нежилетах,   надетых   поверх
гражданской одежды. Один держал автомат, второй размахивал  пистолетом.  Они
долго смотрели в сторону уехавшего "жигуленка", потом тот, что с пистолетом,
достал рацию и начал что-то возбужденно говорить в микрофон.
   Оцепенение за столом прошло.
   - Где же твое оцепление? Где засады? - угрюмо спросил  Большой,  и  Лысый
согласно кивнул.
   - Зачем ты нас позвал? Смотреть, как ребят убивают? -  Битый  Нос  встал,
пошарил в карманах и бросил на скатерть несколько десятитысячных купюр. Муса
Старший сделал то же самое. И остальные вытащили  деньги,  расплачиваясь  за
стол, на который они были приглашены.
   Бузуртанов опустил голову и покраснел. Это было выражение пренебрежения к
гостеприимству, оскорбление хозяина.
   - Я сегодня же уезжаю, - нервно произнес  один  из  приезжих.  -  Если  в
Москве так наших шлепают, лучше в республике останусь.
   - Я тоже, - согласился второй. - Жизнь дороже денег.  Али  Шерипов  пожал
плечами и ничего не сказал. Вынув пятидесятитысячную банкноту, он добавил ее
к остальным.
   Оставшись один, Бузуртанов в тяжелой задумчивости сидел  за  оскверненным
столом, невидящим взглядом уставясь на улицу, где грузили  в  черные  машины
спецкоммун-хоза шесть трупов. Только что он потерял намус*.
   Русаки пришли не на "стрелку". Они знали, что их ждет засада.  И  явились
мстить. Дерзко, демонстративно  и  вызывающе.  Совершенно  ясно,  что  менты
продали Ваху конкурентам. Может, те больше заплатили, может, у них  взаимные
обязательства. Все это роли не играет. Важно одно - Ильяс Бузуртанов  выбрал
неправильный путь. Кровь шестерых чеченцев  на  нем.  Его  будут  проклинать
родственники погибших, друзья, односельчане. До мести дело не дой-дет  -  не
он прямой виновник убийства, но руки никто не подаст, приедешь на  родину  -
люди станут отворачиваться при встрече. По  всей  республике  пойдет  гулять
молва, как Бузуртанов подставил ребят под пули,  да  еще  посадил  восьмерых
единоверцев за стол полюбоваться этим зрели-щем.
   "Это какой Бузуртанов? Имрана сын? Руслана Бузуртанова внук? Ну  и  ишак!
Как его с такой тупой головой земля носит?"
   Ильяс замычал, заскрипел зубами. На весь род Бузуртановых  позор  падает!
Что скажет огец, старший брат, дядя Иса, старики...
   Отставив рюмку, он налил водку  в  фужер  для  воды,  запрокинув  крупную
голову, быстро выпил. Пролившиеся мимо рта струйки сорокаградусной  жидкости
побежали  по  небритому,  выступающему  вперед  подбородку,  заросшей   шее,
дергающемуся  вверх-вниз  острому  кадыку,  капнули  на  белую   сорочку   и
ярко-красный  галстук.  Полные,  того  же  цвета,  что   и   галстук,   губы
искривились, но закусывать он не стал,  только  вытер  влажный  рот  тыльной
стороной ладони.
   Потерявший лицо японец делает себе харакири, посмертно возвращая уважение
окружающих. Аллах запрещает самоубийства, поэтому утративший намус горец  не
кончает с собой,  но  должен  придумать,  как  какой-то  отчаянной  выходкой
восстановить мужское достоинство.
   Когда Ильяс был совсем маленьким, сельчане на годекане* затеяли борьбу, и
признанный богатырь Тяжелый Ахмед, как всегда, победил всех  соперников.  Но
во время последней схватки уставший Ахмед  испустил  неприличный  звук.  При
стариках, при  многочисленных  зрителях,  при  женщинах...  Казалось,  намус
потерян навсегда. Но покрасневший и потный то ли от борьбы, то ли  от  стыда
Ахмед нашел выход.
   - Как ты смел так опозорить меня? - сурово обратился он к своему заду.  -
За это я тебя жестоко накажу!
   Вставив кинжал  ручкой  между  камнями,  он  с  размаху  сел  на  острие.
Потерявшего сознание, истекающего кровью  богатыря  погрузили  на  телегу  и
увезли в больницу. Месяц спустя он  вернулся.  К  этому  времени  эпизод  на
годекане имел однозначную интерпретацию, зад Тяжелого Ахмеда оскорбил своего
хозяина, за что и претерпел тяжкое наказание. Сам Ахмед ни в чем не виноват,
честь его не пострадала,
   Вспомнив  Тяжелого  Ахмеда,  Ильяс  снова  заскрежетал  зубами.   Там   -
непристойный звук, а  тут  -  шесть  убитых!  Значит,  надо  себе  руки-ноги
отрубать, глаза выкалывать, язык отрезать...
   Бузуртанов налил еще фужер,  поднес  ко  рту,  но  внезапно  передумал  и
поставил обратно на стол. Пить надо с друзьями, родственниками, соседями,  в
атмосфере дружеского общения, с тостами, шутками, песнями.  Только  неверные
глотают водку с  горя  в  одиночестве.  Ильяс  никогда  не  чувствовал  себя
одиноким. У него было шесть братьев, куча дядьев, много друзей... Сейчас  он
оказался оторванным от всех и ощутил, что не может так  существовать.  Горец
без своего клана - никто.
   "Надо отомстить, - пришла  привычная  мысль.  -  И  тем,  кто  убивал,  и
продажным ментам. Пусть потом делают с ним, что хотят. Месть восстанавливает
намус..."
   Тяжело поднявшись,  Бузуртанов  последний  раз  взглянул  в  окно.  Трупы
увезли,  люди  в  форме  и  в  штатском  что-то   меряли,   фотографировали,
записывали. Оттолкнувшись ладонями от стола, Ильяс развернулся  и  нетвердой
походкой двинулся к выходу. Официант незаметно наблюдал за ним, и лишь когда
страшный посетитель спустился по лестнице, он решился выйти из  укрытия.  На
скатерти тут и там между тарелками лежали деньги.
   "Чудно! - подумал халдей, собирая купюры.  -  Обычай  такой  у  них,  что
ли..."
   Пересчитав оставленную сумму, официант пришел  в  прекрасное  настроение.
Больше, чем стоил бы весь стол, а он подал  только  закуски,  горячее  уйдет
другим клиентам. Значит, сегодня он в наваре. Смена  начиналась  удачно.  За
окном, правда, стреляли, но сейчас в Москве каждый день стреляют. Главное, в
ресторан не попали, даже стекол не разбили. Спрятав деньги в карман,  халдей
улыбнулся.
   По крайней мере один человек  из  причастных  к  организованному  Ильясом
Бузуртановым застолью остался им доволен.

   Инспектор Иорданидис аккуратно  вложил  в  досье  поступившие  документы.
Отчет группы негласного наблюдения. Три сообщения информаторов. Составленная
им самим аналитическая справка.
   Влакос не отрываясь просматривал свои  бумаги.  Судя  по  их  количеству,
контрразведчик не терял времени даром.
   - Держи, Грегорис! - Полицейский перебросил досье на соседний стол.
   - Угу. - Влакос по-прежнему не поднимал головы.
   - В деле появился новый фигурант. - Андреас отки-нулся на  спинку  стула,
заложив руки за голову. - Некто Христофор Григориадис...
   - Кто?! - вскинулся контрразведчик.
   - Христофор Григориадис, - повторил инспектор. -  Живет  на  Миконосе,  в
своей вилле, достаточно богат,  имеет  широкие  контакты  с  самыми  разными
людьми. Вчера  к  нему  приходил  Адам.  Ну,  тот  парень,  который  выловил
акваланг. А что, вы уже встречали это имя?  -  Пожалуй,  нет...  -  На  лице
Влакоса отразилось усилие воспоминания. - Григориадис... Точно нет.
   Но, отложив свои бумаги, он тут же занялся изучением полицейского  досье.
Христофор Григориадис был хорошо знаком контрразведке Республики Греция  как
многолетний резидент американцев в островной зоне. Но каким боком ЦРУ  может
быть завязано в этой истории?
   Бегло, но внимательно просмотрев документы, Влакос ненадолго задумался.
   - А этот гость, мистер Кордэйл, когда он объявился у Христофора?
   Иорданидис улыбнулся.
   - Именно тогда. Но... он гражданин США, паспорт выдан консульским отделом
американского посольства.
   - Это меняет  дело.  -  Контрразведчик  кивнул,  будто  снимая  вопрос  с
повестки дня. На самом деле он хорошо  знал,  что  резидент  ЦРУ  может  без
особого труда получить  американский  паспорт  для  представляющего  интерес
человека.
   В лежащей перед ним бумаге сообщалось о бегстве за границу  генерала  КГБ
Верлинова, прикладывалась биографическая  справка  на  перебежчика.  Матерый
кит!  Такой   представляет   несомненный   интерес   для   разведки   любого
государства...
   - Знаешь что, Андреас... - Влакос немного помедлил, но закончил фразу:  -
Надо  присмотреться  к  гостю  господина  Григориадиса.  Возможно,  придется
негласно обследовать виллу и яхту досточтимого Христофора.
   - Только что ты говорил совершенно другое, - удивился полицейский.
   - Я на миг забыл, что  мы  работаем  в  одной  упряжке.  Не  обижайся!  -
Контрразведчик обаятельно улыбнулся.
   Пока Иорданидис  плел  паутину  агентурной  сети  вокруг  владельца  яхты
"Мария",  Влакос  запросил  по  своим  каналам  материалы  о  прошлой  жизни
Григориадиса. Но архивы греческой контрразведки не идут ни в какое сравнение
с  секретными  хранилищами  ведущих   мировых   спецслужб,   поэтому   куцая
биографическая справка  явилась  единственным  итогом  проведенного  поиска.
Поскольку  девяносто  процентов  уличающей   информации   добывается   путем
наружного  наблюдения,  прослушивания   телефонных   линий   и   агентурными
разработками, Влакос обосновал необходимость применения всех этих методов  к
офицеру ЦРУ, действующему под "крышей" американского посольства.
   Этим офицером являлся  Роберт  Смит,  сосланный  в  Афины  после  провала
секретной  миссии  в  Москве.  Там   он   должен   был   добыть   материалы,
подтверждающие   причастность   русских   спецслужб   к   землетрясению    в
Сан-Франциско. Поскольку Смит собирался закончить активную  разведывательную
деятельность,  связанную  с  риском  получить  десять-двадцать  лет  тюрьмы,
превратиться в неопознанный труп или просто бесследно  исчезнуть,  то  успех
операции должен  был  послужить  пропуском  в  безопасный  уют  центрального
аппарата.  Он  очень  старался  и  думал,  что  не  допустил  ошибок.  Через
проверенного  агента  под  псевдонимом  Проводник  он  заполучил  совершенно
секретный   отчет   российской   разведки   и   видеозапись,   неопровержимо
свидетельствующие о том, что землетрясение вызвано русскими.
   Но, вернувшись с "холода"*, Роберт Смит не стал триумфатором, наоборот  -
пережил сильнейшее в жизни унижение.  Потому  что  собравшиеся  на  просмотр
уникальной видеоленты коллеги во главе с начальником русского отдела  вместо
агентов, закладывающих подземный фугас в пустыне Мохаве,  увидели  заурядную
московскую проститутку,  занимающуюся  групповым  сексом  с  двумя  парнями.
Почему Проводник подменил кассету, так и осталось для Смита загадкой, однако
вместо Лэнгли он оказался в Афинах, и то только потому,  что  из-за  болезни
печени Африка была ему противопоказана.
   Разведчик считал себя несправедливо наказанным, впрочем, если бы он знал,
что  Проводник  являлся  агентом  КГБ  по   прозвищу   Асмодей,   специально
подведенным к нему для передачи дезинформации, то он изменил бы мнение.  При
всех своих недостатках  Смит  обладал  трезвым  умом  и  самокритичностью  -
качествами, отличающими настоящего профессионала. Он не спился, не  окунулся
в водоворот разврата, ибо именно так  кончают  неудачники,  а  он  вовсе  не
поставил крест на карьере, надеясь, что фор-туна еще даст  шанс  отличиться.
Трупы неизвестных аква-лангистов и  подводная  лодка-"малютка"  стали  таким
шансом.
   Роберт  Смит  был  подтянутым  и  стройным,  с   развитой   мускулатурой,
удлиненным, всегда загорелым лицом, на котором почти  не  выделялись  мелкие
морщины, пожалуй, слишком многочисленные для сорокапятилетнего человека. Всю
жизнь он работал под "крышей" журналиста, сейчас же занимал традиционную для
людей его профессии должность третьего секретаря посольства.
   Заперевшись в служебном кабинете, охраняемом специальным  постом  морских
пехотинцев США,  разведчик  вставил  в  компьютер  только  что  доставленную
диппочтой дискету, привычно пробежался по клавиатуре, ввел  пароль.  Секунду
дисплей оставался чистым,  потом  подернулся  рябью,  сложившейся  в  буквы:
"Григориадис Христофор, родился в тысяча девятьсот тридцать четвертом году в
Салониках... Отец... Мать...  С  тысяча  девятьсот  пятьдесят  шестого  года
оказывал разовые услуги офицеру ЦРУ Майклу  Фостеру,  с  пятьдесят  восьмого
привлечен к  постоянному  сотрудничеству,  при  оформлении  конфиденциальных
отно-шений избрал себе псевдоним Джентльмен..."
   Электронное досье содержало обширную  информацию  о  Григориадисе.  Черты
характера, привычки и наклонности, особенности личности,  сильные  и  слабые
стороны, вкусы,  пристрастия,  связи,  привязанности...  Во  втором  разделе
фиксировалась работа агента: все  операции,  проведенные  им  лично,  с  его
участием, либо о которых он был  осведомлен.  Неоценимое  подспорье  сектору
внутренней безопасности при поиске предателя в  случае  провала.  А  провалы
любого, чей путь  хотя  бы  однажды  пересекался  с  Джентльменом,  даже  не
провалы,  а  просто  подозрительные   факты,   странности,   случайности   и
совпадения, которые так не любят в разведке, - находили отражение в  третьем
разделе.
   Его Смит изучал с особым вниманием, хотя количество материала  не  давало
особого простора для размышлений.  В  1960-м  Джентльмен  передавал  коды  и
инструкции нелегалу в Риме, в то же самое время там находилась  его  близкая
приятельница Доминика Фрейзен из ФРГ, они встретились в "Хилтоне" и  провели
вместе три дня. Об этом факте Христофор ничего не сообщил в отчете. Проверка
Фрейзен не выявила ее  связей  с  какими-либо  спецслужбами,  нелегал  после
проведенной "моменталки"* никаких осложнений не имел.
   В 1968-м Джентльмена направили в Измир для восстановления контактов с  не
вышедшим на связь  агентом.  Однако  поиск  оказался  безуспешным,  а  через
несколько дней труп агента обнаружила турецкая полиция.
   В 1970-м он должен был передать крупную  сумму  денег  члену  британского
парламента, но стал жертвой  гостиничной  кражи,  в  связи  с  чем  операция
сорвалась, а оскорбленный лорд прекратил сотрудничество с ЦРУ.
   В 1974-м в Москве направленный для съема контейнера Джентльмен пропал,  и
лишь через сутки его обнаружили в больнице с разбитой головой и  обчищенного
до нитки. Контейнер снял другой человек, в нем  оказалась  разведин-формация
средней  степени  важности,  а  через  некоторое  время  московского  агента
арестовал КГБ, впоследствии его расстреляли.
   С 1975-го Григориадис отказывается выезжать в Россию и с большой неохотой
относится к заданиям за пределами территории Греции.
   Смиту не понравился эпизод семьдесят четвертою года, и он послал запрос в
московскую резидентуру. Через сорок восемь часов пришел ответ. За  нападение
на господина Григориадиса разбойная  группа  в  составе  трех  человек  была
осуждена  к  различным  срокам  наказания:  от  двух  до  пяти  лет.  Но   в
информационном центре МВД России сведения о судимости этих лиц не  значатся.
В адресном бюро данные на них отсутствуют как на момент проверки, так  и  на
1974  год.  Расстрелянный  агент  Борисовский  работал   в   Управлении   по
строительству специальных объектов.
   Роберт Смит  откинулся  на  спинку  хромированного  офисного  кресла.  За
несколько дней ожидания  он  измотался  и  похудел.  Но  результат,  похоже,
превзойдет все ожидания.
   В КГБ линию специальных  объектов  курировал  полковник,  а  впоследствии
генерал, Верлинов. Тот самый, который недавно  бежал  из  России,  прихватив
сверхважные докумен-ты. Время бегства совпадает со временем убийства русских
аквалангистов. И  с  появлением  у  Джентльмена  гостя,  кото-рому  оказался
необходим американский паспорт.
   Разведчик вызвал на  левую  часть  экрана  фотографию  Роберта  Кордэйла.
Поскольку данные на всех более-менее  заметных  сотрудников  КГБ  имеются  в
любой резидентуре, ему не составило труда вызвать на  правую  часть  портрет
генерала Верлинова. Как он и предполагал, перед ним оказались снимки  одного
человека.

   Магомета Тепкоева трудно было чем-то удивить, но Леме это удалось.
   - Вот такая хуйня...
   Всего лишь одно слово, заимствованное из  великого  и  могучего  русского
языка, передавало таинственную непостижимость явления,  с  которым  пришлось
столкнуться. Терлоев ткнул рукой в стальной лист, для лучшего обзора оторвал
несколько досок, провел пальцем по рядам заклепок и отступил в сторону. Лема
сделал свое дело -  привел  старшего,  теперь  разбираться  с  бронированным
пивным ларьком должен был он.
   С непроницаемым лицом Магомет обошел  странное  сооружение  вокруг.  Лечи
держался у него за спиной, чувствуя, что настроение  шефа  не  сулит  ничего
хорошего. Только что Арсен  Татаев  сообщил  о  бойне  в  Останкине,  следом
позвонили  Хуссейн,  Магомед  Большой  и  Хозе.  Авторитеты   были   всерьез
обеспокоены. Спускать такое нельзя, ни одна из московских, да и любых других
группировок не допускает безнаказанного уничтожения своих членов.  Ни  одна.
За исключением слабых и нерешительных, обреченных на гибель или заглатывание
более мощными сообществами.
   А чеченцы известны особой щепетильностью в этом вопросе. Потому что закон
гор гласит: кровь любого  из  членов  рода  искупается  только  кровью  рода
обидчика.
   Магомету Тепкоеву обычай кровной мести был известен  не  понаслышке.  Ему
едва исполнилось семь лет, когда Иса Бакаев застрелил дядю  Ваху.  Застрелил
не нарочно: оба сидели в компании,  мирно  выпивали,  закусывали,  курили  и
разговаривали; когда все разгорячились и  пришла  пора  откровенности,  дядя
Ваха  вытащил  из-за  пояса  недавно  купленный  "харбук"   -   однозарядный
пистолет-переломку, показал друзьям, те покивали одобрительно  головами,  но
особого интереса не выказали, как и подобает настоящим мужчинам. То  ли  Иса
опьянел чрезмерно, то ли заворожила его смертоносная игрушка, только он  про
выдержку забыл и протянул руку: мол, дай посмотреть...
   Дядя Ваха чуть помедлил, но отказать не смог:  раз  один  мужчина  просит
другого, то, наверное, знает, что делает. Протянул  изогнутой,  не  успевшей
стереться ручкой вперед - смотри... Иса схватил оружие - крутил, вертел,  то
в окно прицелился, то в телевизор,  курок  взвел,  спустил,  опять  взвел...
Неожиданно грохнул выстрел.
   "Харбуки"  заряжаются  самодельными  патронами:  винтовочная   гильза   с
отпиленным дульцем набивается порохом, а сверху  вдавливается  круглая  пуля
диаметром двенадцать миллиметров. На близком  расстоянии  эффект  ужасающий,
так и задумано: заряд-то один, должно хватить наверняка.  Дядя  Ваха  небось
рассчитывал в случае чего любого врага уложить. Но не предполагал,  что  сам
получит пулю в живот с полутора метров.
   Правда, если говорить точно, то Иса его не застрелил. Отвезли дядю Ваху в
больницу, сделали операцию, ребята с милицией все уладили:  дескать,  кто-то
незнакомый подскочил, пальнул и убежал, даже "харбук" не отдали - вещь денег
стоит, поправится Ваха, пусть пользуется.
   Так все хорошо складывалось, что  решили  это  дело  отметить.  Взял  Иса
коньяку, водки, мяса, помидоров и завалился с  друзьями  в  больницу.  Врачи
поначалу протестовали, но и с ними договорились: что плохого,  если  мужчины
раненого товарища проведают? Какой тут вред? Никакого, одна польза.
   Ваха лежит бледный, весь в трубках: одна в вене торчит, две из  живота...
Но ребятам обрадовался, коньяку выпил,  помидорчиком  закусил,  разрозовелся
даже, повеселел. Все бы хорошо, только хмель в  голову  ударил,  заело  его:
почему, какие-то шланги из меня торчат, у мужчины  так  быть  не  должно!  И
вырвал все трубки к шайтану, под кровать забро-сил, еще коньяку попросил, но
выпить не успел, упал на подушки, захрипел, потерял  сознание...  А  к  ночи
умер.
   Вот тут-то дело  и  приняло  другой  оборот.  Родственники  в  детали  не
вдавались. Кто выстрелил? Иса. От чего умер? От выстрела. Значит,  объявляем
месть Исе! Все правильно, все по закону. А  Иса  в  подвал  залез,  живет  в
подвале: ест, спит, иногда ночью во двор выходит, гуляет.
   В семье Тепкоевых это обсуждали:
   - Все сидит в подполе?
   - Сидит. Почти год прошел. Интересно, сколько высидит...
   - А почему братья Вахи к нему в подвал не придут?  -  встревал  маленький
Магомет. - Нельзя э