а  к  ним  и
поехала в общагу - хотя на дух не переносит ни  саму  общагу,  ни  компании,
которые там собираются. Курила ли она "дурь"  вместе  со  всеми?  Сергей  не
помнил. В любом случае по возвращении мама наверняка  зарядила  ей  касторки
куда надо. Зачем все это Светке нужно?
   - Вода как парное молоко, - сказала Светка Бернадская, стряхивая  волосы.
Капли тихо  дзынькнули  по  автомобильному  стеклу.  -  Иди  искупайся,  так
здорово!..
   У нее высокая тонкая талия, двумя пальцами  обхватить  можно.  Пальцы  на
ногах тонкие, хрупкие, почти детские. На лодыжке длинный  шрам  от  какой-то
старой операции. Черные волосы на лобке торчат в разные стороны; и почему  у
всех блондинок такие чернющие волосы?.. Сергей взял ее за руку -  рука  была
мокрая, холодная, - усадил на песок, сел рядом.
   - Светка, - сказал он. - Ответь мне, только честно: зачем  тебе  все  это
нужно?
   - Что? - уставилась на него Светка.
   - Тогда, в общаге. Сейчас. Ты понимаешь меня.
   Она хотела сделать вид, будто думает. Рассмеялась.
   - Не знаю. Ты спрашиваешь так, будто я затащила тебя сюда и долго чего-то
добивалась. А?..
   - Родик мог запросто протаранить на своей "Ланче" первый же осветительный
столб. Ты знаешь Родика. В "двойке" я вел себя  по-идиотски,  и  все  другие
были не лучше. Все как всегда, в общем. Почему ты сунулась туда?
   Светка больше не смеялась. Она в  самом  деле  думала.  Обхватила  руками
колени, маленькие груди съежились, скользнули вниз, стали  почти  незаметны.
Сергей неожиданно для себя самого поцеловал косточку на ее  лодыжке.  Белая,
совершенно гладкая косточка.
   - Ты когда-нибудь слышал "Purgeans"? - вдруг спросила Светка.
   - Пур... Кого? - не понял Сергей.
   - Группа из Балтимора, - сказала она. - Они были у нас в прошлом  году  -
фестиваль "Некс-Стоп", помнишь?.. Их клавишник за два часа выступления  штук
восемь "Коргов" покрошил. Цигулева сказала тогда: полный хрюк. Помнишь?
   - Нет, - сказал Сергей, - не помню.
   - Они прилетают завтра в Тиходонск.  Я  обещала  заму  в  "Вечерке",  что
возьму у них интервью для четвертой полосы. Сто двадцать строк.  Пойдешь  со
мной?
   - При чем тут "Вечерка"?
   - Меня туда на летнюю практику определили.
   - А-а, - сказал Сергей.
   - Пошли. Тебе понравится.
   Он встал и пошел к воде. Песок был твердым и теплым. Пошире размахнувшись
ногой, Сергей подфутболил высохший, почти невесомый кусок  деревяшки.  Пенис
тяжело качнулся взад-вперед. Светка догнала его и побежала рядом.
   - Какой большой!.. - сказала она.
   - Кто?
   Светка стрельнула глазами вниз, снова рассмеялась. Передразнивала.
   - Пи... Этот. Писун.
   - Елки зеленые, - сказал Сергей. - Еще раз назовешь его так, ноги вырву.
   - Ну а как он называется?
   Сергей  сказал.  Светкино  лицо  вспыхнуло,  словно  красная   сигнальная
лампочка в игре "Угадай мелодию" - но смеяться она не перестала.
   - Как-как? - переспросила она.
   Сергей крикнул громче. Бернадская прыгнула в воду, плотно сдвинув длинные
ровные ноги.
   Вечер свалился как-то вдруг, без всякого предупреждения. Они долго  ехали
вдоль берега, дикие места сменились  относительно  ухоженным  пляжем,  потом
пересекли  мост;  тела  казались  непривычно   легкими,   закон   всемирного
притяжения  определенно  барахлил.  Сергей  расслабился.  Капитан  Агеев   и
машинописный листок провалились в черную дыру памяти, как  растворившийся  в
ночи детский кошмар.
   - Цигулева сессию не сдавала, - вдруг сказала  Светка  Бернадская,  будто
разговаривая сама с собой. - Интересно, почему?
   Сергей не ответил.  Кошмар  вернулся.  Он  отчетливо  понял,  что  теперь
никогда не избавится от него. Черт! Он с силой вдавил  в  пол  педаль  газа,
"пятерка" напряглась, но поперла вперед, Сергей промчался по  Южному  шоссе,
проехал мост и, не сбавляя скорости, ворвался  в  город.  Перекатился  через
отполированные до блеска трамвайные  рельсы,  миновал  раскинувшийся  справа
зеленый сквер, пересек Магистральный проспект и еще несколько улиц,  свернул
на Каменногорский. Через два квартала Светкин дом. Она предложила  подняться
наверх. Сергей отказался: там мама, ей надо смотреть в глаза прямо и честно.
Когда  Светка  выходила  из  машины,  ему  показалось,  что   через   платье
просвечиваются мишки и попугаи.
   - Слушай, Свет, - сказал Сергей. - Вопрос на  засыпку.  Ты  ведь  учебник
Розенталя вдоль и поперек  пропахала.  Как  правильно  сказать  о  человеке,
которого дважды отпидорасили? Дважды - отпидоращенный? отпидораженный?
   У Светки Бернадской, у маминой дочки, отвисла челюсть.
   - Не знаю, - сказала она. - А это имеет значение?
   Сергей захлопнул дверцу, опустил стекло и сказал:
   - Пожалуй, нет. Практического значения это не имеет.

   * * *

   Гестапо услышал, как в стекло  входной  двери  тихонько  постучали.  Звук
тонкий, отчетливый. Так стучать может или ключ, или  монетка.  Или  железный
коготь. На часах 00.18. Полуопустевшее по случаю окончания сессии  общежитие
уже не раскачивается туда-сюда  от  ночного  дера.  Тихо.  Гестапо  как  раз
нацелился прилечь в подсобке, отдохнуть.
   Стук повторился.
   - Кто там? - крикнул Гестапо.
   Твою мать. Он не собирается  выбегать  каждый  раз,  когда  какому-нибудь
бомжу взбредет в голову царапаться в дверь.
   Прямо в лицо с улицы мигнули фары. Гестапо зажмурился.  Машина  стояла  у
самого крыльца, будто собираясь брать на таран здание общежития. И несколько
фигур рядом - высокие, широкоплечие. Как они подобрались  сюда,  Гестапо  не
слышал. Возможно, машина стояла уже давно, только какого...
   Стук-стук.
   - Иду!
   Он прилепил теплый комок резинки к  дээспэшной  перегородке  на  посту  и
пошел. Фары мигнули еще раз, ударили старика по глазам.
   - Сейчас допрыгаетесь у меня, - пробормотал Гестапо.
   С обратной стороны  к  стеклу  прилепилась  рука  с  развернутой  книжкой
удостоверения. Дальше, в темноте - строгое  скуластое  лицо,  плотно  сжатые
губы. Стук-стук. Гестапо проворно  полез  за  очками,  дужки  зацепились  за
что-то в кармане. Твою мать. Он влепился лицом  в  стекло,  сплющив  большой
мясистый нос.
   Прищурился.
   Губы его зашевелились.
   Стук-стук. На этот раз широкоскулый человек  ударил  по  стеклу  сильнее.
Гестапо наконец разглядел, чем это он  колотит.  Пара  стальных  наручников.
Господи Боже.
   - Дак я... Открываю! - крикнул Гестапо как можно громче. - Открываю!  Что
вы сразу мне не сказали, товарищи?

   * * *

   - Подъем, Николай. Руки по швам. Вот так. Ну!.. Стоять!
   - Этих троих на коридор, в читальню. Черных  тоже.  Воронюк,  поговори  с
ними, пока труханец у них еще не прошел. Рульковский потом выйдет, осмотрит.
   - Есть.
   - Эй, Николай батькович!.. Стоять, я сказал!
   - Подъем! Всем подъем!
   Яркий свет слепил глаза. Коля Лукашко не мог сказать точно: спит  он  или
не спит. Он знал  только,  что  здорово  устал,  будто  прожил  целую  жизнь
грузчиком на товарной  станции.  Через  сутки  это  обычно  проходит,  если,
конечно, снова не закурить... А потом в блоке объявились эти мужики. Как они
сюда попали - Коля не знал. Не помнил. Может, он сам им открыл,  может,  они
взломали дверь. Откуда им известно его имя?
   - Еще раз попробуешь упасть - я сделаю вот так, - сказал кто-то  большой,
наклонившись к самому его лицу. И наступил своим башмаком  на  голую  ступню
Коли Лукашко.
   Коля ударил  головой  в  пахнущий  свиной  кожей  живот.  Живот  оказался
твердым, как скала. Колю подняли, щелкнули по ушам, поставили вертикально.
   - Рульковский, осмотри его. Быстренько.
   Из блока цепочкой выходили на коридор  Чума,  Соломон  и  Джо.  К  черной
заднице Соломона прилипли розовые женские трусики, резинки глубоко врезались
в ляжки; свои трусы  он  давно  сгноил,  теперь  одалживает  у  проституток.
Соломон и Джо громко возмущаются на своем родном суахили.
   - Так, Николай. Я буду отдавать команды, ты будешь выполнять их быстро  и
без суеты. Это в твоих интересах. Договорились?.. Ну-ка открой рот и  покажи
язык.
   Коля широко открыл рот и высунул язык как можно дальше. Мужчина  в  очках
без оправы положил свою руку ему на подбородок и отвел вниз, будто  собрался
выломать челюсть напрочь. Рука сильно пахла хлоркой. "Врач", - подумал Коля.
   - Посмотри на меня.
   В зрачок уперся луч крохотного фонарика.
   - Так... Теперь подними руки.
   Мягкая желтая бумажка скользнула от подмышек к паху. Бумажка потемнела от
пота или грязи, врач рассмотрел ее на свет,  покачал  головой  и  спрятал  в
карман.
   - Вытяни руки вперед, разожми кулаки.
   Руки дрожали.
   - Разверни ко мне тыльной стороной.
   Холодные пальцы пробежались по венам на локтевых сгибах, потом - по венам
на ступнях ног. Сильно надавили несколько раз.
   - Стяни трусы до колен.
   Врач заставил Колю поднять член вверх и заглянул  туда,  словно  грибник,
который  ищет  подосиновик  под  веточкой.  Надавил  большим  пальцем.  Коля
вскрикнул.
   - Тихо.
   Коле пришлось еще несколько раз повернуться вокруг оси, пока врач, задрав
очки на  высокий  лоб,  стучал  пальцами  по  правому  подреберью,  щупал  и
растягивал кожу  на  спине,  лопатках,  животе,  ягодицах.  Наверное,  искал
какието таинственные письмена. Шифровки.
   - Что это? - он показал на царапину под коленкой.
   - Упал, - сказал Коля Лукашко.
   - Брешешь.
   Коля ничего не ответил и отвернулся. Все это время  третий  Посетитель  -
высокий, скуластый, лицо как обитый угол дома - шарил по  комнате,  выдвигая
из-под кроватей чемоданы, вытряхивая их содержимое на пол, сбрасывая книги с
полок, переворачивая тумбочки, из  которых  сыпалась  шелуха  от  семечек  и
хлебные крошки. Нашел на полу влажное полотенце, понюхал. Улыбнулся.
   - Глянь, Владимир Иванович.
   Он сунул полотенце под нос врачу. Тот потянул носом,  серьезно  посмотрел
на Колю Лукашко.
   - Ты - придурок чертов, понятно тебе? - сказал Рульковский.
   - Я ничего не знаю, - сказал Коля. - А вы кто такие?
   - Не валяй дурака. Ты прекрасно знаешь,  кто  может  поднять  тебя  среди
ночи. Вину-то чувствуешь, - утвердительно сказал  скуластый.  -  Но  я  тебе
поясню на всякий случай: уголовный розыск, отдел по борьбе с наркобизнесом.
   Огромные руки скуластого, два мощных зажима-манипулятора,  сдавили  плечи
Лукашко. Острый орлиный нос, а за ним широкие лемеха-скулы; если он  саданет
сейчас, Коля развалится, как комок глины под плугом.
   - Где "дурь", Николай?
   - Нет у меня никакой "дури"!..
   - Не звезди. Ты курил сегодня с дружками, вся комната провонялась.
   - Я ничего не знаю! Нет у меня ничего!
   Плечи сдавило так, что, Кажется, пальцы скуластого должны коснуться  друг
друга  через  кожу  Лукашко.  А  потом  Рульковский  увидел  что-то.  Пустой
полиэтиленовый пакет,  в  каких  обычно  продают  сахар,  -  лежит  себе  на
подоконнике, почти на самом виду. Рульковский все сразу понял,  взял  пакет,
провел пальцем по внутренней поверхности.  Попробовал  на  язык.  Присел  на
корточки рядом со скуластым.
   - Опоздали, - сказал он тихо. - Позвони Агеев вчера, мы  бы  этим  щенкам
полную жопу огурцов натолкали бы.
   Скуластый велел Коле Лукашко встать на кровать коленями и  повернуться  к
стене, а сам подошел к врачу.
   - Дай-ка сюда.
   Он взял пакет у Рульковского, встряхнул, постучал  пальцами  по  стенкам.
Внутри слабо колыхнулась коричневая пыль, будто оставленная когда-то  ночной
бабочкой.
   - Сколько нужно по минимуму? - спросил Рульковский.
   - Две сотых хотя бы, - сказал скуластый. - Да и то,  это  же  по  первому
разу... Себе дороже.
   - Сколько здесь?
   - Полсотни не наберется. Ладно, а у тебя что?
   - Мышечный тремор, потливость, вены и язык чистые. Без  хроматографии  я,
сам понимаешь, никуда... Единственное, что могу  сказать:  парни  зарядились
вчера вечером, и это был только гашиш, без сочетаний.
   - Так  и  тянет  сунуть  щенкам  "шмеля"...  Да  ладно,  подождем...  Эти
наркушечные дела - они как грипп, правда, Рульковский? Если  здесь  -  то  и
там. Нужно только вычислить, кто громче всех кашляет.
   Коля Лукашко  осторожно  повернул  голову,  чтобы  услышать,  о  чем  они
шепчутся, но скуластый тут же крикнул:
   - Эй! Стоять смирно, кому сказал!
   Настроение у него, видно, было  не  очень.  Скуластый  выдернул  шнур  из
электрочайника и врезал несколько раз по Колькиным пяткам, из-за чего Колька
чуть не обмочился.
   - Это чтобы помнил, когда в следующий раз покурить захочется.
   Затем человек по фамилии Воронюк приводил по одному Соломона, Джо и Чуму;
врач Рульковский осматривал их, а потом каждого ставили в шестьсот  двадцать
первую позицию и лупили шнуром по пяткам.
   - Из-за вас, полудурков, нормальным людям выспаться некогда!..


   Глава четвертая
   ПО ЛИНИИ КОНТРРАЗВЕДКИ

   У входа в здание аэровокзала полно  милиции  и  ОМОНа.  Здесь  же  роятся
какие-то  пэтэушники  в  футболках   и   бермудских   шортах,   похожие   на
насекомых-трупоедов; они пьют пиво, курят и беспрерывно плюют, будто  у  них
последняя  стадия  заражения  "циклоном".  Из   магнитол   цыкает   хип-хоп.
Пэтэушников не меньше двух сотен. А может, и больше.
   - Кто такие?.. - спросил Сергей, осторожно подруливая к автостоянке.
   - Фенсы "пургеновские", - сказала Светлана. - Ничего, пробьемся.
   Рядом с автомобильной стоянкой, в кустиках, стоит обычный школьный  стол,
за столом сидит парень, у него в руках  кусок  поролона,  несколько  тюбиков
зубной пасты и трафарет с кривой готической надписью "Purgeans". И табличка:
"ПОДХОДИТЬ ПО ОДНОМУ!"
   Кое-кто из пэтэушников заруливает сюда время от времени, стягивает с себя
футболку, бросает рядом скомканную трехрублевку: ну давай,  сделай  красиво.
Парень выдавливает полтюбика на поролон и в две  секунды  набивает  надпись.
Иногда он в спешке забывает подложить фанеру внутрь футболки и  на  обратной
стороне  отпечатывается  "snaegruP".  Девчонки  тоже  подходят,   становятся
кружком, чтобы милиционеры не видели - и по очереди  раздеваются  до  пояса.
Это фенессы, объяснила Светка. Им тоже  хочется  помориновый  "Purgeans"  на
грудь. Все тощие, лопатки торчат. Без лифчиков. Но парню,  который  набивает
надписи, плевать на их пупырышки.
   - По одному, уроды!! - пароходным басом  орет  он  примерно  каждые  пять
минут, изображает бешеный ажиотаж.
   Сергей  запер  машину,  включил  сигнализацию.   До   прибытия   самолета
оставалось пятнадцать минут.
   - Там, на втором этаже, есть безалкогольное пиво, - сказал  он.  -  Такая
параша. Хочешь попробовать?
   В кафе, отделенном от зала стеклянной перегородкой с облупившимся  "Добро
пожаловать", сидело человек пять, не больше.  Пэтэушники  сюда  не  рвались.
Официантка отчитывала грузчика, разбившего на кухне ящик молока,  и  эхо  ее
голоса разносилось по всему этажу.
   - Аккредитацию мне не выдали, - сказала Светка, отпивая фруктовый чай  из
чашки. От пива она отказалась. - Практикантам не положено. Придется брать на
абордаж.
   - Я буду держать, ты будешь спрашивать - так?
   - Нет. Просто поможешь мне пробиться через толпу, пока они будут  идти  к
машине. Главное, чтобы нас заметили.
   - Увидят, и глаз оторвать не смогут. Ладно...
   На Светке  снова  были  белые  джинсы,  в  которых  она  сдавала  сессию.
"Счастливые" - догадался Сергей. Однажды он сдуру купил себе  светло-голубые
"Мальборо классик", проходил один день,  после  чего  они  стали  похожи  на
дактилоскопическую карточку. А у Светки - ни пятнышка. И как это ей удается?
   - Я хотела спросить тебя об одной вещи, -  сказала  она.  Чашка  ее  была
пуста, пакетик на дне почернел и съежился. - Все никак не решалась.
   - Очень важной вещи, - сказал Сергей.
   - Да, очень важной. Ты ни разу не говорил со мной об Антонине. А когда  я
пыталась расспросить - отмалчивался. Делал вид, будто не слышишь. Что у тебя
с ней? И где она сейчас?
   Сергей вспомнил напряженную узкую спину Антонины Цигулевой в кабинете  за
односторонне прозрачным стеклом ("Добро пожаловать в наши лапы,  УРОДЫ!  "),
вспомнил, как она пыталась оболгать,  его,  утопить  -  чтобы  выкарабкаться
самой. Лгала тем же голосом, каким часом ранее говорила: не  бойся,  Сережа,
мне не больно.
   - Все кончено, - сказал он. - Могила.  Если  даже  через  десять  лет  мы
увидимся когда-нибудь на улице, вряд ли даже кивнем друг другу.
   Прежде чем Светка отвернулась к  окну,  на  лице  ее  мелькнуло  странное
неуловимое  выражение  -  будто  летучая  мышь  в  сумерках.  Плохо  скрытое
удовлетворение, радость? Или напротив - разочарование?
   - Через десять лет, - тихо сказала она. - Почему так не скоро?
   Сергей тоже уставился в окно. Сначала он просто корябал  глазами  стекло,
чтобы только не смотреть никуда, - потом увидел свою "пятерку". Два охламона
внахалку разложили на ее  капоте  майки  со  свежей  надписью  "Purgeans"  и
курили, навалившись на машину локтями.
   - Смотри, Свет... Сейчас эти ублюдки начнуть стряхивать пепел в топливный
бак! Совсем озверели!
   Он подергал раму, пытаясь распахнуть окно, плюнул, сказал Светке, что  он
сейчас, и побежал вниз. Драть уши никому не стал -  пэтэушников  здесь,  как
комаров на болоте, неизвестно,  что  им  в  голову  придет.  Сергей  вежливо
попросил ребят убрать свои майки и отойти подальше от машины.
   - А че, мешают? - пожал плечами один.
   - Самую малость, - сказал Сергей, зажимая в кулаке связку с ключами.
   - Как купят тачку, так и жидятся... - проворчал парень. Но  майку  убрал.
Дружок  его  сделал  то  же  самое.  Через   минуту   оба   растворились   в
чернорубашечной толпе.
   Поднимаясь по лестнице, Сергей услышал, как диктор объявляет  о  прибытии
рейса. Пэтэушники зашевелились, милиция стала стягиваться к выходу на летное
поле. Сергей побежал через две ступеньки.
   Светка сидела на том же месте, на столике дымилась чашка свежего  чаю,  и
завитушки пара переплетались с густым сизо-коричневым табачным дымом.  Перед
ней сидел парень в  легком  клетчатом  пиджаке,  небрежно  покачивал  ногой,
болтал о чем-то со Светкой. В зубах у него торчала прямая пижонская  трубка.
Светка улыбалась.
   Сердце у Сергея екнуло. Даже не екнуло - колом встало. Он притормозил  на
секунду, чтобы перевести дух, потом пошел. По  Светкиному  лицу  в  какой-то
момент понял, что она его заметила. Хотела что-то  сказать.  Но  Сергей  уже
схватил парня за плечи и поволок к лестнице.
   - Сережа!.. - крикнула Светка.
   Эхо метнулось по залу: ...ожа!
   - Сдурел, эй? - взревел клетчатый, пытаясь вырваться.
   У него было лицо гимназиста, большие зеленые глаза с загнутыми ресницами.
Колено Сергея несильно врезалось ему в живот. Для порядка, чтоб не дергался.
Клетчатый охнул, согнулся в запятую. Сергей волок  его  дальше,  не  обращая
внимания на крики, отражающиеся от высоких стекол.
   - ...ожа!
   - ...гей!..
   Включился визгливый голос официантки. Кто-то бежал сзади, догонял.
   Бам-м-м-м...  И  вдруг  Сергей  остановился.  Его  нижняя   челюсть   еще
продолжала вибрировать, как  камертон,  по  которому  врезали  металлической
палочкой. Фигура клетчатого оставалась скукоженной,  но  теперь  это  больше
походило на нижнюю боксерскую стойку. Вдобавок ему удалось каким-то  образом
освободиться от захвата. Пока Сергей стоял и соображал  все  это,  клетчатый
ударил  второй   раз.   Удар   пришелся   снизу,   под   подбородок;   мозги
взбултыхнулись, перед глазами поплыло, руки сами собой опустились по швам.

   * * *

   - Ты с ума сошел, что ли? Делать больше  нечего?  Это  же  Денис,  бывший
дружок Цигулевой! - кричала Светка, быстро сбегая по лестнице.
   - То-то и оно. Козел драный...
   - Он тебе сделал что-нибудь? Он поднялся,  чтобы  выпить  кофе,  он  тоже
работать пришел, у него карточка аккредитационная есть!
   - С чего вдруг? На юрфаке их выдают, что ли?
   - Он внештатник в "Комсомольце"! У него публикаций больше,  чем  во  всей
нашей группе!
   - Интересно! Как же так  получ