.
   - Кому тут жаловаться?.. Здесь самый главный начальник - командир ди-
визии. Если он сказал: расстрелять, значит, расстреляют...
   - Точно! - подтвердил пригожий лейтенант, который не спрятал наган  в
кобуру, а только опустил ствол к полу. - Сейчас  построим  комендантский
взвод, и готово!
   - Что же делать? - отупело спросил Старик.
   - Выполнять приказ! - Комиссар пригладил волосы. - Занять  Светловск,
проявить мужество и героизм, одним словом, искупить вину!
   Через тридцать минут десять оставшихся  в  строю  бойцов  специальной
группы в кузове полуторки второй ударной дивизии  ехали  освобождать  от
фашистов город Светловск. Раненых Старик на свой страх и риск  отпустил,
решив, что вряд ли они сыграют решающую роль в разгроме неизвестного  по
численности немецкого гарнизона. Вместо них группу усилили пожилой рядо-
вой-водитель и принявший командование капитан Петров - тот самый  небри-
тый очкарик, который колдовал в штабе над картой.
   Перед выездом их энергично напутствовал комиссар:
   - Самое главное - решительность и смелость! Не давайте им опомниться!
С ходу врывайтесь в город, фашисты  не  выдерживают  внезапного  напора!
Закрепитесь - дадите сигнал зеленой ракетой.
   Грузовик довольно ходко шел по укатанному снегу. Дорога имела  вполне
мирный, довоенный вид, на развилке аккуратный указатель сообщал:  "Свет-
ловск - б км".
   Проехали небольшой хуторок. Несколько женщин заполошно  выскочили  на
дорогу:
   - Куда, там немцы, вертайтесь назад!
   Одна, размахивая руками, побежала следом, истошно крича:
   - Нельзя, немцы! Немцы в Светловске!
   На подъезде к городу их обстреляли из миномета.  Видно,  дорога  была
хорошо пристреляна - столбы разрывов встали перед самым капотом, звякну-
ло стекло, кто-то вскрикнул. Водитель резко вывернул руль, полуторка вы-
летела на обочину и застряла в сугробе. Все залегли в редком кустарнике.
Капитан Петров был ранен в руку. Смеркалось. Больше в них не стреляли.
   Когда стемнело, Петров передал командование Старику:
   - Я ранен, пойду в санбат. Вот ракетница  с  зеленой  ракетой.  Когда
закрепитесь в городе, дадите сигнал.
   Петров отвернулся и выругался.
   - А я что? - спросил водитель. - Я без машины чего? Может,  мне  тоже
вертаться? За подкреплением, а?
   - Давай, отец, возвращайся, - разрешил Старик.
   Группа лежала в снегу еще минут десять. К Старику подобрался Гром  со
своим вечным вопросом:
   - Ну, чего делать будем?
   - Выполнять свое задание.  -  Старик  потер  снегом  начавшее  терять
чувствительность лицо. - Только теперь нам надо опасаться и своих. Попа-
демся - расстреляют за дезертирство и неисполнение приказа.
   В эту ночь группа наконец перешла линию фронта.
   Две недели они, по выражению Старика, "шкодили" на дорогах: подрывали
машины, обстреливали пешне колонны,  минировали  транспортные  развязки.
Как ни странно, на вражеской территории группа потерь не понесла:  немцы
боялись углубляться в лес и не организовывали серьезных погонь.
   Когда группа вернулась в отряд, Грызобоева там уже не  было:  ушел  с
повышением  в  наркомат.  Новый  командир  -  лейтенант  госбезопасности
Гуськов, веселый молодой мужик с  внимательными  серыми  глазами,  тепло
поздравил всех с выполнением гаданий и сказал:
   - Это, ребята, была закалка, проба сил. Теперь все, кто там  побывал,
подучатся еще кое-чему и займутся более важной и сложной работой.
   Так и получилось.
   - Здесь, что ли? - спросил хмурый  водитель,  и  Старик  вынырнул  из
смертельной зимы сорок первого.
   По залитой водой Красногорской улице "рафик"  подкатывал  к  большому
кирпичному дому, построенному известным в Тиходонске табачным  фабрикан-
том еще до революции и, судя по виду, с тех пор ни разу не ремонтировав-
шемуся.
   - Заезжай во двор, - сказал Крылов и первым выпрыгнул у высокой двери
среднего подъезда.
   - Как пойдем? - Гусар расстегнул пиджак и цапнул себя под мышкой.  Он
знал Медузу только по картотеке, а тот выглядел на  фотографии  действи-
тельно грозно.
   - Постой под окном для страховки, а мы зайдем, - понизив голос,  ска-
зал Крылов.
   Рейд начался.


   Глава шестая
   РАССЛЕДОВАНИЕ

   Поквартирный обход домов ничего не дал. Практически все  хозяева  ут-
верждали, что в интересующее нас время находились дома и занимались  су-
губо мирными делами: чаепитие, телевизор, лото и т.д., и т.п.  Возможно,
кто-то и лгал, но реальных основании предполагать это не имелось.
   Одна квартира вызвала подозрения: хозяин  уезжал  в  командировку,  а
ключ одолжил приятелю. Но дальнейшая проверка показала - то,  чем  он  в
ней занимался, могло заинтересовать только его собственную жену  да  еще
полицию нравов, если бы таковая у нас имелась.
   Я занялся подругами потерпевшей, ее мать назвала трех, и я  побеседо-
вал с каждой.
   Марта Еремина - крашеная блондинка, старающаяся, и небезуспешно, быть
красивой, элегантной. Если бы не едва заметная фривольность манер,  про-
бивающаяся время от времени сквозь броню внешнего лоска, она бы произво-
дила совсем неплохое впечатление.
   Шура Яковлева - эта выглядела не так эффектно:  погрузнела,  потеряла
фигуру, морщины - рано, не следит за собой, одета попроще, да и держится
менее уверенно, но кажется искренней, хотя кто знает...
   Вера Угольникова - откровенно вульгарная, манерная, но с  претензией,
хотя косноязычность и ограниченный словарный запас не  позволяли  сохра-
нять на ее счет каких-либо иллюзий. Во время беседы меня отвлекало  одно
обстоятельство - деталь, легко объяснимая, если  бы  передо  мной  сидел
мужчина, да еще из нашего постоянного контингента, но совершенно не впи-
сывающаяся в конкретную ситуацию и оттого раздражающая, как всякая  неу-
веренность в правильности собственных ощущений. Показывая, где подписать
протокол, я перегнулся через стол и убедился, что не ошибся: от Угольни-
ковой чуть заметно пахло спиртным.
   Свидетельницы не прояснили дела Нежинской,  скорее  добавили  вопрос:
что связывает столь разных людей с потерпевшей?
   Еремина  и  Угольникова  разведены,  Яковлева  не   была   замужем...
Единственный общий признак? Нет, вот еще. Все трое практически ничего не
рассказали о Нежинской: с мужем разошлась, растит сына, работает - вот и
все, что знают лучшие подруги, точнее, вот и все, что они  рассказывают.
А знают, конечно же, гораздо больше. Такое характерно для людей, связан-
ных круговой порукой: чрезмерная откровенность любого из  них  неизбежно
обернется против него самого. "Омерта - закон молчания". Почему в памяти
вдруг всплыло название давней книжки "Подсознательные процессы  ассоциа-
тивной связи" Соединение гипотезы Зайцева с позицией свидетельниц и  вы-
дали конечный результат? Что ж, еще пару раз схватить воздух вместо  до-
казательств - цепочка неудач следствия достигнет достаточной  длины  для
того, чтобы принимать всерьез любую версию!
   Мы схватили воздух трижды.
   Пожарники, балансируя на длинной и устрашающе хрупкой на вид  выдвиж-
ной лестнице, тщательно осмотрели фасад девятиэтажки в месте предполага-
емого попадания пули, но следов рикошета не нашли.  Поиски  на  площадке
между домами, к которым привлекли человек двадцать дружинников и нештат-
ных сотрудников, тоже не увенчались успехом - Эти попытки "найти  иголку
в стоге сена" и по логике вещей должны были оказаться  безрезультатными,
а вот на допрос бывшего мужа потерпевшей  я  возлагал  большие  надежды.
Но...
   Оказалось, что Михаил Нежинский погиб полтора года назад: утонул, ку-
паясь в реке. В архиве прокуратуры Зайцев нашел уголовное дело,  возбуж-
денное по факту его смерти.
   Я рассматривал фотографию симпатичного парня  с  тоскливыми  глазами,
читал характеристики, отзывы знавших его людей. Инженер, характеризуется
положительно. Замкнут, иногда вспыльчив - Очень тяжело пережил развод  -
болел, хандрил, даже начинал пить, но это у него не  получалось.  Хорошо
плавал, уверенно чувствовал себя в воде. Между строк отчетливо проступа-
ла никем прямо не высказанная мысль о самоубийстве.
   Допрошенная в числе других свидетелей, Нежинская на вопрос о  возмож-
ности самоубийства четкого ответа не дала, но пояснила, что муж  страдал
нервными срывами и от него всего можно было ожидать.
   Уже неделю механизм следствия крутился вхолостую, такого в моей прак-
тике еще не бывало.
   На невысокую результативность и намекнул Фролов после  утреннего  се-
лектора:
   - Скучаешь? Съезди с Широковым на задержание, помоги ОБХСС да  прогу-
ляйся заодно, а то совсем мохом обрастешь!
   В дежурке получили оружие. Расхитители - народ спокойный, не  то  что
наши подопечные, и все же ухо с ними надо держать востро: слишком  много
теряют при проигрыше и тогда могут быть опасны, ни перед чем не  остано-
вятся, куда там хулигану или грабителю!
   Широков, видно, о том же думал, в машине спросил:
   - Помнишь Чигина?
   - Помню.
   Замдиректора   магазина,   кругленький,   добродушный.   Проворовался
по-крупному, когда за ним пришли, встретил  оперативников,  как  дорогих
гостей, посадил на диван в гостиной, чуть ли не чаем угощал, а сам  стал
собираться. Побрился, портфель сложил, потом зашел в спальню,  переодел-
ся, положил в карман паспорт на чужое имя, пачку денег, застрелил  обоих
- и поминай как звали. Ребята молодые, начинающие, расслабились...
   Давняя история. Уже лет десять, как расстреляли этого Чигина,  а  вот
гляди-ка, помнится, не забывается. Намертво вошла в  анналы  оперативной
работы как пример недопустимости подобных ошибок.
   - А Косовалокову помнишь?
   Широков улыбнулся:
   - Только подумал.
   Тоже давний пример и тоже памятный. Старухасамогонщица во время обыс-
ка обварила кипятком участкового.
   - Об одном и том же думаем, старик. Есть всетаки телепатия!
   Широков не был расположен к разговорам, лежал, развалясь на  сиденье,
глаза прикрыл - думает. Оно и понятно: у меня чисто техническая, обеспе-
чивающая функция, предстоящая работа полностью ложилась на него.
   Когда мы приехали, на трикотажной фабрике  шло  собрание  по  вопросу
сохранности соцсобственности. Как раз выступал директор - Андреевич, би-
чевал группу расхитителей, действовавшую здесь несколько лет. Увидев Ши-
рокова, он удвоил энергию, заклеймил позором всех, кто халатно относится
к сохранности народного добра, и себя не пожалел - покаялся  в  благоду-
шии, доверчивости, но тут же заверил: с этим покончено,  железной  рукой
наведем порядок, личный контроль и все такое. Зал аплодировал.
   Потом мы втроем прошли к Бадаеву в кабинет, Широков положил перед ним
постановление об аресте, ощупал карманы, осмотрел сейф и ящики стола.
   Алексей Андреевич вначале возмутился, к телефону бросился,  фамилиями
ответственными пугал, потом сник, как будто стержень из него вытащили.
   - Оговорили, сволочи, - сипло произнес он. - Только я тут ни при чем,
сами убедитесь...
   Выходил из кабинета он уже не тем человеком, которым вошел в него со-
рок минут назад.
   С фабрики поехали к Бадаеву на дачу, и, когда выкопали из клумбы  две
литровые банки, туго набитые крупными купюрами, с ним произошло еще одно
превращение: на глазах осунулся, постарел, даже ростом меньше стал.
   - Оболгали, подкинули, - монотонно, как автомат, бормотал он, не вни-
кая в смысл произносимого. - Руководитель всегда за всех отвечает...
   Потом мы отвезли Бадаева в прокуратуру. Я стал у окна, Широков -  по-
зади стула допрашиваемого, как положено, тот еще ощущал себя директором,
косился непонимающе, но в мыслях у него  был  хаос,  глаза  беспокойные,
оторопевшие, и видел он все не так, как мы: и стандартный казенно пахну-
щий кабинет, и зеленую листву за окошком, и следователя,  молодого  еще,
но цепкого, с тремя звездочками юриста второго класса в петлицах,  кото-
рый коротко рассказал Бадаеву, как обстоят его дела.
   А обстояли они скверно. Его зам оказался человеком ушлым и дальновид-
ным: сохранял все записочки, документы на  "левый"  товар  с  бадаевской
подписью да еще переписывал номера купюр, когда  отдавал  директору  его
долю. А пришло время отвечать, он все это на свет Божий и вытянул -  лю-
буйтесь, мол, не я здесь главный, меня прямой начальник вовлек, с него и
основной спрос! Паскудная публика, подленькая, эти друзья - расхитители.
   Деваться Бадаеву было некуда, но он от всего отказался, даже от  под-
писей собственноручных отперся и только повторял, что это происки недру-
гов, дескать, запугать, грязью замарать кого угодно можно.
   В машине Бадаев заплакал:
   - Как же так, столько лет на руководящей работе, грамоты,  премии,  и
все коту под хвост? Оказывается, вор я, преступник... Да  где  же  тогда
справедливость?
   Тягостная сцена. Воры, мошенники, грабители - тоже справедливости хо-
тят, требуют даже. Только справедливость для них заключается в том, что-
бы можно было красть и грабить сколько угодно, в любое  время  суток,  у
кого захочется и при этом оставаться безнаказанными. А гак,  к  счастью,
почти никогда не бывает.
   Когда мы сдали арестованного в следственный изолятор  и  возвращались
обратно, Широков неожиданно спросил:
   - А ведь тебе стало жаль Бадаева?
   - Пожалуй. Когда задерживаешь убийцу или насильника -  все  на  своих
местах. А тут вроде бы приличный человек...
   - Вид респектабельный: костюмчик финский, рубашка крахмальная,  галс-
тук выглаженный, а выбрит как! Бритва у него "Браун" - из  "Березки",  -
медленно продолжил Широков. - Да если бы только это! Авторитеиный  руко-
водитель, хороший семьянин, куча благодарностей. Собрания проводил, обя-
зательства брал, речи пламенные произносил! Душой за производство болел,
фонды на реконструкцию выбивал, станочный парк обновлял! Вот что  страш-
но! В кабинете своем за одним столом начальников цехов, охрану  инструк-
тировал насчет контроля, бдительности, а потом с  шайкой  своей  делишки
грязные обсуждал. Одной ручкой благодарности передовикам производства  и
липовые наряды подписывал. Ну да кабинет, стол, - ерунда. А  сам-то  он,
сам - тоже один: то в президиуме заседает, то о сбыте левака договарива-
ется, то с трибуны правильные слова говорит, то в подсобке,  в  закутке,
деньги за украденное получает! Ты знаешь, сколько работаю, а  привыкнуть
к такому не могу. Иногда думаю: вот найти бы у него в  мозгу  участочек,
откуда все идет, облучить рентгеном, ультразвуком, вырезать, наконец,  к
чертовой матери, и готово - выздоровел человек!
   - Что ж, он - больной, по-твоему?
   Широков невесело усмехнулся:
   - Это я для примера. Нету, конечно,  вредоносного  кусочка  в  мозге,
есть натура двойная - одна для всех, другая - для себя да для таких  же,
как сам, которых не стыдишься. Оборотни. Знаешь, что интересно:  бадаевы
поначалу всегда отпираются. По инерции. Стыдно. Надеются, что до  второй
их натуры не докопаются, обойдется. Потом очные ставки, экспертизы,  ре-
визии, все дерьмо и выплыло, для следователя ты  как  на  ладони,  отпи-
раться глупо, надо срок сматывать, тогда и пойдут "чистосердечные" приз-
нания да задушевные разговоры. Когда следователь про тебя  и  так  много
знает, признаваться легче...
   А в суде по-другому оборачивается: здесь не наедине беседуют - судьи,
прокурор, адвокаты, публика в зале - родственники, соседи, друзья,  сос-
луживцы. И принародно надо свое грязное белье выворачивать: так, мол,  и
так, вор я, мерзавец, негодяй... Стыдно. И в  обратную  сторону  картина
завертелась: я не я, хата не моя, следователь заставлял, запугивал, а  я
писал, протоколы подписывал, не читая, ну знаешь, обычная шарманка.
   А процесс идет, и вот оно - бельишко-то твое срамное,  куда  от  него
денешься, и слушают все, узнают твою вторую натуру, а коли  так  -  чего
стыдиться, опять каяться надо. Когда есть привычка к  лицедейству,  нет-
рудно наизнанку выворачиваться: признался, отказался, снова признался...
Что выгодно - то и правда, что невыгодно - то и ложь.  Нет,  не  кусочек
мозга - у них каждая клеточка заражена, ни ультразвук, ни  скальпель  не
помогут...
   - Ты мне так подробно про вторую натуру рассказал,  что  можно  поду-
мать, мои разбойники в лесах живут, а по ночам на большую дорогу с  кис-
тенем выходят.
   - Да это я в запале. - Широков махнул рукой. - Твои  тоже  нормальных
людей из себя разыгрывают. Только знаешь, расхитители,  взяточники,  они
куда как больше боятся, чтобы про их  второе  лицо  не  узнали.  Сможешь
сформулировать - отчего?
   - Чего ж не смочь. Я Ваньку Крюка две недели гонял, схватил наконец в
каком-то проходном дворе, и первое, что он сказал: "За мной только  один
магазин, а больше ничего и не цепляйте". А ты своего Бадаева прямо в ка-
бинете взял, и он тебе совсем другое пел: "Руководитель я,  оболгали..."
Вот и разница. Одному падать с чердака на нары, другому - с небес в пре-
исподнюю. Да и маскировка-то у них разная: Крюк изображает "не вора",  а
Бадаев твой - порядочного человека.
   - Вот это особенно противно. Завтра он, конечно, начнет "колоться"  и
обязательно найдет для себя чтонибудь в оправдание.  Или  обманули  его,
или впутали, или соблазнили, или запугали... А сам он хороший, не такой,
как другие...
   - А ты вообще видел хоть одного преступника, который считал  бы  себя
хуже других, не оправдывал бы то, что он сделал? Лично я не видел.  Даже
всякая опустившаяся пьянь - ворье, бродяги и то  находят  кого-то  более
жалкого, грязного и вонючего, у кого больше трясутся руки, кто  совершил
еще более мерзостную  пакость  и  на  кого  можно  презрительно  указать
пальцем сверху вниз! Разве кто-то из них судит себя полной мерой?
   - А Волопасский?
   Вопрос прозвучал неожиданно и сбил меня с мысли.
   Действительно, Волопасский...
   Его знали и я, и Широков - высокого, крепкого, импозантного мужчину с
густой,  чуй"  начинающей  седеть  шевелюрой.  Завсегдатай   ресторанов,
большой любитель скачек, уверенный, напористый, умеющий постоять за себя
в споре, ссоре, а если понадобится, то и в драке. Со звучным и необычным
именем Цезарь.
   Когда-то он учился в юридическом, его отчисляли за пропуски и неуспе-
ваемость, потом восстанавливали, и никто уже не  помнил,  получил  он  в
конце концов диплом или нет.
   В последние годы Цезарь Волопасский возглавлял самодеятельные  строи-
тельные бригады, работавшие по договорам в колхозах области.  Его  шибай
возводили коровники, асфальтировали тока, ставили навесы над  площадками
для хранения техники. Работа шла аккордно, от зари до зари,  не  обходи-
лось и без приписок, на которые в таких случаях заказчики смотрят сквозь
пальцы: лишь бы получить в срок готовый объект.
   Сам Волопасский не брал в руки инструмента, иногда неделями вообще не
появлялся на стройке - у него были иные функции. Он называл их организа-
ционно-управленческими. С солидной кожаной  папкой,  набитой  рекоменда-
тельными письмами колхозов, ходатайствами районных организаций,  чистыми
бланками с оттиском печати, на которых можно было за несколько минут из-
готовить нужное в данной ситуации письмо. Цезарь Волопасский  представи-
тельствовал в областных учреждениях, выбивая технику, фонды,  строймате-
риалы.
   Веселый, остроумный и обаятельный, он быстро сходился с людьми,  про-
изводил приятное впечатление, и там, где он один раз побывал, потом  его
встречали как хорошего знакомого.
   Цезарь постоянно расширял круг знакомств и делал это в первую очередь
в силу общительной натуры, а уже во вторую - с расчетом, что  в  будущем
каждое знакомство может оказаться полезным. Он не забывал однокашников -
некоторые уже занимали ответственные должности, и неопределенность  рода
занятий бывшего соученика их смущала, но, в конце концов, ничем противо-
законным он не занимался, с просьбами не обращался, хлопот не доставлял,
напротив - прекрасно организовывал рыбалку с ухой, мог раздобыть  лицен-
зию на отстрел кабана, знал нескончаемое число тостов, блестяще вел стол
- почему не потрафить старой дружбе?
   В охотничье-рыболовных к