отрел на Мамонтова,
потом подошел к окну. За стеклом яркие  ртутные  фонари  освещали  пустынный
Магистральный проспект. Было около часу ночи.
   - Это меняет дело, - Смирнов снова посмотрел на Мамонтова,  сделал  жест,
который должен был означать: "Ничего не поделаешь - дело выше личных  обид",
и сел за свой стол.
   - Тогда отдавай его идеологам, пусть берут на связь и используют по своей
линии. А если заупрямится -  передать  в  милицию  никогда  не  поздно.  Вон
Константин Иванович проследит, - шеф напоследок решил подсластить пилюлю.
   Мамонтов потрогал ушибленную ногу.
   - Это точно. Я очень тщательно прослежу...

   * * *

   - Имя, фамилия, год и место рождения?
   Сергей ответил. Нехотя, будто преодолевая себя. У него сильно разболелась
голова и заложило левое ухо. Больше всего на свете  хотелось  выпить  стакан
водки и лечь спать.
   - Адрес? С кем проживаешь?
   Действие пошло по второму кругу,  будто  заело  иголку  проигрывателя  на
заезженной пластинке.
   - Образование? Род занятий? В армии служил?
   Вопросы были те же самые, хотя задавал их другой человек. Он  выпадал  из
принятого здесь стандарта: худощавый, сутулый, вытянутое  треугольное  лицо,
застывшее в унылой фимасе.
   "Капитан Агеев", - буркнул он, войдя в комнату, и тут же нацелился тускло
блестящей ручкой в  лист  бумаги.  Похоже,  сам  Курлов  его  совершенно  не
интересовал, интересовало только то, что он скажет.
   - Значит, не захотел отдать Родине воинский долг? - капитан  понимающе  и
скорбно покивал головой. - Пусть в  рабоче-крестьянской  армии  служат  дети
рабочих и крестьян? Так, да?
   "Натуральный Кафка, - подумал Сергей. Он  не  мог  похвастать  чрезмерной
начитанностью, но "Замок" входил в  учебную  программу.  -  А  потом  придет
следующий и будет задавать те же вопросы и так же реагировать на них,  потом
еще один, и так без конца..."
   - А почему не захотел послужить? - продолжал развивать  тему  капитан.  У
него были неопределенного цвета волосы и глаза, морщинистый лоб  и  большие,
оттопыренные в верхней части уши. С одинаковым успехом ему можно было дать и
тридцать  два,  и  сорок  четыре  года.  -  Может,  есть  какие-то   идейные
соображения?
   - Портянки нюхать не захотел. Это идея?
   - Может быть, может быть... А в  семье  как  относились  к  службе?  Отец
одобрил твое решение? Какова вообще идейная атмосфера в семье?
   - Это наше сугубо внутреннее дело, - сказал Сергей. - Еще вопросы есть?
   Он  чувствовал,  что  кафкианская  машина  дознания  медленно,  но  верно
затягивает его в свое липкое, душное, отвратительно пахнущее нутро, и  решил
изменить тактику. Если вести себя уверенно и грубо, они присмиреют. В  конце
концов, отец действительно не последний человек в городе.  А  он  совершенно
безвинно попал в дурацкую ситуацию и по ошибке поколотил этих оглоедов!
   Капитан отодвинул лист бумаги. Оказывается, он не записал ни слова,  лишь
черкал ручкой для виду, каракули какие-то выводил. Сейчас Сергей рассмотрел,
что это были не просто каракули, - на  листке,  распялив  в  стороны  полные
ноги,  расположилась  голая  дама   со   стрижкой   "каре".   Кажется,   она
стимулировала себя пальцем.
   - Пикассо, - сказал Сергей.
   Капитан тяжело вздохнул.
   - У тебя, парень, начинается полоса крупных неприятностей, - объявил  он,
пропустив реплику мимо ушей.
   - Расстреляете, - дерзко предположил Сергей.
   - Вряд ли. Хотя статья расстрельная,  но  не  настолько  ты  влез  в  это
дело...  Лет   восемь-десять   получишь.   Показательный   процесс,   радио,
телевидение, статьи в газетах. И отец с работы вылетит.
   - Какая расстрельная статья?! - вскинулся Курлов. - Чего на пушку берете!
   - Обыкновенная, шестьдесят четвертая. Измена Родине в форме  шпионажа.  Я
потому и расспрашиваю - как в семье с идеологией...
   Лицо у капитана  сделалось  мягкое,  жалостливое.  Сергей  заставил  себя
широко улыбнуться в ответ. Получилось не очень Натурально, потому  что  губы
были разбиты в лапшу и над левым глазом наросло безобразное мясо.
   - Не пудрите мне  мозги,  товарищ  капитан,  -  сказал  Сергей.  -  Какой
шпионаж? Какая измена Родине?  Я  тихомирно  гулял  с  подругой,  она  пошла
пописать, а тут ваши и налетели из темноты... Маски бандитские, да и рожи не
лучше. Откуда мы знаем - кто, откуда, зачем... Антонину  хватать  стали,  на
землю валить, я заступился. А что мне  оставалось?  Ну  давайте  я  извинюсь
перед ними! Только пусть и передо мной извинятся - все бебихи отбили...
   - Тебе кричали "КГБ", - негромко перебил капитан. - Раз пять.
   - Там много чего кричали, сплошной гвалт стоял. До меня  и  не  дошло,  я
вижу - девку валят, платье задрано до подбородка... Будешь тут  разбирать  -
чего кричат...
   - А пистолет? - вкрадчиво спросил Агеев. - Зачем пистолет схватил?
   - Да случайно вышло! Я его сразу и бросил!
   - Получается, у тебя сплошные случайности.
   - Получается, так, - буркнул Курлов.
   - Только к нам случайно не попадают, -  сочувственно  сказал  капитан.  И
снова сделал жалостливое лицо. - Ты это понимаешь?
   Сергей понял одно - что его пугают. И ему  действительно  стало  страшно.
Откуда-то из-за стенки доносился тупой ритмичный звук и крики; возможно, там
слушали рэп, возможно - кого-то избивали. Часы на руке  капитана  показывали
шесть минут третьего ночи.  Блестящий  конус  капиллярной  ручки  ползал  по
листку бумаги, щедро добавляя растительности в паху полной дамы. Затем внизу
появился мощный фаллос, рядом с ним -  еще  один,  и  еще.  Трехглавый  Змей
Горыныч, чье тело походило на тугую шерстистую мошонку.
   - Здесь нечего и понимать, - сказал Сергей. Он разозлился на  себя  -  за
трусость, и на Агеева, который заставил его эту трусость  ощутить.  -  Мы  с
Антониной сейчас отправимся домой, а через неделю вся ваша шобла  вылетит  с
работы и побежит устраиваться ночными сторожами.
   - Папу подключишь? - просто спросил капитан.
   - Это мое сугубо внутреннее дело.
   - Ясно. Что ж, тогда идем, покажу кое-что.
   Капитан встал и жестом гостеприимного хозяина распахнул дверь. В коридоре
ждал огромный хмурый детина в короткой  кожаной  куртке  и  черных  джинсах.
Подбородок у него был заклеен пластырем.
   - Узнал, сука?! - недобро спросил он. Сергей отшатнулся.
   - Спокойно, Коливатов, - ровным голосом урезонил капитан коллегу и  повел
Курлова куда-то вниз по узкой и  довольно  крутой  лестнице.  Коливатов  шел
следом, черные джинсы терлись между накачанными ногами с противным визгливым
звуком: "вжик-вжик - вжик".
   Через два пролета лестница закончилась, и они оказались в коридоре. Вдоль
влажных холодных стен  тянулась  пунктирная  линия  лампочек  -  сороковок",
теряющаяся гдето вдали; в  нескольких  местах  коридор  разветвлялся,  давая
начало новым и новым бесконечным  пунктирам.  Подвал  был  огромен.  Особняк
Управления походил на дерево, которого под землей куда больше, чем снаружи.
   Перед Курловым раскачивалась в такт шагам сутулая спина  капитана,  сзади
вжикали джинсы Коливатова. Гдето вверху продолжался монотонный рэп с  вялыми
идиотскими выкриками.  Из  бокового  коридора  наперерез  капитану  вынырнул
полный мужчина, молча сунул ему в руки трехдюймовую дискету. Капитан  кивнул
на ходу, спрятал дискету в карман. Мужчина бесшумно растворился в полумраке,
как чеширский кот.
   По пути Сергей насчитал около десятка обитых железом  дверей,  но  ни  на
одной из них не увидел никакого опознавательного знака.
   - Куда идем? - спросил он.
   Капитан неопределенно махнул рукой:
   - Туда.
   Остановились перед девятой дверью. Она ничем не отличалась от  остальных:
железо, масляная краска,  черная  панель  с  клавишами.  Вместо  того  чтобы
отстучать секретный  код  доступа,  капитан  просто  толкнул  дверь,  и  она
открылась.
   Внутри горел яркий белый свет, Сергей невольно зажмурился.  Когда  открыл
глаза, обнаружил себя стоящим  перед  небольшим  окошком  в  боковой  стене.
Толстое стекло было тусклым от пыли и пальцев. Очевидно, с той  стороны  оно
было замаскировано под зеркало или картину.  Во  всяком  случае,  сидящая  в
соседнем кабинете Антонина его не  видела.  Напротив  нее  за  столом  сидел
молодой капитан в военной форме с непривычными  васильковыми  петлицами.  Он
небрежно поигрывал  авторучкой  и  что-то  говорил,  но  толстое  стекло  не
пропускало звуков, только беззвучно открывался и закрывался  рот  на  слегка
веснушчатом лице.
   - Что там? - спросил Сергей Курлов. - Почему ничего не слышно?
   - Сейчас услышишь, - сказал капитан.
   Коливатов отошел  в  сторону,  щелкнул  невидимым  тумблером.  В  комнату
ворвался усиленный динамиками голос следователя.
   - ...У меня уши пухнут, Цигулева,  от  твоего  вранья.  Полная  ерунда  и
бестолковщина, даже стыдно. Неужели Бен-Ави не научил тебя, что  говорить  в
таких случаях?
   - Какой Бен-Ави? - плечи Антонины недоуменно поднялись.
   - Значит, ты ничего не знаешь. Предположим...
   Следователь наклонился и осторожно поставил  на  стол  рыжий  рюкзачок  с
нашлепкой "Дэниел Рей".
   - Тогда объясни, Цигулева, почему ты выбросила вот это?
   - Я же говорю, он требовал у  меня  денег,  этот  бугай...  -  простонала
Антонина. - Сказал: я знаю, тебя сирийцы трахают,  у  тебя  "зеленые"  есть,
колись, сука, иначе хор Пятницкого закажу, раскурочим на  фиг...  А  тут  со
всех сторон налетели, хватать стали, валить... Ну  все,  думаю,  вот  и  хор
прибыл. Мне денег жалко? Да чтоб он подавился,  бугай.  Бросила  подальше  -
хотела бежать, а меня в машину - и сюда...
   - А месячные? Про месячные  ты  ему  ничего  не  сказала?  -  невозмутимо
поинтересовался лейтенант, нашаривая что-то в рюкзачке.
   Девушка запнулась, резко выпрямила спину. Выглядывающие  из-под  прически
маленькие уши порозовели.
   - Делать мне больше нечего, - медленно произнесла она.
   "Какой бугай, какие месячные?" -  недоуменно  подумал  Курлов.  Несколько
часов назад он самолично шарил у нее в трусах, и все было в полном порядке!
   - Что ж так... Глядишь, никто бы  курочить  тебя  не  стал.  Они,  бугаи,
женской крови во как боятся.
   Следователь достал шуршащий пакет с гигиеническими прокладками,  повертел
перед глазами.
   - Никаких денег тут нет, Цигулева. Только эти сугубо заграничные  штучки.
В наших аптеках их не найдешь. Друзья привозят? Все-таки полезно  дружить  с
иностранцами!
   Девушка молчала. Капитан вскрыл пакет ногтем большого пальца.
   - Небось утюгом запаивала?
   Антонина презрительно скривилась.
   - Хорошая у вас работа. Настоящим мужским делом занимаетесь!
   - Это ты верно подметила...
   Он достал одну прокладку, аккуратно расправил ее перед  собой  на  столе.
Остальные убрал обратно в рюкзак.
   - Смотри, как просто.
   Следователь оторвал верхний слой прокладки, оттуда вдруг выскочила черная
блестящая змейка, упала  в  его  раскрытую  ладонь  и  судорожно  скрутилась
кольцом.
   - Надо же, - натянутым голосом сказала Антонина. - И что это такое?
   Капитан доброжелательно улыбнулся.
   - Это микрофильм,  Цигулева,  -  пояснил,  он.  -  Называется:  "Активные
радиолокационные станции  Северо-Кавказского  округа  ПВО".  Тот  самый,  за
который Бен-Ави обещал тебе отвалить пятнадцать "косых" и квартиру в Москве.
И когда вы позавчера сидели в ванне на шестом этаже гостиницы  "Кавказ",  ты
сказала ему - цитирую дословно: "Бенчик, если ты будешь платить так же,  как
ты трахаешь, я сделаю это, хер с тобой". Припоминаешь?
   - Какая чепуха, - дрогнувшим голосом произнесла Антонина.
   Сергей  Курлов   неотрывно   смотрел   на   нее:   искренне   распахнутые
недоумевающие глазищи, блестящие чистые волосы,  длинная  белая  шея,  узкая
прямая спина... И  отчетливо  понимал,  что  никогда  в  жизни  ему  уже  не
заглянуть в эти лживые  глаза,  не  целовать  этой  шеи,  и  спина  Антонины
Цигулевой,  самой  красивой  университетской  стервы,   никогда   не   будет
выгибаться под его грузным телом.
   - ...Пленку ты получила от Павла Горюнова, бывшего  сотрудника  НИИ-54/2,
ныне безработного, - чеканил слова капитан. - А тот достал ее у  дружков  по
отделу, заплатив пятьдесят долларов плюс бутылку вишневой  настойки  сверху.
Недорого. Неплохой бизнес, тут я с тобой согласен. Что ты говоришь?
   - Это какая-то ошибка, - Антонина заломила руки.
   - Да, и очень серьезная, - кивнул следователь. - Сегодня ночью ты  должна
была вложить пакет с микрофильмом в контейнер, оборудованный в  общественном
туалете Октябрьского парка, для чего приготовила ключ от мужского отделения.
А Бен-Ави утром должен извлечь его оттуда... Утром, Цигулева! А сейчас  пока
еще ночь! Утро впереди!
   Антонина расхохоталась, запрокинув голову.
   - Блядь, - произнесла она сквозь смех.  -  Говно.  Блевотина.  Мудотня...
Если бы ты, капитан, сам взял меня  в  этом  самом  сортире,  с  этим  самым
контейнером в руках, - я бы с тобой еще поговорила. Языком работать я во как
умею. Показать? Но ты, гнида, ты...
   Щелкнул тумблер, и звук пропал. Агеев тронул Сергея за локоть.
   - Идем. По-моему, вполне достаточно.
   Коливатов  уже  держал  распахнутой  дверь.  Очутившись  в   изрешеченном
электрическими пунктирами коридоре, Сергей непослушным языком спросил:
   - Она что... и вправду шпионка?
   Ему никто не ответил.
   В полном молчании они вернулись в тот же кабинет, Коливатов вновь остался
снаружи, а Агеев быстро обрисовал недоучившемуся  журналисту  его  ближайшее
будущее.
   - Соучастие в шпионаже, вот как это называется. И никакой лапши. Если  ты
ни при чем, зачем, спрашивается, избивал  офицеров  госбезопасности,  хватал
пистолет, кричал ей "Беги! "? Зачем? Не думал же ты, что пятнадцать  человек
под прожекторы и видеозапись собираются ее изнасиловать?!
   Сгорбившись на жестком стуле, Курлов смотрел в пол. Действительно...  Так
может объяснять только полный идиот... Но это ясно сейчас и здесь. А тогда у
него конкретных мыслей не было, хотя  и  мелькнуло  что-то  про  натуральную
порносъемку.
   - Так получилось, - промямлил он. - Я ничего не знал. Глухое место, ночь,
нападение... Я и защищался.
   - Допустим. А сотрудникам нашим от этого легче? Ты  троих  искалечил  при
исполнении служебных обязанностей! И чуть не сорвал все дело: дал ей  рюкзак
выбросить!
   Сергей молчал. Он понимал, что оправдания бесполезны.
   В комнату бесшумно вошел  Коливатов  и  положил  на  стол  несколько  еще
влажных фотографий. Агеев быстро просмотрел их, поцокал  языком  и  протянул
Сергею.
   - Полюбуйся!
   Учитывая условия съемки, снимки  вышли  приличными:  четкие,  насыщенные,
контрастные. И очень динамичные. Курлов оттаскивает  офицеров  от  Антонины,
Курлов бьет сотрудника контрразведки кулаком  в  лицо,  другого  -  ногой  в
живот, третьего сбивает с ног подсечкой. Курлов с пистолетом  в  руке,  лицо
искажено то ли ненавистью, то ли страхом.
   - Это не простая драка, - прокомментировал Агеев. - Ты помогаешь врагу. И
действуешь против интересов СССР.
   Капитан разыграл козырную карту. Любой человек, взращенный в стране,  где
интересы личности ничто в сравнении с интересами государства, понимает,  что
значит выступать против СССР.
   - Что же делать? - спросил раздавленный Сергей Курлов.
   Именно этого вопроса и ждал Агеев, именно  к  нему  подводил  вербовочную
беседу.
   - Мы готовы тебе поверить. И дать возможность искупить свою вину.
   - Как?!
   Утопающий двумя руками схватился за протянутую соломинку. Собственно, так
и должно было быть.
   - Помогать своему государству. В этом состоит гражданский долг каждого. И
тогда государство поможет тебе. Если ты, конечно, согласен.
   Сергей выпрямился.
   - Я согласен. Но что я должен делать? Я ведь действительно ничего не знаю
про дела Цигулевой!
   -  Верно.  Но  ты  достаточно  осведомлен  о  других  действиях,  которые
представляют угрозу для государства, - значительно сказал Агеев,  пристально
глядя ему в глаза.
   - Каких... Каких действиях? -  Сергей  настороженно  облизнул  пересохшие
губы.
   - Сейчас поясню, - Агеев наклонился вперед и понизил голос: - В последнее
время на волне  происходящей  в  обществе  демократизации  появляется  много
мусора.  Выходят   из   подполья   реакционные   организации,   легализуются
всевозможные секты... Сатанисты, кришнаиты, фашисты...
   - Но я и о них ничего не знаю...
   -  Неправда.  Родион  Байдак  твой  друг.  А  он   руководит   фашистской
организацией!
   - Да бросьте вы, какая организация! - с явным облегчением Сергей  перевел
дух, махнул рукой и попытался усмехнуться, но разбитые губы помешали.
   - Четыре лба дурачатся от безделья... День рождения Гитлера действительно
отмечали, но это чтобы повод нажраться был! Родьке на политику плевать,  ему
бы водки врезать да косяк забить...
   Он запнулся.
   - Тем лучше, - сказал Агеев. - Значит, мы с твоей помощью  сможем  помочь
ему не наделать глупостей. Вовремя поправить, подсказать - это очень  важно.
И разве не задача товарища удержать его от наркомании?
   Сергей снова  сгорбился.  Капитан  говорил  все  правильно,  но  из  этой
правильности  выходила   полная   ерунда.   Получалось   -   Родька   горячо
заинтересован, чтобы его товарищ стучал на него, а капитан Агеев с коллегами
словно няньки подсказывали, поправляли и вообще всячески  заботились  о  его
благополучии... Они позаботятся! Но аргументов для возражений не находилось.
Он чувствовал, что уже попал в самое нутро кафкианской машины.  И  обратного
хода не было.
   - Пиши, - Агеев положил перед ним чистый лист и капиллярную ручку.  -  Я,
Курлов Сергей  Васильевич,  обязуюсь  добровольно  сотрудничать  с  органами
КГБ...
   Курлов  замешкался.  Выбора  ему  не  оставили.  "Можно  подписаться,  но
рассказать обо всем Родьке, - успокаивал он себя. - И потом,  главное  выйти
отсюда, а там будет видно..."
   Придвинувшись к столу, он взял ручку. Агеев будто не заметил заминки.
   -  Для  конспиративного  сотрудничества   выбираю   себе   псевдоним,   -
механическим тоном продолжал диктовать капитан. И обычным голосом добавил: -
Выбери прозвище какое хочешь. Смелый или Зоркий... Нет, Зоркий уже есть!  Ну
сам определи, что тебе нравится...
   Чувства, которые испытывал к себе Сергей  Курлов  в  этот  момент,  лучше
всего уложились в слово  "Пидораст".  Удовлетворенно  просматривавший  текст
Агеев на нем споткнулся и недоуменно вскинул брови:
   - Что это такое?! Это официальный документ, его начальство читать  будет!
И вообще пойдет по отчетности! Ты издеваешься, что ли?!
   - Вы сами сказали - выбрать какое нравится, - вяло отозвался Курлов. -  Я
и выбрал.
   У него был вид смертельно уставшего и совершенно опустошенного  человека.
Агеев не стал спорить. Главное дело сделано. Пусть подписывается как  хочет.
В официальных бумагах можно обозначать его более благозвучно и пристойно.
   - Значит,  так,  -  деловито  сказал  капитан.  -  Разузнай  все  про  их
фашистские делишки. И про наркотики, кстати, тоже.  Западный  мир  подрывает
нашу идеологию с помощью многих средств. Наркотики - одно из них. Ясно?
   Курлов кивнул.
   - И запомни: ты помогаешь нам - мы помогаем тебе. Если  вздумаешь  водить
нас за нос - не обижайся. Не ты первый такой умный. Понял?
   Курлов кивнул еще раз.


   Глава вторая
   В СВОБОДНОЕ ОТ УЧЕБЫ ВРЕМЯ

   Зеленоглазого паренька в пинкертоновском твиде  звали  Денис  Петровский.
Ночь, которую Сергей провел  в  подвалах  Управления,  для  Дениса  тоже  не
сложилась: ему до трех утра пришлось торчать в гостинице у Отты, слушать  ее
бредни и пить ее любимое баночное пиво, в котором не было ничего, кроме газа
и градусов.
   - У тебя есть шов от аппендицита? - она говорила  на  довольно  приличном
русском,  которому  ее  научили  на  частном  филологическом  факультете   в
Копенгагене, но с чудовищным акцентом. Впрочем, английский  у  нее  был  еще
хуже.
   - Нет, - отвечал Денис, хотя на самом  деле  аппендицит  ему  вырезал