
   - Лицензия имеется? Нет? Тогда ничего не получится.
   - Где вы работали до этого?  В  спецслужбах?  Как  нет  документов?  Это,
знаете, несерьезно...
   - Какие у вас рекомендации? Нет, просто так мы на испытательный  срок  не
берем.
   В двух местах ему предложили охранять девочек по вызову и еще в  одном  -
сторожить строящуюся дачу под Истрой.
   В конце концов Макс отложил газету и раздосадованно откинулся  на  спинку
кресла. Жизнь  поворачивалась  незнакомой  стороной.  Его  навыки  и  умения
настолько специфичны, что предполагают очень узкую область использования.  К
тому же они не подтверждены документами... Нормальной гражданской  профессии
у него нет, работы нет, счета в банке нет... Как жить в стране,  где  стакан
сока  в   ресторане   стоит   пять   долларов?   Устроиться   регулировщиком
радиоаппаратуры на военный завод  в  Зеленограде?  И  жить  на  зарплату  по
программе прожиточного минимума...
   Пара колготок на три месяца, сапоги на пять лет, пальто на десять... Макс
попытался представить Машу в выношенном дерюжном пальто, стоптанных  сапогах
и драных колготках.  Ни  косметики,  ни  парфюмерии,  ни  даже  прокладок  с
крылышками... Нет. Это будет другая  женщина.  Другая  кожа,  другие  глаза,
другой запах. И другое поведение, другое мышление, другие привычки.
   Прожиточный минимум рассчитан не на людей. На люмпенов. Трущобы с водой и
сортирами на  улице,  очереди  на  биржу  труда  и  в  магазины,  постоянные
унижения, изнурительный труд, пьянки, драки, кражи, убийства, совокупления и
смерть, такая же гнусная и убогая, как жизнь.
   Нет, надо что-то придумать, найти способ обеспечить достойную жизнь...  И
вдруг в голову пришла мысль, от которой Карданов подскочил в кресле. Если  в
его чемодане оказалась бомба, то где-то  должен  находиться  тот,  настоящий
чемодан с огромными деньгами! И его надо отыскать!
   Макс вскочил и возбужденно заходил по комнате. Но как  это  сделать?  Тут
нужны  официальные  возможности  и  неофициальные  связи,  верные   люди   и
специальное снаряжение, да мало ли что еще! А у него ничего нет, и сам он на
сегодняшний день никому не нужен.
   В этом последнем Макс здорово ошибался.

   Глава 4
   КОМУ НУЖЕН МАКС КАРДАНОВ?
   После  повышения  Иван  Золотарев  еще  не  успел  перебраться  в  уютный
двухэтажный коттедж на территории Ясенева, да и  по  правде  сказать  -  чем
родная Басманка хуже?.. Надо держаться корней. Каждое  утро  ровно  в  шесть
тридцать под окнами его квартиры появляется служебная  "Волга",  только  что
намытая до черного блеска в министерских гаражах. Валентин и Сергей -  шофер
и  охранник  (а  точнее  -  оба  охранники  и  оба,  если   надо,   шоферы),
аккуратнейшие и крепкие ребята, выходят из машины, первый с рацией  в  руках
контролирует обстановку вокруг, второй проверяет подъезд.
   После этого телефон на золотаревской кухне издает  деликатный  писк:  все
нормально, Иван Федорович, можно выходить.
   Золотарев к этому времени всегда наготове, ему остается только взять свой
"дипломат". Сергей ждет у двери  и  идет  впереди,  страхуя.  В  левой  руке
рация,- правая в кармане, на взведенном пистолете. Вытащить и  выстрелить  -
секунда, но Сергей умеет стрелять и через карман. У киллеров в данном случае
нет ни малейшего шанса. Впрочем, убивать начальника нелегальной разведки нет
никакого смысла:  другое  дело  -  похитить,  выдоить  данные  о  зарубежной
агентуре. Хотя...  В  сильном  государстве  такое  немыслимо,  а  разведчики
слабого никому особенно и не нужны. Разве что похитить  для  выкупа.  Сейчас
это - самая вероятная опасность.
   Выйдя из подъезда, генерал  осматривается,  глубоко  вздыхает  и  садится
назад. Сергей плюхается рядом с шофером.
   Воздух сегодня с утра мутноватый, будто каплю теплого молока добавили,  -
и в то же  время  светящийся,  чистый,  праздничный,  как  на  средневековых
фресках.  Гемоглобин,  адреналин  -  что-то  такое  растворено  в   утреннем
московском пространстве, что-то здоровое, бодрящее, еще не  испорченное,  не
переработанное чужими легкими. Приятно.
   Если  Золотарев  и  переберется  в  Ясенево,  так  только  затем,   чтобы
сэкономить полчаса на утреннюю пробежку.
   Секретарша Ирочка уже  на  рабочем  месте  и  ставит  мировой  рекорд  по
скорописи.
   - Доброе утро, Иван Федорович.  Только  что  принесли  из  аналитического
отдела.
   Она передала Золотареву пакет. Иван Федорович быстро взглянул на  бумаги,
сказал:
   - Очень хорошо. Через полчаса свяжитесь с Яскевичем, пусть зайдет ко мне.
   Быстрые  Ирочкины  пальцы  уже  набрали  нужную  строчку  в   электронном
"Органайзере" - можно не  сомневаться,  что  ровно  через  тысячу  восемьсот
секунд Яскевич получит соответствующую информацию.
   - Вам кофе или чай, Иван Федорович?
   - Кофе. - Золотарев тепло улыбнулся. - Можно без пенки.
   Ирочка улыбнулась в ответ - наверное, это  был  какой-то  словесный  код,
значение которого не понять никому, кроме обладательницы самых стройных  ног
в аппарате СВР и ее непосредственного начальника.
   Золотарев открыл свой кабинет, прошел внутрь, повесил пальто в шкаф.
   Бросил на стол пакет, достал из ящика пачку "Мальборо",  закурил,  сел  в
кресло и с головой ушел в изучение бумаг. Смолил он, как правило, только  на
работе - дома почему-то не хотелось.
   Перед ним лежал отчет аналитического  отдела  "Деятельность  агента  Бена
после ареста связников в  1969  году".  Отчет  помещался  всего  на  четырех
страницах, и суть его  была  предельно  ясна.  Иван  Федорович  выпил  кофе,
выкурил еще сигарету.
   Да, все это может вылиться в грандиозный скандал.
   - Подполковник Яскевич в приемной, Иван Федорович, - почтительно доложила
Ирочка.
   - Пусть зайдет.
   Почти сразу распахнулась дверь.
   - Разрешите?
   У вошедшего -  лицо  интеллигента  в  пятом  поколении,  большие,  широко
расставленные   глаза,    безукоризненные    манеры.    Яскевич    заведовал
Западно-Европейским сектором с 1994-го и был  одним  из  приближенных  людей
бывшего Директора. Тот сам относился к "высоколобым" и  не  боялся  окружать
себя такими же.
   - Садитесь, Станислав Владимирович,  -  пригласил  Золотарев.  -  Что  вы
думаете о последнем сообщении Артура?
   Яскевич отличался  тем,  что  помнил  все  шифровки,  проходящие  по  его
сектору.
   - Думаю, что это ерунда. Томпсон и его жена сидят в английской тюрьме уже
двадцать восемь лет. И еще им осталось два года.
   - А Артур видел его в Ницце. Причем с молодой и привлекательной женщиной.
Явно довольного жизнью.
   - Явная ошибка. Другого объяснения быть не может. Золотарев кивнул, будто
соглашаясь.
   - Ну а если все же не ошибка?
   - Перевербовка? - Яскевич пожал плечами. - Столько лет прошло. Бен  давно
умер. Какое все это сейчас имеет значение?
   - Лорд Колдуэлл давно умер, - снова согласился Золотарев.  -  Но  в  силу
ряда причин, о которых речь пойдет позднее,  нам  крайне  необходимо  знать,
какой ориентации он придерживался в последние годы жизни.
   - После ареста Птиц он был настолько напуган, что отказался  поддерживать
с нами какие-либо контакты.
   - И это все, что вам известно?
   - Все. - Подполковник кивнул.
   - А вот судя по анализу деятельности Гордона Колдуэлла, дело  обстоит  не
так просто.
   Золотарев придвинул четыре листка аналитической справки.
   -  Итак,  агент  Бен  -  серый  кардинал  Лейбористской   партии,   очень
влиятельная фигура в правительстве Великобритании. До 1971  года  лоббировал
нашу политическую линию. Потом его поведение резко изменилось...
   Приподняв брови, генерал многозначительно взглянул на подчиненного.
   - В 1978-м он возглавил комитет ООН по  Африке,  а  год  спустя  Борсхана
расторгла договор о разворачивании наших ракетных баз. В восьмидесятом Мулай
Джуба неожиданно отказался от контракта с СССР на  шлифовку  крупной  партии
алмазов и подписал его с "Де Бирс". Страна понесла огромные убытки.  Позднее
Колдуэлл поддерживал сепаратистские стремления в странах Балтии, способствуя
распаду Советского Союза.
   Золотарев отбросил схваченные скрепкой листки.
   - Чем объяснить такую перемену? Раскаянием, страхом, угрызениями совести?
Или тем, что Птицы выдали его и он стал работать на МИ-5 или ЦРУ? Или - или.
И мы должны совершенно точно знать - в каком "или" тут дело.
   - Колдуэлл умер, - сказал Яскевич. - Но Птицы живы. Он все понял.
   - Верно, - кивнул Золотарев. -  Кто  у  нас  в  Лондоне  -  Худой?  Пусть
пошерудит вилами в Уормвуд-Скрабз2.
   Яскевич озабоченно потер щеку. Ему не хотелось возражать  начальству,  но
генерал явно утратил представление о сегодняшних возможностях Службы.
   - Боюсь, Иван Федорович, вряд ли он сумеет запустить руку в особорежимную
тюрьму... Золотарев набычился.
   - Вряд ли! - уже твердо повторил Яскевич. - Наши позиции здорово ослабли.
И в Лондоне, и во  всей  Западной  Европе.  Агентурная  сеть  расползлась  в
клочья, новых приобретений практически  нет.  Да  вы  сами  знаете.  Столько
перебежчиков,  столько   провалившейся   агентуры...   От   наших   офицеров
шарахаются, как от чумы. Сейчас  с  большей  охотой  станут  сотрудничать  с
сальвадорской разведкой, чем с русскими... К тому  же  тюремный  персонал...
Это не какого-нибудь докера вербануть за кружкой  пива.  С  Худым  никто  не
станет работать.
   Золотарев встал из-за стола, прошелся по кабинету. Мягко прогудел аппарат
прямой связи с Директором  СВР,  генерал  подхватил  трубку  с  молодцеватой
лихостью лейтенанта:
   - Слушаю, Сергей Сергеевич! Да. Хорошо. У Президента? Какие  вопросы?  Ну
да, обычные,  сейчас  все  сводится  к  финансированию  экономики...  Я  все
подготовлю. Есть!
   Многозначительно посмотрев на  подчиненного,  Золотарев  нахмурил  брови,
вспоминая, о чем шел разговор.
   - Итак, с Худым никто не станет  работать.  И  возможностей  заглянуть  в
Уормвуд-Скрабз у нас нет. То есть вы свои возможности исчерпали?
   Яскевичу стало неуютно. У генерала была  фраза:  "Человек,  пропащий  для
разведки". Услышав ее в свой адрес, можно было тут же собираться на  пенсию.
А сейчас, похоже, она уже вертелась у начальника на языке.
   Заработал факс на приставном столике. Белый язык плотной  финской  бумаги
полез наружу, загибаясь и  словно  дразня.  Золотарев  подошел  к  аппарату,
рассеянно прочитал сообщение, отложил в сторону.
   - Очевидно, я не совсем точно выразился,  товарищ  генерал,  -  промямлил
Яскевич голосом, который был противен ему самому. - Просто обстановка  очень
сложная, мы испытываем немалые трудности... И  я  надеюсь  на  ваш  совет  и
подсказку...
   Начальник управления многозначительно покивал. Ему нравилось, когда перед
ним склоняли голову.  Неторопливо  потянувшись  к  сейфу,  Золотарев  открыл
тяжелую дверцу, извлек красную пластиковую папку. В таких  обычно  хранились
личные дела нелегалов.
   - Вы забыли, что у Птиц был сын! - Он  резко  повернулся  к  Яскевичу.  -
Когда они сгорели, его вывезли в Союз! Это было в  июне  семьдесят  первого,
операцию проводил капитан Веретнев, псевдоним Слон!
   Яскевич опустил голову и покраснел. Он  чувствовал  себя  школьником,  не
выучившим урок.
   - Парень вырос, поступил в ПГУ3, прошел все  мыслимые  проверки  и  очень
хорошую подготовку, работал в Международной экспедиции ЦК КПСС, в  девяносто
втором следы его затерялись! А он, между прочим,  родился  в  Лондоне  и  по
английским законам является гражданином Великобритании! Вот метрика!
   Генерал извлек из папки официальную бумагу с водяными  знаками  и  четким
английским  текстом,  потряс  ею  перед  носом  окончательно   раздавленного
Яскевича.
   - И ему  сам  Бог  велел  официально  прийти  в  администрацию  тюрьмы  и
поинтересоваться судьбой своих родителей!
   - Вряд ли МИ-5 поверит в чистоту  и  невинность  этого  визита,  -  глухо
произнес Яскевич, чтобы хоть что-то сказать.
   Золотарев улыбнулся.  Это  была  улыбка  превосходства,  причем  не  того
примитивного должностного превосходства, которое признавал в нем Яскевич,  а
превосходства  профессионального,  интеллектуального,  наконец,  в   котором
начальник сектора напрочь ему отказывал.
   - Наплевать. Даже  если  в  Лондон  заявится  Иисус  Христос  собственной
персоной, контрразведка в него не поверит. Контрразведка и не должна  никому
верить! Но интерес сына к родителям - достаточно обоснованный  повод,  чтобы
на нем можно было строить легенду. Разве не так?
   Теперь он показательно драл Яскевича на его поле.
   - Так...
   - К тому  же,  если  Макс...  Кстати,  вы  знаете,  что  его  оперативный
псевдоним Макс?
   Яскевич, конечно же, не знал, но кивнул.
   - Так вот, если  Макс  проявит  хорошие  способности  и  подтвердит  свои
прежние   характеристики,   то   мы   можем   вернуть   его    на    службу!
Высококвалифицированные специалисты нам не помешают, верно ведь?
   Яскевич кивнул еще раз.
   - Вопрос только один: где он сейчас? И  сопутствующий,  но  немаловажный:
где он был и что делал все эти годы?
   Яскевич распрямился, лихорадочно вспоминая доклады подчиненных.
   - Сейчас он в Москве, Иван Федорович. И мои люди имели с ним  контрольный
контакт.
   Генерал откинулся на спинку  кресла,  аккуратно  вложил  свидетельство  о
рождении обратно в папку, тщательно закрепил зажим.  Пауза  затягивалась.  У
Яскевича вспотели ладони.
   - Ну что ж, подполковник, - наконец Золотарев поднял  глаза.  -  Надеюсь,
что вы еще не пропащий для разведки человек. Держите!
   И,  как  спасательный  круг,  протянул  подчиненному  личное  дело  Макса
Карданова.

   * * *
   Гигантский, из темного стекла, тетраэдр "Консорциума" был подобен вулкану
накануне извержения. Лава еще не выплеснулась наружу, она кипела внутри -  в
обитых кожей и дорогими дубовыми панелями кабинетах, в Мраморном  зале,  где
проходило прощание с Куракиным и Бачуриным.
   То, что осталось от них - куски обгоревшего мяса, черные  остовы  тел,  -
все это лежало в массивных ореховых гробах,  укрытое  от  взоров  близких  и
друзей тяжелыми полированными  крышками,  в  которых  отражался  яркий  свет
хрустальных люстр. При жизни они хорошо делали свою работу, они обеспечивали
безопасность фирмы, они кусались  и  хватали,  вовремя  нажимали  на  нужные
рычаги, они привыкли жить под давлением, как хищные глубоководные рыбы...  И
само их предназначение сводилось  к  тому,  чтобы  умереть  первыми,  спасая
членов  Совета  управляющих  или  Директорат.  И  они  свое   предназначение
выполнили. Поэтому их и хоронят в гробах по десять тысяч  долларов,  поэтому
устроена торжественная церемония,  на  которую  прибыли  не  только  рядовые
сотрудники, но и высшее руководство. Ибо похороны - это  завершающая  оценка
всей жизни, назидание другим сотрудникам, подсказка, как  надо  себя  вести,
чтобы со славой и почетом отправиться в мир иной.
   Прощание началось сразу после полудня. Струнный квартет на галерее  играл
"Реквием" Верди. На противоположной  стороне  за  колонной  стоял  Фокин  и,
незамеченный, смотрел вниз. Две вдовы в черных туалетах  неподвижно  застыли
на стульях рядом с закрытыми гробами. Рядом стоял юноша с вытянутым  бледным
лицом - шестнадцатилетний сын Бачурина.  Для  семей  погибших  заканчивалась
привычная  -  устроенная  и  обеспеченная   жизнь   и   начиналась   другая,
неизвестная.
   Фокин подумал, что "Консорциуму" смерть квалифицированных специалистов по
большому счету безразлична. Неудобство - да, досадная потеря, но  отнюдь  не
невосполнимая. Не на них опиралась  жизнедеятельность  огромного  организма.
Они были лишь видимой частью айсберга, исполнителями, движущимися  фигурками
на фоне могущественных молчаливых  теней.  И  их  место  обязательно  займет
другая марионетка.
   Контрразведчик внимательно наблюдал за развитием событий у гроба. Смерть,
подобно  чувствительному  химическому  реактиву,  проявляет  негатив  жизни,
обнажает истинную суть вещей, демаскирует тайные связи и  отношения.  Именно
на похоронах приобретают видимость  скрываемые  дружба,  заинтересованность,
симпатии, появляются из тени неизвестные друзья и покровители, а зачастую  и
хозяева... Недаром  коллеги  из  криминальной  милиции  тщательно  фиксируют
проводы в  последний  путь  застреленных  и  взорванных  "братков"...  Но  в
"Консорциум" милиции путь закрыт, да и присутствующие здесь люди им явно  не
по зубам...
   Зенчук, вице-спикер Госдумы, отстояв рядом с гробами  положенные  минуты,
подошел к вдовам, произнес несколько ободряющих слов. Молча потрепал по щеке
Бачурина-младшего.
   Пигарев, начальник тыла Министерства обороны, - высокий пожилой человек в
черном, - положил сухую руку на  плечо  Куракиной,  сказал  негромко  что-то
типа: "Фирма позаботится о вас".
   За ним подошел Локтионов, замминистра топлива и  энергетики,  -  грузный,
вельможный, с пронзительными серыми глазами.
   Макарин, председатель  Комитета  по  госресурсам.  Налютин,  председатель
одного из думских комитетов... Все они упоминались в оперативных  материалах
как истинные хозяева "Консорциума".  Сейчас  сообщения  источников  получали
наглядное подтверждение.
   Черные костюмы, размеренное бесшумное движение, известные по телеэкрану и
газетам лица, властные манеры. В одном фантастическом боевике так  выглядели
замаскированные инопланетяне, задумавшие уничтожить человеческую цивилизацию
и заселить Землю своими соплеменниками. Когда неустрашимый герой направил на
респектабельных джентльменов факел огнемета, маски слетели и  отвратительные
черные фигуры наглядно подтвердили факт существования чудовищного  заговора,
в который не хотели верить ни полицейские, ни  политики,  ни  газетчики,  ни
даже Президент страны...
   Внизу появился Закатовский - лидер самой опереточной партии и одноименной
думской  фракции,  его  сопровождали  два  депутата