кова.
   - Расскажите что-нибудь! Хотя бы новый анекдот!
   Вершикова откровенно  разглядывала  своего  спутника.  Крепкий,  пра-
вильные черты лица, круглые зеленые глаза, как у большого  внимательного
кота. Даже в вылинявшей клетчатой рубашке и в старых джинсах он выглядел
неплохо. А если приодеть по высшему классу... Интересно,  почему  он  не
привезет себе шмоток? Неужто все сбывает барыгам? Вряд ли, непохоже. Мо-
жет, Золото не брешет на этот раз и действительно привел стоящего  жени-
ха? Солдатик-то как возможный муж совершенно  неинтересен,  тут  Валерка
прав. Да она его почти забыла: много всякого было за эти годы, а тот да-
леко, в казенной шинелишке. Переписка шла больше по инерции,  да  и  про
запас надо кого-то иметь.
   - Хотите пожевать резинку?
   Федор протянул Марине яркую пачечку. Она кивнула и энергично  зарабо-
тала челюстями.
   - Приходит муж домой, а у жены любовник. Она ему: "Прыгай в окно!"  -
"Так ведь восьмой этаж..." - "Если любишь меня, прыгай!" Ну,  он  прыга-
ет...
   - Знаю, - со смехом перебила Вершикова. - Она высовывается и  кричит:
"А теперь отползай подальше!"
   - О, слышу, здесь веселье!
   В проеме люка показалась голова Золотова.
   - Держите, - он протянул бутылку шампанского, на горлышко которой бы-
ли надеты три картонных стаканчика, и довольно ловко выбрался на площад-
ку. Втроем они еле разместились.
   Золотев приложил ладонь козырьком ко лбу, над бровями, пристально ос-
мотрелся и тонким голосом закричал:
   - Вижу вражеские струги! Тревога! По местам стоять! Огонь! - Хлопнула
откупоренная бутылка. - За успешный исход битвы!
   Скомканный стаканчик он швырнул под ноги.
   - А теперь - все вниз!
   Ресторанный зал был полупуст, но Золотов направился к столику, за ко-
торым сидел смуглый худощавый человек в белом джинсовом костюме.
   - Познакомьтесь, мой товарищ, гость нашей страны, Хамид. Он  случайно
оказался здесь, и я пригласил его присоединиться.
   "Ну и лиса, - подумала Вершикова. - Не иначе что-то задумал". В  слу-
чайные встречи она уже давно перестала верить.
   - Выпьем за дружбу и сотрудничество между народами!
   Золотов умело разлил водку, потом, чтобы не  сбавить  темп,  произнес
еще два тоста, рассказал несколько анекдотов. Атмосфера стала свободной,
завязалась общая беседа. Хамид говорил почти без акцента, держался  рас-
кованно, громко смеялся, одним словом, вошел в компанию.
   Раскрутив веселье, Золотов отошел в тень и, хотя не забывал наполнять
рюмки и продолжал участвовать в разговоре, погрузился в размышления.
   Если для всех остальных участников застолье было просто развлечением,
то для него - ответственным и важным мероприятием, от которого  зависела
реализация дальнейших планов. Во-первых, Федор познакомился  с  Хамидом.
Теперь они знают друг друга в лицо,  что  значительно  упрощает  будущие
контакты. А во-вторых, Федька, кажется, заглотнул наживку - вон  как  он
рассматривает девочку, так бы и съел глазами. Это хорошо, очень хорошо.
   - А где, наш друг Сурен? - обратился к нему Хамид.  -  Что-то  я  его
давно не видел.
   При упоминании имени Шаха Вершикову передернуло.
   - Он... э-э-э... уехал, - выдавил из себя Золотов. -  Уехал  отдыхать
на море.
   - На Белое, - ядовито рассмеялась Вершикова. - Но скоро вернется. Че-
рез каких-нибудь восемь лет!
   Золотов напрягся, но Хамид продолжал улыбаться и понимающе кивал  го-
ловой, отнеся несуразность ответа на счет своего незнания нюансов языка.
   Вот идиотка! Золотов, не меняя равнодушного  выражения  лица,  сильно
наступил Марине на ногу. Так и сгорают на мелочах. Одно лишнее слово мо-
жет спугнуть партнера, и с огромным трудом налаживаемый канал закроется,
не успев открыться.
   - Что с тобой, Машенька? - участливо спросил он.  -  Нехорошо  стало?
Пойдем на улицу...
   Он помог Вершиковой выйти из-за стола, бережно придерживая за локоть,
провел к двери.
   - Сдурела, стерва? Не знаешь, когда тебе можно пасть открывать? - Зо-
лотов говорил тихим голосом, выпучив бешеные глаза. - Ты со своими кури-
ными мозгами можешь мне все карты спутать в большой игре! Знаешь, что за
это бывает?
   - Хватит пугать! Я уже устала бояться, надоело  участвовать  в  твоих
аферах, думать над каждым словом! Когда ты оставишь меня в покое? Я  уже
ничего не хочу, только отвяжись!
   - Ничего не хочешь? Врешь, милая! А австрийские сапоги на зиму? А ка-
надскую дубленку? А югославское белье? А  французскую  косметику?  Обой-
дешься? Нет, дорогая, ты уже порченая, к дорогим шмоткам  приученная,  к
дармовым деньгам! Посади тебя на зарплату и одень в ширпотреб, и  все  -
сразу же увянешь! Да и вид товарный потеряешь, а это ведь  единственное,
что у тебя есть!
   Золотов немного успокоился и теперь наслаждался, хлеща Вершикову сло-
вами, на которые она не могла ничего возразить.
   - Никакой путной специальности ты не выучилась, даже лаком ногти  ма-
зать и то я тебя пристроил. За душой ничего нет. Делать бизнес  тоже  не
способна. Что же остается? Сниматься в кабаках - по четвертаку за  ночь?
Ну, годик покрутишься, примелькаешься, истаскаешься, цена  и  упадет!  А
потом?
   Вершикова молчала.
   - Или я не прав? Тогда возрази, выложи свои козыри!
   - Да чего ты взъелся? Что я такого сделала?
   Воля у нее была сломлена уже давно, она привыкла приспосабливаться  к
обстоятельствам, к тому же прекрасно понимала, что в чем,  в  чем,  а  в
этом Золотов прав.
   - Не твоего ума дело! Лишнее сболтнула, а потому заруби себе на носу:
про знакомых, про дела при посторонних ни звука! Ясно?
   - Ясно...
   Вершикова высморкалась, глядя  в  зеркальце,  поправила  расплывшиеся
глаза.
   - То-то. Ну как жених, нравится?
   - Ничего. Но он на меня не реагирует.
   - Ты просто к такому не привыкла. Медленно загорается - дольше горит.
Глаз на тебя положил, еще пару раз встретитесь, и все в порядке!
   Когда они вернулись к столику, Федор и Хамид  беседовали  как  давние
знакомые.
   - Ну что? - участливо спросил Петренко.
   - Нормально, - Вершикова как ни в чем не бывало села рядом. -  Почему
не пьете? И у меня пустая рюмка!
   - Но... Может быть, вам хватит?
   - Ерунда! Давайте выпьем за любовь! Вы верите в любовь, Федя?
   - Как сказать... Иногда да, иногда нет.
   - В зависимости от настроения? - лукаво засмеялась она. - Или от жен-
щины?
   - Даже не знаю, что вам ответить.
   Федор растерянно подергал мочку уха.
   - А почему мы до сих пор на "вы"? Живо брудершафт! - Вершикова выста-
вила согнутую полукольцом руку со стопкой.
   Преодолевая неловкость, Федор выпил через переплетенные руки и замеш-
кался.
   - Ну! - Марина ожидающе подняла лицо, и он  поцеловал  плотно  сжатые
губы.
   "Молодец девка!  -  подумал  Золотев.  -  Умело  работает.  По-моему,
мальчик уже готов. Или почти готов. Но  надо  контролировать  дальнейший
ход событий. Если они вдруг и впрямь надумают пожениться.  Тогда  плохо.
Перемкнутся друг на друга, и все - теряю обоих! Этого допустить  нельзя.
Ну да ладно, видно будет... Используем старую любовь - солдатика  служи-
вого, или еще что-нибудь придумаем. Не впервой..."
   Золотов на миг взглянул на себя со стороны. "А ведь я привык  вертеть
людьми, распоряжаться чужими судьбами. Даже испытываю удовлетворение  от
этого. И неплохо получается. А как расценить такую  привычку  с  позиций
общепринятой морали? Безусловно, однозначно: значит, я мерзавец, отщепе-
нец и негодяй! Так? Лично я не считаю себя  негодяем.  Правда,  ни  один
мерзавец не признается в этом. Подсознательный барьер ограничивает  пре-
делы самокритики. Можно сказать: "Ах, я недостаточно усидчив!"  Или:  "Я
ленив!" В чем еще не стесняются признаваться? "Грешен - люблю хорошо по-
есть (выпить, одеться, погулять)!" То есть в мелочах, подразумевая,  что
в случае необходимости эти недостатки легко преодолеть...
   А кто посмеет сказать: "Я глуп, жаден, подл, труслив"? Какая  женщина
произнесет: "Я развратна"? Даже не произнесет, подумает? Нет таких!  Пе-
ред собой всегда находится тысяча оправданий,  объяснений,  уважительных
причин и веских аргументов, чтобы задрапировать голую правду, сделать ее
более привлекательной и не такой стыдной. А если всетаки это не удается,
можно махнуть рукой и не держать ответа перед собой, а  окружающим  нет-
рудно замазать глаза, запудрить мозги, заткнуть рты. И  все  в  порядке.
Как легко быть чистым, честным и порядочным! Мало кто занимается самоко-
панием.
   Но я же не принадлежу к серой массе! Правда, так думают все - каждому
человеку свойственно оценивать себя выше остальных. Но я  могу  доказать
это очень просто: признаться себе в том, в чем рядовой середнячок  приз-
наться не способен: да, если исходить из объективных критериев и  общеп-
ринятых оценок, то иначе как негодяем меня не назовешь! То,  что  я  это
понимаю, и возвышает меня над толпой!
   Я не всегда был таким, и моя беда, а не вина, что я таким стал. Бытие
определяет сознание. Точно! Окружающим пришлось немало постараться, что-
бы сделать из меня того, кто я есть. Так что теперь пусть не обижаются".
   - Валера, ты что, заснул? - Голос Федора вывел его из задумчивости.
   - Да вроде задремал - разморило. По-моему, засиделись мы здесь.
   Когда они вышли на улицу, оживление спало - то,  что  связывало  этих
четверых людей, осталось в ресторанном зале.  Первым  откланялся  Хамид,
потом засобиралась Вершикова, а Федор вызвался ее проводить.
   - Счастливо, - улыбнулся им Золотов. - С Федей я не прощаюсь, вечером
зайду, поговорить надо.
   Он шел в сторону лесополосы, и мягкая рыхлая земля приятно подавалась
под ногами. Между молодыми деревцами Золотов лег на траву и, заложив ру-
ки за голову, закрыл глаза. Хотелось безмятежности и абсолютного  покоя,
но мысли о Деле продолжали терзать мозг.
   О Деле он начал думать давно.
   Достойного места под солнцем добиться не удавалось: крах честолюбивых
планов в институте положил начало цепочке аналогичных неудач. Он  так  и
топтался у подножия лестницы, в которой следующими ступеньками были  от-
дельный телефон, отдельный кабинет, несколько телефонов, двойная входная
дверь, селекторная связь и длинный приставной стол для совещаний, прием-
ная с симпатичной секретаршей и персональный автомобиль с исполнительным
водителем. Все - предел!
   Каждый человек имеет свое представление о внешней  стороне  успеха  в
жизни. Для Золотова атрибуты высшего преуспевания связывались с  водите-
лем, и секретаршей - людьми, обязанными за государственную зарплату обс-
луживать его персону, заботиться об удобстве, спокойствии, комфорте, из-
бавлять от прозаических житейских забот и ограждать от назойливых  посе-
тителей.
   Он прекрасно понимал, что не  обладает  способностями  или  талантом,
позволяющим шагнуть вверх от стола в комнате на четверых и трижды  запа-
раллеленного телефона, но это не обескураживало: мало ли  посредственных
середнячков важно перетаскивают геморроидальную задницу  с  пружинистого
автомобильного сиденья в мягкое кресло и обратно!
   Главное - обзавестись  нужными  связями,  проникнуть  в  определенный
круг, заручиться поддержкой, и все пойдет как по маслу!
   Не получалось!
   Одни шарахались от контакта, не подпуская обаятельнейшего и милейшего
Валерия Федоровича на пушечный выстрел, видно, чувствовали,  сволочи,  в
нем настоящее...
   Другие были доступнее: охотно ездили на дачу, парились в баньке, жра-
ли на халяву водку, травили анекдоты, но вот беда - чем ближе  сходились
с услужливым хозяином бесформенные жирняки, чем больше обещали, тем ско-
рее сгорали синим пламенем: Кузьмича сняли с треском, Федотыча посадили,
а Исайкин и вовсе помер от инфаркта.
   Как рок какой преследовал! А деньги-то нужны: угощенья  устраивать  в
немалые суммы вылетает, а зарплаты иногда и на такси не хватало.
   Преодолевая страх, начал вертеться. Кое-какие каналы  имелись,  потом
закупал дефицит и через своих людей сбывал  в  розницу.  Хлопотно  и  не
очень выгодно: со многими приходилось делиться. А потом еще Мэри,  дура,
залетела, запахло жареным - нет, грубые игры надо кончать.
   Пробовал заняться "самолетом": в пору вступительных  экзаменов  через
посредников находил ловкачей,  стремящихся  обойти  конкурсные  барьеры,
устраивал небольшой спектакль в вестибюле горисполкома, придирчиво  изу-
чал документы, особое внимание аттестату и стажу.  Говорил  значительно,
дескать, попробую, но  ничего  не  обещаю  и  вперед  ничего  не  прошу,
нет-нет, никаких авансов! Если получится, тогда...
   Один раз теория вероятностей ему подыграла, и  растроганный  родитель
принес увесистый конверт, но потом пошли неудачи: абитуриенты провалива-
лись, а когда один все-таки поступил, папа "забыл" выполнить свою  часть
обязательства.
   Персональный автомобиль и приветливая секретарша не светили  по-преж-
нему, и постепенно выкристаллизовалась мысль: а на фига? Были бы деньги,
проживем не хуже! Но денег нужно много...
   Он почти влюбился в Валентину Степановну - администраторшу  гостинич-
ного комплекса "Молодежный", с которой жил  почти  два  года.  Она  была
старше на семнадцать лет и весила под девяносто кэгэ, дарила к  праздни-
кам дорогие подарки и давала деньги на расходы - сотню-полторы в месяц.
   Однажды в люксе "Молодежного", разомлев от особо  старого  коньяка  и
цыпленка табака, он предложил ей сойтись по-настоящему.
   - Расписаться, что ли? - с непонятной улыбкой спросила Валентина Сте-
пановна, расправляя на округлых плечах яркий шелковый халат.
   - Ну да, - Золотов тоже улыбнулся и допил очередную рюмку.
   - А тебе что, мало? - Она ткнула пальцем в японские  часы  на  столе,
туфли под креслом, кожаный пиджак на спинке стула. - Насухо отжать  меня
хочешь? Не выйдет, миленький!
   Валентина Степановна отобрала бутылку и демонстративно вылила остатки
коньяка в раковину. Вскоре она дала ему отставку.
   "Испугалась", - понял Золотев, но не обиделся. Всяк по-своему думает.
Как узнать, что у другого на уме?
   Самое смешное, что испугалась она напрасно: предлагая брак, он  вовсе
не гнался за материальной выгодой, во всяком случае, напрямую не  ставил
целью прибрать к рукам состояние подруги. Он действительно был очарован.
Обилие золотых зубов, драгоценностей, поражающий воображение гардероб  -
одних дубленок три! - воспринимались Золотовым как физическая красота, у
него просто дух захватывало, когда он в мечтах видел  шикарную  женщину,
манекенщицу или кинозвезду, спешащую к нему на свидание.
   Если бы грузная, страдающая одышкой и  прогрессирующим  плоскостопием
Валентина Степановна разгадала впечатление, которое  она  производит  на
молодого партнера, возможно, их жизни резко бы изменились. Но  гостинич-
ный администратор не умела строить иллюзий, напротив, отличалась чрезвы-
чайной практичностью, рационализмом и недоверчивостью.
   В памяти Золотова она так и осталась идеалом женщины, правда, вспоми-
нал он ее всегда в одном, зимне-уличном варианте: серые, на низкой  тан-
кетке сапоги, серая дубленка с пушистым, закрывающим нижнюю  часть  лица
воротником, отсвечивающие дымчатыми стеклами очки в модной красивой  оп-
раве и белая норковая шапка.
   Марочникова и Вершикова, как ни пыжились, не шли с  ней  ни  в  какое
сравнение. Однажды рассказал Галке, пооткровенничал, так она, дура, чуть
в глотку не вцепилась... Мол, для тебя главное - золотые коронки на гни-
лых зубах да деньги. Мало тебе того, что есть? Да ты  весь  нафарширован
бабками!
   Золотов довольно улыбнулся, поерзал на прохладной траве,  перекатился
на бок, устраиваясь поудобней, насколько это возможно на жесткой земле.
   Пустить пыль в глаза и создать нужное впечатление он  умел!  Однажды,
сидя без копья, занял у папахена двести рублей, обменял на две  коричне-
вые купюры, вложил между ними девяносто восемь листиков журнальной бума-
ги такого же формата, оклеил выуженной из урны  в  кассовом  зале  банка
бандеролькой, получилась тугая и внушительная "кукла", ни дать ни  взять
- пачка "стольников"!
   Потом ходил утомленно-озабоченный, пояснял  приятелям,  мол,  крупное
дело наклеивается, невзначай перекладывал из кармана  в  карман  толстую
коричневую пачку в банковской упаковке, вздыхая:  свободных  денег  нет,
развлечься не на что... И встречал полное понимание - в  кабаки  водили,
угощали, развлекали да рассказывали потом друг другу, как Золотов  жалу-
ется на бедность с десятью тысячами в кармане, вот, дескать, акула!
   А в действительности - ни денег, ни Дела, так, делишки. Но молва свою
роль сыграла, когда случай и услужливый посредник свел Золотова с  Суре-
ном Шахназаровым, тот многозначительно присвистнул: слыхал, слыхал, ну и
осторожный ты парень - слух про тебя идет, да никто не видел! С  кем  же
ты дело имеешь?
   Он, дурачок, насмешки не распознал, захлопал крыльями, весь свой  ап-
ломб в ход пустил. Туманно намекнул про межреспубликанские каналы,  про-
дал Шаху одну из четырех имевшихся монет, которые изредка показывал  ко-
му-нибудь для подтверждения своего богатства, - дескать, срочно наличные
понадобились.
   И такими детскими штучками думал матерого волчину обмануть!
   Тот прикидывался, будто поверил, а сам  забрасывал:  "Жду  посылку  с
приисков - песок, самородки, могу взять в долю. Твой пай  -  пять  штук,
через месяц вдвое обернется!"
   Кто откажется?
   А он надувал щеки, морщился: "Курьер сгорел, деньги  пропали,  сейчас
не могу..."
   Сурен кивал понимающе.  Интеллигентный,  деловой  человек.  Такой  же
пристойный, как Калерия Эдуардовна, только с  ней  Золотов  беседовал  в
тесной, пахнущей мылом подсобке, а с Шахом - в  шикарном  пункте  скупки
золота ювелирного магазина "Алмаз". И выглядел Шах более импозантно: от-
ливающий синевой белый халат, толстая линза под жгуче-черной бровью, хо-
лодновато-корректный тон со сдатчиками, совсем другой с  ним,  уважаемым
Валерием Федоровичем.
   "Сгорел? - сочувственно переспрашивал, цокал языком. - Давно? Ай, как
неприятно! Далеко отсюда? Жалко курьера... Кто такой, я его не  знаю?  А
шел к кому?"
   Доброжелательная заинтересованность обязательна в светской беседе.
   Но когда по дороге на дачу Шах свернул с привычной тропинки и повел в
лес, будто позагорать у дальнего озера,  Золотов  вдруг  ощутил  смутное
беспокойство. Вокруг не было привычных магазинных стен, успокаивающе-бе-
лого халата, респектабельной, напоминающей монокль  линзы,  и  маячивший
впереди Шах, с бесшумной звериной походкой и непонятной,  пугающей  уст-
ремленностью в самую чащу, где не было никакого озера, не походил уже на
благочинного дельца - незнакомый человек, в облике которого  угадывалось
что-то давнее, забытое, неприятное.
   Исподволь зародилось предчувствие, что если этот чуть сутуловатый, но
сильный и быстрый незнакомец обернется, то и лицо у него будет другим  -
чужим и страшным. Золотов прогонял глупую мыслишку, но безуспешно,  и  с
каждым шагом она не казалась такой уж глупой.
   Идущий впереди молча сел на поваленное дерево у края густо  заросшего
оврага, знакомым жестом приклеил к нижней губе сигарету, и Золотова буд-
то по сердцу резануло: Ермолай! Угловато-ломаная  линия  спины  и  плеч,
пренебрежительный наклон головы, манера не глядя кидать сигарету в  угол
рта.
   И овраг показался знакомым, даже как будто рассмотрел под густым кус-
тарником полуистлевшую груду навитых на проржавевшие проволочные каркасы
бумажных цветов, траурных лент с размазанными желтыми буквами  и  грубые
листики из зеленого целлулоида.
   Когда зловещий незнакомец обернулся, Золотов чуть  не  вскрикнул,  да
спазм перехватил горло: конечно, не воскресший Ермолай  сидел  рядом  со
своим последним убежищем - Сурен, но другой,  страшный,  с  ермолаевской
нехорошей улыбкой и тяжелым пистолетом в нервно прыгающей руке!
   Даже сейчас, вспоминая, Золотов ощутил холодок под  сердцем,  а  тог-
да...
   Отнялись руки и ноги, пропала речь, вылетели  все  мысли  из  головы,
кроме одной: "Не может быть, только не с