городный?"
   - Они часто вешаются, вскрываются, убивают друг  друга,  -  рассудительно
продолжал важняк. - Это же преступники... Наркоманы, психопаты...  Нам  что,
плакать над каждым? Так слез не хватит!  Я  тебе  про  другое  говорю:  надо
дорожить товариществом, командой. А если разругаться со всеми из-за пустяков
- ничего хорошего не будет! С коллегами  из-за  обвиняемых  может  ссориться
только законченный идиот!
   В углах рта важняка выступила пена, и он аккуратно вытер  ее  выглаженным
платком. Это было единственное проявление  владевших  им  чувств.  Александр
Петрович и так держался очень корректно, хотя и предупредил нахального  юнца
обо всем, что необходимо. И Петровский понял суть предупреждения. Если бы не
секретное поручение, скорей всего он бы внял ему. Но  Холмс  не  принадлежал
сам себе и не мог позволить себе роскоши поступать так, как хочется.
   - Я не хочу ни с кем ссориться, Александр Петрович, - сказал Денис.  -  Я
признателен вам за то, что вы для меня сделали. Но я уже отправил рапорт.
   - Что ж, - Курбатов развел руками и встал. - Тебе видней.  Только  помни:
признательность проявляется не в словах, а в поступках.
   Уже взявшись за ручку двери, он оглянулся.
   - Кстати, в  деле  Кружилина  очень  мало  доказательств.  И  большинство
притянуто за уши.
   - А при чем тут Кружилин? - напрягся Денис.
   - К слову. Если все будут такими чистоплюями, то возиться с ним никто  не
станет. Куда проще спустить дело на тормозах. И выпустить его на свободу.
   Дверь за Курбатовым мягко закрылась.
   Через день прокурор области признал доводы  Петровского  убедительными  и
отменил распоряжение Степанцова о  передаче  дела  Курбатову.  Больше  того,
Победенный позвонил Хулио и сказал:
   - Твой Петровский - парень цепкий, принципиальный.  Ты  его  поддерживай,
нам такие нужны!
   - Я поддерживаю, - промямлил Степанцов.
   - И хватит его в стажерах мариновать. Времени прошло достаточно, он  себя
проявил хорошо, готовь на него представление.
   - Есть, - с кислой гримасой ответил прокурор города. Гримасу по  телефону
рассмотреть, конечно, нельзя.
   Потом Степанцов вызвал Курбатова и пересказал ему содержание разговора  с
Победенным.
   - Значит, мальчик не  так  прост,  как  кажется,  -  Курбатов  озабоченно
поскреб в затылке. - Откуда же у него "рука"? Совершенно непонятно!
   - Вот и разберись, - сказал Степанцов. - Ты же любишь все знать!
   Они многозначительно переглянулись.

   * * *

   Виталию Старыгину летом исполнилось двадцать три,  и  он  совсем  не  был
похож на своего покойного брата-шоферюгу. Лицо узкое,  вытянутое,  спокойные
выразительные глаза. Виталий учится на четвертом  курсе  искусствоведческого
факультета Российского Гуманитарного университета -  единственного  частного
вуза в Тиходонске, где профессорский оклад  колеблется  в  пределах  семисот
долларов, а семестр обучения стоит полторы тысячи.
   -  Наверное,  никто  больше  не  придет,  -  сказал  он  ломким   баском,
оглянувшись еще раз через плечо. - Без четверти три.  Может,  вы  меня  тоже
отпустите?
   - Нет, не отпущу, - сказал Денис. - Идем.
   Кроме Виталия, он вызвонил накануне еще двоих: отца и  сестру  Берсенева.
Те довольно сдержанно пообещали ему, что придут сегодня ровно в два к зданию
прокуратуры. И вот - не пришли. Виталий, напротив, явился минута в минуту, в
балахонистом пальто из  шотландки,  джинсах  и  огромных  тяжелых  башмаках.
Студент, одним словом.
   Они еще постояли около "уазика", ожидая, когда  вернется  шофер,  который
зашел попить кофе к Снетко. Шофер вернулся с лицом голодного Дракулы; он был
очень недоволен начальством,  которое  заставляет  подчиненных  выходить  по
субботам, - и собой, который этому начальству легкомысленно потакает.
   - В душе вы, видно, иудей, - неожиданно сказал Виталий шоферу.
   Тот обернулся к нему, белый, как стена.
   - Че сказал?..
   - И начальник вам нужен тоже - иудейский, - добавил  вежливо  Виталий.  -
Чтобы по субботам шабаш, на праздники - маца, и семисвечник  чтобы  в  офисе
горел день и ночь.
   - Денис, кто этот павлин, мать его? - хрипло произнес шофер, забираясь на
свое сиденье.
   - Ладно, поехали, - сказал Денис.
   Поехали. Шофер дергал рычаг переключения передач, будто хотел выдрать его
с мясом. Виталий как ни в чем не бывало достал из внутреннего кармана  томик
испанской переводной поэзии, стал читать, близоруко водя носом по строчкам.
   - Извини, - сказал Денис. - Как ты думаешь - почему остальные не пришли?
   Старыгин-младший  еще  немного  "понюхал"  страницу,  потом  заложил   ее
спичкой. Поднял голову, сказал:
   - Не знаю.
   Снова открыл книгу и продолжил чтение.
   - Ну вот твои родители, - не отставал Денис, - они ведь тоже  не  пришли,
хоть и знали, что от них кое-что зависит. Это что:  брезгливость,  нежелание
тревожить старые раны?..
   - Страх, - сказал Виталий. - Отец боится, что, когда увидит берлогу этого
убийцы, он потом подожжет весь дом. Сколько там этажей - пять?  девять?  Все
равно не удержится, придет как-нибудь под вечер, подожжет.
   - Но ведь Есипенко мертв.
   - Отцу плевать. Жора всю семью кормил.
   - А ты...
   - Я учился. Брат сказал, чтобы  я  учился.  Большие  деньги  зарабатывал,
хватало и на учебу мою, и на дом. На все хватало.
   Шофер резко, с нервами, притормозил перед светофором, Денис ткнулся  лбом
в спинку переднего сиденья.
   - А евреев почему не любишь? - спросил он Виталия.
   Тот опять читал, прислонившись плечом к окошку.
   - Долго рассказывать.
   На квартире Есипенко их  ждали  Паршнов  с  понятыми  -  тихими  пожилыми
супругами, принаряженными,  словно  на  праздник.  Работы  для  Дениса  было
немного,  поскольку  Дрын  обходился  минимумом  обстановки:  четыре  стула,
диван-кровать, подсервантная  тумба,  уставленная  посудой,  платяной  шкаф,
холодильник, -  и  огромный,  в  полстены  телевизор  "Филлипс"  с  высокими
колонками.
   - Посмотри, нет ли тут знакомых вещей, - Денис распахнул дверцы шкафа.
   Виталий подошел, заглянул, засунул в ворох  вещей  обе  руки  и  принялся
сноровисто их перебирать.
   - Вот, кажется, Жорина... Он ее как раз перед последним рейсом купил.
   Виталий вытащил короткую кожаную куртку апельсинового цвета, почти новую.
   - Да, точно, вот тут пятнышко...
   В тумбе  валялись  несколько  книг  и  видеокассеты,  там  же  находилась
картонная коробка, в ней пар  пять  наручных  часов  -  с  ремешками  и  без
ремешков, все  недорогие  массивные  в  хромированных  и  обтянутых  резиной
корпусах, с пестрыми циферблатами...
   Денис поставил коробку на стол.
   - А здесь нет ничего знакомого?
   Помрачневший  после  первой  находки  Виталий  поворошил   тонкой   рукой
хромированно-резиновый клубок, взял один корпус, повертел и бросил, потом  -
другой.
   - Да, вот они, - сказал он, подходя к Денису и передавая ему часы. -  Тут
даже надпись выгравирована: "Жорка, не спи,  держи  баранку.  Капитан  Вайт.
14.06.93". Это я ему подарил, когда первый курс закончил.
   Денис взял часы, недоверчиво посмотрел на надпись.
   - Капитан Вайт?
   - Ви-Ай-Ти - от слова "Виталий", - сказал Старыгинмладший.
   - Сейчас ты весь такой ортодоксальный, не похоже это на тебя. Ви-Ай-Ти...
   - Это было три года назад.
   Спокойные выразительные глаза.
   - Хорошо, - кивнул Денис. - Тогда составим протокол, и-по домам.
   К пяти часам с делами было  покончено,  квартира  опечатана,  протокол  -
подписан.
   - Извини, конечно, - сказал Денис Старыгину-младшему, когда они вышли  на
улицу, на  скользкий  от  листьев  асфальт.  -  Но  вот  ты  говоришь:  Жора
зарабатывал большие деньги, всю семью кормил, тебя на ноги ставил. А как ему
удавалось зарабатывать столько?
   Виталий достал из кармана платок, деликатно промокнул им ноздри. И сказал
вдруг как ни в чем не бывало:
   - Он наркотики возил - героин и коку. Для протокола я это не  повторю,  а
вы никогда не сможете доказать, что я что-то знаю и скрываю.
   Денис закурил, совсем забыв про любимый мундштук. Виталий  отвернулся  от
летящего в его сторону дыма.
   - Жора в "Пирожок" пошел работать, когда у отца инфаркт случился, а  меня
с филфака поперли. Он иногда по две тысячи баксов в месяц  приносил.  Матери
цветы покупал, когда шел с работы.
   - Так, значит, именно в "Пирожке" он занялся наркотиками?
   - Да.
   - И там до сих пор...
   - Не знаю. И не спрашивайте лучше. Ненавижу евреев и наркоманов... Никого
так не ненавидел. Только говорить все равно ничего не буду.
   - Твой брат зашибал деньги на этих самых наркоманах.
   - Да! А я на эти деньги учился! Кватроченто, Козимо Медичи,  Брунеллески"
Мазаччо, Альберта и Гиберти!.. Через год с университетской  коркой  я  смогу
свалить отсюда в Москву или даже в Милан, найти приличную работу, купить дом
и оригинал Климта на стену б гостиной - именно этого Жорка и  добивался!  Он
знал, что сам никогда не выйдет в люди, так и будет  крутить  свою  баранку,
пока не свихнется, а я - я умный, я выйду! Вам понятно?..
   - Понял, не переживай.
   Глаза Виталия  превратились  в  щелки-доты.  Лицо  напряглось,  разбухло,
огрубело.  Сейчас  Денис  видел  перед  собой  единокровную   копию   Жорика
Старыгина, шоферюги.
   - А на какие деньги ты собираешься учиться последние три семестра?
   - Осталось еще кое-что, - Виталий сунул руки в карманы  пальто,  подвигал
бровями, словно пытаясь вернуть на  место  свое  прежнее  лицо.  -  Родители
сказали, чтоб доучивался... Там как раз хватит,  копейка  в  копейку.  Жорка
будто знал, что так оно все и выйдет.
   - Ты, наверное, в семье любимчик, - предположил Денис.
   - Не грузите, пожалуйста, - поморщился Виталий.
   - Жору из-за  тебя  убили,  а  ты  не  хочешь  помочь  мне  поймать  тех,
остальных.
   - Это твоя... ваша работа, зачем я стану  помогать?  Брату  от  этого  ни
жарко ни холодно.
   - У тебя другое призвание, конечно.
   - Вот только не надо, ладно? Если бы вы там поменьше кофе пили, давно  бы
уже поймали всех, кого нужно. В городе поставщики наркотиков друг  другу  на
головы лезут, рвут клиентов,  налаживают  сбыт  на  чужой  территории.  Жора
наверняка тоже перешел кому-то дорогу. Этот... Есипенко -  где  он  работал?
Вот там и копайте, прямо на рабочем месте.  Там  наверняка  тоже  наркотики,
оружие. Все что надо.
   Денис бросил окурок под ноги,  наступил.  Странная  штука:  ведь  сколько
героина и прочей" дряни продается для того, чтобы кто-то мог  стать  ученым,
кто-то - артистом или врачом, возможно, даже  наркологом,  кто-то  -  просто
нормальным человеком. И - становятся, в самом деле?.. Денис  не  знал  этого
наверняка.
   - Ты знаешь, что я могу добиться  конфискации  имущества,  приобретенного
незаконным путем? И плакали  тогда  твоя  учеба,  Милан  и  Климт  на  стене
гостиной.
   Он знал, что говорит полную ерунду,  но  хотелось  хоть  чем-то  досадить
этому взращенному на грязные бабки недорослю.
   Но тот только презрительно рассмеялся.
   - У родственников убитого? Конфискуйте... Если это  правильно  по  вашему
закону. Только лучше бы убийц нашли. И этих, с наркотой. Да  у  них  бы  все
поконфисковывали...
   Смех прервался.
   - Я вас всех ненавижу! И вообще все люди, нормальные люди, вас ненавидят!
   Он повернулся и ушел, а Денис  остался,  неловко  топчась  на  месте.  Он
чувствовал себя оплеванным.

   * * *

   Позвонив в городской ОБЭП, Денис  задал  интересующие  вопросы,  и  опер,
курирующий общепит, ответил без промедления.
   -  "Пирожок"?  Была  такая  фирма...  Хотели  раскинуть  сеть   недорогих
закусочных:  бульон,  беляши,  яйца...  Потом  там   какие-то   неприятности
начались, водителей у них убили, замдиректора  с  деньгами  убежал.  Короче,
закрылись. А в связи с чем вопрос?
   - Да так. Свидетель про них сказал, хотел уточнить...
   - А-а-а... Ну ладно. Во всяком случае, у нас к ним вопросов не было.
   "Удивительное дело, - подумал Денис. - Торгуют наркотой почти в открытую,
знает об этом куча народа - и никто им вопросов не задает! Нет,  видите  ли,
вопросов! Нужен секретный агент  в  прокуратуре,  чтобы  вопросы  появились!
Только задавать их уже некому: конкуренты постарались, а методы у них  очень
эффективные..."
   Он зашел к прокурору, коротко  доложил  суть  дела,  попросил  установить
наружное наблюдение за "Визирем". Диктофона при нем на этот раз не было.
   Степанцов слушал молча,  уперевшись  взглядом  в  разложенные  перед  ним
бумаги. После бунта на корабле он держался с  молодым  следователем  сухо  и
подчеркнуто официально.
   - А чего за  ними  наблюдать?  -  вяло  поинтересовался  он.  -  Надо  не
фантазировать,   а   расследовать:   допрашивать   свидетелей,   предъявлять
обвинения, проводить обыски, выемки, очные ставки. И направлять дела в  суд.
Или  приостанавливать  их,  как  того  требует  закон.  А  если   детективов
насмотреться, так можно десять лет наблюдать да фотографировать. Только  это
не дело следователя...
   Тем не менее прокурор тут же  позвонил  Суровцу  и  поручил  организовать
наблюдение за рейсами фургонов, принадлежащих "Визирю" и "Пирожку".
   - "Пирожок" ликвидирован,  Владимир  Иванович,  -  ненавязчиво  подсказал
Денис.
   Степанцов  пошевелил  челюстью,  выразительно  взглянул  на  следователя,
сказал в трубку:
   - Разберись, что там с этим "Пирожком", может,  его  уже  съели...  Тогда
основное внимание - "Визирю".
   Потом положил трубку, снова уткнулся в бумаги, буркнул:
   - Глупости все это. Просто не хочу, чтобы ты снова начал жаловаться.
   - Я не такой уж жалобщик... - несколько  обиженно  попытался  оправдаться
Денис. Но прокурор не собирался выяснять отношений.
   - Значит, так, - Степанцов поднял голову и впервые  взглянул  следователю
прямо в глаза. - Недели две за тебя поработает милиция: прощупает  "Визирь",
попробует узнать, не всплыли ли где  бывшие  владельцы  "Пирожка"...  Машина
запущена и некоторое время будет крутиться в стационарном режиме. А  ты  тем
временем подтянешь остальные свои  дела.  Сопротивление  участковым,  взятка
Федосова и избиения в вытрезвителе надо направить в суд до конца месяца.
   - Там еще сроков навалом, Владимир Иванович...
   - Неужели? - Степанцов иронично поднял брови. - Так надо ждать, пока  они
пройдут?
   - Я понимаю, что при желании вы всегда  можете  найти  для  меня  горячую
работу наподобие дела Пешнера. Только уговорить меня будет сложнее, чем Таню
Лопатко. Я переверну этот блядский "Визирь" вверх тормашками,  я  передергаю
за яйца всех, кто работал с Дрыном. И я установлю, кто крутит там шарманку!
   Это была дерзость. Брови так и остались  реять  над  удивленно  вытянутым
лицом. Прокурор с напряженным любопытством разглядывал не по годам  дерзкого
подчиненного.
   - Я никого не уговаривал, - сказал он. -  И  тебя,  Денис  Александрович,
уговаривать не буду. И не изображай из себя крутого Уокера. Здесь не детский
сад.
   - Это я тоже понимаю.
   - Вряд ли. Но скоро поймешь.
   В последних словах прокурора прозвучала скрытая угроза.

   * * *

   В этот же день Холмс изложил в докладной Агееву все  факты,  говорящие  о
том, что Степанцов тормозит следствие. И приложил две диктофонные кассеты.
   Майор внимательно прочел, подбросил на ладони кассеты.
   - Самодеятельность? На что писал?
   - Обычный рекордер...
   - Самодеятельность... Он шумит и качество записи... А главное - щелкает в
конце. Зачем занимаешься глупостями? Тебя хоть никто не засек?
   Холмс помедлил.
   - Никто.
   - Твое счастье. Бывали случаи, когда после таких проколов  людей  сжигали
заживо.
   - В прокуратуре нет подходящей печи. Да и жечь некому...
   - Думаешь?
   Агеев надел узкие, без оправы очки, заглянул в какие-то бумаги.
   - Наблюдение и прослушка показали, что твой шеф регулярно перезванивается
и встречается с Байдаком. Знаешь, кто это?
   Холмс покачал головой.
   - Начальник  городского  квартирного  бюро.  Владелец  фирмы  "Елочка"  -
торговля недвижимостью. Соучредитель концерна  "Застройка"  -  строительство
коттеджных поселков в престижных  районах  города.  Сейчас  осваивает  Лысую
гору.
   - Ну и что?
   - Кандидат в Законодательное собрание области. Друг  многих  городских  и
областных руководителей, - монотонно-продолжал  перечислять  Агеев.  -  Друг
Хоя...
   - Кого?! - вскинулся Денис. - Хоя я знаю...
   И вновь майор не обратил на него никакого внимания.
   - Точнее, хозяин Хоя. Когда отселяемые  из  центра  жильцы  перспективных
домов начинают артачиться, приходят люди Хоя, пугают  строптивцев,  гадят  в
подъезде, поджигают двери, разбрасывают везде тухлятину. И проблемы "Елочки"
или "Застройки" благополучно разрешаются. Кстати, известный тебе Есипенко не
раз занимался такими делами.
   - Вот оно что... - протянул Денис.
   - В Законодательное собрание выдвигались еще четыре кандидата.  Со  всеми
беседовали ребята в грязных, испачканных  кровью  комбинезонах.  И  сценарий
примерно один: тухлятина в окно, надписи на дверях,  особо  упорному  набили
морду. Бил, кстати, известный тебе Есипенко.
   Теперь Агеев замолчал, прожег Холмса взглядом  до  самого  затылка,  тихо
спросил:
   - Думаешь, не найдется, кому тебя спалить живьем?  Еще  как  найдется.  В
прошлом году одного так и спалили.
   - Как же так? - растерянно пробормотал  Денис.  -  Если  вы  все  знаете,
почему не арестуете гадов?
   - Потому...
   После непривычно длинного и эмоционального монолога Агеев обмяк и  пришел
в свое обычное расслабленноунылое состояние.
   - Потому что оперативную информацию к  делу  не  пришьешь.  Если  сможешь
раскрутить колесо - действуй. Коекакие факты  я  подброшу.  А  ты  развороши
муравейник, и мы посмотрим, что они станут делать.
   Майор привычно черкал капиллярной ручкой  в  видавшем  виды  блокноте.  И
рисуемый мир втягивал его в себя, забирая из мира реального.
   - Эти, кандидаты... Они дадут показания?
   - Последний, кому нос своротили  -  точно  даст.  Остальные  -  не  знаю.
Попробуй. Вот здесь список на всех  -  и  жильцов,  и  кандидатов.  Фамилии,
адреса. Работай!
   - А если меня грохнут? - вроде в шутку спросил Денис, хотя впервые за все
время секретной работы эта мысль пришла ему в голову на полном серьезе.
   - Ничего не бойся, посылай всех на хер. Ты за каменной стеной. Посмотрим,
что Степанцов твой выкинет...
   - Он меня выкинет в первую очередь, - сказал Денис.
   - Никогда, - сказал Агеев с широкой улыбкой. - НИКОГДА. Я тебе ручаюсь.
   И уточнил:
   - Управление ручается.
   Он  снял  очки  и  положил  поверх  блокнота  с   традиционным   сюжетом.
Тиходонские грации майора Агеева, осенний альбом  девяносто  седьмого  года.
Откровенная и безыскусная порнуха. Никаких тебе тонконогих девочек,  никаких
нимфоманок со стрижкой  "каре".  Просто  -  бабища  со  смазанным  лицом,  с
толстыми расставленными в стороны ногами, где жир свисает наподобие  складок
присобранных штор. Линза очков пытается раздвинуть шторы, но  тщетно:  между
ними - черным-черно. Стареет майор Агеев.

   * * *

   Через дорогу от  главного  офиса  "Визиря"  стояла  патрульная  машина  с
красно-синими "маяками" на крыше. Денис посмотрел  на  нее  издали,  покачал
головой, вспомнил одно из любимых выражений Кравченко-Снетко. Затем подошел,
постучал в стекло. Стекло опустилось; внутри сидел Паршнов с книжкой  Пикуля
на коленях.
   - Здравь жлаю, товарищ прокурор, -  ласково  сказал  Паршнов,  отщелкивая
дверцу. - Welcome в хату. Кофе хочешь?
   - Хочу.
   Денис сел в  машину.  Лейтенант  перегнулся,  достал  с  заднего  сиденья
огромный пестрый термос, открутил крышку.
   - Запах, а?..
   - Ты мне объясни лучше, Паршнов, почему патрульную машину сюда  поставил?
- Денис осторожно перехватил из рук лейтенанта горячий  пластиковый  стакан,
отхлебнул.
   - То есть как это  зачем?  -  не  понял  Паршнов.  -  Это  ж  твоя  идея,
Петровский. Или ты думаешь,  я  по  своей  воле  сижу  здесь,  повышаю  свой