ты случайно встретила его еще раз, и он тебя успокоил. И вы
с ним подробно проштудировали новый закон. Основательно и досконально.
   - Что ты имеешь в виду? - вскинула брови высокомерная светская дама.
   Колпаков уже бывал свидетелем подобных превращений и, хотя не  наблю-
дал их давно, воспринял спокойно, не смутившись и не  растерявшись,  чем
смазал ожидаемый эффект. Ему надоело сдерживать раздражение.
   - Ты повторяешься, как плохая актриса.
   - Что ты имеешь в виду? - повторила она менее уверенно.
   - Ты уже делала такое лицо и задавала такой вопрос,  причем  не  один
раз... После того как Гарандин под присмотром братца излупил меня в кот-
лету и ты, совершенно невинно, разумеется, переночевала с ним на  турба-
зе, а потом устроила мне скандал за оскорбительные подозрения и  беспоч-
венную ревность... - Глубоко внутри заныла, казалось, навсегда  зарубце-
вавшаяся рана. - В ресторане, когда я посмел усомниться в чистоте и воз-
вышенности твоей дружбы с этим... дипломатом или торговцем...
   Колпаков говорил медленно, уверенно, эта уверенность  подавила  Лену,
ледяная маска таяла на глазах.
   - Можно вспомнить еще много случаев, и всегда я пугался, давал задний
ход. Но не теперь. - Он напряженно, с усилием улыбнулся. -  Сейчас  твоя
игра мне безразлична.
   - Как и я сама, - то ли спросила, то ли констатировала Лена.
   Колпаков прислушался к себе.
   - Пожалуй, нет. Я всегда испытывал к тебе сильные чувства.  Чаще  лю-
бовь... Иногда - злость, раздражение. Но не безразличие... Ты ко мне бы-
ла равнодушна, это да.
   Лена презрительно улыбнулась.
   - Однако в постели ты был мной доволен.
   - Ты этим умело пользовалась. Вспышки любви совпадали  с  исполнением
твоих капризов, приобретением дорогой одежды, получением крупных  денеж-
ных сумм...
   - А за что, по-твоему, женщина должна любить мужчину? За  сторублевую
зарплату? - Лена вновь  обрела  спокойствие,  красивое  лицо  отвердело,
взгляд был жестким. - Или ты ждешь вспышки любви после сообщения, что не
способен больше обеспечивать семью? Хорош супруг! Мужчина должен  риско-
вать ради любимой женщины!
   Фраза была произнесена с глубокой убежденностью.
   - Как муж Клавдии? Благодаря молодящимся старушкам твои представления
перевернуты с ног на голову!
   Он вспомнил, что не так давно уже говорил кому-то эти слова. Да, точ-
но - Гришке.
   - Вы смотрите на мир не так, как нормальные люди... Иные  представле-
ния о правильной жизни, другие ценности...
   - Ты, что ли, нормальный  человек?  -  издевательски  спросила  Лена,
нервно покусывая губу. - Такой же халтурщик и  приспособленец,  как  те,
кого ты презираешь. Только замаскировался своим дурацким кимоно...
   Они говорили, не повышая голоса, старались не перебивать друг  друга,
сторонний наблюдатель ни за что не распознал бы в происходящем ломающего
семейную жизнь скандала: ни оскорблений, ни мордобоя, ни битья посуды  -
обычная мирная беседа.
   Но оба понимали, что перешли черту, до которой еще можно вернуться  к
примирению. И оба были спокойны. Лена привыкла к мысли, что смена мужа -
такое же обыденное житейское дело, как замена гардероба  или  мебельного
гарнитура, даже менее хлопотное. А Колпаков подсознательно ожидал подоб-
ного финала со дня свадьбы, пережив его по ошибке в пустой, с брошенными
впопыхах тапочками жены квартире, он окончательно подготовился к развяз-
ке.
   И все же ему была неприятна расчетливость, с которой  Лена  подбирала
наиболее обидные слова и наотмашь била ими в самые болезненные точки.
   Колпаков лег в кабинете, предварительно приняв снотворное, такая пре-
дусмотрительность оказалась оправданной: взбудораженное сознание не сра-
зу поддалось даже сильнодействующему препарату. Наконец он провалился  в
тяжелый болезненный сон, где поджидал его уже  знакомый  кошмар:  крутой
спуск, усыпанный сотней красных огней, громыхающая платформа из разбега-
ющихся железных бочек, ни руля, ни  тормоза,  угнетающая  беспомощность,
ледяной ветер в лицо, немо кричащие сигналы: стоп, стоп, стоп...
   Когда он проснулся, кошмар еще стоял перед глазами. К чему такой сон?
   В коридоре вжикнули змейки на высоких, до колена, сапогах Лены, хлоп-
нула дверь. Первый раз за годы супружества он не сопровождал жену на ра-
боту. Зная, какое значение она придает этому ритуалу, можно было предпо-
ложить, что Лена считает совместную жизнь оконченной.
   Может, и правильно... Пора остановиться, иначе будет поздно... И  сны
о том же. Интересно, понимает ли это Гришка Габаев,  бородатый  Кулаков?
Вряд ли, фантазия у обоих отсутствует начисто.
   Сев к столу, Геннадий написал заявление с просьбой освободить его  от
обязанностей председателя федерации.
   Перед тем как выйти из дома, он подошел к окну. Солнечно, ясно,  теп-
ло... Иллюзия. Просто начался отопительный сезон. А на  наружном  термо-
метре всего семь градусов, осенний ветер порывами гнет черные деревья  и
разбрасывает сухие листья. Колпаков чувствовал, что сегодняшний день бу-
дет переломным в его жизни, но не предполагал - насколько. Снова подума-
лось о Габаеве и Кулакове. Почему мысли именно о них приходят в  голову?
Может, они, в свою очередь, думают о нем?
   Габаев не вспоминал о Колпакове. Он занимался с нунчаками  -  тяжелые
поверхности снаряда со свистом рассекали воздух, послушно описывая  вок-
руг замысловатые траектории. Гришка лично точил  неподатливый  гетинакс,
любовно полировал, подбирая под себя размеры, вес, длину цепочки.  Ловко
перехватывая нунчаки из руки в руку, зажимая под мышкой, меняя направле-
ние удара, он с удовлетворением чувствовал, что старался не зря:  снаряд
получился отменный.
   Если о Колпакове Габаев не вспоминал, то  Кулаков  занимал  в  мыслях
значительное место. Мерзавец опять перешел ему дорогу.
   Им становилось тесно в одном городе, и Габаев обдумывал планы  устра-
нения ненавистного конкурента. Анонимный звонок в милицию?  Не  годится:
эта горилла много знает, если откроет рот на допросах...
   Взять группу "телохранителей" и разгромить его штаб-квартиру, разбить
технику, порвать пленки? Заманчиво... Но будет много шума, и опять  вме-
шается милиция...
   Предложить убраться из города? Самый лучший выход! Но вряд ли он сог-
ласится.
   Если следовать традициям  карате,  остается  смертельный  поединок  -
где-нибудь в затемненной фанзе или на морском берегу,  как  в  красочном
видеофильме, вызывающем восторг у  молодых  зрителей.  Чего  стоит  одна
кульминационная сцена: герой в прыжке разрубает ладонью  поставленную  в
блок руку противника от кулака до локтя, и тот  пытается  левой  сложить
распадающуюся кисть...
   Что ж, можно поговорить с Кулаком. Если не захочет добровольно уйти с
дороги - предложить схватку при свидетелях. Не насмерть, конечно, -  кто
остался на ногах, тот и победил... Григорий подтвердит и упрочит автори-
тет - слух сразу расползется. А репутация бородатой обезьяны лопнет  как
пузырь, только и останется объедки подбирать. В том, что он победит  Ку-
лакова, Габаев не сомневался.
   А Кулаков придерживался на этот счет  другого  мнения.  Он  проснулся
поздно, с ощущением тяжкого похмелья, бычье здоровье пока позволяло сов-
мещать пьянки со спортом, хотя интенсивность занятий приходилось  посте-
пенно снижать. И с самого утра подумал о Колпакове и Габаеве.  О  первом
напомнил еще побаливающий нос, о втором - вчерашний разговор  в  веселой
разгоряченной компании: якобы Гришка нелестно отзывался  о  нем  и  даже
грозил проучить при случае.
   "Посмотрим еще, кто кого проучит!" -  думал  Кулаков,  разглядывая  в
зеркале отекшие глаза - единственную выглядывающую  из  обильной  расти-
тельности часть лица.
   Он считал себя сильнее и одареннее бывших наставников и, как все  не-
далекие люди, отрываясь от реальности, завышал свои возможности.
   - А с тобой особо поквитаюсь! - грозно обратился он  к  воображаемому
Колпакову, трогая свернутый нос.
   Колпаков вышел на улицу, зябко поежился, запахнул воротник  и  напра-
вился к машине.
   - Геннадий Валентинович! - услышал он за  спиной  знакомый  голос  и,
обернувшись, увидел Писаревского, озабоченно трусившего следом с большой
кожаной папкой, прижатой к округлому животу.
   - Опаздываю, подбросишь до института? Только из командировки, сегодня
отчет на совете... Да и вообще уйма дел...
   Жалобно посетовав, толстяк облегченно  ввалился  на  сиденье,  машина
просела.
   - Как съездил?
   Колпаков рассказал.
   - Вот видишь, все, как я говорил!
   - Возникли сложности с научным руководителем...
   - Какие? - Взгляд неуклюжего толстяка стал напряженным и цепким, сра-
зу стало видно, что он не такой беспомощный и добродушный,  каким  умеет
казаться. - Ясно! - Писаревский ловил мысль собеседника на  лету,  мгно-
венно вычленяя главное. - Значит, так: панику отставить.  Тебе  надлежит
сделать нижеследующее... - Просительные нотки сменились командирской ин-
тонацией. - Переговоришь с Дроновым, скажешь, что тебя оклеветали.  Будь
убедителен, смотри в глаза, он мягкий старикан, отойдет. Если же... Вряд
ли, но не исключено, он станет в позу, тут его бульдозером не  сдвинешь,
тогда пойдем по другому пути: подключим инстанции... Накануне защиты от-
казаться от научного руководства! И на каком основании? Подлого  аноним-
ного звонка! Нет, товарищи, понять такую позицию  просто  невозможно,  а
поддержать - тем более!
   Хотя в машине они были вдвоем, Писаревский по привычке говорил  свис-
тящим шепотом, а последние фразы исполнил с надрывом, как добросовестный
суфлер в кульминационной сцене какойнибудь трагедии.
   - Не получится с инстанциями, задействуем ректора...
   - Вы потеряли чувство  меры,  -  хмуро  перебил  Колпаков.  Принципи-
альность и рассудительность ректора вошли  в  поговорку,  заставить  его
поступать вопреки убеждениям было совершенно невозможно.
   - Думаешь? - неприятно засмеялся Писаревский. - Разве я тебя  хоть  в
чем-то обманул?
   Пожалуй, нет. Его фальшивки на вид всегда казались подлинными. Их ис-
тинную цену знал только сам толстяк и тот, кто пользовался его услугами.
По правилам игры обе стороны принимали ложь за правду.
   - То-то! - назидательно продолжил Писаревский,  по-своему  истолковав
молчание собеседника. - Ректор железный мужик, но...  С  приемным  сыном
отношения дьявольски сложные, парень считает, что отчим  его  не  любит,
конфликтует, мать разрывается между ними, плачет... Ад кромешный! Он  не
знает, как угодить мальчишке. - Писаревский выдержал паузу. - А мальчиш-
ка - твой ученик, без памяти влюбленный в своего сенсея!  -  Писаревский
снисходительно улыбнулся. - Откажет ли он неродному сыну в  единственной
пустяковой просьбе - помочь любимому тренеру?
   Смысл сказанного дошел до Колпакова внезапно. Вот стервятник!
   Он затормозил, перегнувшись вправо и больно вдавив брюхо  Писаревско-
го, открыл дверцу пассажира.
   - Выходите, приехали!
   - Что? Действительно... А я увлекся...  Ты  в  институт  не  зайдешь,
едешь прямо? Ну, пока, спасибо, что довез.
   Драматический жест обернулся фарсом: машина стояла у бокового входа в
институт.
   Колпаков рванул ручку скорости, и машина с ревом  вылетела  на  цент-
ральный проспект.
   "Надо было догнать его, дать пинка  напоследок...  Вот  сволочь!  Так
влезть в сложности чужой семьи, найти болевые точки, чтобы в случае  не-
обходимости сыграть на них... А приручил Лыкова  моими  руками.  Думает,
что я с ним заодно!"
   - Стервятник! - вслух сказал он.
   "А разве не так? - мысль обожгла, прежде чем он успел ее додумать.  -
Разве ты. Гена, не заодно с Писаревским, его вальяжным приятелем и  про-
чей нечистью?"
   Он вдруг с болезненной ясностью представил, что незаметно для  самого
себя отошел от старых друзей: Зимина не видел целую вечность, с  Окладо-
вым в последнее время как-то не о чем говорить. Гончаров  превратился  в
сугубо официальную фигуру - заведующий кафедрой, не больше. Умер  Рогов,
считавший его когда-то младшим братишкой.
   Исчезли точки соприкосновения интересов с Колодиным, Савчуком,  отда-
лился от Ильи Михайловича Дронова, да что там - от родной  матери  уехал
будто не в другой район, а на противоположную часть земного шара!
   Колпаков свернул за угол, миновал маленький заброшенный  стадион,  по
инерции прокатился сквозь проходной двор и заглушил мотор на  аккуратном
асфальтовом пятачке, примыкающем к тыльной стороне Зеленого парка.
   Заперев машину, он быстро прошел к небольшой калитке в старинной  чу-
гунной ограде, спрыгнул с низкой каменной лестнички и размашисто зашагал
по неуютной, продуваемой ветром пустой аллее. Спортивная фигура и  быст-
рые движения создавали впечатление  направленной  целеустремленности,  и
две по-зимнему одетые старушки, секретничающие на  лавочке  у  подъезда,
решили, что молодой человек спешит на свидание.
   Это было верно лишь отчасти: Колпакова никто не ждал, он шел на  сви-
дание с самим собой. Почему желание побыть  в  одиночестве  привело  его
именно сюда. Колпаков вряд ли смог бы объяснить: какие-то глубокие, зап-
рятанные в подсознании мотивы предпочли многочисленным тихим и безлюдным
местечкам родного города бывший "штат Техас".
   Он шел к месту, где когда-то находился зловещий пустырь, и возвращал-
ся в прошлое. Разве можно было тогда предположить, что грубый и довольно
примитивный Гришка станет на определенное время его близким приятелем?
   Кулаков тоже думал о Габаеве. Он проводил день как  обычно:  сидел  с
несколькими молокососами из своей свиты в полутемном, до тошноты  проку-
ренном баре, слушал тяжелый рок, предупредительно поставленный  знакомым
барменом для уважаемого гостя, и потягивал через соломинку коктейль, все
дорогостоящие компоненты которого были заменены суррогатами - тут бармен
был последователен и ни для кого не делал исключений.
   - А дальше что? - нетерпеливо заглядывали ему в лицо  едва  достигшие
совершеннолетия поклонники.
   - Дальше? - равнодушно переспросил  Кулаков,  подогревая  интерес.  -
Дерзкий ученик избил старика руками и ногами и был очень  горд:  сам  он
получил только один слабый удар в область сердца, а старик  остался  не-
подвижно лежать на земле. Но когда юноша ушел, старик вскочил как  ни  в
чем не бывало, выпрямился и живо пошел к  себе  домой.  А  парень  начал
чувствовать себя как-то странно: пропал аппетит,  появилась  бессонница.
Через шесть недель он уже был при смерти.
   - Неужели старик? - ахнул кто-то из слушателей.
   - Точно. Жители деревни пригласили для защиты мастера карате из  дру-
гого района.
   - А что с парнем?
   Кулаков отбросил соломинку и одним глотком допил бурое пойло.
   - Раскаялся, пригласил старика, извинился. Тот его вылечил и  взял  в
ученики, - скороговоркой закончил Кулаков и другим, властным, тоном при-
казал: - Возьмите еще выпить!
   Счастливые, что могут услужить, поклонники рванулись к стойке.
   Кулаков довольно улыбался.
   На его взгляд, жизнь складывалась  неплохо.  Пропахший  медикаментами
кабинет, привередливые, мотающие нервы и доставляющие неприятности паци-
енты, придирки главного врача - все это осталось в  прошлом.  Теперь  он
важная птица, кругом вертятся  заискивающие  "шестерки",  вместо  унылых
урочных часов - сплошные развлечения... Есть деньги, девчонки восторжен-
но пялятся - только мигни, юнцы хватают на лету каждое слово... Красота!
   Но у истоков такого благополучия стоял бывший учитель Гришка  Габаев,
вспоминать о котором было неприятно. Да еще указ здорово портил настрое-
ние.
   Он выпил второй стакан крепкой, дурно пахнущей жидкости.
   "Ничего, приспособимся. Главное - не попадаться. Если  быть  умным  и
осторожным, можно попрежнему жить припеваючи".
   - Говорят, Максу десять лет дали.
   Кулаков вздрогнул.
   "Типун тебе на язык!" А вслух произнес:
   - Мало ли что болтают! Лучше скажи, собрал людей на просмотр?
   Витька Шнырь суетливо передвинул стакан справа налево и обратно.
   - Только трех записал... Не идут - кто уже все у нас видел, кого  Га-
баев переманил, он нарочно слухи распускает... И аппарат у нас плохой, и
пленки старые, и качество...
   Опять Габаев! Перехватил из-под носа приличный зал в  переоборудован-
ном подвале, грозится, отбивает клиентуру...
   В темных дебрях того, что у обычного человека зовется душой, ворохну-
лась давно сдерживаемая злоба, слепая и опасная, требующая выхода.
   "Сегодня переговорю с ним... Не послушает - пусть пеняет на себя!"
   Бородач поднялся и, не обращая внимания на свиту, которой  предстояло
расплачиваться, пошел к выходу.
   Фонтан был пуст,  на  растрескавшемся  цементном  дне  лежали  желтые
листья, клочья бумаги, ржавая консервная банка.
   Колпаков смотрел перед собой и видел дурно пахнущее  болотце,  вытоп-
танную траву, черные пятна кострищ. Так выглядело это место  десять  лет
назад. Но не это интересовало Колпакова. Гипнотизирующим взглядом он хо-
тел вызвать из прошлого самого себя. Молодого, чистого, полного радужных
надежд. И он появился, выплыл в сознании, пробившись сквозь  толщу  лет,
удивленно выглянул наружу.
   Шикарная, купленная на чеки английская куртка, немнущиеся,  высокока-
чественной шерсти брюки финского  костюма,  нарочито  грубые,  по  моде,
югославские туфли...
   Туда ли он попал? Колпаковы жили скромно, о  дорогих  вещах  Геннадий
никогда не мечтал, в школе и институте  с  легкой  иронией  относился  к
джинсопоклонникам, сбивающим ноги в бесконечной погоне за импортом.
   В планах на будущее не отводилось места деньгам, фирменным шмоткам  и
тому подобной шелухе. И вдруг...
   Молодой Колпаков поднял руку Колпакова сегодняшнего. Из рукава куртки
выглянула швейцарская "Омега", в пальцах звякнули ключи от машины, рядом
болтался невиданный брелок: улыбающаяся голова черта. Если нажать  скры-
тую пружинку, черт покажет острый красный язык. Невероятно!
   Но еще больше удивился  вчерашний  Колпаков,  когда  осмотрелся  там,
внутри. Угрюмый пустырь, на котором должен был выситься монумент их веч-
ного несокрушимого братства... Кладбище неосуществленных благородных за-
мыслов... Бледные тени полупарализованных достижений... Мелкие грязнова-
тые лужицы вместо мощных гейзеров смелых  идей...  Довлеющий  надо  всем
черный остов храма гармонично развивающей личность  Системы.  Почему  он
такой мрачный, полуразрушенный, обгорелый? Почему воздвигнут на  площади
Разочарования? Кто сидит на ступенях, зажав между колен костыли, в  жел-
той футбольной майке с отчетливо видимой цифрой "семь"? И что это там, в
углу, под слоем пыли и паутины? Бр-р-р! Груда переломанных костей,  ске-
лет, отрезанная человеческая рука, мертвенная маска изуродованного  лица
Рогова!
   Прочь отсюда! Бегом! Изо всех сил! По переулку Бесчувственности, мимо
тупика Расчетливой Любви, на улицу Сделок С Совестью...
   Хрустят под ногами черепки разбитой дружбы, осколки радужных надежд и
светлых планов. Бухают за спиной шаги погони, как  ни  напрягайся  -  не
отстают, но сзади никого нет, здесь вообще нет никого, кроме тебя,  ведь
это твой внутренний мир!
   Мой? Нет! Чужой, страшный, неузнаваемо изменившийся  за  десять  лет,
ощерившийся беспощадными принципами, острыми,  страшными  и  блестящими,
как "тигровые лапы".
   Вот и главный проспект Умения Жить, извилистый,  замусоренный,  плохо
освещенный, как окраинная, ведущая к свалке улочка провинциального горо-
дишка, воздух плотен, тяжел, пропитан миазмами, неужели это и  есть  то,
ради чего ты существуешь?
   И как получилось, что здесь, внутри,  произошли  изменения,  обратные
процессам внешнего мира? Благоустроился, преобразился "штат  Техас",  но
как его мрачная давящая атмосфера и зловоние вечной лужи проникли в сфе-
ру твоего "я"? И как ты ухитряешься  жить  с  этой  помойкой?  Где  твои
друзья? На кого ты променял Сашку и Николая? Кто  окружает  тебя  каждый
день? Полумошенники, прохвосты, лжецы!
   Сознание раздвоилось, и сегодняшний Колпаков не мог ответить на  воп-
росы вчерашнег