евную  жизнь
бегом в беличьем колесе.
   А сейчас на берегу пруда я убедился, что это и есть то  самое  место.
Здесь в покойной и умиротворяющей тишине можно отключиться от невидимого
кабеля  связи  со  своей  и  областной  прокуратурами,  дежурной  частью
милиции, следственным изолятором  и  другими  учреждениями,  которым  ты
можешь вдруг срочно понадобиться в любое время суток.
   Здесь можно забыть про сроки  следствия  и  содержания  под  стражей,
выпустить из памяти показания многочисленных обвиняемых,  подозреваемых,
свидетелей, не раздумывать над  квалификацией  и  судебной  перспективой
дел, не прорабатывать десятки вариантов  направлений  расследования,  не
перебирать  арсенал  тактических  приемов  для  предстоящих  допросов...
Можно,  наконец,  перевоплотиться  и  из  следователя  -  важного  звена
сложного государственного механизма стать просто гражданином Зайцевым Ю.
В. И целыми днями сидеть в этом уютном местечке и смотреть на зеркальную
гладь воды, просто  так,  бездумно,  чтобы  освободиться  постепенно  от
миллионов бит самой  различной  информации:  мешанины  фактов,  событий,
фамилий, кличек, номеров телефонов и тому подобной белиберды, чтобы этот
уголок  вытянул  полученные  за  все  эти  годы  отрицательные   эмоции,
последствия нервотрепки и пережитых стрессовых ситуаций. Чтобы  отдохнул
мозг, восстановились запасы нервной энергии... И чтобы при этом высоко в
синем небе плыли легкие перистые облака...
   Смотрю в небо. Облака на месте. Именно такие, как представлялось.
   Я вновь собрался, для этого пришлось сделать  усилие  -  сказывается,
что уже год не был в отпуске и весь этот год работал по большим  тяжелым
делам.
   - Вперед, гвардейцы! -  играя  роль  этакого  неунывающего  бодрячка,
окликаю задумавшихся ребят. - Осмотр продолжается!
   За банькой стоял огромный ящик, доверху наполненный бутылками  из-под
портвейна.
   В гараже тоже обнаружились три набитых бутылками  мешка.  А  в  общем
осмотр двора ничего не дал.
   Когда мы подошли к входной двери, дача уже не показалась мне  местом,
где  хочется  отрешиться  от  повседневной  суеты.  Может,  оттого,  что
сургучная печать, придававшая  двери  казенный  вид,  предвещала  что-то
недоброе,  а   может,   просто   включился   подсознательный   механизм,
перестраивающий  мозг   с   благодушных   отвлеченных   размышлений   на
предстоящую конкретную работу.
   Я без труда нашел в связке нужный  ключ  и,  сорвав  печать,  толкнул
дверь. На первом этаже располагаются службы, кухня,  кабинет  и  зал,  а
наверху - спальни и зимняя веранда. Но,  переступив  порог,  мы  вначале
оказались в небольшом  холле  перед  двустворчатой  дверью  с  табличкой
"Кают-компания".
   В "кают-компании" стоял спертый плотный воздух, в котором смешивались
запахи винного перегара, табачного дыма и перестоявшей еды. Не знаю, как
мои спутники, а я уловил  в  этой  сложной  смеси  еще  один  компонент.
Раньше, до того,  как  я  стал  работать  на  следствии,  я  думал,  что
выражение "запах смерти" не  более  чем  красочная  метафора,  но  потом
убедился в, обратном.  Смерть  имеет  даже  два  вида  запахов:  реально
ощутимый  обонянием   и   психологический,   воспринимаемый   сознанием,
создающий особое отношение к месту, которое она посетила. И если  первый
может отсутствовать, то второй - ее непременный спутник.
   В "кают-компании" запах смерти исходил от грубо начерченного мелом на
ковре силуэта, повторяющего контуры распростертого человеческого тела.
   Поскольку я читал протокол, то очень  отчетливо  представил  позу,  в
которой лежал убитый. Собственно, первичный  осмотр  места  происшествия
проведен толково и грамотно, но он в основном концентрировался на трупе,
окружающей  обстановке  уделено  мало  внимания,  что  вполне  объяснимо
дефицитом времени дежурного следователя,  которому  наступало  на  пятки
очередное  происшествие:  в  большом  городе  за  ночь  случается  много
всякого...
   И все-таки протокол составлен достаточно подробно и полно, в принципе
можно было им  и  ограничиться,  но  я  привык  детально  изучать  места
преступлений. Вид помещения, количество и расположение комнат, подсобных
служб, предметы обстановки - все это имело линейные размеры, вес и  тому
подобные  количественные  показатели,   но,   кроме   того,   существуют
качественные  характеристики,  которые  не   измеряются   рулеткой,   не
взвешиваются и не найдут отражения ни в одном самом точном протоколе...
   - Начинаем осмотр, - обратился  я  к  своим  спутникам.  -  Поскольку
понятыми могут быть приглашены любые незаинтересованные в деле граждане,
я предлагаю вам выступить в этом качестве. Вы ведь не  заинтересованы  в
деле?
   - Ни в малейшей степени! - заверил Петр.
   - Отлично. Права и обязанности понятых вам известны?
   - Конечно, - ответил Валек, Петр согласно кивнул.
   - А раз так, приступаем. Только вначале откройте окна, отбор  запахов
мы все равно делать не будем  -  случай  не  тот,  проветрить  здесь  не
помешает.
   Легкий сквозняк быстро выдавил на улицу спертый воздух, дышать  сразу
стало легче. С запахами разделаться просто, нетрудно навести  порядок  в
комнате, убрать тарелки с закисшей пищей, стаканы с остатками  спиртного
и даже стереть мокрой тряпкой зловещий меловой силуэт.
   Но самая  тщательная  уборка  не  поможет  избавиться  от  того,  что
превратило уютную загородную дачу в место происшествия.  Теперь  это  не
просто комфортабельное место отдыха, а Дом, имеющий Страшную Тайну,  Дом
с Привидением. Готов держать пари, что Золотовы продадут дачу,  и  очень
скоро. Недаром  на  предложение  поехать  сюда  вместе  глава  семейства
ответил категорическим отказом: "Что вы, после того, что случилось... Уж
вы, пожалуйста, сами..."
   "Кают-компания" представляла собой просторную  светлую  комнату.  Три
мягких  кресла,  журнальный   столик,   декоративный   электрокамин-бар,
магнитофон. Справа у окна - сервированный на четверых стол.
   - Ну-ка, следопыты, что скажете?
   - Здесь были курящие женщины, - сделал вывод Петр.
   Верно. В пепельнице двадцать два окурка "Мальборо", двенадцать  -  со
следами помады, из них семь скурены до фильтра.
   - А поглубже?
   - Можно подумать, что пили одни люди, а закусывали другие!
   - Точно! Молодец, Валек!
   Бутылки могли служить украшением любого бара. "Камю", "Мартель" -  на
донышке еще осталось немного пахнущей спиртом жидкости. "Бордо" -  здесь
тоже что-то плещется. Красивая, под хрусталь, плоская бутылка  с  черной
этикеткой - эта пустая. Две пустые из-под шампанского.
   А вот закуска - другого  рода:  дешевые  консервы,  вареная  колбаса,
кабачковая икра, плавленые сырки. Странно.
   - Хозяин - моряк?
   Петр рассматривал большую гравюру - фрегат с туго надутыми  парусами,
накрененный в лихом галсе, орудийные  порты  окутаны  клубами  дыма.  На
журнальном столике искусно  выполненная  модель  парусника,  над  ним  -
старинный штурвал. Вот и еще атрибут морской романтики, на стене - ножны
от кортика. Того самого, что сейчас лежит у меня в сейфе.
   - Хозяин - нет, но кто-то в семье - наверняка. Держи рулетку. Так, от
двери - два метра шестьдесят...
   Неожиданно раздался телефонный звонок.
   "Телефон на даче - редкость", - мелькнула мысль, я прошел в кабинет и
взял трубку.
   - Все в порядке? - осведомился мужской голос.
   - Да, - ответил я. Действительно, не спрашивать же, что  он  понимает
под "порядком".
   - О'кей. - Раздались гудки. Разговор был окончен.
   Осмотр и составление протокола, планов и схем  заняли  часа  полтора.
Дело шло к концу. Я поднялся наверх, заглянул в две маленькие комнатки с
кроватями, вышел на веранду. Отсюда  открывался  умиротворяющий  вид  на
окрестный пейзаж, и надо сказать, с приподнятой точки обзора он выглядел
еще живописней. А через поляну по направлению к даче шел человек.
   Я отпрянул в глубину веранды, но тут же сообразил, что  отсвечивающее
на солнце стекло делает меня невидимым.
   Кто же это? Скорее всего кто-то  из  хозяев,  может  быть,  даже  сам
Золотов-старший.
   Впрочем, нет. Хотя я беседовал с ним только  по  телефону  и  поэтому
узнать не смог бы, этот человек гораздо  моложе  -  подобранная  фигура,
резкая отмашка руками...
   Лица рассмотреть не удавалось, вот подойдет...
   Но когда незнакомец подошел ближе, забор скрыл его из поля зрения.
   Я спустился вниз и вместе с практикантами  вышел  на  крыльцо,  чтобы
встретить посетителя. Но прошла минута,  другая,  третья,  а  в  калитку
никто не входил.
   - Ну-ка, ребята, посмотрите, куда он делся.
   Оставшись  один,  я  быстро  вытащил  книжку,  плюхнулся  в   кресло,
расслабленно вытянул ноги.
   "... Мы высаживались на Леду  последней  сменой.  Этот  факт  не  был
известен  никому  на  Земле,  за  исключением  узкой  группы  экспертов,
получивших специальный допуск к отчетам, видеозаписям, образцам и другим
материалам, собранным нами  и  двумя  первыми  экспедициями.  Официально
планета считалась необитаемой и непригодной для освоения из-за  высокого
уровня природного радиационного фона..."
   Что-то отвлекало внимание, я  прислушался.  Тихий  тупой  скрежет  то
пропадал, то появлялся  вновь.  Жук-древоточец!  Я  подошел  к  стене  и
внимательно  осмотрел  ровную  деревянную  поверхность.  И  точно.  Одна
дырочка, другая, третья... А сколько ходов уже  проделано  там,  внутри?
Дача оказалась больной...
   Вернулись Валек с Петром.
   - Никого нет, мы все вокруг обегали. Наверное, он  куда-то  в  другое
место шел.
   - Может быть, конечно, и в другое. Но тропинка ведет прямо к воротам,
больше идти по ней некуда...
   Я сфотографировал все помещения, снял  со  стены  ножны  от  кортика.
Подчиняясь внезапно пришедшей мысли,  отлил  в  пронумерованные  флаконы
образцы  спиртного  из  экзотических  бутылок.   Кажется,   все,   можно
дописывать протокол.
   Когда мы вышли на улицу, солнце уже скрылось за деревьями.  Я  сделал
еще пару снимков - общий вид дачи и подходы  к  ней.  Хотелось  есть,  а
предстоял еще обратный  путь  до  станции,  потом  ожидание  электрички,
потом...
   - А почему вы не ездите на машине? - Мысль Петра работала  в  том  же
направлении.
   - Потому что на ней ездит прокурор, - дал  я  исчерпывающий  ответ  и
приготовился к следующему вопросу, но его не последовало. Чувствовалось,
что ребята устали.
   Из окна электрички я все время  смотрел  в  левую  сторону.  Там,  за
деревьями, любили проводить время Валерий с друзьями,  и,  видно,  отдых
удавался на славу, недаром же они называли дачу "Баркентина "Кейф".
   В названии чувствовалась фантазия,  изобретательность,  слово  "кейф"
произносилось правильно, без распространенной ошибки.
   Грамотные,  симпатичные,  положительные  молодые  люди   с   развитым
воображением... И тем не менее один из  участников  вчерашней  вечеринки
лежит сейчас на холодном каменном столе морга, а другая заперта в душной
камере...
   Лес расступился, и я увидел знакомое здание на холме.  Оно  напомнило
мне парусник, идущий ко дну.
 
ЭКИПАЖ БАРКЕНТИНЫ 
 
   Тяжелая стальная дверь с лязгом захлопнулась за спиной. Пройдя  узкий
и глубокий, как колодец, двор, я  миновал  сводчатую  арку  и  вышел  на
широкий проспект. Здесь светило  солнце,  катились  по  своим  маршрутам
троллейбусы, проносились автомобили, спешили куда-то прохожие -  словом,
шла обычная жизнь.
   Изолятор временного содержания (сокращенно - ИВС) находился в глубине
двора,  и  никто  из  проходящих  мимо  людей  не  подозревал,   что   в
какой-нибудь полусотне метров существует другой  мир  с  круглосуточными
электрическими   лампочками   вместо   дневного   света,   со   стенами,
выкрашенными унылого цвета масляной  краской,  с  лязгающими  замками  и
спертым, несмотря на вентиляцию, воздухом,  пропитанным  тяжелой  смесью
запахов человеческого пота,  карболки  и  чего-то  еще  -  специфическим
камерным духом, который невозможно истребить даже ежедневной уборкой.
   Допрос, можно сказать, не получился. Марина Вершикова дала показания,
подписала протокол, но контакта с ней установить не удалось, не  удалось
поговорить по душам, когда  подследственный  не  просто  рассказывает  о
совершенном,  но  и  проявляет  эмоции,  отражающие  отношение  к  своим
поступкам, когда исподволь, незаметно выявляются мотивы  преступления  и
цели, на достижение которых оно было направлено.
   Вершикова все время плакала и сквозь слезы рассказывала, что да,  она
ударила Петренко кортиком, за что -  не  помнит,  так  как  была  пьяна.
Убивать не хотела и, как все получилось, сказать не может.
   За размышлениями я незаметно прошагал три квартала до своей  конторы.
Высокая массивная дверь, лестница, выложенная  линолеумом,  ступеньки  с
дюралевыми уголками. Прокурор - хороший хозяин,  за  десять  лет  работы
здесь он  полностью  перекроил,  перестроил  старое  запущенное  здание,
благоустроив его так, чтобы каждый  сотрудник  имел  отдельный  кабинет.
Потом началась "доводка" - двери с  двух  сторон  обивались  дерматином,
настилался паркет, обновлялась мебель.
   Другие прокуроры завидовали нашему помещению, удивляясь оборотистости
шефа. А он  продолжал  "шлифовать"  свое  детище:  появились  занавески,
карнизы, шторы, паркет регулярно покрывается лаком, ежегодно  проводится
текущий ремонт: побелка, покраска...
   Сейчас наша прокуратура блестит, как  пасхальное  яичко,  так  что  в
здание просто приятно войти. Не  всем,  конечно,  -  сотрудникам.  Одним
словом, созданы все условия для работы. А раз так - можно спросить и  за
ее выполнение. Шеф - великий стратег. И спрашивать он умеет.
   - Юрий Владимирович, а вас Павел Порфирьевич все утро разыскивает,  -
наверху стояла машинистка  Симочка.  Она  была  в  новых  босоножках,  я
обратил внимание на изящные пальчики с красным педикюром и тут же поймал
себя на мысли, что мне приятно смотреть на нее.
   Вот тебе и раз! Симочка пришла к нам три года назад,  едва  достигшей
совершеннолетия, этакая упитанная домашняя девочка с круглым  миловидным
личиком  и  румяными  щеками.  Она   была   трудолюбива,   аккуратна   и
исполнительна, быстро вошла в коллектив и стала всеобщей  любимицей,  но
воспринималась всеми именно как не знающий  жизни  несмышленый  ребенок,
которого можно опекать, угощать шоколадками, расспрашивать о  планах  на
будущее, давать различные советы...
   И этот стереотип отечески-снисходительного  отношения  к  Симочке  не
претерпел изменений за прошедшие годы, тем более что в котле, в  котором
все мы варимся, время несется быстро и некогда особенно осматриваться по
сторонам и приглядываться друг к другу. И даже  когда  не  так  давно  я
обратил внимание, что у нее красивые руки, то  не  задумался  над  этим,
просто сознание отметило еще один воспринятый зрением факт, отложив  его
в свой объемистый запасник. И вот теперь  я  заметил,  что  мне  приятно
смотреть на нее.
   - Спасибо, Симочка, сейчас я к нему зайду.
   Она пошла к себе, а я задержался на площадке, глядя вслед.  Три  года
сделали свое дело, и Симочка стала очень симпатичной женщиной с отличной
фигурой. И если бы я не был на  десять  лет  старше  и  женат,  я  бы  с
удовольствием за ней поухаживал.
   Интересно, ей говорили, что у нее красивые ноги?
   - Сима! - Она оглянулась уже в конце длинного  коридора,  и  на  лице
появилось  выражение  преувеличенного  внимания  -   девчоночья   манера
реагировать на обращение старших.
   - Ты напечатала обвинительное?
   - Да, сейчас принесу.
   Печатала  она  грамотно,  без  ошибок,  я  бегло  прочитал  документ,
подписал все четыре экземпляра и  один  подшил  к  оконченному  накануне
делу. Теперь можно идти к шефу. Интересно, зачем я ему понадобился?
   Прокурор пребывал в прекрасном расположении духа, это я  понял  сразу
же, как только он ответил на приветствие.
   - Можно направлять в суд. - Я положил перед ним законченное дело.
   - Так-так, - Павел Порфирьевич  взглянул  на  обложку.  -  Иванцов  и
Заморин,   грабеж,   две   кражи,   угон   автомобиля    и    вовлечение
несовершеннолетних. Целый букет...
   Ничего нового не раскопали?
   - Как же, Иванцову добавилось два эпизода квартирных краж, а Заморину
- сбыт похищенного. Больше за ними ничего нет - проверял со всех сторон.
   - Хорошо, хорошо... А что, Иванцов так и не признался? - Меня  всегда
поражала феноменальная память шефа, который не только  держал  в  голове
перечень всех дел, находившихся в производстве следователей, но и помнил
их суть, ориентировался в  обстоятельствах  преступлений,  знал  позиции
обвиняемых и свидетелей.
   - Не признался. Ну это дело его - не новичок. На этот раз влепят  ему
на всю катушку...
   Белов  дочитал  обвинительное  заключение,  полистал  пухлый  том   и
размашисто подписался под словом "утверждаю".
   - А как обстоит дело с убийством на даче Золотовых?
   -   Вчера   делал   дополнительный   осмотр,    сегодня    допрашивал
подозреваемую...
   - Ее фамилия Вершикова, если не ошибаюсь? - Шеф не  ошибался  и  знал
это, просто хотел продемонстрировать  свою  осведомленность  и  блеснуть
памятью. - Ну и что она? Признается?
   - Признается-то признается, да как-то странно. Дескать - убила, а как
- не помню, по деталям ничего не дает...
   - Это объяснимо - вечеринка, выпивка... В общем-то,  дело  несложное.
Надо в этом месяце и закончить.
   Шеф внимательно разглядывал меня.  Он  был  массивным,  внушительного
вида мужчиной с крупными, простоватыми  чертами  лица  и  имел  привычку
изучающе рассматривать собеседника.  Один  глаз  он  потерял  на  войне,
протез был подобран умело, и долгое время я  не  мог  определить,  какой
глаз у него живой, а какой стеклянный, и  оттого  испытывал  неловкость,
когда он вот так, в упор, меня рассматривал.
   - И еще вот что. У меня был Золотов-старший...
   Интересно, когда же он успел?
   - ...он просил как можно деликатней отнестись к  ним.  Они  уважаемые
люди, и так уже травмированы, а тут следствие, повестки, огласка, ну, вы
понимаете... Так что постарайтесь как-нибудь помягче. Может быть, вообще
не будет необходимости их допрашивать...
   - Такая необходимость уже есть! - Я не любил подобных разговоров.
   - ...а если все-таки понадобится, то можно вызвать по телефону, одним
словом, поделикатней. Мы же должны внимательно  относиться  к  людям,  с
пониманием...
   Это уже начинались нравоучения, до которых  шеф  большой  охотник.  И
хотя большей частью он говорил банальные вещи, именно  потому  ему  было
невозможно возразить, и, следовательно, он всегда оказывался прав.
   - ...проявлять терпимость и такт. Так?
   Он внимательно посмотрел на меня, ожидая подтверждения.
   - Так. - Действительно, что можно еще  сказать  в  ответ?  -  Я  могу
идти?
   - Минуту. У  меня  для  вас  приятная  весть.  -  Белов  торжественно
заулыбался и поднялся из-за стола.
   Я был заинтригован - в нашей работе приятные вести случаются  гораздо
реже неприятных.
   - Поздравляю вас с очередным классным чином. - Он пожал  мне  руку  и
вручил две бумаги - выписку из приказа  Генерального  о  присвоении  мне
первого класса и поздравление с  этим  событием  от  прокурора  области,
который желал "крепкого здоровья и успехов в работе".
   - Спасибо, - как можно прочувствованнее ответил я, чтобы не  огорчать
шефа, и отправился к себе, гордо неся на  невидимых  петлицах  штатского
пиджака новенькую, только что полученную звездочку.
   Содержимое служебного  сейфа  почти  всегда  приводит  следователя  в
уныние. У  меня,  кроме  изрядного  количества  проверочных  материалов,
имелось еще семь уголовных дел.
   Несовершеннолетние Акимов и  Гоценко  -  квартирные  кражи.  Получить
характеристики, справки о стоимости вещей и можно заканчивать.
   Тряпицын  -  покушение  на  убийство  жены.  Составить  обвинительное
заключение - и в суд.
   Факелов - два разбойных нападения и убийство. Это пойдет  в  остаток:
обвиняемый стац