в ковровую дорожку.  Денис  забрал
сумку и повесил себе на шею.
   А вот дверь так просто не  сдавалась.  После  первого  удара  в  коридоре
показалась растрепанная голова  дежурной  по  этажу.  В  руках  она  держала
телефонную трубку, за ней черным серпантином тянулся шнур.
   - Это что еще такое?! Сейчас милицию вызову!
   - Быстро звони! Быстро! И в милицию, и куратору! Понятно?
   Денис ударил второй раз, метясь каблуком в пятачок  над  дверной  ручкой.
Попал. Дерево затрещало, ощетинилось по периметру замка острыми щепками. Еще
раз - в то же место. Дверь распахнулась, громко врезалась в стену.
   Посреди комнаты  валяются  несколько  стодолларовых  бумажек.  На  глазах
закрывается дверь в туалет, щелкает замок. За дверью слышатся  шепот  и  шум
воды в  бачке.  Опьяненный  легкой  победой  и  азартом,  не  задумываясь  о
последствиях, Денис дергает ручку и бьет кулаком по замку.
   - Эй! - каким-то не своим голосом закричал Болто. - Что за дела?
   - Открывайте, вы окружены! Руки поднять, выходите по  одному!  -  крикнул
Денис по-английски и еще раз дернул ручку. Потом, сообразив, повторил то  же
по-русски.
   В номер забежал  раздетый  до  пояса  Арчи,  весь  благоухающий  каким-то
незнакомым Денису дезодорантом. За ним - Клаус с бутылкой пива в  руке.  Они
стали толкать Дениса в грудь, словно  школьники,  разогревающие  себя  перед
дракой.
   - Факъю, он хотел замочить нашего Болто!
   - Ты кто такой, говнюк, факъю?
   Денис  отступал,  приглядываясь  к  черной   эспаньолке   на   подбородке
Арчибальда; интересно, как он будет петь свой хип-хоп с вывернутой челюстью?
   Тут, на счастье, подоспели  комитетчики  из  "Волги".  Крепкие  парни  со
стандартными короткими стрижками и в стандартной униформе: костюмы, сорочки,
галстуки. Старший сунул под  нос  Арчи  какую-то  красную  книжечку,  второй
просто подошел к  Клаусу  вплотную.  Извинились  на  деревянном  бруклинском
наречии и вытолкали музыкантов за дверь.
   - Они там, - сказал Денис, кивая  в  сторону  уборной.  -  Болто  и  тот,
второй. У второго, кажется, оружие... А здесь деньги, пятьдесят тысяч.
   Он протянул  старшему  сумку  и  только  сейчас  подумал,  что  не  знает
наверняка - есть там деньги  или  нет.  Оперативник  расстегнул  сумку,  там
действительно лежали пачки долларов. Комитетчики переглянулись.
   - Я прикончу эту обезьяну, мать вашу греб! -  раздался  грубый  голос  из
санблока. - Я ему полдула в пасть запихал!  Если  не  хотите  международного
скандала - вон из номера, живо! Пушки бросьте перед дверью! Ну!
   - Ты что, мудак, боевиков насмотрелся? - крикнул Холмс.
   Комитетчики напряглись и посмотрели на Дениса так, словно это он захватил
в заложники американского  гражданина  Болто  Лагуша  с  носом,  похожим  на
недоеденный чебурек.
   - Иди отсюда, - сказал старший и достал портативную рацию. -  Не  путайся
под ногами.
   Денис хотел выругаться, но сдержался. Это ничего не изменит. Эти парни не
воспринимают его всерьез.
   Гнома на ковровой дорожке уже не было,  и  коридор  уже  не  был  пустым,
скорее  наоборот.  Теперь  здесь  возбужденно  толклись  все  "пургены",  за
исключением Винса, постояльцы, горничные, гостиничные  проститутки,  шустрые
мальчики из казино, мелькали белые куртки поваров.
   - К иностранцам забрались взломщики, там их и схватили...
   - Да нет, среди них оказался террорист, гранатой размахивал...
   - Какой террорист! Пьяный в ванне заснул и затопил соседей...
   Как всегда, мнений было больше, чем  собралось  зевак.  Два  сержанта  из
гостиничной охраны безуспешно пытались  разогнать  всех  по  номерам.  Когда
Денис открыл дверь,  наступила  тишина.  Лавируя  в  толпе  под  любопытными
взглядами, он прошел к окну, хотел красиво закурить, но  трубка  осталась  в
триста третьем. Тогда он скрестил на груди руки, прислонился к стене и  стал
наблюдать за развитием событий.
   Раздался топот, со стороны лестницы  бежали  пять  человек  в  масках,  с
короткими автоматами наперевес. Толпа мгновенно расступилась, и они  с  ходу
ворвались в четыреста третий номер. В дальнем конце коридора хлопнула дверь,
показалась Бернадская в своих великолепных белых джинсах и  мужских  пляжных
шлепках на босу ногу. Волосы у нее мокрые, в руках -  наполовину  выкуренная
сигарета. Она увидела Дениса, подошла.
   - Что тут происходит?
   - Не знаю. Охранник, кажется, кого-то поймал.
   Бернадская покачала головой.
   - Вот елки, жалко, что фотоаппарата нет, правда?
   - Правда, - сказал Денис. Ни Бернадская, ни милиционеры,  ни  постояльцы,
ни горничные не подозревали о  том,  что  в  действительности  происходит  в
номере четыреста три. Они понятия не имеют  о  пластинке  экспериментального
титана в форме расчески, о пятидесяти тысячах  долларов,  о  подлинном  лице
скромного охранника Болто  Лагуша  и  его  деловых  партнеров,  а  точнее  -
соучастников. И никто не поверит, что именно здесь и  именно  сейчас  рвутся
наброшенные на Тиходонск шпионские сети. А он, Денис, это  знал.  Причем  не
просто знал,  а  имел  прямое  отношение  к  происходящим  событиям.  И  эта
сопричастность согревала его и придавала уверенность в себе.
   Через несколько минут двое  в  масках  выволокли  из  номера  человека  с
красным, как помидор, лицом и связанными за спиной руками. Нос  разбит,  рот
заклеен прозрачным скотчем, и губы под ним напоминают ножку улитки на стекле
аквариума. Потом  в  коридор  вышел  изрядно  помятый  Болто.  Непосвященным
казалось, что он  идет  сам  по  себе,  а  комитетчики  в  строгих  костюмах
оказались по сторонам случайно. Зрелище явно заканчивалось.
   - Ты идешь? - спросил Денис у Бернадской.
   - Чуть позже. Мне еще надо завизировать интервью.
   "В который раз?" - подумал он. Светку  ждал  облом.  Все  визирования  на
сегодня закончились, через несколько минут Винса, как и  других  "пургенов",
возьмут за жопу, и их самих можно будет "визировать".
   - Тогда счастливо. И желаю успеха.
   Из номера появился еще один человек в маске  и  зычным  голосом  приказал
всем разойтись. Его послушались, толпа стала рассасываться. Голос  показался
Денису знакомым. Когда маска повернулась в  его  сторону  и  сквозь  круглую
прорезь в черной ткани вверх-вниз метнулось белое веко, он  понял,  что  это
Мамонт. И с трудом сдержал радостную улыбку.

   * * *

   Оказалось, что сегодня прачечная и что Денис опоздал. Он  прибежал  туда,
когда мать собиралась полоскать белье  и  набирала  в  широкой  проржавевшей
ванне крахмал. Чемодан с бельем она, естественно,  перла  через  весь  город
сама.
   - Извини, -  сказал  Денис,  забирая  у  нее  здоровенный,  на  полведра,
половник. - Совсем из головы вылетело.
   - Ты бы хоть пиджак свой снял, - сказала мама. - Весь в пятнах будет.
   - Потом.
   - Бессовестный.
   - Я забыл, ма. Честно.
   Поход в прачечную - элемент ритуала под названием "хороший сын".  Точнее,
один из многочисленных элементов. "Хороший сын помогает убирать в  квартире"
- сколько Денис себя помнил, он  мыл  полы  по  понедельникам  и  четвергам.
"Хороший сын помогает по хозяйству" - хлеб, молоко и  картошка  тоже  всегда
были  на  нем.  Но  прачечная  -  гораздо  главнее:  это  действо  наглядней
остальных. В последний год не всегда получалось исполнить  четверговый  долг
по уборке, потому что по четвергам чаще  всего  собирался  отряд.  Частенько
случалось, что он забывал  купить  хлеб  или  откладывал  на  вечер  покупку
молока, а вечером молока почти никогда не бывало...
   Эти погрешности омрачали светлый облик "хорошего сына", но они оставались
внутри семьи. Мать, конечно, ворчала и взывала к его совести, но без  особой
болезненности и надрыва: больше всего она  боялась  "общественного  мнения".
Поэтому поход в прачечную считался основным  и  особо  важным  мероприятием,
демонстрирующим всем - и дворничихе Нинке, и соседке Марии Львовне, и  этому
индюку Станиславу Павловичу, и прохожим, и случайно встреченным сослуживцам,
и постоянным посетителям прачечной -  незыблемость  культивируемых  в  семье
вечных ценностей:  чистоты  отношений,  взаимной  заботы  и  взаимной  любви
хорошей матери и хорошего сына. До сегодняшнего дня Денис ни разу не нарушил
святого ритуала.
   - Я встретила Маргариту Семеновну, а она и спрашивает: что же вы  сегодня
одна-одинешенька? И смотрит так ехидно...
   Насчет "одна-одинешенька" у матери  комплекс.  Она  пыталась  "устраивать
личную жизнь", но ничего не вышло. А невостребованность ранит  душу  больнее
всего.
   - Не обращай внимания, - бодро ответил Денис. - Может, мы встретим ее  на
обратном пути.
   Он поднес ведра к гудящей  стиральной  машине,  потом  набрал  еще  ведро
синьки. Мама сидела на чемодане, глядя в круглое окошко, за которым металось
из стороны в сторону белье. На  ней  какое-то  старое  растянутое  платье  с
кружевным  воротничком,  босоножки   на   маленьких   скошенных   каблучках.
Босоножкам  лет  двадцать.  Мать  терпеть  не  может  спортивные  костюмы  и
теннисные туфли, она не наденет их даже для  того,  чтобы  вынести  мусорное
ведро.
   Дома, в  книжном  шкафу,  спрятанная  за  томами  БСЭ,  лежит  серебряная
табакерка с выгравированной на крышке надписью: "Б-ну В. Л. Де  Фернесу.  От
любимой. 1909 г. ". Осколок семейной легенды о двоюродном прадедушке Дениса,
бароне, владельце кожевенной фабрики в Саранске. Для мамы это очень важно  -
так же, как и эти старомодные туфли, и платье с кружевным воротничком. Денис
уверен, что если в ее руки каким-то образом попадет тысяч  десять  долларов,
она не пойдет и не купит себе новый  гардероб,  а  похоронит  эти  деньги  в
какой-нибудь генеалогической комиссии, откуда получит в конце концов справку
о том,  что  ее  дальний  родственник  в  самом  деле  был  бароном,  владел
кожевенной фабрикой в городе Саранске и скончался в таком-то году от паховой
грыжи и сверхдозы "Шато дю Ажетмо". Да, так бы она и  распорядилась  десятью
тысячами. Внезапно Денису пришло в голову, что час  назад  он  мог  спокойно
переложить такую сумму из черной кожаной сумки в карман пиджака.
   - Здесь заедает рычаг слива, - сказала мама. - Я чуть не свалилась,  пока
закрыла его. Ты где был?
   - У меня практика началась, ма.
   - Кажется, я забыла занять очередь на центрифугу, - она встала.  -  Пойду
займу. А ты выгружай белье. И сними наконец свой пиджак. Он тебе  совсем  не
идет.
   - Классный пиджак, - сказал Денис.
   - Если бы твой отец носил пиджаки в клетку, ты бы никогда не родился, мой
дорогой.
   - Зато он носил джинсы.
   - Только дома, - возразила мама. - И  только  когда  я  была  на  работе.
Ладно, выгружай, а то будет у нас не белье, а кровельная жесть.
   - Я потом сбегаю за соком, - сказал Денис. - Ты не против?
   Мать хмыкнула и покачала головой. К счастью, она не умела долго  злиться.
Во время ссор с отцом она всегда атаковала первая и  всегда  первая  шла  на
мировую. Когда отец погиб в восемьдесят третьем, она больше месяца ни с  кем
не разговаривала, кроме Дениса. Даже не здоровалась. Но это была не  злость,
просто ее будто оглушило. Родственники отца здорово тогда обиделись на мать.
Отца порезали в электричке какие-то подонки.  Он  гостил  у  родителей,  это
шесть остановок от  города,  вечером  засобирался  домой,  сказал:  "Лена  с
Денисом ждут".
   "Да какое там? - сказали родители. - Гляди, ночь на дворе. Оставайся!"  -
"Ждут", - сказал отец. Больше десятка ножевых ранений. Из-за пяти  рублей  с
мелочью. Следствие кончилось ничем. Месяца два говорили, что надо подождать,
что есть зацепки,  потом  все  "зацепки"  отцепились  и  куда-то  исчезли...
Напоследок опер из линотдела милиции сказал, что отец  был  сильно  выпивши.
"Он здорово-таки набрался, понимаете?" Как будто это оправдывало  и  десяток
ножевых ранений, и несостоятельность сыска.
   Мать с тех пор на дух не переносит всех, кто в форме. А Денис все думал о
подонках, которых так и не нашли, - и потому, наверное, пошел на юрфак.  Для
матери это было ударом. Она еще до сих пор от него не оправилась.
   - Как будто в помойное ведро белье кладешь, -  сказала  мама,  заглядывая
внутрь центрифуги. Барабан какой-то коричневый, в потеках.  Крепежный  болт,
что торчит по центру, расшатался, вокруг него ржавое пятно.
   - Так вы будете отжимать или нет, граждане?
   Женщина в цветастой косынке на голове подкатила к центрифуге свою тачку с
бельем. У нее широкое раскрасневшееся лицо, непонятно - то ли она улыбается,
то ли у нее просто щеки все время расползаются в стороны.
   - Нет, - подумав, сказала мама. - Подождем следующую машину.
   Денис без лишних слов покатил белье в конец длинной очереди.
   - Здесь все машины одинаковы, ма, можно не сомневаться. Если не хуже.
   Мама, скрестив руки на груди,  смотрела,  как  женщина  с  расползающимся
лицом быстро и сноровисто выгружала в центрифугу свои пододеяльники -  такие
же пестрые и цветастые, как и косынка у нее на голове.
   - Можно подумать, ты часто здесь бываешь, - сказала она Денису.

   * * *

   - Зачем ты туда полез? Зачем сунулся  в  номер?  -  спрашивал  Мамонт,  и
непонятно было, осуждает он его или  одобряет.  -  У  тебя  была  конкретная
задача: сидеть и слушать, запоминать. Вмешиваться тебя никто не просил.
   - Но вмешательство требовалось! А никто не шел! Вот я и полез...
   - А что бы ты сделал? Один против двоих, с голыми руками на пистолет!
   Денис пожал плечами.
   - Не знаю... Хотя... Я и сделал! Если бы я сидел  в  сортире  на  третьем
этаже. Гном спокойно бы унес пятьдесят тысяч долларов!  А  я  отобрал  их  и
отдал Алешкину...
   - Да? - Мамонт сильно удивился. - Они указали в рапортах, что  обнаружили
сумку в номере... Про тебя вообще ни слова...
   - Как же так! - Денис возмущенно вскочил,  но  Мамонт  положил  на  плечо
тяжелую, как бревно, руку.
   -  Ничего  особенного:  все  борются  за  показатели.  Их  представили  к
наградам. А ты что потерял? Ни звездочки очередной, ни следующей  должности.
Выписали бы еще сотню, так это я и так устрою!
   - Да не в том дело! - с досадой сказал Денис. -  Я  же  не  за  деньги...
Просто все по справедливости должно быть!
   - К сожалению,  справедливость  -  самый  дефицитный  товар,  -  вздохнул
Мамонт. - В этом тебе придется убеждаться всю жизнь. Но  ты  смелый  парень!
Этот Ковалевский дважды судим - за разбой  и  увечья.  У  него  был  "ТТ"  с
глушителем, и он собирался пристрелить  Лагуша  в  ванной.  Если  бы  ты  не
подоспел и не поднял шума, так бы он и сделал!
   Денис довольно  улыбнулся.  Похвала  капитана  для  него  много  значила.
Справедливость была восстановлена.
   - Раз ты такой горячий, я тебя кой-чему научу,  -  сказал  оперативник  и
подмигнул. - Смотри!
   Молниеносным движением он выбросил вперед руку и схватил Дениса за бровь.
   - Теперь рвануть в сторону, вот сюда, - и готово! Кровь  заливает  глаза,
противник ослеплен, деморализован и выведен из строя!  Действует  безотказно
на любого богатыря.  И  что  особенно  ценно:  травма  пустяковая  и  быстро
заживает. - Мамонт вошел в азарт. - Надо  только  хорошо  отработать  прием.
Возьми зубную щетку, закрепи на  уровне  лица  -  и  тренируйся.  Схватил  -
дернул, схватил - дернул... Вначале пальцы будут соскальзывать, потом щетина
начнет поддаваться - по нескольку волосков,  по  щепотке...  Когда  изведешь
сотню щеток, сможешь одним рывком оторвать бровь даже японцу!
   - Почему даже?
   - А у них брови узенькие, короткие, неудобные.
   - Откуда вы знаете?
   - Да уж знаю...
   Капитан вновь подмигнул и похлопал Дениса по плечу.
   - Ты в каком весе боксируешь? В легком? Хочешь, я тебе дам культуристский
комплекс, чтобы накачал мышцы? Лишняя масса никогда не помешает...
   В дверь постучали условным стуком. Прервавшись на полуслове, Мамонт пошел
открывать. Очередной сбор студенческого отряда  содействия  КГБ  происходил,
как и обычно, в помещении главпочтамта.  Одна  из  многочисленных  дверей  в
длинном коридоре вела в просторный кабинет Мамонта. На  почте  всегда  много
народу, поэтому  пятнадцать  молодых  людей  проходили  сюда,  не  привлекая
внимания.
   Мамонт вернулся с Сашей Зубовым  -  командиром  и  организатором  отряда,
обозначенного в служебных документах кодовым наименованием  "Звонок".  Зубов
заканчивал пятый курс, но считал себя штатным сотрудником  Управления,  знал
многих офицеров, был вхож в кабинеты руководства и после  получения  диплома
юриста готовился ехать на год в Минскую высшую школу. Он  был  на  несколько
лет  постарше  остальных  ребят,  но  выглядел  вообще   взрослым   мужиком:
официально-строгое лицо, костюм-сорочка-галстук, неспешные вальяжные манеры,
неторопливая, уверенная речь.
   Но, вопреки внешности, парень он был свойский, и  ребята  его  любили.  К
Денису  он  присматривался  незаметно,  а  однажды  остановил  в   коридоре,
улыбнулся, как хорошему знакомому, пожал руку, отвел к окошку,  поговорил  о
житьебытье и вдруг спросил:
   -  А  ты  не  хочешь  позаниматься  интересной  работой?   Что-то   вроде
оперативного отряда?
   - Вроде?
   - Ну да. Этот отряд не комсомольский, а КГБ.
   Ошарашенный Денис понял, что он не шутит.
   - А что делать? Стучать на товарищей?
   Зубов поморщился: очевидно, все кандидаты задавали  ему  один  и  тот  же
вопрос.
   - Да нет же. Линия контрразведки. Работа исключительно с иностранцами.  А
что делать - расскажем.
   Это  было  удивительно.  Шумящий  сотнями  голосов  коридор,  облупленный
подоконник,  мутное,  давно  не  мытое  стекло,   предстоящий   семинар   по
"зарубежке" - все обыденно, знакомо и привычно. И вдруг - такое предложение!
У Дениса была деятельная натура, и  наряду  с  учебой  он  занимался  массой
других дел -  скоростной  стрельбой  из  пистолета,  боксом,  сотрудничал  в
областной молодежке... К тому же его всегда тянуло к романтике,  а  от  слов
"контрразведка" и "иностранцы" так и веяло романтикой. Да что  там  веяло  -
бил фонтан романтики!
   - Я согласен! - без раздумий сказал он.
   - Хорошо, - Зубов кивнул. Похоже, он был уверен  в  таком  результате.  -
Если у тебя на примете есть порядочные  ребята,  за  которых  ты  ручаешься,
можно предложить и им...
   Мамонт и Зубов остановились у двери.
   - Привет, Денис, - дружелюбно помахал рукой Саша и повернулся к капитану,
продолжая начатый в коридоре разговор.
   -  Зачем  тебе  нужно  с  ним  делиться?  Пусть  сам   подбирает   людей,
воспитывает! На готовое всегда охотников много...
   - Кто у меня  спрашивал?  Генерал  дал  команду:  оказать  помощь  пятому
отделу. А Смирнов приказал мне. Но  насильно-то  никого  не  погонят.  Пусть
поговорит с ребятами...
   - Денис у нас  молодец,  -  сменил  тему  Мамонт.  -  Дает  результат  за
результатом.
   - Да, я слышал, - кивнул Зубов. - Чего удивляться? Вспомни,  кто  у  него
крестник!
   В дверь принялись стучать с интервалом в полминуты. Пришел Валера Щеглов,
за ним братья Безусовы, Толик Воронец, Саша и Виктор с филфака, Женя  Сомов.
Потом, с неизменной улыбкой на  симпатичной  блудливой  мордашке,  впорхнула
Валя Рыжкова. Ее привлек Денис для специальных операций,  требующих  участия
незакомплексованных и общительных женщин. Пока  группе  подобные  задачи  не
ставились и единственной спецоперацией, в  которой  Валя  себя  реализовала,
было траханье с Мамонтом. Такой  вывод  сделал  Денис  на  основе  косвенных
признаков и проявлений некоторой несдержанности чувств с обеих сторон.
   Пока Рыжкова щебетала с Зубовым, бросая откровенные взгляды  на  Мамонта,
появился очередной посетитель - сутулый мужик с вытянутым треугольным лицом,
на котором застыло выражение уныния и недовольства  жизнью.  У  мужика  были
оттопыренные уши и мятый костюм.  В  руке  он  держал  газету  "Экономика  и
жизнь".
   - Здорово, Валентин! - с дружеской улыбкой Мамонт пожал  ему  руку,  хотя
Денис готов был поручиться, что это  только  имитация  благорасположения.  -
Садись, сейчас ребята соб