у, я бы  разочаровался!  Но  сила  за
спиной еще никому не мешала... Этот пузырь Иван Фомич наконец лопнул, но
его группировка пока  сохранилась.  Скоро  собрание,  я  дам  тебе  кучу
фактов, и ты наносишь им сокрушительный удар, а мы добиваем...
   Колпаков презрительно усмехнулся.
   - Так нанимают платных убийц. И продажных девок. Стыдно, Писаревский!
   - Не валяй  дурака!  Принципиальность  оставь  для  общественности  и
начальства! Играть словами все умеют, да про свою выгоду не забывают!
   Подлецам редко говорят в лицо, что они  подлецы  Как-то  не  принято,
неудобно и вообще. Но Колпаков сделал над собой  усилие  и  тихо  сказал
все, что считал нужным. Как кипятком обварил  толстяка.  Потом  железным
плечом сдвинул его в сторону, двумя костяшками  кулака  отдавил  тяжелую
коричневую дверь и вышел на улицу, прищурившись от яркого солнца.
   Писаревский не испортил настроения, скорее напротив - Колпаков ощущал
радость победы. Времени было достаточно, но,  давая  выход  эмоциям,  он
побежал, привычно уклоняясь  от  столкновений  с  прохожими.  Сейчас  он
чувствовал себя мощным, идущим на взлет самолетом сверхдальних линий.
   Возле  городского  Дома  физической  культуры  беспокойно  колыхалась
разношерстная  толпа;  Выгоревшие  трико  соседствовали   с   новенькими
адидасовскими комплектами, короткие стрижки  -  с  длинными  прическамм,
спортивная  подтянутость  с  разудалой  развязностью.   Майки,   джинсы,
традиционные брюки и шведки, потрепанные практичные  и  пижонские  яркие
сумки, атлетические и астеничные фигуры -  все  перемешалось,  составляя
непривычный для городского спортивного центра конгломерат. И  уж  совсем
непривычным был запах спиртного, который несколько раз уловил  Колпаков,
пока пробирался ко входу.
   На ступеньках  он  встретился  с  Зиминым,  критически  осматривающим
собравшихся.
   - Как тебе нравятся кандидаты?
   - Живописная публика. Половина наверняка даже физ-зарядку не  делает.
А некоторые к тому же под хмельком. Знаешь, они одним своим присутствием
компрометируют новый вид спорта.
   - Ничего, сейчас мы устроим небольшой кросс, шелуха и отсеется.
   Из здания с достоинством вышел Гришка Габаев. За ним  тенью  следовал
бородатый травматолог.
   - Ну, как? - с явным  самодовольством  проговорил  Гришка.  -  Полный
аншлаг? Все билеты проданы! Ну-ну. То ли еще будет!
   И небрежно бросил через плечо:
   - Командуй!
   Кулаков мгновенно переместился на первый план, вобрал в могучую,  как
у орангутанга грудь побольше воздуха и, перекрывая  уличный  шум  и  гул
толпы, рявкнул:
   - Всем пройти на стадион! Будете бежать кросс!  -  Этим  "будете"  он
отделял себя от безликой массы кандидатов и заявлял о  принадлежности  к
организаторам предстоящего испытания.
   Через несколько минут площадка перед ДФК опустела.
   - Ретивого помощника ты нашел! - насмешливо сказал Колпаков.
   - Старательный парень, из него толк выйдет. Будет у  меня  старостой.
Дисциплина в группе, организационные вопросы... бы тоже подберите  ребят
поздоровей - с хорошим активом хлопот меньше...
   - Гена, тебя Колодин ждет по  какому-то  делу,  -  сказал  Зимин,  не
обращая внимания на Гришку, и тот настороженно замолчал.
   - Кстати, ты видел газеты?
   - Еще нет.
   - Ерунда, думал, лучше напишут,  -  в  голосе  Габаева  чувствовалась
некоторая натянутость. - Да и фотографии слабенькие. А чего там у Сергея
Павловича?
   - Для тебя ничего. -  Зимин  толкнул  стеклянную  дверь  с  блестящим
противовесом, прыгающим в полупрозрачной пластиковой трубе. -  А  статьи
потому плохие, что про тебя персонально не писали. И на снимки не попал.
   Колодина нашли в борцовском зале.
   - Две группы могут заниматься в разное время, - сообщил он и  показал
в угол. - Здесь повесим мешок, а тут вдоль стены установим три макивары.
К шведской стенке можно крепить чучела. Нормально! Ну да ладно,  с  этим
потом. Пойдем к Стукалову, разговор есть.
   Он значительно посмотрел на Колпакова и, взяв  его  под  руку,  повел
вверх по веерообразным мраморным ступеням плавно изгибающейся  старинной
лестницы.
   Эта значительность и тревожный взгляд Габаева подготовили Колпакова к
тому, что ему предстояло услышать.
   Кабинет председателя  горспорткомитета  находился  на  втором  этаже,
огромные - от пола до потолка - окна с частыми  деревянными  переплетами
выходили в маленький уютный  парк,  еще  одно,  узкое,  -  на  крохотный
полукруглый балкончик с видом на центральную улицу, как раз над входом в
ДФК.
   Кубки, грамоты, знамена, фотографии чемпионов, медали -  обязательные
аксессуары кабинета спортивного руководителя.
   Стукалов тяжело приподнял в кресле плотное тело стареющего штангиста,
протянул  руку  Колодину,  потом  мертвой  хваткой  вцепился   в   кисть
Колпакову, и тот с  трудом  выдержал  прессовое  рукопожатие,  но  сумел
сохранить  невозмутимое  выражение  лица  и  подавил   желание   размять
слипшиеся онемелые пальцы. Как будто ничего особенного не произошло.
   Испытующий  взгляд  Стукалова  утратил  остроту,  он   чуть   заметно
улыбнулся.
   - Силенки у нашего героя пока маловато, но воля есть.
   Колодин удивился.
   - Что вы, Игорь Петрович, он парень крепкий!
   - И популярный.
   Стукалов похлопал ладонью по разложенным на столе газетам.
   -  Особенно  молодежная  постаралась,   прямо   суперменом   Геннадия
выставила! И фото - смотрите!
   По голосу  Стукалова  было  непонятно,  одобряет  он  публикацию  или
иронизирует. Но Колодин истолковал сказанное в желаемом направлении.
   - Пресса привлекла интерес к нашему начинанию. Сегодня пришло гораздо
больше людей, чем мы рассчитывали.
   - Видел, да и слышал.
   Стукалов кивнул в сторону двери на балкон.
   -  Только  уж  больно  странная  публика,  какая-то   неспортивная...
Половина - мальчики из бара, пижоны... Впрочем, теперь  все  зависит  от
вас.
   Председатель откинулся  на  спинку  скрипнувшего  кресла,  поочередно
оглядывая Колодина и Колпакова.
   -  Городская  федерация  должна  определять   лицо   секций   карате,
контролировать их развитие и, самое главное, подбор спортсменов.
   - Зрелище эффектное, а тут еще  газеты,  афиши,  восторженные  слухи.
Нетрудно  представить,  что  произойдет  в  ближайшее  время:   начнется
настоящий бум, карате станет модой, заниматься им захотят  люди,  совсем
далекие от спорта, - ради престижа, так называемого авторитета...
   "Преувеличивает", - подумал Колпаков, отключившись.
   - ...чтобы явление не стало стихийным...
   - ...общественный орган, штатных работников в нем  нет,  поэтому  вся
тяжесть  организаторской  работы   ложится   на   председателя   и   его
заместителя.
   Узкая щель соединяла сознание с внешним миром, позволяя  воспринимать
общий смысл происходящего.
   -  ...Сергей  Павлович  -   исключительно   добросовестный   человек,
энтузиаст, он подобрал таких же  увлеченных  членов  федерации,  но  ему
нужен хороший помощник.
   Колпаков вернулся. Сейчас...
   - Мы решили предложить вам, Геннадий Валентинович, стать заместителем
председателя городской федерации карате.
   "Когда он успел узнать имя-отчество?"
   Лицо Колпакова по-прежнему оставалось бесстрастным,  поэтому  ставший
торжественным на последней фразе тон Стукалова повис в воздухе.
   - Что вы на это скажете? - сухо спросил он,  судя  по  всему,  ожидая
другой реакции.
   - Спасибо за доверие.
   Десять минут назад, заходя в кабинет  и  догадываясь,  о  чем  пойдет
речь. Колпаков собирался отказаться. Достаточно ему хлопот в  институте,
диссертации, спорта...
   Изменить  решение   заставила   неотчетливая,   расплывчатая   мысль,
связанная каким-то непонятным образом с Леной.
   - Что же, краткость и сдержанность - качества настоящего мужчины!
   Стукалов  внимательно  смотрел  Колпакову  в  глаза,  будто   пытался
пробиться сквозь броню демонстративного хладнокровия.
   - А тот могучий молодец уж чересчур суетился, что настораживает. Да и
силенки у него маловато!
   Стукалов подмигнул Колпакову и доброжелательно улыбнулся:
   -  Желаю  успеха.  Держите  контакт  с  комсомолом,  Серебренников  -
надежный парень, на него в любых вопросах можно опереться.  Если  что  -
заходите, будем вместе думать.
   Он проводил гостей до двери и на прощание сказал:
   - Главное, чтобы волна этого интереса, -  Стукалов  ткнул  пальцем  в
балкон, будто внизу еще бурлила  разномастная  толпа  молодых  людей,  -
чтобы эта стихия не вышла из-под контроля.
   На стадион Колпаков успел вовремя -  только  закончился  первый  этап
отбора. Сумевшие пробежать десять кругов кандидаты пользовались коротким
отдыхом, чтобы прийти в себя и отдышаться.
   Потом их разделили на четыре группы, и инструкторы продолжили  отбор.
Приседания, подтягивание на перекладине, отжимание  от  земли,  шпагаты,
прыжки, кульбиты.
   В результате Колпаков, Окладов и Зимин записали по двадцать  человек.
Габаев давал более тяжелые задания, отобрал только восьмерых.
   - Ничего, потом доберу, желающие найдутся, - значительно пояснил  он.
- Зато у меня будут звери, а не бойцы!
   Гришка был не в своей тарелке и обиженно отводил взгляд от Колпакова.
Когда  Зимин  и  Окладов  заговорили  с  Геннадием  о  ближайших   делах
федерации, он ядовито бросил:
   - Везет же людям! С одного пьяного идиота такой навар  снять!  Слава,
почет, статьи в газетах, да еще зампредом федерации заделался!  Нам  так
не жить. Пойду поищу дурака с пулеметом!
   Габаев ушел в сопровождении бородатого Кулакова, который  перед  этим
нещадно дрессировал новичков. У них были одинаковые приземистые  фигуры,
маленькие пулевидные  головы  на  мощных  шеях,  даже  походки  -  и  те
одинаковые.
   - По домам? - спросил Зимин. - Почин сделан. Хороших ребят  отобрали.
А пижоны сами собой отсеялись, многие даже до кросса...
   - А эти трое? - Колпаков кивнул в сторону.
   - Кто их знает, с самого начала здесь сидят. Бежать не стали,  может,
ждут кого-то? Фирменные мальчики, как с рекламы.
   - Особенно тот увалень. Ему  кондитерские  изделия  рекламировать,  -
высказался молчаливый Окладов. - Или на лечебное голодание записываться.
Да и дружки рыхлые... Кого они могут ждать, не нас же?
   Оказалось - их.
   - Кто из вас Колпаков? - спросил толстяк с пумой, вышитой  над  левым
карманом бежевой трикотажной  шведки.  -  Мы  от  Елены  Борисовны.  Она
сказала, что вы запишете нас в секцию.
   Неприятное  ощущение  появилось  у  Колпакова  еще  раньше,  чем   он
сообразил, что  Елена  Борисовна  -  это  Лена,  и  вспомнил  данное  ей
обещание.  Потом  ощущение  усилилось,  он   почувствовал   раздражение,
неловкость и острое желание послать всю троицу к чертовой матери.  Зимин
и Окладов недоуменно переглянулись и пошли дальше.
   - Почему вас трое? Я предупрежден  про  двоих,  -  недовольно  сказал
Колпаков.
   - За Сашку попросили позднее, - рассудительно пояснил толстяк. -  Она
звонила, но вы уже ушли.
   Наступила пауза, и чем дольше  она  продолжалась,  тем  более  глупым
ощущал свое положение Колпаков.
   - Приходите в четверг к семи в  ДФК,  зал  номер  четыре,  -  буркнул
наконец он и, отстранив толстяка, догнал товарищей.  В  их  взглядах  он
прочитал нескрываемое осуждение.  Но  и  без  этого  Колпаков  испытывал
сильное недовольство собой: поступать вопреки убеждениям было не  только
неэтично, но и просто противно.
   Впрочем, недовольство исчезло, когда он позвонил Лене и услышал в  ее
голосе непривычные нотки признательности и одобрения.
   - Всех троих  записал?  Молодец,  Геночка!  Ты  меня  очень  выручил,
встретимся - расскажу подробно. Не сходить ли нам  сегодня  в  ресторан?
Давно не танцевала.
   Выйдя  из  будки  телефона-автомата,  Колпаков  обшарил   карманы   и
непонятно зачем пересчитал имеющуюся наличность.  Два  рубля  шестьдесят
копеек. В состоянии, близком к паническому, он бросился к Гончарову,  но
того не оказалось дома. До встречи оставалось  полтора  часа.  С  трудом
взяв себя в руки. Колпаков принялся решать непривычную задачу: где взять
деньги?
   Дома лишнего рубля отродясь не водилось,  занимать  у  соседней  было
неприятно, к тому же он не хотел, чтобы об  этом  узнала  мать.  Окладов
живет один в общежитии, с трудом дотягивает до получки. Зимин экономный,
у него можно разжиться десяткой, но  эта  сумма  не  решит  проблемы.  А
сколько вообще нужно денег на ресторан? Жизнь поворачивалась незнакомой,
а оттого пугающей стороной. Дронов? Ерунда... Разве что Габаев...
   У Гришки деньжата имелись, но обращаться к  нему  не  хотелось.  Чашу
раздумий перевесила внезапно пришедшая мысль: одно время Габаев играл  в
оркестре в "Центральном", он большой дока по части ресторанных правил, и
вместе с деньгами у него можно получить ряд полезных советов.
   Гришка удивился визиту, вначале он держался холодно,  не  без  иронии
именуя гостя "начальством". Колпакову очень хотелось уйти, но  отступать
было некуда, и он без обиняков выложил свою просьбу.
   После  этого   Гришка   неожиданно   изменился,   стал   любезным   и
предупредительным, охотно  дал  деньги,  подробно  проинструктировал  по
вопросам, которые могут возникнуть в ходе вечера, и порекомендовал  идти
в "Центральный", где, обратившись к метрдотелю от  его,  Гришки,  имени.
Колпаков получит обслуживание по высшему разряду.
   Спешно  поблагодарив   и   попрощавшись.   Колпаков   забежал   домой
переодеться, десять минут промучился с выбором галстука, написал  матери
записку, что вернется поздно, и минута в минуту успел к месту свидания.
   Лена опоздала на четверть часа, увидев ее наряд, Колпаков ощутил себя
старомодным, простоватым и неуклюжим.
   Предложение пойти в "Центральный" она отвергла с  ходу,  сказав,  что
там собираются шпана и пьяницы, а кормят позавчерашними котлетами.  Взяв
инициативу в свои руки, проворно остановила такси, привезла  Геннадия  к
новому высотному зданию,  в  первых  этажах  которого  размещался  самый
шикарный в городе ресторан.
   - В кабинку или на свет? -  спросила  она  у  старательно  и  успешно
скрывающего растерянность Колпакова и, поскольку он неопределенно  пожал
плечами, решила сама:
   - На свет! У меня шантанное настроение. На втором этаже сегодня будет
в самый раз. А зал выберем Голубой. Тебе нравится в Голубом?
   Колпаков кивнул, и  через  несколько  минут  они  сидели  за  чистым,
покрытым голубой крахмальной  скатертью  столиком  у  голубой  велюровой
стены.
   Геннадий был в ресторане второй раз в  жизни  -  выпускной  вечер  их
группа отмечала по Гришкиной  протекции  в  "Центральном",  и  тогда  он
ничего хорошего в этом времяпрепровождении не  нашел.  Но  заказ  сделал
умело, как завсегдатай:  холодные  закуски,  фирменная  вырезка,  овощи,
коньяк, шампанское, нарзан, десерт. Спасибо Габаеву -  ни  официант,  ни
Лена не распознали в нем новичка.
   - Видишь человека в белом костюме? - таинственно  зашептала  Лена.  -
Это Тофик-миллионер. Говорят, у него действительно есть миллион!
   Колпаков  без  интереса  оглядел   смуглого,   претенциозно   одетого
толстяка.
   - Разве это человек? Это медуза. За нашу встречу!
   Настроение улучшилось. Этому  способствовала  праздничная  обстановка
Голубого зала, не идущая ни в какое сравнение с прокуренным и  пропахшим
кухней запущенным зальчиком "Центрального",  учтивый  официант,  вылитая
впервые за семь лет рюмка коньяка, загадочная, адресованная  только  ему
улыбка Лены.
   Она знала много тостов, правильно пользовалась столовым прибором,  и,
глядя на нее, Колпаков переложил вилку в левую руку, хотя так  ему  было
неудобно.
   После третьей  рюмки  у  него  закружилась  голова,  и  он,  перестав
стесняться, взахлеб рассматривал свою  спутницу.  Широко  расставленные,
чуть раскосые зеленые глаза, надменно приподнятые брови, короткий прямой
нос, большой, красиво очерченный рот. Волосы она  подобрала  вверх,  так
что были видны длинная шея и матовые покатые плечи.
   Их взгляды встретились. Три секунды, пять,  десять,  пятнадцать...  В
такие мгновения каждый видит в глазах другого  то,  что  хочет  увидеть.
Колпаков видел клочья густого тумана над гладкой темной  рекой,  низкий,
заросший кустарником берег, желтое пятно палатки у крохотной бухточки.
   - Мы будто в гляделки играем, Гладиатор! Давай лучше выпьем за добрые
воспоминания...
   В ее голосе слышались мечтательные нотки.
   Колпаков разлил коньяк.
   Значит, он не ошибся. Лена тоже все помнит! Ему стало совсем тепло  и
покойно.
   Многозначительно звякнули рюмки.
   - В Москве у меня был один поклонник - югослав  из  торгпредства,  он
подъезжал к институту на зеленом "Вольво" - девчонки с  ума  сходили  от
зависти - и вез обедать в Архангельское, там чудесный ресторан, и  места
кругом замечательные, особенно осенью...
   Колпакова  будто  помоями  окатили.  Умиротворенную   расслабленность
сменила горькая обида. Такая, какую он испытал только  несколько  раз  в
жизни, много лет назад, тогда она тоже  была  связана  с  Леной,  Алькой
Гарандиным и его братцем.
   Но за прошедшие годы он сильно изменился, стал таким,  как  хотел,  и
уже не впадал в беспомощную растерянность,  напротив  -  тут  же  пришла
холодная ярость, побуждающая к ответным действиям.
   Видно, на лице отразился всплеск эмоций,  потому  что  Лена  поспешно
добавила:
   - Только не подумай ничего такого...
   -  Боже  упаси.  Я  понимаю:  платонические   отношения,   чистая   и
возвышенная дружба.
   - Что ты имеешь в виду?
   Лицо Лены мгновенно превратилось в холодную маску.
   - Только то, что сказал.
   - Я не поняла, поясни, на что намекаешь.
   В ледяном тоне презрение и вызов Она безбоязненно шла на  обострение,
значит, ничуть не  дорожила  начинающими  крепнуть  отношениями  и  явно
демонстрировала готовность немедленно их разорвать. Чего проще -  встала
и ушла.
   Геннадий вовсе  не  желал  такого  исхода  и,  очевидно,  должен  был
испугаться собственной дерзости, однако  не  правота  Лены  И  очевидная
бравада этой не правотой  привели  к  иному  результату,  то  глубинное,
горячее, сокровенное, в чем  весь  вечер  тонул  отточенный  рационализм
Колпакова, его знаменитое, ставшее  притчей  во  яэыцех  хладнокровие  и
умение владеть собой, та засасывающая субстанция, которая поглотила  все
достигнутые многолетним истовым служением  Системе  качества  настоящего
бойца, вдруг остыла и отвердела, и Колпаков привычно  ощутил  почву  под
ногами,  выругал  себя  за  потерю  самоконтроля,  назначил  искупляющее
наказание - час на кулаках, дополнительный холодный душ и час медитации,
после чего вернулся к  действительности,  особым,  появляющимся  лишь  в
напряженные  мгновения  взглядом  охватил   ситуацию   со   стороны,   с
отвращением увидел себя пьяного, со  сбитым  галстуком  и  растрепанными
волосами,  сидящую  напротив  красивую  женщину,   хотя   и   утратившую
окутывавший ее еще минуту назад флер возвышенности  и  необыкновенности,
но все равно привлекательную и желанную, готовую встать и уйти навсегда.
   Он рефлекторно поступил как опытный каратека, который,  будучи  не  в
состоянии блокировать мощный удар, в последнюю минуту  чуть-чуть,  чтобы
не выдать себя и не тратить силы зря,  подается  назад  или  в  сторону,
пропуская бьющую поверхность в миллиметре от тела.
   - Какие намеки?  Просто  я  вспомнил  другое  -  вечернюю  зорьку  на
безлюдном  острове,  костер,  полное  отсутствие  клева,  яркую   желтую
палатку, дождь, сырость и неустроенность,  опоздавшую  лодку,  последнюю
случайно найденную в холодной золе картофелину,  серый  пасмурный  день,
холод, скандал дома... Тогда я и подумать не  мог,  что  это  был  самый
счастливый в жизни день... Помнишь, как я грел тебе ноги?
   Лицо Лены смягчилось.
   - Помню. - Она положила мягкую ладонь на разбитую кисть Колпакова.  -
Но ведь это было давно, Генчик, так давно - в детстве.
   Ответный порыв и забытое  обращение  разом  все  изменили,  превратив
расч