он, сокрушенно вздохнув, продолжил:
   - Тогда я позвонил в "Скорую помощь", они вызвали милицию -  заверте-
лось. Конечно, неприятно: допросы, осмотры, понятые, одним словом, скан-
дал...
   - Почему вы заявили, что произошел несчастный случай и  Петренко  сам
напоролся на кортик?
   - Так я ж, когда звонил, так и думал. А потом Маринка рассказала, что
это она его...
   - За что же?
   - Да разве ее поймешь? Ревела все время, толком  ничего  не  добился.
Полез он к ней, что ли... А вам она разве не объяснила?
   В этот момент мне не понравился его взгляд, настороженный  и  цепкий,
не соответствующий растерянной позе и недоумевающему лицу.
   - Что вы можете сказать о своих гостях? - Я сделал вид, что не  обра-
тил внимания на вопрос, и Золотов не переспросил.
   - Люди как люди, - он сделал неопределенный жест.
   - Подробней, пожалуйста.
   - Да я их мало знаю. Разве что Галку... - Я  понял,  что  Марочникова
проинформировала своего друга, о чем мы с ней говорили. - Маринка  -  ее
подружка, но встречался я с ней раз пять, и все больше в компаниях. Зна-
ете, толчешься в своем кругу...  Перебросимся  словами,  потанцуем  -  и
все... С Петренко - можно считать, шапочное знакомство. Но, по-моему, по
женской части он любитель: смотрел на Маринку, как коршун на цыпленка...
А там кто его знает!
   - Как же вы собрались под одной крышей - четыре малознакомых  челове-
ка?
   - Да так... От скуки. И потом, знаете, как бывает: я - с Галкой,  она
позвала подругу, а та привела своего парня... Так сказать, четверо в од-
ной лодке... Мне не жалко, дача большая, места всем хватит, думал,  ком-
панией будет веселей. - Золотов опять печально  улыбнулся,  приглашая  к
ответной понимающей улыбке. - А вышло вон как...
   - А что вы называете "своим кругом"? - Я не удержался от вопроса, ко-
торый хотел задать еще Марочниковой.
   - Ну, - Золотов задумчиво склонил голову, пощелкал пальцами, подбирая
нужные слова. - Это люди с одними  интересами,  сходными  наклонностями,
похожими привычками. Которым есть о чем говорить, приятно общаться, про-
водить время...
   - Друзья, что ли? Но почему тогда вы так мало знаете о своих друзьях?
   Золотов демонстративно поморщился.
   - Ну почему обязательно друзья? Экипаж  баркентины  "Кейф".  Встрети-
лись, отошли от надоевшего берега, с его обязанностями, заботами, хлопо-
тами, работами... Видите, даже в рифму - я балуюсь  стишатами  на  досу-
ге... И поплыли по морю развлечений, отдыха и удовольствий. Вот и все!
   Он обрадованно щелкнул пальцами, будто ухватил удачную мысль.
   - Вот у вас уйма знакомых милиционеров, следователей,  судей.  Но  не
все же они ваши друзья? И не о всех вы много знаете!
   - Это профессиональная сфера. А что общего между озеленителем Золото-
вым, продавщицей парфюмерного магазина Марочниковой, маникюршей Вершико-
вой и моряком торгового флота Петренко?
   - Федун у нас человек случайный.
   Золотов запнулся, мне показалось, что фраза вырвалась непроизвольно и
сейчас он об этом жалеет.
   - Хорошо, остаетесь вы, Марочникова, Вершикова. Что  вас  объединяет?
Какие интересы, наклонности, привычки?
   Золотов улыбнулся, на этот раз не печально, а весело и добродушно.
   - Так сразу разве ответишь? Отношения между людьми  -  материя  слож-
ная... Но для меня интересная. Я люблю  пофилософствовать,  заглянуть  в
суть вещей. Как-нибудь можем побеседовать, но не в такой строгой  обста-
новке...
   Он улыбнулся еще шире, обнажив сильно выступающие клыки.
   - Когда все эти формальности закончатся, с  удовольствием  вернусь  к
нашему разговору. Помню, в институте...
   - Кстати, а почему вы по специальности не работаете? - перебил я  его
излияния.
   - Вечный вопрос! - Золотов стер с губ улыбку. - А  зачем?  Деньги  те
же, сам за себя ответчик, за тридцать оболтусов голова не болит. Показа-
телей глупых с тебя не спрашивают - успеваемость, посещаемость,  дисцип-
лина, план по макулатуре. И сам себе хозяин - не привязан к классу целы-
ми днями напролет.
   Подписав протокол, он направился к двери, но внезапно вернулся, будто
забыл что-то на моем столе.
   Оказалось - наоборот, хотел оставить.
   - Вы не могли бы передать это Вершиковой?
   На стекло легла яркая пачка сигарет "Мальборо". Такие окурки я  изъял
с места происшествия.
   - Фирменные, - пояснил Золотов. - Марина их очень  любит,  а  достать
почти невозможно.
   - Как же вам удается?
   В тоне вопроса отчетливо проявилась  неприязнь  к  свидетелю.  Плохо.
Непрофессионально.
   Но добродушный рубаха-парень Валерий Золотов ничего не  заметил.  Или
сделал вид, что не заметил.
   - Только не подозревайте меня в связях с  заграницей,  -  он  шутливо
поднял растопыренные ладони. На безымянном пальце левой руки туго  сидел
массивный перстень. - Просто я знаю людей, через которых можно раздобыть
хорошие сигареты... Да и другую мелочь: очки, авторучки, зажигалки...
   - Спекулянтов?
   - Ну что вы! - обиделся оскорбленный в лучших чувствах порядочный че-
ловек Валерий Федорович Золотов. - Нельзя же  всех  под  одну  гребенку?
Есть моряки, летчики, журналисты, выезжающие за рубеж... Да и дипломаты!
Мои друзья часто возглавляют делегации, туристские группы.  Естественно,
привозят сувениры, естественно, их дарят! Разве это противозаконно?  Или
аморально?
   - Успокойтесь, я не хотел вас обидеть.
   Пришлось сделать усилие над собой, чтобы произнести эту фразу, но она
подействовала: не помнящий обид Валерка Золотов мгновенно  успокоился  и
вновь разулыбался.
   - Да ничего, всяко бывает.  Отдайте,  пожалуйста,  Маринке,  покурит,
расслабится. Ей сейчас тяжело... И передайте, если можно,  привет.  Дес-
кать, спрашивал о здоровье, беспокоился. Девчонке будет приятно. А  под-
держка ей сейчас нужна, ой как нужна...
   Скорбно склонив голову,  Золотев  вышел  из  кабинета.  Я  потянулся,
встал, размялся, похрустел пальцами, затекшими от  авторучки.  Несколько
минут поболтал по телефону с женой. Походил из угла в угол, от  сейфа  к
окну и обратно - шесть шагов в каждую сторону.
   Было тихо, только с улицы доносился детский гомон и стишки, которые я
уже давно выучил наизусть: "Гуси, гуси, га-га-га! Есть хотите? Да-да-да!
Ну летите. Серый волк под горой не пускает нас домой!"
   Под окном был детский сад, и если чуть подвинуть стул влево, то прямо
из-за стола можно увидеть песочницу, грибочки и маленьких, беспокойных и
шумливых обитателей этого малышиного царства.
   Работать не хотелось. Я вернулся  к  столу,  выдвинул  средний  ящик,
спрятал в него раскрытую книжку. Белов потерял бы дар речи от столь  во-
пиющего нарушения трудовой дисциплины!
   "... Но восемь блокирующих спутников на стационарных орбитах -  бесп-
рецедентная мера, принятая на закрытом заседании Чрезвычайного Совета, -
красноречиво сообщали осведомленному человеку, что дело не в радиации, а
в более серьезной опасности, представляющей  угрозу  разумной  жизни  во
всей Галактике, ни больше ни меньше! Горик, подобно многим, в эту  опас-
ность не верил и чуть не поплатился -  я  вытащил  его,  можно  сказать,
из-за черты..."
   Я захлопнул ящик. Интересно, но удовольствия от такого чтения - ника-
кого.
   Давая отдых зрению, я закрыл глаза и увидел кукольно-красивую  Мароч-
никову, опухшую от слез растрепанную Вершикову,  пытающегося  произвести
впечатление респектабельного человека Валерия Золотова.
   Он мало похож на заботливого друга, еще  меньше  -  на  бескорыстного
утешителя. А если отбросить чушь про  дарящих  сувениры  дипломатов,  то
фирменная пачка "Мальборо" стоит у спекулянтов от пяти до семи рублей  -
в зависимости от насыщенности рынка. Таковы факты.
   Я открыл правый ящик, среди сломанных авторучек, линеек,  карандашей,
ластиков и целой кучи всякой ерунды, разобраться с которой смогу  только
в очередной субботник, нашел черную каплю складывающейся семикратной лу-
пы и только после этого взял оставленную Золотовым пачку.
   Резко прозвенел телефонный звонок. Сдержав нехорошие слова, я  поднял
трубку.
   - Зайцев!
   - Приветствую, Юрий Владимирович! Как живздоров?
   На проводе был майор Фролов - замнач райотдела, курирующий  уголовный
розыск.
   - Твоими молитвами, Степан Сергеевич, - рассеянно ответил я, не отры-
ваясь от линзы.
   - Опять без ножа режешь? Месяц ведь заканчивается!
   Жалобный тон у Фролова не получался, но старался он от души.
   - Вершиковой обвинение не предъявлено, потому карточку на  лицо,  со-
вершившее преступление, выставить не могу, - монотонно пробубнил я, ведя
увеличительное стекло вдоль склейки целлофана.
   - Ну а в какое положение ты нас ставишь? Статкарточки нет, значит, на
районе висит нераскрытое убийство! Да с меня голову снимут!  А  за  что?
Подозреваемая-то у тебя в камере! К чему же бюрократизм разводить?
   Дальнейший разговор известен наперед: "Не бюрократизм,  а  соблюдение
соцзаконности... - Формализм - не законность... -  Процентомания  -  тем
более... - У нас общие цели... - Прокуратура не отстаивает ведомственные
интересы..." И т.д, и т.п.
   - Извини, Степан Сергеевич, потом поговорим: у меня люди.
   Линия склейки была ровная, без задиров... Ни  заусениц,  ни  царапин,
целлофан прилегает ровно, ни складочки, ни морщинки.
   Похоже, пачку не вскрывали. Я сложил лупу, бросил на место.  Повертел
сигареты, щелкнул ногтем, чуть было не понюхал. Прошел в смежную с каби-
нетом длинную, кишкой, изрядно захламленную комнату, отыскал  ультрафио-
летовую лампу, выключил верхний свет.
   Или вскрывали, но чрезвычайно искусно. Сейчас посмотрим...
   Поднес пачку "Мальборо" к тусклому синему пятну. Синими, как у  утоп-
ленника, руками повертел ее так и этак, снова этак и опять так. Флюорес-
ценция - признак свежести клея - не появлялась.
   Вышел из пропыленной комнатки, постоял, щурясь на дневной свет, у ок-
на, прогулялся из угла в угол, снова  сел  за  стол,  лезвием  аккуратно
вскрыл целлофановую склейку, осторожно освободил пачку, открыл,  высыпал
сигареты перед собой на стекло. Длинной тонкой иглой проколол каждую  от
среза до фильтра. Где-то на восьмой или девятой пришло ощущение, что за-
нимаюсь ерундой, но, как всегда, довел дело до конца.
   И ощутил стыд.
   Не оттого, что добрых тридцать минут провозился с невинными сигарета-
ми, это, в конце концов, моя обязанность: передача подследственному,  да
еще подозреваемому в убийстве, не шутка - вдруг там записочка  на  папи-
росной бумаге, которая перевернет следствие с ног  на  голову,  или  па-
ра-тройка сильнодействующих пилюль, или еще что-то подобное, в  практике
всякое бывало...
   А стыдно стало за ожидание, что обязательно найду нечто  запрещенное,
за уверенность, что не потратит Валерий Золотов пять рублей просто  так,
за здорово живешь, что не способен он заботиться  бескорыстно  о  другом
человеке.
   За плохие мысли стыдно стало, ибо плохо о других думают только сквер-
ные люди, и не оправдаешься, что, мол, следователь  постоянно  в  дерьме
копается, оттого ему всюду гадость мерещится...
   Ладно, самобичеванием тоже увлекаться нельзя, а то недолго  впасть  в
другую крайность, когда законченного подлеца под лакированной маской  не
распознаешь... А они маскироваться горазды, особенно  если  соберутся  с
себе подобными и станут вкруговую, в свой круг, со своими нормами и пра-
вилами, своей моралью и своими законами.
   Свой круг... Марочникова, Вершикова, Золотов. Что же между ними обще-
го? И что произошло там, на загородной даче?
   Странное дело - допрошены все очевидцы  трагедии,  но  никаких  новых
обстоятельств по сравнению со вчерашним днем, когда я располагал  только
первичным материалом, не прибавилось. Факт убийства налицо,  есть  труп,
есть признание убийцы. Но обстоятельства и причины преступления по-преж-
нему непонятны. Неясно и многое другое в этой истории... Но  путей  вос-
полнить пробелы уже нет: все, кого можно допросить, допрошены.  Впрочем,
остался еще один свидетель...
   Кортик был устаревшего образца и напоминал католический крест. Чешуй-
чатые ножны, резные перекрестья и набалдашник. В свое время он,  сверкая
бронзой, висел у бедра какого-нибудь флотского  офицера  и,  болтаясь  в
такт ходьбе, придавал особый шик морской форме. Сейчас все металлические
детали покрылись слоем патины, витая костяная ручка потускнела и  подер-
нулась сеткой мельчайших трещинок. Проволочный шнур, повторяющий  извивы
рукояти, тоже потемнел, выцвела перевязь. И этот налет старины  придавал
кортику вид дорогой антикварной вещи.
   Я нажал едва заметную в рельефных выпуклостях перекрестья кнопку зам-
ка и потянул рукоятку, освобождая блестящую  сталь,  лишь  в  нескольких
местах тронутую мелкими точками коррозии. Обоюдоострый ромбический  кли-
нок с обеих сторон покрывал тонкий узор травленого рисунка -  парусники,
перевитый канатом якорь, затейливая  вязь  сложного  орнамента.  Кружево
травления нанесено мастерски, так что даже продольные выемки - долы - не
искажали изображения. Красивая отделка, изящная форма, продуманные  про-
порции клинка и рукояти, искусная резьба...  В  таком  сочетании  стали,
кости и бронзы эстетическая функция вытеснила утилитарную, эта привлека-
тельная вещица воспринималась как украшение, произведение  искусства,  а
не оружие...
   Хищные финские ножи, изогнутые с восточным коварством  клыки,  удалые
кинжалы, грубо-прямолинейные тесаки и штыки не оставляют сомнений в сво-
ем целевом назначении. Кортик - другое дело. Потомки итальянских  стиле-
тов, тонких и острых, как иголки, способные  проскользнуть  в  невидимую
глазу щелочку доспехов, они превратились в оригинальную деталь форменно-
го костюма, в символ офицерской чести. Честь и оружие - эти понятия тес-
но переплетались во все времена. А вот оружие чести и орудие убийства  -
категории несовместимые.
   Через мой сейф прошло множество кухонных ножей с  нелепыми  округлыми
ручками и криво сточенными от длительного употребления лезвиями, десятки
тупых зазубренных топоров, ржавых молотков и других привычных и как буд-
то бы безобидных бытовых предметов, использованных вопреки  изначальному
предназначению для того, чтобы грубым металлом оборвать чью-то жизнь.
   Но кортик при таких печальных обстоятельствах попал сюда впервые.  На
клинке не осталось криминальных следов:  благородная  сталь  отталкивает
жидкость, и она скатывается каплями, но, если присмотреться, в  углубле-
ниях рисунка увидишь бурые разводы.
   А вот почему эксперт не обнаружил пальцевых отпечатков?  Не  вытирала
же Вершикова рукоятку! При случайном убийстве следы не уничтожаются.
   Впрочем, потожировые паутинки папиллярных узоров хотя  и  красноречи-
вые, но весьма непрочные свидетели, их надо специально  сохранять,  зак-
реплять, фиксировать. А в сумятице экстренной помощи было  не  до  того,
кортик вынули из раны, он лежал на ковре, следы вполне могли стереться о
ворс...
   Ладно. Когда придут практиканты, составлю протокол осмотра,  и  можно
будет считать, что допрошены все очевидцы преступления.
   С начала следующего дня я занялся текущими делами. Напечатал  обвини-
тельное заключение по делу Тряпицына, подшил его, заполнил карточки ста-
тотчетности и пошел к прокурору.
   В приемной худая и томная завканцелярией Маргарита с густо  подведен-
ными глазами и жгучим черным локоном, лежащим полукольцом на меловой ще-
ке, вручила мне свежую почту.
   У шефа сидел начальник райотдела, и я  воспользовался  паузой,  чтобы
просмотреть полученные бумаги. Среди них был акт строительной  эксперти-
зы, я не стал читать его, а сразу заглянул в заключение.
   Высокая двойная дверь резко распахнулась, и в приемную вышел  грузный
и шумный подполковник Молоков.
   - Кого я вижу! Здравствуй, Юра! - как всегда  радостно  удивился  он,
словно встретил вдруг близкого человека в самом неожиданном месте.
   Когда-то мне казалось, что столь бурное приветствие  есть  проявление
открытого дружелюбного характера, и молодому следователю было лестно та-
кое радушие. Узнав Молокова поближе, я обнаружил, что он человек  далеко
не простой, отнюдь не восторженный, с довольно тяжелым и крутым  нравом.
А роль компанейского, душа нараспашку, парня -  неустранимый  стереотип,
выработанный двадцатью годами оперативного  стажа:  умение  сходиться  с
людьми, располагая их к себе с первой минуты, является обязательным  ка-
чеством хорошего сыщика.
   Не выпуская моей руки из широченной ладони и продолжая радостно  улы-
баться, Молоков отступал в угол, пока мы не оказались скрытыми от посто-
ронних глаз за огромным металлическим шкафом с вещдоками.
   Я знал, что Молоков хочет сказать, но он был профессионалом  и  начал
не с того.
   - По молкомбинату у нас появились интересные факты: оказывается,  Иг-
натюк организовал в тарном цехе подпольный участок -  штамповали  крышки
для консервирования! Васильцов выбивал жесть сверх фондов, непонятно по-
ка, как списывали... В общем, свяжись с Грибовым.
   Грибов был начальником ОБХСС.
   - Хорошо, спасибо...
   Я отвечал механически, прокручивая последствия для дела от новых дан-
ных. Дополнительная документальная ревизия, очередное  продление  сроков
следствия, выход на "левую" жесть... Это только то, что лежит на поверх-
ности!
   - Да, кстати, совсем забыл!
   Выбрав подходящий момент, Молоков хлопнул себя по высокому, с залыси-
нами, лбу.
   - Там, видно, Фролов чего-то недопонял, но он сказал, что ты не соби-
раешься до конца месяца предъявлять обвинение Вершиковой...
   - Посмотрим. - Не  оценив  дипломатической  гибкости  собеседника,  я
толкнул высокую, обитую новеньким дерматином дверь и уже  в  затемненном
тамбуре сообразил, что даже не попрощался с  Молоковым  -  настолько  он
озаботил меня своим сообщением.
   Белов сидел, закопавшись в бумаги, и время от времени делал  какие-то
пометки большой синей ручкой.
   - Дело Тряпицына, Павел Порфирьевич, -  ответил  я  на  его  вопроси-
тельный взгляд.
   - Хорошо, - Белов достал листок учета дел, находящихся в производстве
следователей, и поставил птичку. - А что у вас с другими делами?  Имейте
в виду, по молкомбинату вскрылись новые факты, объем работы большой, на-
до расчищаться!
   - Акимов и Гоценко -  окончено,  подошью,  составлю  обвинительное...
Сейчас вот поступила экспертиза по Перову...
   - Ну-ну, - оживился Белов. - И что там? Помню, он ссылался на  плохой
цемент.
   - Причина катастрофы в несоблюдении технологии кладки.  Качество  це-
мента нормальное...
   - Значит, его  доводы  опровергнуты...  -  Он  задумчиво  забарабанил
пальцами по столу.
   - Да, теперь надо решать...
   - А что решать? Арестуйте - и под суд! - В  голосе  Белова  появились
резкие нотки.
   - Арестовать?
   - А чему вы удивляетесь? Преступление серьезное, повлекло тяжкие пос-
ледствия!
   - Да жалко... У него ребенок маленький. Нарушение правил строительных
работ - неосторожность...
   - Жа-а-лко, - протянул прокурор. - Вот эта наша жалость и приводит  к
уголовным делам. Его надо было давно с работы уволить, так нет,  жалели!
Старается, мол, и человек хороший. Так и взращивается безответственность
и некомпетентность. Хороший человек - это не профессия. Расплодили  "хо-
роших людей"! И результаты налицо. А у  погибшего,  кстати,  тоже  дети,
двое! Их вам не жалко? - Белов сделал короткую паузу и решительно  руба-
нул ладонью воздух.  -  Предъявляйте  обвинение  и  берите  под  стражу!
Письменное указание давать нужно?
   - Нет. - Шеф опять был кругом прав.
   - Значит, с этим решено, до конца месяца пойдет в суд. - Белов сделал
еще одну пометку. - А что с делом Вершиковой? Молоков  жаловался,  будто
мудрите, отчетность им портите, раскрываемость снижаете...
   Я знал, что Молоков не жалуется, но шеф любил обострять ситуации.
   - ...Разве мало оснований для предъявления обвинения?
   - Да вроде достаточно, - я пожал плечами. - Но  с  другой  стороны  -
свидетели ничего не видели, прямых улик нет, сама Вершикова дает путаные
показания. И