етливо подобранную фразу в искренний всплеск дорогих воспоминаний, а
красивую   своенравную   спутницу   в   единственную   и    неповторимую
горько-болезненную любовь.
   Но в это время весельчак в элегантном темносинем блейзере  и  залитых
вином  белых  брюках  затеял  приглашать  Лену   танцевать,   с   пьяной
назойливостью не принимал вежливые отказы и увещевания.
   Молча наблюдавший  несколько  минут  за  развитием  событий  Колпаков
наконец  встал,  засунул  незадачливому  кавалеру  палец  под  ребро  и,
приподняв, как мясники вздергивают на крючке тушу барана, отбуксировал к
столику, вежливо поздоровался с двумя его товарищами и  разогнул  палец.
Бывший весельчак плюхнулся  на  стул,  ошарашенно  переживая  испытанное
впервые в жизни ощущение груза, снятого с крюка подъемного крана.
   Пока  он  испуганно  ощупывал  грудную  клетку,   Колпаков   спокойно
раскланялся  с  недоумевающими  сотрапезниками  жертвы  и  не   торопясь
вернулся на свое место.
   - Браво, ты великолепен, - встретила его Лена. - Как  думаешь  -  они
будут мстить?
   В больших зеленых глазах светился нетерпеливый интерес.
   - Вряд  ли,  -  невозмутимо  отозвался  Колпаков  и,  уловив  искорку
разочарования, поправился:
   - Но если надумают, я тебя побалую интересным зрелищем.
   - Как здорово! - Она захлопала в ладоши, и Геннадий  подлил  масла  в
огонь:
   - А пока следи, чтобы ко мне не подобрались со спины.
   - За смелых мужчин! - восторженно воскликнула Лена.
   Перешедший на шампанское Колпаков  отметил,  что  пьет  она  умело  и
заметно не пьянеет, только кровь прилила  к  щекам  да  пунцовым  цветом
вспыхнули маленькие ушки.
   - К тем подсел еще один, - возбужденно шептала Лена.  -  Здоровый,  с
бородой, какой-то питекантроп! Они ему на тебя показывают...
   - Значит, дело плохо. Пойдем, я хочу успеть хоть  раз  потанцевать  с
тобой.
   Танцевать он практически не умел, но, глядя  на  окружающих,  которые
старались дергаться в такт музыке, неуклюже поднимали  колени  и,  теряя
равновесие,  выбрасывали  вперед  и  в  сторону  согнутые  руки,  быстро
приноровился и ничем не выделялся в  колышущейся  среди  мигающих  лучей
разноцветных прожекторов толпе.
   Лена танцевала легко и грациозно, ее  строгая  прическа  разрушилась,
волосы рассыпались по плечам, закрыли лицо, и она отбрасывала их,  резко
встряхивая головой.
   Когда музыка кончилась,  Колпаков  подошел  к  оркестру,  положил  на
барабан пятерку, как учил Габаев, и попросил выдать самый высокий  темп.
Потом вернулся к Лене и сказал:
   - Давай покажем класс. А то здесь все как недоваренные раки.
   Лена восторженно кивнула.
   Ударил барабан, звякнули тарелки, взвыл саксофон, и Колпаков  с  ходу
ввинтился в быстрый рваный ритм. Он великолепно  владел  своим  телом  и
сейчас щедро использовал его тренированную мощь: неуловимыми  движениями
приближался  вплотную  к  партнерше  и  тут  же  отскакивал,   мгновенно
разворачивался на сто  восемьдесят  градусов,  легко  вскидывал  ноги  в
уровень головы, падал на колени и подпрыгивал, почти доставая до россыпи
хрустальных светильников, делал неожиданные  наклоны  корпусом,  а  руки
плели вокруг замысловатую паутину, прессовали спертый  от  разгоряченных
тел воздух, четко фиксируя в конце невидимые толчки, и все эти  движения
связывались  между  собой  каким-то   скрытым   смыслом,   логикой,   не
характерной для танца, а потому были непонятны прекратившим танцевать  и
ставшим в широкий круг людям, кроме разве  что  бородатого  травматолога
Кулакова, который громко орал что-то нечленораздельное и буйно колотил в
ладоши.
   Их проводили овациями,  Лена  сияла,  было  видно,  что  ей  нравится
находиться в центре внимания. Через несколько минут подошел Кулаков и  с
почтительным поклоном поставил на стол две бутылки шампанского.
   - Отлично, сенсей! Примите от нашего товарища в знак извинений.
   - Это еще не слава, но уже популярность,  -  довольно  констатировала
Лена и пояснила:
   - Так говорил один мой знакомый: когда он входил в ресторан,  оркестр
вставал и играл его любимую мелодию.
   - Большая популярность.
   -  Ага.  Через  год-два,  ты,   пожалуй,   тоже   станешь   городской
знаменитостью!
   К этому времени Колпаков намеревался защитить диссертацию.
   - И для меня будет вставать ресторанный оркестр.
   - Правда, приятно?
   - Очень. Хочешь шампанского?
   Свет погас, зажегся, опять погас.
   - Уже закрывают. Жалко... Быстро прошло время.
   - Да.
   - Шампанское будем пить у меня.
   - А что скажет мама?
   - Сейчас я живу одна.
   Голубой зал почти опустел. Внизу, в  просторном  зеркальном  холле  у
винтовой  лестницы  в  ночной  бар  стоял  Кулаков  с   компанией.   Все
уважительно приветствовали Колпакова, в том числе и обиженный  весельчак
в блейзере. Лена прижалась к Геннадию теснее, На миг он  ощутил  все  ее
тело.
   - Ах, сволочь! Думаешь, все позволено! Да я тебя придушу!
   В  углу,  возле  туалетов,  закрутился  водоворот  скандала.  Изрядно
выпивший человек  тряс  за  грудки  Тофика-миллионера,  тот  не  казался
слишком напуганным, только ищуще озирался по сторонам.
   Колпакову  не  хотелось  ввязываться,  да  его  вмешательство  и   не
потребовалось: широкая спина на миг заслонила происходящее,  нападающий,
охнув, отлетел в сторону, а толстяк как ни в чем  не  бывало  подошел  к
зеркалу, брезгливо расправляя смятые лацканы белого пиджака и недовольно
выговаривая своему избавителю. Обладатель широкой  спины  повернулся,  и
Колпаков узнал Рогова.
   Четыре зала выпроваживали гостей одновременно - у выхода образовалась
пробка.  Выдавленная  наружу  толпа  успокаивалась  и,  медленно  редея,
растекалась по залитому  мертвенным  светом  ртутных  ламп  асфальтовому
руслу.
   Нести в руках две  бутылки  шампанского  Колпакову  было  неудобно  и
непривычно. Это раздражало.
   Проснулся Колпаков,  как  всегда,  в  шесть  с  незнакомым  ощущением
похмелья. Тошнило, ныли виски, во рту чувствовался противный вкус желчи.
Попытался сесть, но закружилась  голова,  и  он  поспешно  откинулся  на
подушку,  придавив  раэметавшиеся  по  ней  длинные  золотистые  волосы.
Волновавший и  будоражащий  вчера  пряный  аромат  тонких  духов  сейчас
показался приторным и тяжелым.
   Преодолевая  слабость,  он  встал,  нетвердо  ступая  по   скользкому
паркету, подошел к выступающему углом наружу окну и распахнул раму.
   Прохладный свежий воздух помог, Колпаков почувствовал себя лучше, и к
нему вернулась способность воспринимать окружающее.
   Он находился в кооперативном доме улучшенной планировки в  чужой,  со
вкусом обставленной квартире, в стекле  отражалось  осунувшееся  усталое
лицо.
   С девятого этажа открывалась широкая панорама южной  части  города  -
прямоугольные  кварталы  старой  застройки,  разношерстные   домишки   с
разноцветными крышами, пестрые дворики, причудливо  изогнутые  улочки  и
проулки.
   Утро было серым и невыразительным.
   Колпаков  повернулся,  посмотрел  на  спящую  Лену,   даже   во   сне
сохраняющую изящество и грациозность.
   Но ничего не изменилось. Все просто и обыденно.  Вместо  праздника  -
будни.  Впрочем,   для   него   достигнутая   цель   всегда   утрачивала
привлекательность. Или почти всегда.
   "Что имеешь - ничто, к чему стремишься - все".
   Колпаков с удивлением понял, что впервые за многие годы, проснувшись,
он не думал о Системе и не следовал ей. Это открытие ошеломило.
   Когда после холодного душа он  вернулся  в  комнату,  Лена,  набросив
легкий халатик, убирала постель.
   - Ты беспокойный гость - надо же подниматься в  такую  рань!  Да  еще
почти заморозил меня!
   Несмотря на  шутливый  тон,  фраза  покоробила  Колпакова,  очевидно,
потому, что  сравнивала  его  с  другими,  более  спокойными  "гостями".
Сколько их побывало в  этой  маленькой,  но  достаточно  комфортабельной
квартирке?
   - Ты почему  такой  мрачный?  И  бледный...  Неужели  перепил  вчера?
Странно - крепкий парень. Что там у нас было!
   Лена удивлялась искренне - сама она выглядела бодрой и свежей.
   - Ну да я знаю хорошее лекарство: чашка крепкого кофе - ты будешь как
огурчик.
   Колпаков не пил кофе, но отказаться постеснялся. Да и после того, как
нарушил более серьезный запрет на алкоголь, это было бы смешно.
   "Самая опасная уступка собственным слабостям -  первая,  ибо  за  ней
неизбежно идут все остальные. И каждая последующая дается легче".  Когда
это знаешь, наблюдать свой путь вниз даже забавно.
   Лена привычно приготовила завтрак на двоих, сварила ароматный кофе, с
аппетитом ела. Колпаков не притронулся к еде, но с  удовольствием  выпил
две чашки.
   - Не знал, что ты живешь отдельно.
   - Я уже достаточно взрослая. С маман мы долго  не  уживаемся,  а  тут
подвернулась квартирка - хозяева в командировке за границей. Дороговато,
но зато сама себе хозяйка! К матери я бы тебя не смогла пригласить...
   - Действительно, - сумрачно согласился Колпаков.
   - Что с тобой?
   Он пожал плечами.
   - Сейчас тебе станет лучше. Можешь отдохнуть, пока я соберусь.
   - Куда? Только семь пятнадцать...
   - К Зверевой. Знаешь, кто это? Ну, ты даешь!
   Лена быстро и ловко перемыла посуду,  стряхнула  с  рук  капли  воды,
аккуратно промокнула полотенцем и старательно втерла  в  кожу  несколько
капель питательного желе из полупрозрачной розовой баночки  с  затейливо
выписанным золотыми буквами названием.
   - Ее все знают.  Косметичка  экстра-класса,  волшебница!  Весь  город
гудит, очередь на три года вперед, пробиться невозможно!
   Лена прошла к  трюмо  и  отгородилась  от  Колпакова  широкой  дверью
полированного шкафа, но в стекло открытой оконной рамы он видел, как она
села на кожаный пуфик и, распустив волосы, стала расчесывать  их  густой
щеткой на длинной ручке.
   - ...Моя заведующая - постоянная клиентка, так говорит: помолодела на
десять лет! Я просила замолвить словечко - бесполезно!
   Лена порылась в шкафу и, сбросив  халатик,  извиваясь,  втиснулась  в
узкое платье.
   - И вот наконец благодаря тебе я записана на первый сеанс...
   - Благодаря мне? - изумился Колпаков.
   - Ну да. - Лена  подошла  к  нему,  повернулась  спиной.  -  Застегни
"молнию". Спасибо. Ты взял в секцию Мишу Зверева, а его мама - меня. Мне
назначено к восьми, поэтому я ничего  не  делала  с  лицом.  Посмотри  -
терпимо?
   - Ну и ну! Это тот, третий? Услуга за услугу, как в фельетоне?
   - Нет, Генчик, как в жизни. Ну, как я смотрюсь?
   - Отлично. Не понимаю, зачем тебе вообще эта Зверева?
   - Как зачем? Массаж, маски, травные умывания - кожа будет  молодой  и
красивой! А если сейчас не следить за  собой,  скоро  начнут  появляться
морщинки, крохотные, незаметные, легко скрываемые дермаколом, они  будут
прибавляться, углубляться, а потом глянешь в зеркало - все, поезд ушел!
   - Однако ты заглядываешь далеко вперед!
   - Без этого нельзя. Пойдем, Генчик, я не хочу опаздывать.
   Из подъезда они вышли отдельно - так предложила Лена, встретились  на
углу у фонтанчика с питьевой  водой,  прошли  два  квартала  до  стоянки
такси.
   Рассветный туман рассеялся, ярко светило солнце, блестели  краской  и
никелем новенькие автоматы газированной  воды,  в  облаке  водяной  пыли
вокруг поливальной  машины  переливалась  радуга,  каблучки  Лены  бодро
цокали по умытому  асфальту.  Она  всегда  носила  туфли  на  высоченной
"шпильке".
   Настроение  у  Колпакова  резко  изменилось,  происходящее  перестало
казаться будничным и повседневным, а недавнее упадническое  мироощущение
он  отнес  на  счет  скверного   самочувствия.   И   все   же   какая-то
неудовлетворенность осталась...
   - А мы неплохо провели время! Ты доволен? Давай в  субботу  сходим  в
Бирюзовый зал!
   - Давай.
   Колпаков вспомнил, что вчера он потратил сорок рублей -  треть  своей
месячной зарплаты.
   - Ты такой печальный, мне тебя жаль. Тебе надо отдохнуть.
   Забота была приятна.
   Подошли  к  стоянке  такси,  Лена  скользнула  на  переднее  сиденье,
водитель щелкнул счетчиком.
   - Чао! - Она с улыбкой махнула рукой.
   Колпаков смотрел вслед, пока машина не скрылась за углом.
   После квартиры Лены пропахшая кухней коммуналка производила тягостное
впечатление. В конце коридора визгливо кричала Алевтина,  муж  отрывисто
огрызался - у Петуховых шла очередная ссора.
   Мать собиралась уходить, с трудом втискивала в потертый  коленкоровый
футляр тугой рулон чертежей. По воспаленным глазам  и  измученному  лицу
было видно, что она работала всю ночь.
   Когда  похмельный,  невыспавшийся  Колпаков  зашел  в  комнату,   она
посмотрела на него как на привидение и с жалкой  улыбкой  опустилась  на
стул.
   - Слава Богу!
   - Не сердись, мам. Так получилось.
   - Я не сержусь.
   Она покачала головой и расслабленно закрыла глаза.
   - Алевтина постоянно твердит  своему  оболтусу:  "Только  плохой  сын
понапрасну волнует родителей, бери пример с Геннадия!"  Завидует.  Ты  у
меня точный, правильный, аккуратный.  А  ночью  я  ей  позавидовала.  Не
придет Лешка ночевать, все ясно - запил,  загулял,  с  бабами  связался,
днем заявится. А что могло с тобой случиться? Под машину  попал,  убили,
искалечили?
   Мать пристально посмотрела на  Геннадия,  губы  дрожали  -  она  была
волевой женщиной, и никогда прежде он не видел ее в таком состоянии.
   - И тогда я подумала: хоть бы он оказался плохим сыном,  разгильдяем,
но пусть будет целым и невредимым.
   Колпакову стало мучительно стыдно.
   - Знаешь, Геннаша, я поверила,  что  ты  загулял,  как  Леха,  может,
удалось обмануть себя, чтобы успокоиться, но поверила... И, оказывается,
не ошиблась.
   - Так получилось, - промямлил Колпаков, никакого другого оправдания в
голову не приходило. Собираясь с Леной в ресторан, он  действительно  не
думал, что останется у нее ночевать.
   Мать взяла себя в руки, глянула на часы, встала.
   - Как бы не опоздать, автобус опять  плохо  ходит.  Завтрак  разогрей
сам.
   И, уже приоткрыв дверь, обернулась.
   - Хорошо, что ты живой и здоровый. Но сейчас мне  не  хочется,  чтобы
мой сын был разгильдяем и пьяницей.
   Она помедлила, будто собираясь сказать что-то  еще,  но  не  сказала.
Колпаков сам все додумал. Через несколько лет после  женитьбы  его  отец
начал выпивать и быстро покатился под гору - спился, бросил семью, менял
места работы, перекатываясь в поисках счастья из города в город, да  так
и сгинул неизвестно где.
   Нет, к черту! Первое и последнее нарушение режима! Колпаков хотел тут
же начать тренировку, наверстывая упущенное, но  почувствовал,  что  сил
для этого нет. Вчерашний "отдых" вымотал больше, чем  самые  напряженные
сборы в спортивном лагере.
   А Гришка Габаев рассказывал о кутежах по  неделе  подряд.  Интересно,
врал или нет? Кстати, надо отдать  ему  деньги...  И  раздобыть  еще  на
расходы. Но где?
   С  этой  непривычной  заботой  Колпаков  заснул.  Его  сразу  окружил
зловещий клубящийся  туман  над  тревожно  застывшей  черной  водой.  Он
метался по угрюмому страшноватому острову, безмолвно  кричал  в  давящей
тишине - искал кого-то и не мог найти.
   На третьем стенде  сгорел  трансформатор.  Из-за  этого  у  Колпакова
произошла  размолвка  с  новым  завкафедрой.  Собственно,  трансформатор
послужил лишь поводом.
   - Вот наглядный результат твоих идиотских увлечений! - с нескрываемым
раздражением говорил Гончаров. - Схема горит, а ты сидишь в лаборантской
и созерцаешь свой пуп! Хотя про неисправность знал давно и должен был ее
устранить!
   - Не спорю,  Вениамин  Борисович,  виноват!  Но  при  чем  здесь  мои
увлечения? Просто забыл...
   - Да нет... Ты никогда ничего не  забываешь.  Колпаков  известен  как
образец точности и аккуратности! Дело в другом - тебе интереснее впадать
в прострацию, отрешаясь от действительности,  чем  заниматься  рутинными
делами  в  этой   самой   действительности!   Ты   пытаешься   соединить
несовместимое: научно-педагогическую работу в советском вузе и буддизм!
   Колпаков пожал плечами.
   -   Зачем   так   примитивно   толковать   мои   увлечения?   Система
совершенствования физической и духовной организации человека...
   - Знаю, слышал! Ты научился разбивать доски и кирпичи, что приводит в
восторг несмышленых пацанов да экзальтированных девиц, но ты и внутренне
изменился! Стал чуть суше, равнодушнее к окружающим, чуть замкнутей... И
до предела расчетливым! Ведь ты обдумываешь последствия  каждого  своего
шага, разве не так?
   Колпаков снова пожал плечами.
   - Если хочешь меня обидеть - что же... Продолжай в том же духе.
   Он  действительно  был  спокоен,   отстраненно   видел   взвинченного
Гончарова  и  контрастно  невозмутимого  себя,  контролировал  пульс   и
озабоченно  думал,  что  с  Леной  теряет  свое   выработанное   долгими
упражнениями великолепное самообладание, а значит, до совершенства  еще,
далеко... Впрочем, так и должно быть, что ни  говори,  а  он  на  стадии
ученичества, да еще без опытного наставника...
   - Я не собираюсь тебя обижать. -  Видно  было,  что  запал  прошел  и
Гончаров начинает успокаиваться. - Но ты  должен  понять:  нельзя  взять
элементы другого жизненного уклада, культуры,  психологии  и  пересадить
все это в нашу почву! А если все-таки пересадить - не приживется!
   - Ну почему же...
   - Вот я,  по-твоему,  могу  предаваться  самосозерцанию  восемнадцать
часов в сутки, как те твои монахи?
   - В наших условиях, конечно, удастся выделить меньше времени. Но час,
полтора, два - вполне реально...
   - А смысл? Ездить в общественном транспорте, работать  восемь  часов,
выполнять общественные нагрузки,  поручения  жены  -  зайти  в  магазин,
вызвать слесаря из домоуправления, ходить в гости,  в  кино,  заниматься
наукой и при всем при том урывать время для медитации? Абсурд! Все равно
что есть котлеты японскими палочками!
   - Любую идею можно довести до абсурда.
   - Перестань! Я прочел книжицу, что ты дал Васе  Савчуку,  -  "Легенды
карате".  Никакой  внутренней  логики:  карате  провозглашает  почитание
старших и безоговорочное подчинение учителю, а легенды приводит обратные
примеры - избиение стариков,  оскорбления  учителя...  И  кем?  Молодыми
людьми, изучившими карате! Правда, их постигает заслуженная кара, но сам
факт! Или еще: знание карате может применяться только для защиты  жизни,
это один из  основных  постулатов,  не  правда  ли?  А  в  легендах  его
используют для устрашения, "перевоспитания" и  даже  для  удовлетворения
тщеславия! Гончаров перевел дух.
   - Так что твоя система абсурдна сама по себе, поскольку построена  на
противоречиях. Но на молодых,  неискушенных  ребят  это  так  называемое
"учение" действует. У Савчука прямо глаза горели от восторга. И это меня
тревожит.  Он  способный  парень,  и  если  вместо   занятий   увлечется
ерундой... Кстати, где статья, которую ты планировал еще на апрель?
   Колпаков улыбнулся:
   - Проверяешь, не увело ли меня в сторону?  Статья  готова,  лежит  на
машинке. А что не выдержан срок... Не  я  первый,  не  я  последний,  не
правильно спланировал, не  рассчитал,  был  занят  другим,  да  мало  ли
причин! То, о чем ты подумал, здесь ни при чем.
   - Ладно, Геннадий. Хотелось, чтобы  ты  понял  мою  озабоченность.  А
сейчас принимайся за третий стенд. По-моему, там вся схема  полетела.  И
посмотри свой индивидуальный план, чтобы больше не срывать сроков.
   Тон у Гончарова был  мирным,  последнюю  фразу  он  сказал  явно  для
порядка, и все же Колпаков почувствовал, что между ними возник  какой-то
холодок.
   Третий стенд починили за  неделю.  Хорошо  помогал  Савчук,  азартно.
Колпаков работал по необходимости, без интереса, и сам  себе  удивлялся:
раньше такого не бывало.
   Привыкнув на любой вопрос находить ответ, он проанализировал  причину
происшедших с ним изменений  и  пришел  к  выводу,  что  восстанавливать
поврежденную схему - совсем не то, что монтировать  новую,  а  потому  и