его поднимал и снова
спрашивал: "А помнишь?.." Да! Да!.. Лобан давно распростился с  собственными
яйцами и почками, свободно болтались  перебитые  ребра,  от  дикой  боли  он
несколько раз обоссал штаны и чуть не перекусил надвое язык. Да!! Да!!
   Но он хотел жить. Без языка, без почек, без яиц. Только жить. Он умолял.
   А мужик казался таким же спокойным, как и вначале, он не орал и не  дышал
в лицо. Он размеренно выколачивал из Лобана жизнь, как пыль  из  ковра.  Сам
Лобан делал это много раз, но тогда он  отнимал  жизнь  у  других,  а  рядом
одобрительно гудели дружки. Теперь жизнь по каплям забирали  у  него.  Рядом
никого не было, братва осталась далеко, Догоняйло отдает концы под мусорными
баками, здесь только пустырь, луна и забитые сваи... И свежий чистый воздух,
которым не надышишься...
   - Не убивай... не надо, пожалуйста... - прохрипел  Лобан,  чувствуя,  что
еще удар, и - все, конец, кранты. - Я больше никогда не буду. Я лучше отсижу
сколько надо... Только оставь...
   Мужик полез в карман. Лобан сжался. Но тот достал картонную пачку, извлек
сигарету, бросил в рот, поднес зажигалку... Но не прикурил. Бросил  короткий
взгляд на бесформенное тело, пожевал сигарету.
   - Ну и как? Тебе понравилось трахать  мою  жену?  Что  молчишь?  Отвечай!
Отвечай, а то хуже будет! И правду!
   Каждому ясно, что правильного ответа тут не дашь. Да страшного  мужика  и
не интересовал правильный ответ - его устраивал любой. И Лобан был не в  том
состоянии, чтобы выбирать, какое слово лучше.
   - Да...
   - Громче! Понравилось?!
   - Да. Понравилось.
   Мужик  вздохнул,  наклонился,  одной  рукой   взялся   за   окровавленный
подбородок, второй за затылок.
   - Не надо! Не на...
   Резкий  рывок,  хруст  шейных  позвонков,  и  Дмитрий  Лобанов   перестал
существовать на этом свете. Он лежал на  животе,  но  лицо  смотрело  вверх,
прямо на желтую луну.
   Фокин вытер  испачканную  руку  о  куртку  убитого,  выпрямился,  щелкнул
зажигалкой. Но поднести огонек к сигарете не мог: сильно дрожали руки.
   - Ладно, потерплю еще, - тихо сказал он и выплюнул изжеванную сигарету на
изуродованный труп. - Осталось достать заказчика...

   * * *
   Фокин был возбужден и испытывал острый голод. Домой идти не хотелось.  Он
вспомнил,  что  "Козерог"  работает  до  трех  часов,  и,  остановив  такси,
отправился туда.
   В небольшом помещении никого не было,  пахло  сигаретами  и  перестоявшей
пищей. Блондинка Лиза  собирала  со  столиков  зеленые  скатерти,  аккуратно
встряхивала и складывала пополам. Увидев Фокина, она удивленно улыбнулась.
   - О-о-о, как вы сегодня поздно... Наверное, со службы?
   - Да, - кивнул тот. - Покормишь?
   Улыбка изменилась - стала приветливой и доброжелательной.  Так  улыбаются
своим. И действительно: раньше она только догадывалась, что он из Конторы, а
сейчас   спросила   и   получила   ответ.   Обстановка   расположенности   и
доверительности возникла сама собой.
   - Чанахи, жульен, салаты не советую -  уже  перекисли  с  утра...  А  вот
свежих  эскалопов  могу  поджарить.  Есть  зеленый   горошек,   маринованные
грибочки...
   - Давай, - еще раз кивнул Фокин. - Мяса побольше. И водки  грамм  триста.
Прямо сейчас...
   Пока Лиза стряпала и накрывала на стол, Фокин вдруг вспомнил,  что  после
Татарина он тоже остро испытал  голод,  и  после  Маза  разыгрался  зверский
аппетит...
   Потом он жадно ел мясо, пил водку, ложкой  отправлял  в  рот  сладковатый
горошек и скользкие острые грибы и снова ел мясо...
   Через некоторое время к нему  подсела  Лиза,  она  причесалась,  обновила
полустертый карандашный контур вокруг глаз, освежила помаду на тонких губах.
   - Выпьешь? - Не дожидаясь ответа, Фокин плеснул водки во вторую рюмку.
   Лиза, не жеманясь, выпила.
   - Можно? - И тоже, не дожидаясь ответа, закусила горошком из  его  ложки,
посмотрела внимательно. Глаза у нее были прозрачными и откровенными.
   - У тебя что-то не в порядке?
   - С чего ты взяла?
   Пряный аромат  ее  духов  с  трудом  пробивался  сквозь  запахи  кухни  и
застоявшийся табачный дух. Она пожала плечами.
   - Чувствую. От тебя веет напряжением. И злостью.
   - Да нет, все нормально...
   Он машинально поискал сигареты и с недоумением вытащил из кармана  смятый
ворох стодолларовых бумажек. Брезгливо отбросил, комок перелетел через  стол
и упал Лизе на колени.
   - Что это?
   - Это тебе.
   - Мне? - удивилась барменша и привычно пересчитала купюры,  складывая  их
портретом в одну сторону.
   - Ого! Восемьсот баксов! За что?
   - Просто так, - буркнул Фокин. - Дай еще водки.
   - Сейчас, - сказала Лиза и встала. - Только дверь закрою...
   Фокин проводил ее взглядом, осмотрел обтянутые короткой юбкой бедра, чуть
кривоватые ноги в черных колготках и открытых домашних  шлепанцах  и  понял,
что аппетит у него проснулся не только на еду.
   В половине третьего  ночи  он  с  набитым  свининой,  грибами  и  зеленым
горошком желудком прямо на полу остервенело таранил  теплую,  будто  наскоро
подогретую Лизину промежность, словно задался  целью  прикончить  податливую
смазливую  блондинку,  которая  лежала  под  ним,  подогнув   к   подбородку
беззащитные колени и вытаращив очумелые глаза. Она разделась до пояса снизу,
и сейчас голые ноги резко контрастировали со строгой белой блузкой,  "черной
бабочкой" и официальной именной табличкой,  наполовину  прижатой  мягким,  с
синими прожилками бедром.
   Фокин старался не думать о Наташе. Но если стараешься о чем-то не думать,
это  никогда  не  получится.  Он  почти   воочию   видел   ее:   подавленную
транквилизаторами, апатичную, с потухшим взглядом. Странное дело: чем дальше
он мстит за ее боль и унижение, тем  больше  отдаляется  от  нее.  С  каждым
трупом. С каждым погружением в чужую плоть. Вдруг он поймал себя  на  мысли,
что после происшедшего и Наташкина плоть стала чужой.
   Ему больше не хотелось ложиться с ней в постель, снимать  белье,  гладить
тело, лаская самые потаенные закоулки... Потому что там побывали  грязные  и
мерзкие твари, оставившие свою слюну, сперму, микрочастицы кожи и волосы  на
территории, где мог оставлять все это только он  сам.  Осквернение  святыни!
Эта мысль доминирует, она превратилась в идефикс,  недаром  след  от  скотча
вокруг губ воспринимался им как засос  от  поцелуев  этих  скотов...  Эффект
отчуждения - вот как это называется. Избавиться от  него  очень  не  просто,
даже с помощью психиатров. Те говорят, что  надо  уничтожить  причину  -  ту
закорючечку в мозгу, которая  все  это  и  вызывает.  Но  забраться  в  мозг
невозможно, и он уничтожает первопричину - выкорчевывает из  реального  мира
виновников происшедшего зла. Это куда более радикально, но и это не приносит
результатов, во всяком случае, пока. А может, и не принесет вовсе!
   Лиза начала смеяться - вначале  тихо,  потом  все  громче  и  заливистей.
Руками она упиралась ему в грудь, нащупав растопыренными  ладошками  твердый
прямоугольник удостоверения в кармане и ремни пистолетной сбруи. Вначале  он
подумал, что она смеется над ним, над его полной рас конспирацией, и испытал
сильнейшее раздражение.
   - Ты что? Ну? Что смешного?!
   - Мне... хорошо... - выдохнула она.
   Фокин уже рассмотрел искаженное оргазмом лицо и  понял,  что  ошибся,  но
раздражение нейтрализовало возбуждение, он почувствовал запах ее ног, и  пыл
его  безвозвратно  пропал.  Лиза  добросовестно  пыталась  поправить   дело:
раскидывалась на столе в позе, подходящей для гинекологического осмотра, тут
же соскакивала и опускалась на колени, умело работая то  рукой,  то  языком,
когда ее усилия давали некоторый результат, разворачивалась  и  перегибалась
через стойку, растягиваясь в  полушпагате,  становилась  на  четвереньки  на
пол...
   - Ну что? Как ты хочешь? Так? Или так? - с придыханием повторяла она.
   Лиза старательно предлагала имеющийся товар. Фокин ошалел от калейдоскопа
распахнутой красно-шерстяной промежности,  приглашающе  распущенных  ягодиц,
белых, слегка волосатых ног с бледными пятками, жадных чувственных губ... Но
почему-то все это утратило для него сексуальный смысл  и  напоминало  то  ли
медицинское освидетельствование, то ли анатомический театр. Бессмысленная  и
бесплодная возня продолжалась до утра и закончилась ничем.
   В шесть часов, усталый, невыспавшийся и злой, Фокин подходил  к  Большому
дому. Темно, улицы пусты, лишь фонари отражаются в  мелких  весенних  лужах.
Слипались глаза, болела голова, на щеках чернела  и  отвратительно  скрипела
под пальцами щетина, во рту - будто кошки нагадили, влажно и липко в трусах,
ныли яйца, как после школьной вечеринки с поцелуями и обжиманиями. Бр-р-р...
Он был противен сам себе!  Больше  всего  хотелось  добраться  до  кабинета,
побриться,  почистить  зубы,  сменить  белье  на   чистое   из   "тревожного
чемоданчика", выпить кофе с таблеткой  американского  аспирина,  посидеть  с
закрытыми глазами, а может, и вздремнуть до начала работы...
   - Сергей Юрьевич! Можно вас  на  минутку?  -  раздался  сбоку  незнакомый
голос.
   Фокин настороженно повернулся.  Под  ярким  фонарем  у  блестящего  лаком
черного "Мерседеса" с проблесковыми  маячками  и  правительственным  номером
стоял молодой человек в строгом прямом пальто и без головного убора. В вырез
пальто проглядывала белая сорочка с  серым  галстуком.  Волосы  зачесаны  на
аккуратный пробор и слегка блестят - то ли от воды,  то  ли  от  укладочного
лака. Майор увидел себя глазами этого франта и почувствовал себя бомжем.
   Молодой человек медленно приблизился, как будто боялся спугнуть  помятого
небритого детину с красными глазами.
   - Я помощник Павла Андреевича Арцыбашова, - представился  он  и  протянул
солидное удостоверение в натуральной бордовой коже. -  Меня  зовут  Валентин
Егорович Шаторин.
   В удостоверении имелась цветная фотография молодого человека, исполненные
типографским шрифтом фамилия, имя, отчество,  указана  должность:  "помощник
главы администрации Президента Российской Федерации", заверяли эти  сведения
личная подпись Президента и его же гербовая печать.
   - Павел  Андреевич  хотел  бы  с  вами  встретиться,  если  вы,  конечно,
располагаете временем. Он ждет вас прямо сейчас.
   - В шесть утра? - переспросил ошарашенный Фокин.
   - Павел Андреевич ждет вас со вчерашнего вечера, - мягко пояснил Шаторин.
- К сожалению, мы не смогли вас найти...
   - Мне надо побриться. И вообще - привести себя в порядок...
   - К сожалению, на это нет  времени.  Речь  идет  о  деле  государственной
важности, которое не терпит отлагательства. Поэтому ваш внешний вид не имеет
никакого значения.
   Салон "Мерседеса" был обит  белой  кожей,  пахло  освежителем  воздуха  и
дорогим одеколоном. Затемненные стекла не позволяли  всматриваться  в  ночь,
казалось - машина летит в пустоте. Фокин развалился сзади на широком,  мягко
пружинящем сиденье и старался не дышать,  хотя  и  понимал,  что  все  равно
испортит благородную запаховую гамму.  Водитель  и  молодой  человек  сидели
вытянув спины, смотрели прямо перед собой и не разговаривали.
   Вскоре машина остановилась у обычного  жилого  дома  -  двенадцатиэтажной
"свечки" из желтоватого кирпича.
   - Прошу! - Шаторин широким жестом показал на освещенный подъезд.
   - Это не похоже на Кремль!  -  настороженно  пробурчал  Фокин.  Появилась
глупая мысль, что его заманивают в ловушку.
   - Совершенно верно, - без улыбки подтвердил помощник. -  Это  не  Кремль.
Прошу!
   Вестибюль охранялся, но их пропустили  без  всяких  вопросов.  Просторный
зазеркаленный лифт остановился на пятом этаже. Молодой  человек  позвонил  в
одну из двух расположенных на площадке квартир. Дверь сразу открылась.
   Шаторин остался в прихожей, а его  двойник,  только  с  сухими  волосами,
провел Фокина через широкий коридор и просторный холл в  комнату  без  окон:
мягкий свет  из-под  подвесного  потолка,  встроенные  шкафы  по  периметру,
небольшой диванчик, два кресла, журнальный столик, справа - чуть приоткрытая
дверь в отделанную розовой плиткой ванную, слева еще одна, такая же, и прямо
- по обе стороны диванчика - две широкие двустворчатые двери.
   Фокин несколько лет стоял в квартирной очереди  и  знал  цену  квадратным
метрам - он понял, что эта хитроумно устроенная комната по ордеру не  входит
в жилую площадь, так же, как прихожая, холл, коридор, ванные комнаты и кухня
- добрых пятьдесят "квадратов" - больше, чем общая  площадь  их  с  Наташкой
двухкомнатки в Кузьминках. Той самой двухкомнатки, которой его попрекают  до
сих пор... Он осмотрелся: узорный паркет, неизвестного образца обои,  мебель
хотя и дорогая, но явно купленная за казенный счет... Жилым духом  здесь  не
пахло: никаких вещей, ни забытой чашки, ни пепельницы с окурком - ничего.
   - Прошу! - с той же интонацией произнес сопровождающий  и  открыл  правую
дверь. Фокин вошел.
   Навстречу  ему,  отбросив  клетчатый  плед,  поднялся  с   незастеленного
велюрового дивана заспанный всклокоченный человек в спортивном костюме. Рано
погрузневшая фигура, простоватое курносое лицо с  отпечатавшимся  рубцом  от
подушки, неряшливая светлая щетина -  в  таком  виде  могущественного  Павла
Арцыбашова не показывали по телевизору и не печатали в газетах. Но Фокин его
сразу узнал.
   - Приношу извинения за внешний вид. - Павел Андреевич пригладил волосы  и
сграбастал лицо в ладонь, разглаживая складки и морщины.
   - Впрочем, у вас вид не лучше...  Это  что,  кровь?  Фокин  проследил  по
направлению его пальца и увидел бурые потеки на правом рукаве куртки.
   - Наверное, - как можно спокойней сказал он. - Был в морге, на  вскрытии,
видно, эксперт зацепил перчаткой...
   - Ну ладно. - Арцыбашов прошел к стоящему у окна столу, сел в  вертящееся
кресло, жестом пригласил присесть  и  гостя.  Полированная  столешница  была
пуста, только солидная кожаная папка лежала слева, у самого подоконника.  За
окном начинался рассвет.
   - Нам известно, что вы раскрыли ряд финансовых махинаций "Консорциума", -
без предисловий начал хозяин. - Но вам не  дают  развернуться  и  фактически
принуждают спустить дело на тормозах. Это так?
   - Так, - кивнул обалдевший Фокин. - Но откуда вы...
   - Не задавайте детских вопросов. - Помятый и беспомощный со  сна  человек
закаменел лицом, на глазах превращаясь в могущественного чиновника -  важную
фигуру государственного аппарата. Такие не спят на незастеленных диванах, не
мнут лицо на жестких подушках нежилых квартир. Они  все  про  всех  знают  и
могут в один миг восстановить справедливость.
   - Коротко доложите суть выявленных злоупотреблений,  -  пошарив  в  ящике
стола, приказал Арцыбашов. У Фокина появилась уверенность,  что  он  включил
магнитофон.
   - Они скупают активы страны. Цель  -  сосредоточить  в  своих  руках  всю
экономику государства. Монопольное владение основной собственностью  сделает
их фактическими хозяевами России.  Политическое  оформление  всего  этого  -
вопрос техники...
   Первый чиновник государства озабоченно нахмурился.
   - Есть конкретные доказанные факты?
   -  Полностью  доказан  только  один.  Незаконный  экспорт  стратегических
технологий, скупка  на  вырученные  от  сделки  деньги  объектов  добывающей
промышленности: крупного угольного разреза  и  двух  золотодобывающих  шахт.
Фигурант  -  некто  Атаманов,  недавно   он   вошел   в   совет   директоров
"Консорциума". Он намертво привязан документами к этой истории.  Но  настало
время "острых" действий: задержания, обыски, аресты  имущества  и  счетов...
Только так можно раскрутить весь клубок!
   - Тут вам и связывают руки? Фокин вздохнул.
   - Есть уровни компетенции. На своем я сделал все, что требуется.  Санкции
на все остальное дает вышестоящее руководство, прокурор...
   - Мне все ясно, - деловито кивнул Арцыбашов. - А есть ли у вас какие-либо
данные о том, что "Консорциум" препятствует получению  Россией  кредитов  от
МВФ?
   - Нет. - Даже в усталом отупении Фокин удивился. - И трудно  представить,
что такое может быть. Какой им смысл?
   - А  такой!  -  Глава  администрации  ударил  кулаком  по  столу.  -  Они
разворовали все предыдущие транши! А теперь мы взяли  под  контроль  будущие
поступления, и они поняли, что больше не смогут греть руки на бедах  народа!
И эти негодяи, эти мерзавцы, эти гаденыши делают все, чтобы сорвать  кредит!
Предатели! Вы получите необходимые документы и должны отдать изменников  под
суд! Это будет показательный процесс, он отобьет охоту у многих!
   Крик гулко отдавался в утренней тиши просторной квартиры. Фокин  вздохнул
еще раз и потер глаза. Спать ему расхотелось,  но  под  веки  будто  набился
песок.
   - Это уже не в моей компетенции... - повторил он.
   - Будет в вашей! - злорадно сказал Арцыбашов. - Главный вопрос: есть ли у
вас желание и воля разворошить змеиное гнездо и выжечь его каленым  железом?
И не боитесь ли вы это сделать?
   - Желание есть,  воля  есть,  разворошить  не  боюсь,  -  последовательно
ответил Фокин.
   - Тогда...
   Арцыбашов встал, придвинул кожаную папку, открыл ее и извлек лист плотной
глянцевой бумаги с типографским текстом. Молча  направился  к  двери,  молча
вышел. Прошла минута, вторая, третья...
   "Может, все же ловушка? - подумал Фокин. - Подстроили, чтобы выудить, что
я знаю... Сейчас  зайдут  вдвоем-втроем,  прыснут  "отключкой",  придушат  и
закопают без следа..."
   Он прижал левый локоть к телу, ощутив успокаивающую тяжесть оружия.  Хрен
вам! Надо было отбирать при входе. А теперь поздно! Не возьмете!
   Арцыбашов вернулся, чуть помахивая листом.
   - Читайте! - он протянул бумагу Фокину.
   Это был Указ Президента. Дата, номер. Подполковник Фокин  Сергей  Юрьевич
уполномачивается  на   проведение   расследования   о   злоупотреблениях   в
"Консорциуме". Наделен необходимым объемом полномочий и не может быть  никем
освобожден  от  занимаемой  должности  или   отстранен   от   расследования.
Сегодняшнее число, хотя рабочий день в начавшихся сутках еще  не  начинался.
Свежая подпись. Фокин мог поклясться, что еще несколько минут назад ее здесь
не было. Он поднял глаза.
   Арцыбашов свысока смотрел на него  и  улыбался,  довольный  произведенным
эффектом. Очевидно, он ждал каких-то слов...
   Фокин сглотнул.
   - А что... Это... - Он кивнул на стенку, отделяющую от соседней  комнаты.
- Президент здесь, что ли?
   Улыбка исчезла. Теперь Павел Андреевич смотрел на него как на идиота.
   - Президента здесь нет и быть не может, - холодно  сказал  он.  Но  потом
смягчил тон. Есть просто идиоты, а есть полезные  идиоты.  Фокин,  очевидно,
относился ко второй категории.
   - Вы заметили, что повышены в звании?
   - Да... - растерянно пробормотал Фокин и вновь заглянул в Указ. - Я думал
- опечатка...
   - В таких документах опечаток не бывает. -  Теперь  на  полезного  идиота
смотрели с сочувствием. - Если вы справитесь с поставленной задачей, то  вас
ждет генеральская должность. И за большой звездой дело не станет!  А  теперь
идите, приведите себя в порядок и приступайте к работе. Мой  помощник  будет
интересоваться ходом расследования.
   - Есть, - бодро сказал свежеиспеченный подполковник и направился к двери.

   * * *
   Обыск на даче у Атаманова производила бригада из четырех человек,  и  все
равно он продолжался не меньше шести часов.  В  мангале  обнаружили  большое
количество пепла от сожженных бумаг, а в  кабинете  -  несколько  пакетов  с
документами. Сам хозяин переходил от одного следователя к другому и с легкой
улыбкой обращался к понятым:
   - Смотрите повнимательней, а то подбросят наркотики или оружие...
   По пятам за ним ходил Гарянин,  в  задачу  которого  входил  контроль  за
задержанным.  Участок   по   периметру   был   оцеплен   взводом   спецназа.
Предосторожность оказалась нелишней: уже через час  после  начала  обыска  к
даче стали съезжаться  джипы  с  крутыми  парнями  и  лимузины  с  солидными
господами, но це