положение изменилось: свидетельница заявила, что не  уверена
в точности опознания, арестованный отказался от ранее данных  показаний,
шубу так и не нашли - дело лопнуло как мыльный пузырь.
   Привычно  пройдя  колготную  процедуру  освобождения  из-под  стражи,
курьер оказался за высокими  железными  воротами,  выкрашенными  зеленой
краской, пощурился на яркое солнце. Поглазел  на  гремящие  трамваи,  на
пестрые одежды прохожих, адаптируясь к воле. И хотя переходить из одного
мира в другой и обратно ему приходилось многократно, каждый раз он испы-
тывал острое чувство происходящих в нем изменений.
   В затхлом  вонючем  полумраке  зарешеченного  "дома  людей"  он  имел
большой вес и сразу занимал место Смотрящего, если, конечно, в "хате" не
оказывалось "законника". Но и в этом случае он становился правой  рукой,
потому что любой вор в законе знал, кто такой Клоп.
   Он имел самое удобное место и лучший кусок, к его услугам были "пету-
хи", а если захотеть - то можно попасть на пару часов в карцер вместе  с
зэчкой помоложе из женского отделения.
   Но главное - власть. Одно его слово имело большее значение, чем целая
речь секретаря обкома, или как их там сейчас называют,  потому  что  без
всяких преувеличений касалась жизни и смерти обитателей камерного мира.
   В киче не было неожиданностей: устоявшийся распорядок дня, одинаковый
во всех "домах" от Москвы до Магадана, обязательная пайка, хорошо знако-
мые "законы" и обычаи, толкователем которых он же и являлся.
   Вонь, непереносимая духота, влажные испарения, вши, тараканы и  крысы
не доставляли Клопу не то что страданий, но даже неудобств, он восприни-
мал их как обыденный элемент окружающей действительности.
   И все же, выходя за железные ворота СИЗО или ряды "колючки"  ИТК,  он
радовался воздуху, свету, солнцу, ветру, запросто проходящим рядом  жен-
щинам и другим приметам мира, в котором он не представлял собой  ничего.
Здесь не кормили по часам, жизнь не  была  известна  наперед,  никто  не
подкладывал кусок сала и не спрашивал совета. Все  вокруг  вертелось  по
непонятным, а в последнее время еще более непонятным  правилам  и  зако-
нам... Ему не было здесь места. Из большого мира воли он стремился в уз-
кий мирок общины, но там Клоп - Только рядовой  "брат",  не  входящий  в
число авторитетов.
   Долгие годы имелась у него тайная сила, потому что состоял на связи у
Лиса, чувствовал себя нужным и значимым не  только  "шестеркам"  "дома".
Лис держался уважительно, здоровался за руку, советовался... Эта секрет-
ная связь стала для Клопа необходимой,  а  Лис  из  курирующего  офицера
превратился в друга. Единственного друга за всю жизнь, пожалуй.
   Ни с кем другим Клоп работать не хотел и Лису  о  том  сказал.  Майор
поступил как друг - нигде его официально не зарегистрировал,  начальству
про него не сообщил. Так что в официальной сети секретных  агентов  Клоп
не числился, и когда Лис сел, единственная ниточка оборвалась - никто из
ментов его дернуть не мог.
   Клоп по Лису тосковал и за ним бы в зону пошел, но тот в особой, мен-
товской, не попадешь...
   Поозиравшись у железных ворот, привыкнув к яркому дню,  Клоп  перешел
наискосок трамвайную линию, выпил у уличного ларька три  кружки  пива  и
отправился к Черномору. Сегодня он мог прийти к нему напрямую,  в  обход
Гангрены, потому что нес важное сообщение.
   Ему пришлось подождать.
   Дежурившие у ворот Черт и Фома сказали, что у Отца представители  до-
нецких воров; Клоп сел на табуретку рядом  с  крылечком,  зажмурился  от
блеска золотой тарелки и погрузился в ожидание. Он умел ждать очень дол-
го.
   Наверху, у Черномора, шел довольно неприятный разговор.
   - Они не правы, что полезли в чужую зону - факт! И местного  замочили
в горячке - тоже неправильно... Но!
   Низенький и широкий Петрусь - пахан донецких - вскинул к небу  корот-
кий толстый палец.
   - И Шаман ваш не прав! Во-первых, это была и не его зона.  Во-вторых,
надо с разбора начинать, а не нападать - тогда и пики в ход не пойдут! А
в-третьих, разве можно руки рубить! Это уже беспредел! Наши сильно  воз-
мущались, хотели Тиходонску кровь пускать...
   Черномор нахмурился.
   - Если жить надоело!
   - И потом, он же двадцать лимонов за убитого назначил! А руку не пос-
читал! То, что нашими заработано и отобрано - не посчитал! - вмешался  в
разговор Трезубец - мощный хлопец с обритым черепом и могучими  покатыми
плечами.
   - А чего вы мне предъяву делаете? - недовольно спросил Черномор. - Те
- не ваши, эти - не мои. Пусть между собой и разбираются! Наши общины не
ссорились, претензий друг к другу нет.
   - Так-то оно так, - кивнул Петрусь. - Да не совсем. За город кто  от-
вечает? Воры отвечают, община. Зачем тебе тут стрельба и взрывы?  И  нам
ни к чему. Потому мы должны все раздоры прекратить.
   Трезубец громко высморкался в мятый платок.
   - Мы у себя уже прекратили. У нас просто: сказали - закон!  Но  двад-
цать лимонов пока в воздухе висят! И заложника Шаман оставил!
   Черномор задумался. Еще полгода назад Шаман выполнил бы его указание.
Сейчас он не был в этом уверен. Но терять лицо перед донецкими ворами он
не мог.
   Придвинув телефон, Черномор набрал номер.
   Шаман находился в кабинете над рынком. Напротив окна возвышалась гро-
мада собора, ярко сверкали под солнцем золоченые купола. Внизу  толклись
тысячи покупателей - временных подданных его царства,  сотни  постоянных
обделывали свои делишки, набивая карманы деньгами, из которых он  обяза-
тельно получит долю. Но сейчас он не смотрел в окно, не обращал внимания
на натужно гудящий человеческий муравейник.
   Он рассматривал  большой,  пахнущий  типографской  краской  плакат  с
собственным портретом и биографией кандидата в Законодательное  собрание
области Воронцова И. П.
   - Теперь Лучше, - наконец сказал Шаман, и державший  плакат  юрискон-
сульт рынка Хасьянов, он же руководитель инициативной группы по выдвиже-
нию кандидата, с облегчением перевел дух.
   Плакат печатался в третий раз, но первые два хозяин  забраковал.  Те-
перь с плаката смотрел молодой энергичный мужчина, прямой взгляд и  отк-
рытое лицо говорили о его несомненной честности, а  программа  кандидата
не могла оставить равнодушным ни одного избирателя.
   "Я вас накормлю вкусно, сытно и дешево!" - крупные буквы предвыборно-
го обещания бросались в глаза и намертво западали в душу.
   По субботам и последние три дня перед выборами рынок будет  торговать
по сниженным на двадцать процентов ценам. Это подкрепит убежденность до-
мохозяйки, сделавшей дешевые покупки, в  искренности  обещания,  повысит
настроение пенсионеру, даст пищу для размышлений вечно сомневающимся ин-
теллигентам, расположит рабочих, заинтересует безработных.
   Кстати, три дня перед выборами у мясного  павильона  будут  бесплатно
кормить наваристым борщом всех желающих - и  неимущих,  и  имущих.  Если
глава областной администрации, бывший товарищ, а  нынче  господин  Лыков
захочет отведать - и ему без всякой дискриминации поднесут полную тарел-
ку...
   А Лыкова предусмотрительный Воронцов пригласил. Вместе с другими  ру-
ководителями, газетчиками, телевизионщиками. Пусть все увидят  заботу  о
народе: еще и не выбрали в депутаты, а кандидат уже свою программу  реа-
лизует, кормит население! Значит, и дальше кормить будет!
   Народ доверчив, особенно когда сытость  почувствует.  Проголосуют  на
"ура"! И станет Иван Павлович Воронцов неприкасаемым: ни задержать  его,
ни обыскать, ни телефон прослушать...
   - Развешивайте плакаты и крутите всю эту лабуду, -  сказал  Шаман.  -
Кого надо в помощь - берите. Только Толстяка не трогайте, у него  сейчас
здесь уйма работы!
   Да, Толстяку и четырем бригадирам предстояло поработать с продавцами.
Убедить их несколько дней торговать в убыток. И не допустить, чтобы они,
суки, забастовали, оставив голыми прилавки! Впрочем, за такой исход  Ша-
ман не волновался.
   Зазвонил телефон. Шаман привычным жестом снял трубку.
   - Слушаю! - отвечал он всегда важным баритоном ответственного  работ-
ника.
   - Рад приветствовать, Ванечка, - раздался чуть глуховатый голос  Чер-
номора. - Поговорить бы надо.
   Черномор звонил крайне редко. Если что было нужно - присылал обезьяну
с отвратительной рожей и кличкой - Гангрена, от которого исходили  такие
биоволны явной угрозы, что и Толстяку, и самому Шаману становилось не по
себе.
   - Здравствуйте, Иван Сергеевич, - чуть помедлив, отозвался  Шаман.  -
Поговорить всегда с вами рад.
   - Вот и хорошо. Подъезжай ко мне прямо сейчас.
   - Чего не могу, того не могу. Меня же в Законодательное собрание выд-
вигают. Через полчаса встреча с избирателями.
   Несмотря на внешнюю обтекаемость и почтительность, ответ был исключи-
тельно дерзкий. Если Черномор приглашал к себе, отказываться  нельзя.  А
упоминание об избирателях вообще выделка чистой воды.  Черномор  тебя  и
твоих избирателей в гробу видал, политик хуев!
   - Эхма... Может, и мне в депутаты выдвинуться?  -  с  явной  издевкой
спросил Черномор.
   - И правда, попробуйте...
   В голосе Шамана тоже проскальзывали насмешливые нотки. Он поймал себя
на мысли, что впервые разговаривает с главарем воровской общины на  рав-
ных.
   - Ладно, Ванюша, хватит шутки  шутить,  -  доброжелательно  продолжил
Черномор. - Тут ко мне друзья приехали из Донецка. Постарше тех, что  ты
на "Супермаркете" взял. Поавторитетней. Моего уровня. Ты понял?
   - Да, - Шаман постарался сказать это  как  можно  безразличней,  хотя
сердце учащенно забилось. История с донецкими могла иметь  самые  неожи-
данные последствия. Особенно если вмешались тамошние воры.
   - Они просят, Ванюша, парнишку донецкого отпустить. Зачем он тебе? И,
от денег просят отступиться. Ты тоже в чем-то не прав.  Мальчонка  ихний
теперь инвалид. Пошумели, покричали, подрались - и хватит. Квиты!
   Шаман ждал.
   - Как считаешь, Ванечка? Надо просьбу уважить? Помоему, надо. Есть  в
ней свой резон!
   С самого начала разговора Шаман понял, о чем пойдет речь.  И  лихора-
дочно размышлял: стоит ли идти на уступки? С одной стороны, можно  залу-
питься. Но выигрыш небольшой - двадцать лимонов... Авторитета  не  доба-
вится. А неприятностей наживешь! Пожары на рынке начнутся, может,  взры-
вы... Больше потеряешь!
   - Раз вы просите, Иван Сергеевич... Надо согласиться. Только вы своим
друзьям и нашу просьбочку передайте: пусть ихние сюда не лезут.
   Шаман выдержал паузу и усилил нажим:
   - Мои-то ребята обозлены, друга потеряли, золотого парня. Поймают чу-
жака - могут что угодно сделать, у меня не спросят. И я не услежу...
   На том конце провода собеседник гулко откашлялся.
   - Спасибо, Ванюша, что просьбу моих друзей уважил. И к  моему  мнению
прислушался. Но уследить мы за всем обязаны, для того и  поставлены.  Ты
как освободишься, подъезжай, мы как раз об этом поговорим...
   Положив трубку, Черномор повернулся к Петрусю.
   - Все решили. У нас, как и у вас: сказали - закон.
   Он покривил душой, но донецкие воры  ушли  внешне  удовлетворенные  и
уверенные в том, что Черномор по-прежнему полностью  контролирует  Тихо-
донск.
   Почти сразу же появился Клоп.
   - Знаю, Петенька, ты все правильно передал, люди все как надо  сдела-
ли. Опустили беспредельщика, пусть будет другим наука.
   Черномор старался всегда говорить приветливо  и  ласково,  оправдывая
прозвище Отец. Но многие имели возможность  убедиться  в  обоснованности
его основной клички. И все знали, что пахан очень чуток.
   - Вижу, ты мне тоже весточку принес,  -  проговорил  он,  внимательно
вглядываясь в лицо Клопа. - И не очень хорошую!
   Клоп кивнул, подивившись проницательности пахана.
   - Крест малевки разослал. И в тюрьмы, и в зоны, и на волю.
   - У нас пока не было, - настороженно произнес Черномор, - И не слыша-
ли.
   - А по тюрьме ходит...
   - И что же там?
   Клоп опустил голову, чтобы не встречаться с главарем взглядом.
   - Пишет, что ты "закон" не блюдешь, замену ему не прислал. Что в  об-
щак кто хочет - дает, кто не хочет - не дает. А ты глаза закрыл и не ви-
дишь. Что зоны плохо греешь, ему помощи не даешь.
   - И что? - ледяным голосом спросил Черномор.
   - Хочет всеобщий сходняк собрать. Выйдет, осмотрится и соберет!
   - Пусть собирает, - пахан пожал плечами. - Я "закон" не нарушал, каз-
ну не присваивал, это всем известно. А если что  не  так  -  пусть  люди
спросят, я отвечу!
   Но, когда Клоп ушел, маска спокойствия сползла с Черномора.  Проблемы
с беженцами, залетными, неизбежная стычка с "новыми" и теперь еще это...
Очевидно, Крест ждал, что они поменяются местами: один на волю, второй -
в зону. Единственный вариант, когда не приходится делить власть.
   Однако в шестьдесят лет не хочется идти на нары. Особенно  из  нового
уютного дома, в котором уже наметил провести старость. За  это  Крест  и
уцепится: не оброс бы имуществом, как "закон" велит, не держался  бы  за
волю, исполнил бы свой долг "законника"...
   Сходки Черномор не боялся, никто не поддержит старорежимных  требова-
ний Креста.
   Но "зоновский вор" опасен и без сходки, сам по себе. Если  он  решит,
что Черномору надо сделать "правилку"...
   Заглянувший в комнату Фома не узнал хозяина.  За  столом,  оперевшись
щекой о ладонь, сидел удрученный, усталый человек, которому легко  можно
было дать его шестьдесят лет. А может быть, и больше.
   Повидавший виды Клоп понял, что принесенная им весть огорчила пахана.
Ясно и то, что предстоят большие внутренние разборки. Лис в таких ситуа-
циях оживлялся и с азартом инструктировал его: что кому сказать, да  что
узнать, да кому передать.
   Когда у воров сумятица, у ментов самая работа!
   Клоп медленно брел по улице, мысленно Пересказывая  Лису  происшедшие
события. Лис улыбался, потирал руки, хлопая его по плечу, и говорил: "Ну
ты даешь, Петруччо! Придется тебя брать в штат, на зарплату. Форму наде-
нешь - все девки твои будут!"
   Он любил так шутить. А теперь парится в зоне. В то время, как  морда-
тый участковый Гапаськов уже много лет берет взятки со всех с кого  мож-
но. И спокойно гуляет на свободе, только разжирел настолько, что  мундир
трещит по швам.
   "Нет в жизни справедливости!" - подумал Клоп.
   Не очень свежая мысль, и пришла она в голову не одному Клопу.


                            Глава четвертая
                                 ЗОНЫ

                                     Очень   часто  за   решеткой оказы-
                                     ваются  совсем  не те люди, которым
                                     там место. Столь  же  часто на воле
                                     спокойно живут отъявленные негодяи,
                                     которым самое место в тюрьме.

                                                       Наблюдения автора

   Утро в любой зоне начинается одинаково. Даже если это специальная зо-
на и кнопку побудочного звонка нажимает прокурор, советчик юстиции.  Ко-
нечно, бывший. А ныне спецзоновский "петух" Маргарита.
   В специальной зоне зэки отличаются от обитателей обычных  зон  только
прошлым, где они имели чины и звания, должности, кабинеты,  персональных
водителей, секретарш. Эта шелуха отлетела, сдутая приговором, а за  про-
волоку пришли обычные люди из мяса и костей, в обычной зэковской  одежде
- черных бушлатах, непомерно широких, обязательно лоснящихся на  заднице
штанах и тяжелых ботинках.
   Удостоверения, власть, ордена  и  медали,  многочисленные  подхалимы,
привычное окружение - все это кануло в вечность и никакой роли не  игра-
ет. Важна только сила духа, крепость характера, умение постоять за себя.
И прежняя должность может сыграть роль, только совсем не такую, к  кото-
рой привык ее обладатель.
   Зона есть зона "Бывшие" создают точно такой же мир, как обычные  зэки
в обычной колонии. Так же выстраивается иерархия  авторитетов,  мужиков,
петухов, обиженных.
   В авторитете бывшие сотрудники исправительно-трудовой системы  опера-
тивники тюрем, режимники СИЗО, начальники  отрядов  колоний.  Они  лучше
других знают зоновскую кухню, да и отношение к ним местного начальствую-
щего состава сочувствующее: "Сегодня ты, а завтра я."
   В авторитете и оперативники, особенно оперсостав уголовного  розыска.
Парни резкие, крученые, много чего знают - с ними лучше не связываться.
   Следующая козырная масть - сотрудники "силовых" подразделений. ОМОНа,
спецназа, групп захвата, специальных отрядов быстрого реагирования, осо-
бых оперативно-поисковых групп. Тут все ясно чуть что не  так,  вмиг  на
инвалидность переведут.
   Нейтральное отношение к основной массе зэков,  следователям,  гаишни-
кам, паспортистам, патрульным, участковым, кадровикам, дежурным,  дозна-
вателям... Это рабочий слой, "мужики". Они занимают промежуточное  поло-
жение между авторитетами и презираемым людом.
   На ступенях, идущих вниз, располагаются вначале  адвокаты  -  хитрая,
пронырливая и никчемная братия, не умеющая ничего,  кроме  как  "стричь"
клиента, обещая ему полное оправдание. Когда-то они ломали  дела  опера-
тивникам, ставили палки в колеса по работе,  потом  "остригали"  их  как
клиентов и ни хрена не смогли сделать. Или не захотели.  Или  не  сумели
Это не важно. Обещал вытащить и не вытащил - вот главное.
   Самая презираемая категория осужденных, копошащаяся на нижней ступени
иерархии специальной зоны, - судьи и  прокуроры.  Кабинетные  чиновники,
бумагомараки, они всегда пили из ментов кровь, то представление загонят,
то частное определение, то уголовное дело возбудят. Да и сюда  кто  всех
позагонял? Прокуроры дело раскручивали, срок  требовали,  а  судья  свой
проклятущий приговор нарисовал, неразборчивой закорючкой подмахнул, гер-
бовую печать тиснул и... здравствуй, спецзона!
   И пусть это другие судьи и прокуроры делали, не те, что тут,  "петух"
обязан всех желающих обслуживать и освобождение капитана через шесть лет
ничего не изменит.
   Жизнь "петуха" не только ночью, но и днем невеселая. За малейшее  не-
радение любой может трендюлей навешать, и начальник отряда либо помощник
дежурного без церемоний сапогом в копчик угостят. Мечется  он  меж  двух
огней, мельтешит, и тем и другим угодить старается. Подъем и  построение
- важный пункт режима, тут дневальному облажаться нельзя.
   Потому старается Маргарита, жмет изо всех сил кнопку, дребезжит  зво-
нок, вырывая зэков из спасительных снов в паскудную действительность.
   Лису как раз любимый сон снился, как он с Натахой сексом  занимается.
Не в самом начале, когда она стеснялась ноги как  следует  раздвинуть  и
показать, что у нее там такое есть. Тогда ему позволялось лишь  войти  и
сделать свое дело, а она воспринимала это как некую обязательную  безбо-
лезненную процедуру, связанную со стаскиванием трусиков:  гинекологичес-
кое зондирование или клизмирование, которую нужно  терпеливо  перенести.
Так и переносила: лежала спокойно,  смотрела  в  потолок,  иногда  ногти
рассматривала - не надо ли маникюр поправить, а такая необходимость час-
тенько была...
   Лис отдергается, отхрипит свое, а она спокойно спрашивает, как у док-
тора: "Можно одеваться?" И в зависимости от ответа либо быстро, как сол-
дат, натянет трусики и, если зима, колготки, а больше, как правило,  ни-
чего и не снималось, либо лежит в прежней позе, только белые тонкие нож-
ки плотно сведет, ожидает повторной процедуры.
   Хотя Лис свое получал и она послушно делала все, что он говорил:  пе-
ревернуться, на четвереньки, сверху  сесть  -  его  мужское  достоинство
страдало. И не оставляло ощущение, что рядом с ним специальная кукла для
секса, которые в изобилии производятся на тлетворном развращенном  Запа-
де.
   "Фригидная она, что ли? - спрашивал он себя. - Или темперамент север-
ный тому виной, латышка как-никак, хоть родилась и выросла  в  Тиходонс-
ке..."
   Большинству мужчин наплевать, что чувствует партнерша. И сам Лис  ни-
когда раньше этим не интересовался, да и Натаха